***
Ничего. Ни одной малюсенькой царапины, ни одной вспышки боли. Ничего, что могло бы напомнить о Джувии за прошедшую неделю заточения в больнице. Но Грея это вовсе не беспокоило, потому что его голова была забита совершенно другим: каждый раз, вспоминая о Джувии, он возвращался к той ночи, в которую они целовались, к той ночи, в которую не было времени подумать о последствиях. Но за прошедшие почти три недели время задуматься о последствиях, наконец, наступило. Грей понял это совсем неожиданно глубокой ночью, когда рассматривал свою руку на наличие новых царапин. Джувия мелькнула перед его глазами, а потом он почувствовал на губах совсем невесомый поцелуй. Так легко и непринуждённо поцеловала его Джувия, когда он на секунду остановился и подумал насчёт правильности происходящего. Тот лёгкий, по-детски милый поцелуй, обжог губы Грея, и парень вскочил с кровати, смотря прямо, но ничего не видя. Перед глазами возникло лицо Джувии, а следом оно трансформировалось, и теперь перед ним была Уртир. Уртир, которая улыбалась и совсем не знала о той ночи. Вспомнив обо всем этом, той ночью Грей больше не смог заснуть. В палату, пропуская вместе с собой и звуки извне, вошла высокая девушка с пакетом в руках. Грей отложил телефон и глянул на свою посетительницу. Ею оказалась Люси. Она лучезарно улыбнулась и поприветствовала своего коллегу. Положила пакет с фруктами ему на постель, а сама уселась на стул рядом с кроватью, который со вчерашнего вечера никто не удосужился убрать. За неделю Люси навестила его всего один раз: когда он только попал в больницу; поэтому она была рада заглянуть к нему, пока на работе не было завала. Люси сначала посетовала на то, что без парня никто не справляется и что весь коллектив желает ему скорейшего выздоровления (правда, мало кто знает причину попадания в больницу, потому что Грей пожелал это оставить в тайне). Затем Люси рассказала в какой культурном шоке пребывала Уртир, вернувшись в квартиру, и как они вдвоем драили её, вспоминая Грея не самыми ласковыми словами. Но вся болтовня Люси проходила мимо парня: он невпопад отвечал на вопросы девушки, переспрашивал по нескольку раз, силясь понять смысл, но всё было тщетно. — Что с тобой? — с беспокойством спросила Люси. — Я оказался один на один со своими мыслями. — горько усмехнулся Грей, но заметив на себе непонимающий взгляд подруги, поинтересовался: — Нацу ничего не рассказал? — девушка отрицательно покачала головой, нахмурившись. — Я просто думал, что ты знаешь… — Что я должна знать? Что Нацу должен был рассказать мне? — взволнованно-раздражённо потребовала объяснений Люси. — Я… можно сказать, я изменил Уртир. — быстро выговорил Фуллбастер, но легче от этого не стало. — В смысле? То есть… она была права?.. — ошарашено таращась на друга, сказала Хартфилия. — Нет. — Грей тут же затряс руками. — В ту ночь, когда мы поругались, Джувия приехала, и мы целовались, но не спали. Клянусь. — нервы парня были на пределе: он не знал, чего ждать от Люси. — Уртир знает? — смотря через парня, задала очередной вопрос она. — Нет. Ещё пока что нет. — Может… может, ей и не следует это знать? По крайне мере пока что. — Хартфилия произнесла это так быстро, будто кто-то мог вот-вот зайти в дверь и услышать это. Она смущённо перевела взгляд в окно. — То есть вы только помирились и у вас всё хорошо, а поцелуи это… — Не так критично? — вдруг подпрыгнул на месте парень. — Ну, что-то около того. — Я её, получается, буду обманывать. — в Фуллбастере перемешалось и желание сокрыть этот поступок, и стыд за него, который больно бил по щекам. — Иногда правда — не лучший инструмент в отношениях. Я имею в виду, что зачем ей знать об этом, если ты ничего не чувствуешь к Джувии, и она больше не появится в твоей жизни. Всё со времен забудется. Ты же ничего не чувствуешь к Джувии? — настороженно спросила Люси, заметив грустный взгляд Грея. — О боже… — шокировано прошептала она. — То есть… нет же. Нет. — её всю передёрнуло. — Грей, чёрт