13 февраля 20XX / 17 апреля 20XX
Я помню, как пахнут твои волосы, — вот к какому важному выводу я прихожу. Это что-то сладкое, бесконечно нежное и ненавязчивое одновременно, и надышаться этим невозможно. Наверное, не самый очевидный вывод, который можно сделать лёжа в грязевых потоках в какой-то речке, но от этого он не становится менее правдивым. Но я не помню, с чего начался этот вечер, и как я туда попал. На эту Берсеневскую набережную, которая приведёт нас к концу. Я пытаюсь задержать дыхание и нырнуть. Сквозь кроны деревьев, я почти не различаю небо. Кажется, его затянули тучи. Мне больно задерживать дыхание и дышать больно. Мне холодно, или я себе это фантазирую. Возможно, мне стоит вернуться в начало и попробовать снова. …Таня – самая прекрасная девушка на свете. На фоне переливающихся огней вечерней Москвы, её глаза всё равно лучатся ярче всех. - Добрый вечер! Мадам позволит проводить её в столь прекрасный вечер? Таня вскидывает голову от неожиданности и удивлённо хмыкает. - Молодой человек, я на улице не знакомлюсь. Знаете, маньяков развелось. Она быстро лавирует в потоке людей. Но я знаю, что она играет. - Так я их всех знаю! Давайте познакомлю, - я аккуратно, но крепко взял её под локоть. Она смеётся. И она такая… прекрасная. Мне вдруг кажется, что весь мой словарный запас уменьшился в несколько десятков раз в размерах. И свёлся к одному единственному прилагательному, но на самом деле. На самом деле, я безостановочно говорю. В какой-то момент теряю нить повествования, и подхватываю совсем другую. Наверное, Белая замечает. Я только знает, что всю дорогу она смеётся. Её смех отражается от городских огней и ложится красивой ледяной коркой на асфальт, а утром… утром он превратится в росу, которую будут жадно глотать ранние одуванчики – маленькие обещания начала нового цикла. И я не знаю откуда в моей голове такие дурацкие метафоры. Мне только кажется, может со мной это уже было? И с каждой минутой, с каждой секундой, я только хочу сказать… Таня, я никогда тебя не отпущу. Лежа под этим грозовым небом, сидя в квартире у Белозёрова или бросаясь под автобус. Я не хочу тебя отпускать. У меня в руках было обещание бесконечных вариантов нашего счастья. Но я отбросил их все, чтобы… Лежать в канаве и пытаться не думать, в какой момент всё пошло наперекосяк. Возможно, стоит начать заново. … Таня – была самой прекрасной девушкой на свете. Но она не знает этого. Она слушает мои несвязные истории, смеётся и кажется… даже немного счастлива? Мне казалось, я дал тебе обещание не заходить дальше разговоров, не влюбляться. Но на самом деле. На самом деле, всё было намного глубже. Мимо нас проходят влюблённые парочки. Они держатся за руки. Мы, конечно, нет. Они обнимаются. Нет-нет-нет. Целуются? Без комментариев. И напитываясь этим ощущением нас, я будто не могу вдохнуть даже толику воздуха. Моя грудная клетка разорвана. Но я продолжаю существовать. И мне кажется… мне кажется, что через что бы мне не пришлось пройти, я буду верен этому чувству. Мы доходим до подъезда. Ты, конечно, зовёшь на чай. Мы смеёмся… Возможно, здесь мне стоило остановиться. Мне стоило уйти, развернуться к тебе и вежливо сказать: «Прекрати смотреть на меня влюблёнными глазами, мы кое-что друг другу пообещали». А сейчас? Какие сейчас твои глаза, Тань? Я слышу помехи на микрофоне даже сквозь толщу воды. — Это же было что-то важное, да? То, что ты не решался сказать. Но я не хочу выныривать, это не сделает мне легче. Больше ничего не сможет сделать мне легче, пока я не пойму, что случилось. Но как мне начать расследование сначала, если вместо всей системы доказательств в памяти лишь один вечер? …Посмотреть фильм? Плевать какой, лишь бы с тобой. Ты кидаешь на пол подушки, плед и смеёшься. Так, будто всё происходит максимально правильно и естественно. И я тебе верю, потому что я помню, что было много вечеров назад. И я просто веселюсь. Ты проливаешь на себя полбутылки вина. За-ли-ва-ешь-ся. - Тихонов, скорее убирай покрывала и неси салфетки! Я не знаю, как ты хочешь вытирать эту лужу салфетками, но, конечно, я ухожу. А когда возвращаюсь, ты уже оторвала подол от своего чёрного платья и старательно вытираешь им пол. Наверное, я должен был подумать, что ты сбрендила, но эта ситуация такая абсурдная, что я покатываюсь от смеха. - Тихонов, меня соседи убьют!.. Почему я так хорошо помню тот вечер?НЕВСПОМИНАЙНЕВСПОМИНАЙНЕВСПОМИНАЙ
