***
Всё в его жизни казалось настолько предельно понятно, что не было даже смысла задумываться над будущим. В пять лет его отец впервые взял на свою работу, и, наверное, именно тогда, будучи маленьким мальчиком, Грей влюбился в труд. Сначала ему казалось это чем-то забавным, как детская игра, но потом, получив свои первые деньги за пустяковое задание, он понял, сколько всего в жизни даёт труд. В десять лет Грей впервые зимой пошёл на каток, хотя очень долго упрямился, не считая это интересным занятием, но стоило ему только встать на коньки и покатиться по гладкому льду, он понял, что нет занятия более увлекательного, чем это. Каждые зимние выходные он проводит на катке, наслаждаясь той особенной сказочной атмосферой, которой так не хватает в рабочие дни. В девятнадцать лет Фуллбастер впервые увидел Уртир на какой-то вечеринке, на которую его затащил Драгнил. Тогда она казалась ему чем-то необыкновенным: нимфой, сошедшей со страниц сказок, которые в детстве читала мама. Она была весела, непреступна и чертовски хороша. Тогда парень решил, что хочет прожить с ней всю свою жизнь и что не найдется больше никого другого, кто сможет пробудить в нём подобные мысли. А потом, в двадцать четыре года, Грей встретил Джувию. И теперь в его жизни ничего непонятно. Джувия, как и обещала, больше не появлялась в его жизни. Он не видел её около офиса, не видел около школы, даже в её доме не горел свет. Новых ран не было, что наталкивало на неприятные мысли, но Грей пытался их отогнать, погружаясь в работу всё больше и больше, иногда он даже брал её домой и работал всю ночь напролет — такими успехами он точно сможет получить повышение, борьба за которое давно разгорелась. От Уртир тоже не было известий. Девушка не отвечала ни на звонки, ни на сообщения, Люси отрицательно качала головой на просьбы позвонить ей, а мама Уртир не открывала дверь ранее обожаемому жениху. Фуллбастер чувствовал вдвойне паршиво. Он практически не ел, забывая, и вовсе не спал, потому что не хотелось. Вся его голова была забита мыслями то о Уртир, то о Джувии, что сводило его с ума. Все ночи он проводил, сидя на диване, и только под утро ему удавалось поспать полчаса, а если повезёт час. Внутри всё болело и рвалось. Это чувство было сравнимо только с потерей отца, но тогда у него уже была Уртир, которая его поддержала, а сейчас никого. Абсолютно. Нацу был занят на работе, а Люси как-то отстранилась. Иногда Грея охватывала ярость, потому что Хартфилия была отчасти виновата в этом, ведь это она заставила его найти Джувию и сблизиться с ней. Да, она не знала, что так всё обернётся, но зачем девушка вообще лезла не в свои дела? Зато теперь, когда Люси, возможно, была нужна больше всего, она не лезла к нему даже с вопросами, касающимися работы. Парень знал, что Уртир уже давно всё рассказала своей подруге, поэтому не был удивлён такой резкой перемене, но навряд ли Люси рассказала, что и сама приложила ко всему руку. Грей не может полностью во всем обвинить Люси, хотя понимает, что так будет легче, но жгучая злость в редкие часы пробиралась в его душу, опаляя рваные края. Это было чем-то вроде бальзама, который не особо заживлял, но помогал отвлекаться от гнетущей боли, расцветающей как одуванчик на дороге: не видя преград. Возможно, если бы Люси его выслушала, он бы перестал чувствовать подступающую ненависть, словно это рвота, которую он почему-то день ото дня держал в себе. Однако девушка не предлагала своей помощи, стараясь игнорировать происходящее, ведь её это вовсе не касалось. И от этого было только хуже. Всем. Холодильник пустовал, а в раковине скопилась маленькая гора посуды, которую никто не мыл. Грей никогда не чурался помыть посуду за собой и за своей невестой, но сейчас у него не хватало сил, чтобы намочить губку или даже просто ополоснуть водой из-под крана. Не хватало сил расстилать