Говори со мной

POV Тихонов

10 апреля 20XX

«ЯвиделТанюявиделТанюявиделТаню», - именно так я бы начал свой короткий рассказ… Если бы мои пальцы не проскальзывали через клавиатуру. Если бы я чувствовал свою левую кисть, которая сейчас, вероятно, гниёт где-то в лесу. В том его участке, до которого призрачный след моего существования ещё не добрался. Слева раздаётся тихое шипение. Кот Белозёрова совсем не рад таким гостям, хорошо, что его хозяин не возражает. Мои насыщенные надеждой исследования быстро увяли и угасли под неопровержимым доказательством гениальности совершённого преступления. Несколько дней и ночей в ФЭС, практически не отличающиеся от тех, которые я проводил, будучи живым человеком. Наверное, тогда я бы многое отдал, чтобы меня не трогали хотя бы несколько часов. Сейчас гнетущая тишина лаборатории давит. Ещё и Белозёров, внимательно слушает, но ничего не отвечает. Ну не наглец ли? Не знаю, зачем в один из дней я последовал за ним из лаборатории. Наверное от нечего делать. Несколько волос, которые я нашёл на своём теле принадлежали ему, и это звучит как насмешка. Единственным моим подозреваемым на данный момент был мой коллега – Сергей Белозёров. Более чем серьёзное доказательство – единственный волос на моём теле. Всю дорогу до дома Сергей ни разу не обернулся на меня, не шелохнулся от моего незримого присутствия. Он только завернул один раз в магазин, чтобы купить что-то из холостяцко-кошачьего набора и сделал передышку в несколько минут, чтобы покурить. Фактически, его существование мало чем отличалось от моего. Он тоже ни с кем не общался. С молчаливого согласия коллеги, я задержался у него на несколько дней. Думаю, моё разлагающееся тело далеко не уйдёт, а Таня в офисе всё равно не появлялась. Мне бы спросить, где она и как, но ехать к ней домой я не решился. Я даже был не уверен, что помню, где она живёт. Но то, что я начинаю это забывать больше не пугало. Мне кажется, иногда больнее помнить. А знаешь, что, Тань? На самом деле мне больше не больно, только тошно. Тошно от твоих клятв в любви, которые ты, громко всхлипывая, шепчешь в микрофон. Я их больше не буду слушать, ясно тебе. Их не существует, также как меня. Я пялюсь в стенку, и так тихо, что мне кажется, я слышу как дышит Барсик. Переношу вес с пятки на носок и обратно, и чувствую давление монетки в обуви. - Тихонов, вернись. И мой желудок где-то в лесу содрогается спазмами. Да пошла ты, Белая. Пошла. Повторно раздаётся тихое настороженное шипение. «Барсик, разве я сильно отличаюсь от твоего хозяина?» Мне кажется, что этой квартиры не существует. Мне кажется, что мебель, предметы интерьера, и даже этот чёртов кот, выдуманы мной. Стандартная советская «стенка», выцветшие жёлтые обои с уродливыми коричневыми цветами, подранный Барсиком диван противного багрового цвета. И посреди этой квартиры я – зависающий между двух миров, потерявшийся в одном и не оказавшийся в другом. Барсик шипит громче. На самом деле, мне его жалко. Наверное, мало приятного видеть то, что осталось от меня прежнего. Комок страха, жалости и… безразличия. Если долго смотреть на обои, то можно представить, что меня нет. Моё сознание будто исчезает, и я наконец-то перестаю существовать. Наверное, так себя чувствуют барабашки. Только в отличие от них, мне не хочется бить посуду. Из моего безразличного состояния меня вытягивает тиканье часов. Мне бы спросить у кукушки, сколько лет мне жить осталось, но кукушка сгнила где-то в недрах циферблата. Может часы так и сделали с её замурованным скелетом, потому что умерла она задолго до рождения мастера, скрупулёзно собравшего эти часы. Может и я тоже умер, но сегодня это не важно. Сегодня важно собрать воедино ту ничтожную информацию, которую я выяснил. Ведь если пятак всё также давит мне на ногу, то может у меня есть какая-то возможность разгадать тайну моей смерти и исчезнуть. Звучит кинематографично, но разве вся эта ситуация не такая? Преступник не планировал моё убийство, вот что я думаю. Перетаскивание тела с Чемского бора в какой-то лиственный лес, отрубание левой кисти… выглядят как панически обусловленные действия. Единственное, моя дырка в груди как-то не вписывается в эту картину. Ладно, предположим, я адвокат