3 апреля 20XX
Утро выходит тяжёлым, хотя его и утром-то назвать трудно. Я просыпаюсь ближе к обеду. Да и слово «просыпаюсь» здесь не совсем уместное, потому что я непонимающе продираю глаза и бессмысленно пялюсь в потолок, где уже вовсю резвятся солнечные зайчики. За окном поют птицы, пахнет весной. Пока не настолько явственно, но это временно. Скоро она просочится в каждое дуновение ветра. В незамысловатом узоре из веток за окном я вижу карту Чемского Бора, и на меня сразу наваливается ощущение гадкой и мерзкой реальности. И, к сожалению, в этой реальности весна – как черта. Пора оживать, Белая. За тебя этого никто не сделает. - Доброе утро, Вань. Потягиваюсь и это дарит мимолётное ощущение счастья. Мнимое, но всё ещё приятное. Спускаю ноги с кровати. Всё ещё больно, но не так больно, чтобы не встать с кровати. Это просто. Да, это оказывается просто в физическом плане, но в моральном - я разбита. Раздавлена тем, что микрофон существует в одной реальности, а я в другой, где его не может быть на Ване. Завариваю кофе. Можно было, конечно, намудрить и сварить, но сегодня я просто кидаю в кружку пару ложек растворимого, считая это и так сверхусилием. По привычке проверяю телефон, как и каждый день, собираясь на работу с той лишь разницей, что сегодня у меня любезно предоставленный отгул. С удивлением фиксирую: два пропущенных от Рогозиной. Я же не могла проспать два дня. Смотрю календарь: да нет, третье число, всё в порядке. - Галина Николаевна, звонили? - Тань, мне надо тебе передать материалы по делу с твоей экспертизой, это срочно, с Министерства могут прийти с проверкой, нам бы побыстрее этот вопрос закрыть. Я молчу. Сейчас в производстве у меня нет экспертиз по делам. Вчера перед выездом я закончила последнюю. Да даже если бы и были, всё везде подвязано многочисленными знакомыми, и день-два не критичны в сроках уголовного судопроизводства. Но, кроме формальностей, слова Рогозиной значат только одно: хочет сообщить мне что-то за стенами ФЭС. Я многозначительно мычу в трубку что-то нечленораздельно-утвердительное. - Значит, через час зайду к тебе? - Может, мне самой куда-то подойти? - Нет-нет, Танюш, дело срочное, а мне по дороге. Рогозина появляется на пороге через полчаса. За это время я навела в квартире минимальный косметический порядок (неглаженные вещи вперемешку с недосохшими слеплены в комок и заперты в шкафу – а-ля у каждого свои секреты), но квартира всё равно выглядит опрятно. Галина Николаевна выглядит примерно как Белозёров вчера, но только в каком-то прямо противоположном смысле. На ней такой слой тональника, консилера, туши и теней, что за ними едва ли можно увидеть черты её лица. Она скомкано здоровается, спешно разувается, проходит на кухню так, будто была здесь сто раз до этого, останавливается у окна, смыкает руки в замок на груди и молчит. Я не жду, что она начнёт говорить о том, что у стен, а особенно у стен госучреждения есть уши – это всё очевидно. А может и правда не настолько очевидно, но как-никак вы же что-то вроде коллективного разума. Но только я как-то глупо надеюсь, что она сейчас возьмёт, развернётся ко мне и скажет: "Тань, а Тихонов-то жив". И я такая сразу: "Так, а разве сомневался кто-то!" Ну и потом ты врываешься… - Тань, есть подозрения, что кто-то из ФЭС причастен к убийству, - Рогозина показывает «кавычки», – Тихонова. Ого, а новость что надо. Рогозина молча разворачивается и внимательно смотрит на мою реакцию. А я пытаюсь медленно переварить: а саботаж и сброс жучков пойдёт за соучастие? Потом вспоминаю статьи 105 и 109 УК, пытаюсь вспомнить 33, но Галина Николаевна резко прерывает мои размышления: - Я знаю, что Ваня сбросил оборудование, очевидно, не без твоей помощи. Кто-то мог знать об этом ещё? Я мотаю головой, потому что ответ более чем очевиден. Ну только если кто-то просчитал, как Ваня будет вести себя, если его пошлют работать «под прикрытием», но… - Зачем кому-то из ФЭС убивать Ваню? Ну потому что это максимально тупо. Я не знаю, как сейчас решена ситуация с выдуманным званием Тихонова (квалифицирующий признак убийства), ибо тогда преступнику вообще грозит до пожизненного за одно посягательство, но абстрагируясь от этого, достаточно бы было