возьми, ты влюблён в Джувию? — кажется, время замерло, и Люси ждала ответа на свой вопрос целую вечность. — Я не знаю. Не смотри на меня так. Я не знаю! — истерично воскликнул парень. — А с Уртир ты зачем помирился? — Люси тщетно пыталась найти хоть что-нибудь логичное в сложившейся ситуации. — Я… я люблю её, и я хочу быть с ней, но мысли о Джувии, о поцелуях с ней… я погибаю из-за неё, но одновременно вижу в ней спасение. Тогда, стоя около дверей Уртир, я верил — с ней я буду счастлив, и не думал о Джувии, пока не случилось то, что случилось. Я верю и сейчас, что проживу с Уртир свою лучшую жизнь, но я никогда не чувствовал себя с ней так хорошо, свободно, не обременено, как с Джувией. — Почему… почему тогда ты не выбрал её? — Люси растерянно смотрела на друга. — Я отказываюсь верить, что меня четыре года тянуло к человеку просто так, чтобы в конечном счете никуда не прийти. — Фуллбастер посмотрел куда-то в сторону. — Ты не боишься пожалеть о своём выборе? — с сомнением спросила девушка то, о чём Грей не смел даже думать. В палате образовалась тишина, не было даже тех аппаратов, бесконечно жужжащих, потому что парень мог обходиться и без них. Люси ждала ответа, теребя одеяло, а парень отвернулся к окну. Он не мог сказать, потому что сам не знал. Парень не имел представления о том, что будет, когда его выпишут, когда он вернётся домой. Он не знал, как они будут продолжать жить друг с другом, спать в одной кровати каждую ночь, вести по утрам бессмысленные разговоры, чтобы скоротать время. Вся их прежняя совместная жизнь казалась для него уже чем-то отдалённым, что не вернуть. В душе Грея теплилась надежда, что они смогут зажить в разы лучше после случившегося, осмыслить всё и не совершать прежних ошибок. Но с каждым днём, проходящим в больнице, вера во всё это потихоньку умирала в нём. Сможет ли он смотреть в её карие глаза и видеть в них своё отражение? Сможет ли он сидеть с ней на том же диване, где сидела Джувия? Сможет ли он обнимать её и целовать также страстно, как и Джувию? Сможет ли Грей медленно и осознанно себя убивать, боясь оставить всё это? Говорят: кто не рискует — тот не пьёт шампанского. Готов ли Грей рискнуть, потратить годы своей жизни, которые он никогда не сможет вернуть, которые превратятся в кирпичную стену, отделяющую его от Джувии, чтобы однажды — через год или в глубокой старости — понять, что всё это было ошибкой, что всё это не сделало его счастливым, что всё это было впустую? Готов ли Грей жить с вечными мыслями, что тогда он сделал неверный выбор, выбор, не принесший ему радости и семейного счастья? Готов ли Грей развернуть свою жизнь на сто восемьдесят градусов, чтобы броситься искать Джувию, твёрдо веря, что связаны они не просто так и не шутки ради? Готов ли Грей сделать выбор, о котором он не будет жалеть? Грей боялся. Как мальчишка. Он боялся однажды проснуться и понять, что всё то, чем он дорожил, жил, — было песком в глаза, который он сам себе и пускал. Фуллбастер много раз возвращался к тому разговору с Уртир и пытался убедить себя в правильности своего выбора, но потом он вспомнил о поцелуях с Джувией, ко всему этому пришла Люси, заставившая озвучить пугающие мысли, и Грей не был даже уверен в том, что его рождение — правильный поступок. — Боюсь. — каким-то неестественным голосом разрушил тишину Грей.***
В день выписки из больницы на телефон Грея пришло сообщение, гласящее, что добираться домой ему придётся самому, потому что Нацу и Люси на работе, а Уртир занята тем, что не требует отлагательств. Это не особо опечалило парня, и он вышел из дверей больницы, когда на часах не было даже двенадцати. Сразу подул холодный ноябрьский ветер, заставив содрогнуться парня и почувствовать мурашки по всему телу. Он направился в сторону метро, как пришло очередное сообщение от Уртир, в котором она написала, что её не будет дома до вечера, и что ему придётся где-то погулять, потому что она забрала его ключи. Грей то ли от