кровать и застилать её, поэтому он спал на диване. Не хватало сил открыть окна, поэтому он каждый раз задыхался, считая, что заслужил всё это. Его некогда по-своему очаровательная квартира в холодных тонах превратилась в самую настоящую мусорку: на полу, особенно в углах, до сих пор можно было найти осколки от рамок фотографий или сувениров; повсюду валялись грязные и смятые рубашки, которые Грей в порыве очередной ярости выкинул из своего шкафа; около дивана стояло несколько пустых бутылок и какие-то фантики от конфеты, которые парень нашёл в кухонном шкафу, а на кофейном столике лежали бумаги с отчётами. Уртир бы отругала его за такой хаос, будь она с ним. Хотя, если бы она была с ним, не было бы такого беспорядка, потому что Милкович была помешана на уборке и любила, когда квартира блистала. Всё-таки он скучал. Каждой клеткой своего чертового тела он скучал. Без неё его жизнь перестала иметь хоть какой-то смысл. Квартира больше не казалась тем местом, в которое он с удовольствием возвращается. Он скучал по её звонкому смеху и такому соблазнительному аромату, который парень был готов вдыхать до конца своей жизни. Иногда её шелковистые волосы чудились ему в полудрёме, будто он лежал с ней на кровати, прижимая её к себе, а длинные волосы девушки, как всегда, лезли во все стороны, щекоча нос парня. Тогда Грей вздрагивал, чуть ли не падая с дивана, и осознание тут же приходило. А ещё ему казалось, что, войдя в ванную, он увидит там Уртир, принимающую ванну с пенной, и она обязательно предложит ему присоединиться к ней. Находя её косметику в ванной, парня охватывала такая тоска. Когда-то она красила этой вишневой помадой свои губы, чтобы быть самой красивой девушкой в ресторане. С этой же помадой она была, когда он сделал ей предложение — Грей помнил это лишь потому, что весь ужин смотрел на её губы. Она так любила эту помаду, но оставила её в квартире. Впрочем, она и Грея любила, но оставила. Только, правда, помада её не предавала. Думать о Джувии он себе запрещал. Его сразу же охватывало отвращение к себе из-за того, как он поступил с ней. Он до последнего делал вид, что не видит, как та сходит с ума по нему, словно она и вправду, как говорит, видит в нём друга. Ему так было легче. Но только тогда. Теперь ему ужасно плохо от одной мысли, что, может быть, Джувия не открывает глаза по утрам, не ходит по привычной дороги в свою школу, не вспоминает о нём, не вспоминает ни о ком. Потому что её больше нет. Нет из-за него. Грея, который водил её за нос ради своего спокойствия, который запутался и выскользнул из паутины, оставив там Джувию совсем одну. Со своими мыслями, к которым он, на самом деле, никогда не имел доступа. Локсар только казалась такой простой. Она хранила в себе множество тайн, которые, возможно, уже никто не разгадает, а, возможно, эти тайны принадлежали только Грею, который отвернулся, посчитав это слишком сложной задачей. Иногда парня посещали мысли, что он сделал не до конца правильный выбор, дав ей уйти, не остановив её словами, которые в последствие заполонили все его мысли. Он мог сказать столько, но по итогу выбрал молчать. Либо как самый жалкий трус, либо как самый мудрейший человек. В один из вечеров в квартиру, наполненную грустью и безысходностью, ворвался человек, которого уже давно не видели эти стены. Он влетел ураганом, опрокинув зимнее пальто Грея и оставленный Уртир зонт с вешалки. Но даже эта возня в коридоре не привлекла Фуллбастера, пялившегося в одну точку на стене, а его рука была занесена над листом бумаги, на который, по всей видимости, Грей хотел поставить печать, пока что-то в его голове не увлекло настолько, что все посторонние дела перестали хоть что-то значить. Человек громко плюхнулся на диван, поднимая в воздух крошки и пыль. Он скривился и с удивлением посмотрел на Грея, который всегда старался придерживаться