по голове разок стукнуть и забрать деньги, чтобы не номинироваться на совершение особо тяжкого. - Никаких идей, - взмахивает руками полковник. - Это максимально непродуманно и бессмысленно. Я пробила всех, кто по какой-либо причине мог желать его смерти, но они либо сидят, либо мертвы, либо очень далеко от нас. Просто уж очень хорошо преступник знал наш план, до мельчайших подробностей. Я киваю. Вычислить место на карте, к которому придёт Ваня, отклонившись всего на несколько километров, но где сотрудники ФЭС не смогут оперативно прийти к нему на помощь… - Кроме того, жучки в деньгах были найдены прямо на месте, - Рогозина запинается, - происшествия. То есть кто-то знал, что они там будут, и оперативно их вытащил после устранения Тихонова. Рогозина прохаживается по кухне туда и обратно, а я и не знаю, что сказать. Вся техническая часть операции была на нас, а значит… - Я единственный подозреваемый? - Получается так. Естественно, если рассматривать это как действия с подельником, сама-то ты в офисе была… Вот так, стоя на кухне, где мы с тобой когда-то пили чай, бесконечно обсуждая какие-то очень важные для нас, но абсолютно бессмысленные для Вселенной концепции, я становлюсь единственной подозреваемой по делу о твоём убийстве, читай, исчезновении. - А мотив? - Нарисуют, - пожимает плечами Рогозина. И, к сожалению, в этом случае все знакомые вместе взятые не помогут меня отмазать. – Тань, нам жизненно важно найти хоть какую-то зацепку. Мог ли кто-то подставить тебя? Зачем? И чем быстрее ты ответишь на этот вопрос, тем лучше. Поэтому Майский и Круглов всё ещё обшаривают лес. Там может быть что-то важное. Голова кругом. Только сейчас понимаю, что даже не предложила Галине Николаевне сесть. И сама плюхаюсь на стул. У меня вырывается только жалкое: "И что делать?" Ответ я слышу ещё до того, как полковник открывает рот: "Искать". Но у меня остаётся ещё один вопрос: - А Вы почему мне верите, Галина Николаевна? Рогозина косится на браслет на моей руке, на твои старые кроссовки в коридоре, которые в один из вечеров мы пытались на пару воскресить, и потом переводит взгляд на меня. Опухшее после вчерашних слёз лицо, должно быть, тоже весьма красноречиво свидетельствует о моей непричастности. Когда через десять минут за полковником закрывается дверь, я начинаю лихорадочно соображать. И в каком направлении мне искать? Но ответ уже был подсказан: лес – единственная надежда раскрыть правду. И насколько бы не была малоэффективна эта операция, это лучше, чем не делать ничего. Кроме того, Рогозина упомянула Майского и Круглова, а значит, можно рассчитывать на их помощь. Плюхаюсь на кровать, нахожу взглядом микрофон: - Тихонов, в твоих же интересах оставаться на месте и живым.***
Договориться о встрече с Сергеем оказалось несложно: смс с левой симки от имени полковника Белой как подстраховка того, что пассия, с которой проводил ночь майор, не заподозрит ничего «изменоподобного», а также уточнение места встречи – ФЭСовский парк. Я склоняюсь к тому, что с большой долей вероятности в рамках переписок и переговоров Майского могут проводиться оперативно-розыскные мероприятия, а значит, читают их и слушают в реальном времени и могут при желании явиться и на место встречи. Поэтому ФЭСовский парк, это совсем не скверик рядом с местом работы, где иногда в обеденный перерыв можно перекусить или просто прогуляться, а Парк Горького. А его тесная связь с ФЭС обусловлена тем, что безопасность практически всех массовых гуляний обеспечивают наши сотрудники. Очевидным было и место встречи – полицейская будка на входе в парк, где всегда проходили построения. Издалека замечаю Майского: двухметровый амбал добродушно улыбается и машет рукой. - Ну как ты, Танюш? Вариант а – очень плохо, б – очень-очень плохо, в – отвратительно. - Держусь, - на предисловия, к сожалению, уже нет времени, поэтому я спешу выпалить. - Я хочу с вами обыскивать лес, - и шагаю в сторону обзорной площадки на парк, а Майский следует за мной. Сергей неопределённо пожимает плечами и без толики удивления произносит: - Весьма предсказуемо. Рогозина посоветовала? - Настоятельно порекомендовала. Знаешь ли, я ведь главный подозреваемый. - А я давно знал, что