подступающей ярости, то ли от безразличия к происходящему проигнорировал это сообщение и повернул в противоположную сторону от метро. Он шел, не смотря на дорогу, поэтому пару раз врезался в прохожих, задел какую-то женщину рукой и на него чуть не наехала девочка на велосипеде, но Грей ничего не замечал, полностью погруженный в свои мысли. Вернулся он в реальную жизнь, когда оказался около старого дома, с которого начинался бедный район их города. Грей поежился от царящей тут атмосферы безысходности и тоски, обволакивающей с ног до головы. И где там, дальше, в ещё более плохом районе, живёт Джувия. Эти двухэтажные дома-развалюхи с покосившимися дверями и окнами преследуют её до конца пути, пока она не увидит свой старый, грязный дом, выцветший за время и наклонившийся набок. Грею вдруг стало так неуютно от одного вида, открывавшегося перед ним, что он резко развернулся и пошёл прочь, даже не думая о том, что он сможет дойти до дома девушки и позвонить в звонок (если он есть), постучать в дверь и ждать, когда она откроет ему дверь. Он не был частью этого мира, грязного и бедного, он был совсем другой, и, появляясь тут, выглядел как насмешка в своих отглаженных штанах и в отстиранной небесно-голубой рубашке, насмешка над теми, кому не повезло и над теми, кто там спустился на это дно. Грей был прямой насмешкой над Джувией, но та не придавала этому значения и, несмотря на их разницу не только в возрасте, но и в социальных статусах, полюбила Грея, а не возненавидела всей душой. Хотя последнее было бы куда лучше. Грей провел всё оставшееся время до шести часов в кафе неподалеку от своего дома. Пару раз молодая официантка, чем-то похожая на Джувию (такое совпадение неприятно кольнуло парня) вежливо намекала, что Грею пора собираться, но он, будто не понимая этого, заказывал очередную порцию кофе с мороженым, и выпивал его, когда мороженое растаивало, а кофе полностью остывал. Грей смотрел в окно, откуда открывался однобокий вид, поскольку около окна стоял другой столик, и видел, как люди шли по тротуару, полностью вовлеченные в свои мысли о планах на будущее. Хотелось бы и Грею идти по улице, смотря под ноги и изредка кидая взгляд на часы, мечтать о своём будущем, а не сидеть в кафе, осознавая, насколько глупо выглядят эти люди, рвущиеся за благом в будущем, которое никогда не наступит. Будущее — уже твоё настоящее. Такая мысль пришла Грею ещё в больнице, после разговора с Люси, и он никак не мог выкинуть её из головы. То, что происходит с ним, уже было когда-то его настоящим, все действия привели его к этому настоящему. К настоящему, которое сейчас, в эту самую секунду, разветвляется на две дороги. И только одному «настоящему» суждено случиться. Фуллбастер вложил пару купюр в тонкую книжку за кофе и десерт и надел своё пальто. Он медленно поплёлся к своему дому в надежде, что Уртир уже вернулась. Сегодня вечером, когда они оба сядут на диван, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм, и Грей начнёт этот разговор, потому что он усвоил один урок: чем раньше — тем лучше. Это будет трудно, но парень думал насчёт этого все полторы недели, проведённые в больнице, искал как лучше начать его и рассчитывал к какому концу всё это приведёт. Грей надеялся, что Уртир его поймет и простит. Невозможно, чтобы четыре года, наполненные любовью и взаимопониманием ни во что не вылились; невозможно, что они, уже взрослые люди, разойдутся из-за школьницы, которая даже не пыталась препятствовать их отношениям, которая просто в силу своего возраста и жизненных обстоятельств придумала сказку и верила в неё до конца; невозможно, что Грей так сильно ошибся тогда, зовя Уртир на их первое свидание, на котором он украл её первый поцелуй. Всё это невозможно, как и кошки, умеющие летать. Входная дверь, на удивление парня, оказалась открыта. Он включил свет в коридоре и медленно снял с себя верхнюю одежду. Было так непривычно находиться в своей квартире, в которой он совсем недавно не