порядка. А был ли это тот самый Грей, которого человек знал чуть ли не с самого детства? С которым дрался в школе; с которым сбегал на вечеринки, пока их родители доверчиво думали, что они спят; с которым испортил совместный семейный отдых; с которым, чёрт возьми, стойко проходил все невзгоды: разрыв с первой любовью, встречу со своим капризным, но любимым соулмейтом, рождение сына; которого Нацу Драгнил гордо называл лучшим другом и был уверен в нём больше, чем в самом себе. Тот ли Грей сидел перед ним? Смотря на бледнее обычного лицо, огромные синяки под глазами, а главное — глаза, наполненные слезами, которые никогда не найдут себе выход, Нацу думал, что это совершенно другой Грей. Грей, которого он будет любить не меньше старого. Грей, который будет лучшей версией себя. — У тебя не закрыто, ты в курсе? — спросил Нацу, чтобы привлечь к себе хоть какое-то внимание. — Плевать. — монотонно ответил Грей, продолжая смотреть в одну точку. — Куда будет возвращаться Уртир, если ты лишишься квартиры? — спросил Нацу, улыбаясь, потому что, как говорила Люси, его улыбка придавала уверенности в словах, какими бы абсурдными они не были. — Не вернётся. — также холодно сказал Фуллбастер, а эти слова отдались тихой болью в сердце. — Навряд ли вернётся. — Если ты будешь так сидеть, то да, она не вернется, найдет себе кого-то получше. — Драгнила начинала одолевать ярость. — Думаешь, она прибежит? Мне Люси рассказала: она думает, что ты ей изменяешь. Я могу её понять. — Терпеть не могу Люси. — вдруг выплюнул Грей. — Без обид. — Твоё право. — спокойно сказал Драгнил. — Я говорил ей не лезть, но она решила, что знает лучше. Она мне всё рассказала, что приложила к этому немалую силу, но она правда не знала, что всё так выйдет. Люси не думала, что ты сможешь потерять голову от Джувии… — Я не терял голову. — перебил Грей, впервые взглянув на друга. — Что Джувия так западёт тебе в душу, что ты начнёшь сомневаться в себе. Если бы Люси знала, она бы не была так настырна. Прости её. Она очень мучается. Ей стыдно перед тобой. — с горечью проговорил Нацу, не смотря на Грея. — Я тоже переживаю за тебя. Если я могу сделать хоть что-нибудь для тебя, то скажи мне. — Нет. Ты ничего не можешь сделать. — долго не думая, сказал Грей, встряхнув головой. — Я не изменял Уртир. Может, я хотел этого, но я позволял себе прикасаться к Джувии. — Я знаю, друг. — Драгнил положил ему руку на плечо. — После ухода Уртир я очень сильно плакал, и Джувия приехала ко мне. — Нацу насторожился, но вида не подал. — Мы целовались. Мне это понравилось. — Вы… вы переспали? — Нет. — отрезал Грей. — Но я бы хотел. — повисла пауза. — Могу… могу ли я ещё претендовать на руку и сердце Уртир? Я так ужасно с ней поступил. — То, что ты целовал Джувии, никак тебя не красит. — подметил Нацу, стараясь подобрать слова. — Но ты признаешь это, а это уже что-то значит… — парень резко замолчал, глядя на своего друга. — Честно… я… я ни черта не понимаю. — он пару секунд помолчал. — И ты, видимо, тоже. — Ты меня теперь будешь осуждать? — безучастным тоном спросил Грей, хотя внутри всё бурлило от волнения. — Нет. Нет. — твёрдо сказал Драгнил. — Мне просто жаль тебя. Если бы в моей жизни появилась Лис, когда я начал встречаться с Люси, я бы тоже был в смятении. Сложно принять выбор, от которого зависит вся твоя дальнейшая жизнь. Просто знай, я всегда с тобой, чтобы ты не выбрал. — Нацу неуклюже обнял Грея, который прижался к другу. Впервые за последнее время Грей ощутил себя живым. — А ты бы, — говоря в плечо другу, — а ты бы кого выбрал? Люси или Лис? — Лис. И, наверное, это была бы моя самая большая ошибка. — горько усмехнулся Нацу. — Люди, переворачивающие жизнь с ног на голову своим приходом, вряд ли принесут счастье, ведь их появление — уже одно большое несчастье. Люди, переворачивающие жизнь с ног на голову своим приходом, вряд ли принесут счастье, ведь их появление — уже одно большое несчастье. Большое несчастье. Несчастье.***