у вас с Ваней что-то нечисто. Околдовала пацана-то, ведьма, - очевидно, Сергей даже не ждёт ответной реакции на своё высказывание, поэтому сразу же переключается. – Ну так поехали. Окидываю взглядом парк – одно из любимых мест в Москве: красивое в любое время года по разному, но неизменно притягательное вне зависимости от него: "Пойдём". Быстрым шагом мы доходим до Октябрьской, спускаемся в метро и практически молча едем 30 минут по оранжевой ветке. Китай-город, Проспект Мира, ВДНХ. Даже если мы с Ваней ни разу не были на этих станциях, непроизвольно вспоминается, как мы миновали их или выстраиваются ассоциативные ряды из названий. Тихонов из головы не выходит – это было самое обидное. Ещё 10 дней назад можно было позволить себе эту вольность – не думать о нём, потому что, даже если его не было рядом, он будет через 30 минут, час, два часа – скоро. А теперь… - Осторожно, двери закрываются. До сегодняшнего дня у меня существовала твёрдая уверенность, что я никогда не была на Медведково, но как только мы вышли на платформу, возникло стойкое ощущение дежавю – десятки идентичных станций были разбросаны по «паутине» Московского Метрополитена. Ничем не примечательная, коллективно-социалистическая станция, единственный критерий по которому возможно отграничить её от других – название. Но это конечная точка маршрута, поэтому мы спешно поднимаемся на поверхность и выходим к автобусной остановке. Нужный автобус подъезжает минут через десять – престарелый, дряхлый ПАЗик, давно не видела таких на московских маршрутах. Людей внутри немного, но все сидячие места заняты, поэтому мы встаём на передней площадке. Я с некоторой отстранённостью думаю о том, сколько раз теперь мне предстоит преодолевать этот маршрут до леса. Не пользуемся личным транспортом в целях сведения вероятности обнаружения к минимуму – такое себе, потому что тратить на дорогу неизвестно куда суммарно три часа в обе стороны – подозрительно в степени бесконечность. - Майский, как ты думаешь, это имеет какой-то смысл? – отрываю я его от чтения ленты новостей в социальных сетях. Он прокашливается и медлит. Говорить правду не хочется, потому что это обесценит все наши действия, но и откровенное враньё слишком больно бьёт по оставшимся крупицам надежды. А чего, собственно, жду я? Прошло 10 дней, за это время Ваня бы уже несколько раз объявился, если бы он был жив. Грёбаный микрофон. Так и представляю: сижу я дома (ненакрашенная и нерасчёсанная), звонок в дверь и… - Раз Рогозина сказала, значит, имеет смысл. Даже если мы найдём всего лишь часть ткани, следы крови, можно будет соорудить версию для расследования, которая исключит тебя в качестве соучастника… Сергей что-то продолжает говорить, но я не слушаю. А вдруг я и правда пособник? И всё, что было между нами в предыдущие месяцы, лишь подводило к очевидному итогу: нам не стоило даже пробовать. Бред. Всё бред. Автобус сигналит стоящему впереди транспорту, из-за него к остановке не пробраться, пассажиры вяло возмущаются. Автобус сигналит повторно. Основная версия следствия: преступник с корыстной целью совершил убийство Ивана Тихонова (сотрудника ФЭС), действуя по наводке соучастника. Скорее всего также являющегося сотрудником данной организации. Скорее всего, Татьяны Белой. Звучит очень стройно и рационально, но зачем мне… Зачем? ПАЗик наконец пробивается к остановке и открывает двери, я кидаю взгляд на пейзаж за окном. Ещё один лес – только лиственный. А если мы ищем не там? Если Ваня в другом месте? Сергей всё продолжает анализировать возможность что-то найти в Чемском боре, голова раскалывается. Автобус трогается с места. - А если мы вообще ищем… Но закончить я не успеваю, автобус не хило подбрасывает на какой-то кочке так, что все пассажиры валятся вперёд. Я падаю на Майского. - Ты как, нормально? Водитель разражается отборным матом в ответ на произошедшее, божится, что раньше такого не было, и вообще он сегодня же увольняется. Через две остановки мы выходим, и я сразу же наступаю в огромную лужу на остановке. Бор вокруг выглядит не очень приветливо даже при солнечном освещении, а как же здесь тогда было в тот пасмурный вечер спецоперации. Но я не даю мыслям сбить меня. Я иду искать.