обвиняемого. Итак, обвиняемый, почему Вы нажали на курок? Пистолет должен был быть не заряжен? Вы рассчитывали попасть в место, где нет жизненно-важных органов? У Вас дрогнула рука, и Вы случайно нажали на курок. Хм. Возможно. Нет. Возможно. Хорошо, давайте углубимся в две линии защиты. Барсик грозно шипит из-под кровати, и я думаю о том, что он мог бы сойти за прокурора. Чтож, обвиняемый. Вы бы не нажимали на спусковой крючок, рассчитывая, что пистолет не заряжен, так? Вы бы просто им угрожали. Окей, несите следующую линию защиты. Вы говорите, у Вас дрогнула рука. Есть ли у Вас подтверждённые справки о заболеваниях, поражающих нервную систему? Молчите. Ладно, не отвечайте. Давайте подумаем о действиях потерпевшего. Погибшего. В общем, Вы поняли о ком мы. Были ли его действия ожидаемы для Вас? Очевидно, что да. Он повернулся, посмотрел на Вас. А дальше Вы… спустили курок. Но почему, обвиняемый? Я зло пинаю тумбу, сквозь которую моя нога, конечно же проходит. Кот на этот раз не услуживает мне даже шипением. Ну и молчите, прокурор. Предположим у Вас есть диагноз, который поражает нервную систему. В таком случае, откуда у Вас оружие, обвиняемый? Разве выдал ли Вам кто-нибудь оружие, будь у Вас судороги. И зачем Вам убивать среднестатистического хакера? Личные мотивы. Я расхаживаю по комнате, в полумраке переводя взгляд с одной тени на другую. Барсик не подаёт признаков возмущения, лишь вошкается один раз, когда я ступаю слишком близко к кровати. Я чувствую себя Барсиком, загнанным под диван. Личные мотивы – звучит очень интересно, если бы все люди, у которых они имеются не были в местах лишения свободы. Вот уж место лишения свободы – квартира Белозёрова. Туда-обратно ровно шесть шагов. Я отрываю глаза от пола и прохожусь взглядом вверх по ножке шифоньера. Скольжу по дрожащим бликам на стекле и вижу своё отражение. Неужели и его я выдумал? Вот уж не знал, какая у меня отменная фантазия. Сначала я слышу, как Барсик срывается с места, а потом тихий шорох открывающегося замка. Ну вот и моя компания прибыла. Перевожу взгляд на часы – восемь. Что-то сегодня рано. Я борюсь с желанием вкинуть Белозёрову какую-нибудь шутку. В конце концов, даже к самой адовой боли в груди в конце концов привыкаешь. А вот к отсутствию возможности говорить с трудом. То ли в комнате слишком мало света, то ли Белозёров выглядит ещё хуже меня. Вот уж не думал, что даже у него будет такая затяжная тоска. Барсик испуганно озирается на меня, сидя у ног хозяина, но Сергей не делает никаких выводов. Только неожиданно роняет пакет с продуктами на пол, и раздражённо вздохнув, приседает на пол. - Ну вот видишь, Барсик, опять. Я не решаюсь проходить за Сергеем на кухню и только бессмысленно стою рядом с диваном. Меня так и подмывает спросить у Белозёрова не хочет ли он посмотреть какой-нибудь фильм, но не очень хочется устраивать представление с опрокидыванием рамок и загадыванием ребусов с кровью на стенах. Кстати, у меня вообще есть кровь? Но дальше в своих размышлениях я уйти не успеваю, потому что Сергей возвращается в комнату и плюхается на диван с открытым ноутбуком. Я перемещаюсь так, чтобы видеть экран, а Барсик сверлит меня взглядом из коридора. Несколько десятков вкладок с самых разных сервисов. Думаю, некоторые из них были открыты также в попытках узнать, что со мной произошло, но знать этого точно я не могу. Не сказать, чтобы мы были с Сергеем закадычными друзьями, просто коллеги, иногда перебрасывающиеся шутками. И если уж доводить до абсурда теорию с единственным подозреваемым, то единственным мотивом убить меня у Белозёрова могла бы стать колба, которую я не помыл после эксперимента. Мужчина начинает смотреть несколько видео, закрывая каждое через несколько минут. Раздражённо дёргает ногой, и я замечаю, что правая рука у него тоже подрагивает. Ого, тебе бы попить таблеточки, бро. В конце концов, Сергей зло захлопывает ноутбук и убирает его на стол. Не раздеваясь, укрывается одеялом и отворачивается к стене. Не выключенный свет на кухне освещает его тело, завёрнутое в плед. Я вижу, как он качает головой взад-вперёд, и, в такой момент, мне кажется, наше состояние примерно одинаковое. Жаль, что я не могу также завернуться в плед.