находил места и хотел сбежать. Парень помыл руки холодной водой, посмотрел на себя в зеркало и вспомнил о Уртир, которая должна быть дома, но везде выключен свет и стоит мёртвая тишина. Если бы она вышла к Люси, то всё равно бы заперла дверь на три замка и на четвертый, несуществующий. Грей напрягся, но все его страхи тут же испарились, стоило ему только войти в гостиную. Прямо посередине комнаты стоял стол, накрытый на двоих. В центре стола стояла длинная одинокая свеча, а маленькие круглые свечки были расставлены по полу и по подоконнику. На одном стуле сидела Уртир, одетая в красивое тёмное платье, показывающее все изгибы её тела; на её ногах сидели изящные туфли с высоким и тонким каблуком; а из того полумрака отчетливо были видны её губы, накрашенные тёмной помадой, той, которую Грей запомнил, кажется, навсегда. Уртир ещё никогда не выглядела так привлекательно, как в свете тёплых свечей, который придавал мягкость её весьма сексуальному образу. Парень отдал бы всё, чтобы почувствовать в этот момент хоть что-нибудь, кроме жгучей ненависти к себе. — Привет, Грей, — промурлыкала девушка, вставая со стула, чтобы поцеловать своего жениха. — Привет… Уртир, — немного замешкался парень, но пошёл навстречу. Их губы слились в поцелуе. Грею всего на секунду стало так легко и приятно от нежного, немного игривого поцелуя, но потом на его голову обрушились воспоминания о том, что он хотел рассказать девушке сегодня. Поцелуй прекратил быть чем-то чарующим и волнующим, и стал будто бы в тяжесть, но он не мог так быстро отпустить Уртир, потому что она бы обязательно поняла бы это как-то не так. Казалось, они целовались вечность, но Милкович всё-таки прервала этот поцелуй и тихо засмеялась ему в губы и прошептала о том, что скучала по нему, но Фуллбастер едва смог расслышать эти слова через поток своих мыслей, бьющихся об его голову, как волны об скалы. Он сел напротив девушки и долго смотрел на неё, чем смутил Уртир. Грей совсем отвык от неё. От тепла, исходящего от неё, от её голоса, не такого мелодичного, как у Джувии, но по-своему изумительного. Смотря как свет свечей играет на её лице, Грея думал о том, что, может, он зря волнуется, что его выбор может оказаться неправильным, что Уртир всё-таки не стала для него соулмейтом. Может, он зря тогда сказал Люси, что боится. Может именно такое настоящее должно существовать. — Вот чем я была занята. — она неловко улыбнулась и заправила прядь на ухо. — Люси мне немного помогла, но в основном всё я готовила. В больнице, слышала, отвратная еда. Я надеюсь, ты не будешь против попробовать? — Я с радостью попробую твою еду. — Грей слабо улыбнулся. Такое освещение играло ему на руку: Уртир ничего не увидела. Девушка тут же достала сочные с виду стейки и положила тот, что побольше, Грею. Парню не пришлось даже врать, потому что мясо оказалось до безумия вкусным. — Это очень вкусно! — Особенно после больничной еды. — Милкович усмехнулась своим мыслям. — И без неё это было бы всё также вкусно. — запротестовал Грей, кладя себе в рот ещё один кусок. — Я рада, что тебе понравилось. — девушка широко улыбнулась. — Я знаю, что сказала, что не буду торопить тебя с принятием произошедшего, но я захотела устроить тебе сюрприз после выписки. Мы давно не были на свидании, а Люси говорит, что после замужества свиданий и вовсе нет. — засмеялась так чисто и непринуждённо, что сердце Грея отозвалось на это непонятным чувством боли. — Это у них так. — парень тоже попытался посмеяться, но ему не понравился свой смех, и он тут же прекратил. — Я рада, что уже скоро вся эта путаница закончится. Мне немного неуютно от того, что я тогда психанула и не дала тебе ничего объяснить, а перед этим всем, ещё до знакомства с Джувией, говорила, что ты мне нужен живым, даже если будешь не моим, и сама же ушла. — она неловко посмеялась, накручивая прядь на волосок. — Отчасти я тогда говорила правду, но я бы хотела, чтобы ты всё-таки был только моим. Это звучит эгоистично, но