Говори со мной

POV Тихонов

03 апреля 20XX

Оставаться на месте, Танюш? К сожалению, это далеко не в моих интересах. Мои периоды «отключки» всегда прерываются твоим голосом, так случилось и сегодня с утра с твоим пожеланием доброго утра и с нынешним сообщением. Спасибо, что говоришь. Не понимаю, что происходит. Будто в одну минуту я здесь: смотрю на нежные появляющиеся на деревьях листочки, а в следующую уже планирую где-то между своим сознанием и телом. Я снимал микрофон и разбирал его несколько раз: как я и предполагал, он отлично работает, но, к сожалению, в одностороннем порядке. Я слышу тебя, ты меня нет. Всё идёт разработанному нами плану, но он больше мне не нравится. Совсем не нравится. Конечно, ты бы не услышала ничего нового от меня, кроме хрипов и шуршания, но может быть тогда бы меня не пришлось хоронить. Кидаю взгляд на своё тело… Замечательно! Утренние лучи очерчивают мои ключицы, которые начинают оголяться, чертят солнечные линии на лохмотьях одежды и тонут в пустоте грудной клетки. Тихонов из прошлой жизни (читай живой) встретил бы это утро проснувшись с отпечатком левой клавиши мышки на щеке. Я очухиваюсь после беспокойной полубредовой ночи и такого же утра, которые продолжаются бесконечные недели и дни, и наблюдаю как настоящая мышь назойливо пытается выгрызть часть моей щеки. Но только я собираюсь кинуть по направлению к ней какой-либо из своих упаковочных материалов, она подскакивает и исчезает среди прошлогодней листвы. И ведь вчера, я предусмотрительно укрыл тело найденным брезентом, чтобы звери не подбирались к нему, а я больше не спотыкался взглядом о настоящую версию себя. Но, видимо, презент не в силах этому препятствовать. От себя не убежишь - в прямом смысле. Я практически отшельник – с ценным пакетом из мусора с разными вещдоками, и с моей самой главной гордостью – пулей (моя правая рука до сих пор в остатках моего богатого внутреннего мира). Ну и ещё пятаком, который я гордо засунул вчера под пятку – на удачу после разработки идеального плана побега из леса. А может представить, что просто наступил апокалипсис? Локальный, мой собственный. Скосивший моё физическое, но не ментальное здоровье, и заставивший сражаться с самим собой. Среди звуков утреннего леса я с трудом могу найти энтузиазм, который ещё вчера вечером чувствовал в избытке. Я даже чертил план предстоящего похода: автозаправка – машина/машины – ФЭС. Много ли людей обратят внимание на де-факто пакет с мусором, де-юре пакет с информацией, имеющей значение для разрешения уголовного дела, который волочится по улицам? Москва – сердце страны с бесконечным количеством улиц-артерий и нескончаемым количеством мусора, который несётся по ней. Но те, полные энтузиазма, вчерашние уверения теряются в солнечных отблесках-бликах в проталинах в снегу. Сегодня все мои теоретические планы с отсутствием наработанной практики реализации накладываются на моё дерьмовое настроение и самочувствие. Мои нервы дрожат, когда я снова осматриваюсь – противные виды промозглого леса ранней весны – скелеты деревьев переплетаются между собой, напоминая мне рисунок собственных вен, которые торчат наружу в нескольких метрах от меня. И если поначалу я мог затаить дыхание от интимности леса, то теперь могу затаить дыхание только, чтобы не чувствовать смрад собственного тела. Мне страшно. Я ужасаюсь мыслям о том сколько времени я ещё проведу здесь. Чёрт возьми, какой же дёрьмовый план! Вперёд, Тихонов, вперёд! Тебе ведь не впервой надеяться только на случай. Найдёшь тачку или несколько тачек, дотащишься до центра. А там и ФЭС недалеко. Объявишься: абсолютно растрёпанный и невидимый, с пакетом (очевидно видимым) в правой руке, которая по локоть в твоих внутренностях. - Позовите, пожалуйста, Белую, к ней посетитель. Злость внутри нарастает. Серьёзно? Белая? Я недостаточно её измучил? Клокочет место, где должно быть сердце. Возможно, мне стоит сделать то, что я умею лучше всего – сделать пару шагов назад и тихо прикрыть дверь. Что я планирую исправлять, когда нарушаю все данные обещания? Одно за другим? Та часть сознания, которая