После разговора с Нацу Грею стало гораздо легче. Он высказал всё, что давно хранил в себе, а Нацу не перебивал и внимательно слушал. Фуллбастер рассказал о встрече с Джувией в кафе, что она больше не давала знать о себе, и о своих страхах, связанных с ней. Нацу прекрасно понял друга, хотя тот до последнего думал, что Драгнил осудит за такие мысли, за такое поведение, которое для него было неприемлемо, ведь Нацу всегда, в отличие от Грея, держал своё слово. В церкви, стоя перед Люси, одетой в пышное настолько удивительное платье, что оно под солнечными лучами переливалось всеми возможными цветами, Нацу сказал, что будет любить её до конца своей жизни, и не соврал: так, как любит Нацу, любит только ребёнок своего родителя — искренне, чисто, безвозмездно. Грей так не смог, но и клятвы он не давал. В тот вечер Фуллбастер впервые за прошедшее время захотел есть. Нацу заставил парня мыть посуду, пока сам пошёл в магазин за продуктами первой необходимости. Оставаясь один в квартире, Грей не ощутил того гнетущего чувства, что следовало за ним по пятам. Его больше не мучили мысли о девушках. Он открыл окна и выглянул из одного, вдыхаясь почти ночной запах города, пропитанный той суетой, не знающей конца. Он был жив и не сомневался в этом. Проснулся парень, как обычно, в шесть и ощутил себя более-менее выспавшимся и полным сил, если это выражение применимо для него. Он быстро умылся, выпил чай, сделанный на скорую руку, и выскочил из квартиры с бутербродом в зубах. Сегодня он должен пораньше прийти на работу, чтобы пораньше уйти с неё. С разговора с Нацу прошло около трёх дней, которые Грея провёл в раздумьях о своей дальнейшей жизни. Вывод, сделанный парнем, не был особо утешительным — если он будет продолжать сидеть и страдать, то он останется не с чем, и Уртир к нему уже никогда не придёт. Теперь он был уверен, что ему нужна Уртир, такая родная и привычная, которую он полюбил ещё больше за почти две недели разлуки. Больше Грей её не потеряет и не даст себе обидеть её. Жизнь с Уртир станет новым смыслом, к которому Фуллбастер будет стремиться, несмотря ни на что. Они обязательно распишутся весной и до самой смерти проживут руку об руку, не растрачивая себя на глупые скандалы. Их семье все будут завидовать, а Грей будет завидовать сам себе, ведь это именно ему досталась такая женщина, ради которой и горы свернуть — лёгкая задача. Всё так и будет. Джувия останется в прошлом, как показатель того, что никто не вправе решать за человека. В офисе уже сидела Люси и что-то печатала в компьютере. Она была в наушниках и не заметила прихода своего коллеги. Грей включил свой компьютер и сел на стул, смотря то на Люси, то на окно позади неё. Раньше ему было тошно смотреть на девушку. В голове появлялось столько ужасных мыслей, от которых Фуллбастеру было неприятно от самого себя, и он старался выкинуть их из своей головы, запечатать где-то, чтобы они больше не нашли себе выход. Теперь же он спокойно смотрел на блондинку, не ощущая прежней ненависти, тихо забирающейся в его сердце, смотрел как тогда, до всего этого. Снова Люси для него была Люси. Своенравная, капризная и любопытная подруга, которая, к счастью (или к сожалению), являлась ещё и его коллегой по работе. Пройдёт ещё немного времени, и, смотря на Люси, он не вспомнит о девушке с голубыми волосами, но её небесно-голубые глаза всегда отпечатаются в его памяти, как восьмое чудо света, скрытое от многих и доступное не всем. Осталось только пережить это время. Или ускорить его. — Люси. — Грей сказал достаточно громко, чтобы девушка его услышала. Она сняла наушники и виновато посмотрела на парня. — Может перестанешь делать вид, что меня не существует? — Я… Прости меня, Грей. — губы девушки