я такой человек и поделать с этим ничего не могу. — такая честность больно ранила Грея, ведь он не может быть откровенным с девушкой. Вдруг Милкович оказалась на его коленях, и её торопливые руки стали расстёгивать маленькие, неподатливые пуговицы. Грей не успел и понять, как это произошло, но его руки поддерживали её, чтобы она не упала. Уртир тяжело дышала, смотря парню в глаза, и ждала, когда тот, наконец, поцелует её. Ей это было просто необходимо. Необходимо, чтобы именно он первый поцеловал её, чтобы он показал, что ему это тоже нужно. Парень сидел, не шевелясь, и оживился только тогда, когда ощутил холодный палец, скользящий по его животу вниз. Он неловко потянулся к ней и поцеловал. Сначала едва ощутимо, но потом поцелуй заиграл другими красками, стал более страстным. Вдруг ненависть и страх отступили на второй план, пропуская вперёд жгучее желание близости с Уртир. Грей ловко подхватил её и, не слушая голос разума, который твердил, что это неправильно, нечестно, усадил её на стол. Фуллбастер стал целовать её шею, пока она обвила ногами его тело, прижимая к себе ближе. Уртир прошептала ему на ухо что-то о свече, стоявшей всего в паре сантиметров от неё, и парень быстро опять подхватил её и понёс в комнату. Грей склонился над ней, пытаясь в сумерках разглядеть её лицо, и тогда в его голове резко громко закричали: «Скажи! Скажи! Ты же так не можешь!». Грей едва заметно тряхнул головой и снова поцеловал Уртир. Голос заорал так пронзительно, что любой другой выпрыгнул бы из постели, но Грей, кажется, оглох. Утром к нему вместе со слухом вернётся и острая ненависть, но это будет только утром.***
На работе был завал, но Фуллбастеру это даже нравилось. Он окунулся с головой в работу, по которой успел соскучиться. Коллеги были несказанно рады появлению самого трудолюбивого человека в офисе и шептались о том, что в конце месяца Грей обязательно получит повышение, на которое давно метил. Люси тоже было приятно видеть парня на своём рабочем месте, потому что за время его отсутствия она успела соскучиться. Всякий раз, когда на работе становилось невыносимо скучно, девушка поднимала голову, веря, что встретится взглядом с тёмными глаза, ждала, что Грей не удержится от очередной шутки, но никто за абсолютно пустым столом не поднимал голову в ответ, никто не шутил, никто даже не шелестел страничками. Да и Люси после того разговора чувствовала себя неважно, как чувствуют себя люди, затронувшие больную тему, поэтому ей хотелось поскорее его увидеть, чтобы пропало то неприятное чувство после их последней встречи. Теперь же Грей сидел перед ней, немного замученный таким темпом работы, но выглядел он весьма счастливо. Вернее, старался выглядеть счастливым. После той ночи совесть грызла Грея, откусывая маленькими кусками, чтобы он дольше мучился. Каждый день, словно крыса, воровато оглядываясь, совесть грызла неаккуратно, быстро, чтобы успеть к пробуждению Грея, после которого он чувствовал себя хуже. Парень не мог спокойно смотреть на Уртир, но чтобы не испортить их возобновившиеся отношения, ему приходилось делать вид, что он счастлив до умопомрачения, и её руки совсем не обжигают тело, а голос не врезается в голову, как нож в дерево. Каждый раз он просыпался с мыслью, что обязательно расскажет, но не мог, видя, как Уртир счастлива, как она с каждым днём сияет ещё ярче обычного, как ласково она улыбается каждому утру, встреченному с ним. Сможет ли Уртир, отличающаяся своей ревностью, также мило улыбаться ему, узнав, что когда-то он целовал другую, а главное — хотел зайти дальше? Она сказала, что хочет, чтобы Грей был только её, и она, по ней видно, надеется, что Грей тоже всегда хотел быть только с ней. Они прошли через многое, и, наверное, известие о поцелуях — пустяк, но обычно картины начинают рушиться с маленьких деталей. — Когда тебя выписывали, что врачи сказали? — поинтересовалась Люси на обеденном перерыве. — Мне сказали ходить на осмотр к врачу раз в