кричит о том, что я жив отключается без Таниного голоса. Потому что я… существую только в её воспоминаниях? Наверное. И даже точно. Эта мысль пронзает меня. Я пытаюсь подняться на ноги, опираясь на дерево, но снова не чувствую их. К чёрту план! К чёрту! Я просто иллюзия. Иллюзия, которая привлекает только животных, бегущих на запах мертвечины. Меня складывает пополам, и я чувствую, как ветки прочерчивают сзади спину. Фантомная боль в области сердца. Боже, Тихонов, какой же ты придурок, даже после смерти отравляешь ей жизнь! Рывком я вскакиваю с места, всё ещё не чувствуя ног, и подхватываю пакет. Спотыкаюсь о брезент и снова падаю. Да чёрт побери! По правой руке пульсацией проходят еле заметные болезненные ощущения, но разве имеет это какое-то значение? Любая моя боль имеет какое-то значение? Нет. Я лишь тень настоящего человека. Неясный силуэт на фотографиях. Остаточный материал. И это можно легко доказать. Хватаю пакет с вещдоками и продираюсь через деревья. Ветки – ветки – ветки, хлещут по лицу. Но я ничего не чувствую. Понимаю, что трасса уже недалеко. Оживлённая трасса. Автобусная остановка. В целом соответствует моим планам. Но с дельтой на шикарный эксперимент. Я вырываюсь из леса неожиданно даже для себя. Резко торможу у края проезжей части, кидаю пакет под ближайшее дерево и… Как там в задачках на ПДД? Обязаны ли уступить дорогу пешеходу, если он пересекает полосу в неположенном месте? Высматриваю ближайшую машину. И кидаюсь навстречу несущемуся по крайней полосе автомобилю – только успеваю заметить – красная. Одна, вторая, третья. Каждая чертит на мне причудливый узор из протекторов шин. Что я чувствую? Что они. Меня. Разрывают. Но только не в рамках настоящих ощущений. В области грудной клетки нет чувствительности, но я слышу звонкое «дрынк», когда очередная машина последовательно проезжает по моим рёбрам. Я даже по своему медитирую, наблюдая как надо мной пролетает очередной набор из различных проводов и труб с двумя парами колёс и тупо констатирую: «Чувствовать боль лучше, чем ничего не чувствовать». Машины даже не притормаживают. Почему? Потому что меня нет. Я умер. Я наконец беру на себя ответственность признать это. И в этот момент меня скручивает от боли в груди, и я переворачиваюсь на живот, не в силах вдохнуть. Всё заканчивается через пару секунд. В голове звон. Надо мной всё также проносятся машины. Я смотрю на раздолбанный асфальт, но резко отстраняюсь, когда утыкаюсь во что-то склизкое лицом. Лужа крови. Ещё одно новое открытие. Фантомная лужи крови. Машин нет. Видимо красный сигнал. Ну что, ещё один эксперимент? Я резко набираю воздух в лёгкие, выдыхаю и, за секунду до того, как скорчиться от боли, вижу… ряби нет. Что за условности мира, в котором может быть фантомная лужа крови, но не может быть фантомной ряби? Я понимаю, что во мне не осталось ни капли злости. Я измучен, но я даже не могу умереть. Отличный, показательный эксперимент. Пожалуй, лучше вернуться к первоначальному плану. Сил, чтобы подняться, нет. Пробую подтянуться на руках, и это начинает получаться. Движение в сторону тротуара – боль – ещё одно движение. «А ведь у тебя ещё пакет с вещдоками. И надо тебе не на остановку, а на автозаправку». Я злюсь на себя и отбрасываю подальше все рациональные доводы. До остановки около метра, когда снова приходит боль. А что, если это боль реально? К моему телу снова подкрались крысы. И втыкают свои зубы. Чтобы немного отвлечься, смотрю на автобусную остановку прямо перед собой. Девушка в белом пальто с красивой меховой накидкой. У неё симпатичное лицо. Видно, что она давно живёт автобус и немного заскучала. Её облик значительно контрастирует с окружающими видами. Извините, не одолжите вашу накидку закрыть мои рваные раны? У неё тёмные волосы. Тёмные волосы как у половины населения планеты. Но это заставляет думать меня о Тане. В наушнике тишина, а значит я скоро снова отключусь. Эти разговоры – лишь отпечаток моего когда-то реального существования. Получается я могу придумать любой разговор? Играть с остатками сознания в игры и представлять, что