задрожали. — Я… — казалось, ещё чуть-чуть и она расплачется. — Мне ужасно стыдно и плохо от всего, что случилось. Я отвратительная подруга, да и коллега из меня не очень: я совсем не справляюсь без тебя. — она попыталась улыбнуться. — Но… я всё готова сделать, чтобы ты был счастлив. Теперь уж точно. Я не должна была тебя упрашивать общаться с ней, просто… просто я думала, что так будет лучше. Прости меня, если ты сможешь. — когда Люси волновалась, она начинала тараторить. — А если не сможешь, будет мне уроком. — девушка смотрела в пол, ожидая услышать Грея, который долго молчал. — Почему ты избегала меня, когда Уртир ушла от меня? Ты правда думала, что я ей изменил? — спросил Грей, твёрдым взглядом смотря на подругу. — Нет. Я уверена в тебе больше, чем, наверное, сам ты. Просто я чувствовала себя виноватой во всём этом и считала, что если не буду маячить у тебя перед глазами, тебе будет лучше. Просчиталась? — Ещё как. — по-доброму усмехнулся Грей. — Я прощу тебя, если ты мне поможешь. — Грей встал из-за своего стола и подошёл к Люси, которая принялась его внимательно слушать. — Какие цветы любит Уртир? — Что? — Хартфилия растерялась. — Какие цветы любит моя будущая невеста? — медленно повторил свой вопрос парень. — Ты решил с ней помириться? — счастливо улыбаясь, спросила Люси. — Да. — улыбнулся Грей. — Я без неё не могу. Ну так, какие цветы она любит? — переспросил парень. — Подари ей букет из орхидей. — сказала Люси, думая. — Орхидеи дарят любимым людям, которыми дорожат. Она это знает. — Орхидеи? — девушка кивнула. — Значит орхидеи. Спасибо, Люси. — Всё наладится. — подбадривающе сказала Хартфилия, улыбаясь так широко, как давно не улыбалась. — Обязательно. — Грей подмигнул ей и сел за свой стол.***
Волнение взяло вверх, когда парень стоял с огромным букетом цветов около входной двери матери своей невесты. Волнение заполнило каждую клеточку тела. Всё внутри гудело от волнения и перемешивалось. Органы «прыгали» внутри Грея, будто сами переживали за парня не меньше. Руки вспотели, чтобы было несвойственно для Фуллбастера. Ноги слегка подкашивались от волнения, но парень держался, собираясь с мыслями. Грей никогда не любил это ощущение. В последний раз оно было таким же сильным, когда он стоял около этой же самой двери и тогда ещё не знал, что Ул — мать девушки — полюбит его как родного сына и примет его тут же в семью. Спустя четыре года он снова стоит около этой двери и надеется, что в этот раз примет его Уртир и простит ему все те глупые ошибки. Даже если она не простит, Фуллбастер должен сказать девушке, что без неё нет его жизни, что она её начало и её конец. Парень неуверенно нажал на звонок. Он услышал приглушённый треск по ту сторону двери и тут же неторопливый топот. Сердце жалось от волнения. Вокруг парня словно возник вакуум, потому что резко стало невозможно дышать. Всё стало нечётким, а голова стала кружиться. Грей уже еле как видел, что дверь осторожно приоткрылась, и из узкой щёлки в достаточно тёмный подъезд просочился жёлтый тёплый свет. На пороге стояла девушка, которую он так хотел увидеть. Поначалу она удивлённо посмотрела на него, но удивление быстро уступило место злости. Грей улыбнулся того, что снова увидел её, такую домашнюю и любимую, такую, какую он почти упустил. Очертание Уртир стало нечётким, а свет позади неё приглушенным. Звуки доносились откуда-то издалека, и Грей даже не сразу понял, что это был голос Милкович, спрашивающий всё ли хорошо с парнем, а то он слишком бледный. Грей хотел ответить на это, но рот его совершенно не слушался, не желая открываться. Наверное, только тогда Грей понял, что это было не волнение, а боль, которая не успела подобраться слишком близко. — Грей, что с тобой? — испуганно спросила Уртир. — Грей? — её голос сорвался на истеричный вскрик, когда парень стал падать. К нему пришла лишь одна мысль: она жива.