неделю, не нервничать, и… — он замешкался и выдал рекомендацию врача со всей сохранившейся в нём иронией: — «Не тревожьте своего соулмейта». — Ну, с последним ты, видимо, справляешься. — заметила Люси, тыкая вилкой в макароны, приготовленные Нацу. Грей вопросительно на неё уставился. — Ни одной раны уже почти как две недели. Видимо, Джувия перенесла это куда проще, чем ожидалось. — Я попал в больницу. Я упал в обморок. — с раздражением бросил парень. — Не без этого, но зато теперь… — Люси подбадривающе улыбнулась, но, не заметив ответной реакции, нахмурилась: — Ты, что, хочешь, чтобы она плакала? — Так я хотя бы буду знать, что она жива. — неуверенно проговорил Грей, опустив глаза на свой обед. Эти слова прозвучали эгоистично, но внутри девушки защемило от боли, разлившейся по всему телу. — Стой. — девушка замерла сама с вилкой около рта. — Ты… ты… ты думаешь, она умерла? Почему? — Да потому что, Люси, — как-то яростно высказался Грей, и на них обернулось пару человек. Он стушевался и продолжил тише, ощущая бурлящую ненависть к себе, к своим мыслям. — Если бы это была обычная истерика, то я бы не упал в обморок и не ощутил такую боль. С ней определённо что-то случилось. Я боюсь за неё. — Ты ездил к ней? — поинтересовалась Хартфилия, на что получила отрицательный кивок. — Какого чёрта, Грей? — в этот раз уже Люси привлекла ненужное внимание. — Поезжай к ней сейчас же, хотя бы издалека убедишься, что с ней всё хорошо — всяко лучше, чем жить в догадках. — Опять? Опять ты лезешь ко мне с советами. — ворчливо сказал Грей, который сам не раз думал проведать Джувию. — Да. — решительно произнесла блондинка. — Но в этот раз я буду нести полную ответственность, и отчитываться, если придётся, перед Уртир буду именно я. — карие глаза девушки смотрели так воинственно, что у Грея не осталось больше сомнений. — Возьми мою машину, не зря же на права учился. — Прикроешь, если я прямо сейчас поеду? — Да. Всего за несколько минут Грей пересёк два этажа, — от столовой до своего стола — а потом ещё раз эти два этажа, но уже от стола к выходу. Нашёл нужную машину на парковке всего за пару минут. Только он сел в салон, как в голове сразу вспыхнули воспоминания об уроках вождения, на которые он ходил пару лет назад. Фуллбастер чувствовал волнение, тело дрожало будто бы изнутри. Парень пару раз глубоко вздохнул и выдохнул, чтобы успокоить вдруг расшалившиеся нервы. В голове крутилась какая-то мысль, но как бы Грей не старался, он не мог уловить её и понять. Она будто бы назойливая муха летала вокруг и бесила. Фуллбастер был на взводе от океана чувств, бушевавшего у него внутри, в его бренном теле, которое, с виду казалось неспособным принять такое. Он не помнил, как доехал до дома Джувии, но остановив машину, непохожую на автомобили живущих тут людей, к нему вернулось осознание происходящего. Просидел около пятнадцати минут в машине в надежде, что Джувия сама выйдет или выглянет из окна. Но ничего подобного не произошло, и Фуллбастер решил всё-таки выйти из машины и постучать в дверь девушки. Да, он выглядит как насмешка, но он должен знать, что с ней всё в порядке. Он стучал по хрупкой двери, но за ней никто не подавал признаков жизни. Волны того океана поднялись ещё выше, сокрушая все корабли на своём пути: так страх уничтожал здравые мысли. Фуллбастер стучал каждый раз сильнее предыдущего, а потом затихал — даже не дышал — ждал, когда услышит торопливый топот, а потом увидит на пороге Джувию, спокойную и живую. Океан поднимался всё выше и выше, не оставляя и шанса выжить хотя бы маленькой лодочке. Всё в голове начинало давить, обрушивалось, ломалось. Стук об дверь заедал в ушах и был громче грома в ненастную погоду. Ноги подкашивались, не в состоянии удержать парня, а руки нервно тряслись, отчего стук получался странным, прохожим на какой-то шифр. Это была мольба, чтобы парню, наконец, открыли. Однако Грею никто так и не открыл. Ни через пять минут, ни через час, ни на следующий день.