Таня ищет меня. Но для чего всё это нужно? Я что-то вроде призрака с незаконченными делами? И кто рисует фантомные лужи крови не дорисовывает на них рябь? От настолько тупой теории становится даже противно. Одновременно с тем, как я подползаю к краю тротуара и ложусь на бок, начинает моросить противный весенний дождь. Я утыкаюсь носом в холодный поребрик. По крайней мере моё сознание придумывает, что он холодный. Я начинаю раздумывать не придумать ли мне, что я тёплый и живой, когда сзади меня нарастает гул. К остановке подъезжает автобус. Старый ПАЗик доисторического периода. Когда он проносится в тридцати сантиметрах от меня, мне кажется, я слышу, как водитель выжимает педаль сцепление и легко касается тормоза. Я осторожно сажусь, опираясь на поребрик, и наблюдаю как дама, бывшая центром моего внимания минуту назад, заходит в транспорт. Автобус не спешит трогаться. Я слышал, что между перевозчиками идут ожесточённые войны за пассажиров. Правда или выдумка? Сзади подъезжает ещё один ПАЗик и начинает громко сигналить. Получается, правда. Я равнодушно смотрю как хмурятся пассажиры внутри автобуса и люди, стоящие на остановке. Дорогие мои, всё лучше, чем корчиться от боли. Водитель первого автобуса закрывает двери, и я теряю из вида свою «минутную» собеседницу. Второй автобус нетерпеливо открывает двери, и я загадываю, чтобы кто-нибудь из выходящих наступил на меня. И несколько человек следует моему пожеланию, предварительно наступив в лужу. Теперь на мне ещё больше грязи. Всё хорошо, не переживайте, я уже почти часть этой грязи, только лежу чуть подальше в лесу. Эта мысль довольно криповата. Я перевожу взгляд на пассажиров в салоне. И… знаешь что? Этот сценарный ход слишком очевиден в драме, которая разыгрывается только в моём сознании. Я вижу тебя, Таня. Как напоминания о том, что ничем невозможно вытеснить твой образ из головы. И… Майского? Зачем моему мозгу (той части извилин, до которой ещё не добрались звери) проекция Сергея? Тщательно скрываемые желания – не звучит даже сколько-нибудь смешно. Но я отбрасываю этот вопрос на второй план. Раз уж я хозяин этой проекции, я пытаюсь представить разговор с Белой. Наверное стоит… извиниться за свою смерть? Но она даже не смотрит в мою сторону. Только всё также беспокойно смотрит на Майского и мотает головой, будто отрицая что-то. Не хочет со мной говорить? Или… И на секунду я вдруг хватаюсь за спасательную мысль: а вдруг не привиделось! Но автобус уже закрывает двери, а я отчаянно пытаюсь принять вертикальное положение. Как и всегда, получается крайне плохо. Наверное, последние пару машин были лишними. Я наконец поднимаюсь, но тут же падаю. Прямо в лужу, которой я уже и так частично покрыт, и на этот раз она почему-то разражается брызгами. Водитель плавно отпускает сцепление, автобус дёргается, готовый тронуться с места, а я бреду вперёд. Ещё секунда и водитель переключит на вторую скорость, зажмёт газ… Мне нужно что-то сделать! Но мне в голову ударяет только одна мысль – задние колёса ещё достаточно близко. Я сгибаюсь пополам и ничком падаю прямо под ПАЗик. Автобус подпрыгивает, переезжает мою грудную клетку и глохнет. «Ого, а с прошлыми машинами такого не было», - успеваю подумать я, прежде чем боль затмевает всё происходящее. Будто из-под толщи воды я слышу, как водитель проклинает дороги, мгновенно переключается на правительство и даже не думает выйти и проверить всё ли в порядке с автобусом. Торопливо он поворачивает ключ зажигания, выжимает сцепление и трогается. На этот раз уже дальше моей грудной клетки, но я чувствую прилив боли, будто он снова переезжает её. Итог неизменен: чувствовать боль лучше, чем не чувствовать ничего. Я бы рад умереть до конца, но какая-то часть меня ещё жива. Когда боль отступает, я снова отползаю к остановке, где люди обсуждают некомпетентность водителя, озвучивая самые распространённые стереотипы в отношении «водительских» национальностей. Эти пустые разговоры, однако, отлично заполняют мою раскуроченную грудную клетку, и я начинаю лихорадочно соображать. Я что действительно видел Таню?