Я погружаюсь под воду, но будто вижу сквозь толщи воды свечение экрана твоего старенького телевизора «Sony». И мне кажется, что вода вокруг меня – это вино. А ты уже пьяная, хотя сколько выпила? Один стакан, Тань? Над поверхностью воды я будто вижу твой силуэт. Ты беспокойно стараешься найти место своим ногам, и вдруг решаешь, что это хорошая идея – расположить их на журнальном столике. … Ты роняешь вазочку с фруктами, к которым никто из нас так и не притронулся. Она разбивается, и одной рукой я держу тебя, а другой собираю осколки. Один осколок больно впивается в левую кисть. Но для того, чтобы обработать и перебинтовать руку, тебе, конечно, почти не нужно соображать. Всё на автомате. И когда моя рука перебинтована, ты смотришь на меня широко распахнутыми глазами. Будто совсем-совсем трезвая. И спрашиваешь: - Так, нормально? Но что ты имеешь в виду под нормально. Я ничего не понимаю. Что такое нормально, Тань? Но вслух произношу только: - Да, Танюш. Ты часто-часто моргаешь, вижу, как нервно сглатываешь, пододвигаешься ближе на предательские пару сантиметров и тянешься к моим губам.ЭТОБЫЛОПОЧТИПРИНУЖДЕНИЕЭТОБЫЛОПОЧТПРИНУЖДЕНИЕ
Ты сама тянешься, Белая!.. А знаешь, что я тогда подумал, Белая? Вдруг я ничего не почувствую. Ни-че-го не почувствую. Это же практически гадко, когда человек прижимается к тебе своими губами. Дышит в тебя, а тебе… Ну никак тебе. И ты вроде даже не чувствуешь себя виноватым, вот только внутри пусто. И хотя в этот раз сердце сжималось совсем по-другому, когда я чувствовал твои руки на моих щеках… На секунду. Глядя в твои глаза. Я подумал: «Вдруг я стану для тебя очередным… мудаком?» Да, думаю, все они испытывают что-то похожее при поцелуях. Нашего поцелуя я боялся. И вполне обоснованно. Боялся разрушить доверие, которое только появилось между нами. Оно ведь заметно укрепилось за последнее время, примерно до состояния… хрусталя за месяц нашего общения, но……ЯОБМАНЫВАЮСЕБЯЯОБМАНЫВАЮСЕБЯ
Ты целуешь меня, но я не отвечаю, поэтому ты отстраняешься и опять смотришь на меня широко распахнутыми глазами. - А так, Вань? Господи, да мне просто фантастически, но я даже промычать в ответ ничего не могу. И у меня в груди всё так и ноет от желания отозваться, но я почему-то никак не могу понять, серьёзно ли ты. И мне кажется, это настолько очевидно читается в моих глазах. Но… ты только тянешься за вторым поцелуем, не ответить на который я уже не могу. Потому что… потому что ты невероятно пахнешь, твои губы такие нежные, и ты вся такая… моя. Мне не срывает голову, точно не в первые несколько секунд. Мы целуемся. Ты прижимаешься ко мне… Неужели, это действительно было? На поверхности реки бомбами взрываются сотни капель весеннего дождя. Мне стоило подняться, вежливо кивнуть на прощание: «Чтож, приятный был вечер, мне достаточно, спасибо». Но мне, чёрт возьми, не было достаточно. … У меня в голове полный кавардак, я не понимаю, что и почему между нами происходит. Мне кажется, мне нужно ещё несколько десятков лет, чтобы принять новую реальность, но ты вдруг начинаешь стягивать с меня футболку. Я вдруг концентрируюсь на звуке телевизора, слышу какую-то глупую шутку из комедийного шоу. Боже, Белая, может лучше попробуем проникнуться атмосферой юмора? - Тань, остановись, - но ты затыкаешь мне рот новым поцелуем. А я всё ещё не хочу сделать тебе больно. Моё сердце разрывается от чего-то, чему я пока не могу дать название. Может, это желание не торопиться?.. Спустя столько месяцев, это сосущее ощущение всё ещё со мной: в районе груди, левой отсутствующей кисти и мозжечка. Сейчас я могу дать ему название. … Мне нужна ты. Нужна полностью и без остатка. Но мне кажется, ты не понимаешь, что делаешь. И что прямо под твоими коленями (Белая, когда ты успела залезть мне на колени?) я - Ваня Тихонов. С которым ты хотела остаться друзьями. Но когда ты стягиваешь футболку с себя, и я чувствую насколько горячая кожа у тебя на спине и талии… Мне сложно вспомнить, почему мне нужно остановиться. И я, чёрт возьми, ненавижу себя за это. Я снова пытаюсь мягко отстранить тебя, но ты только идёшь ва-банк и быстро шепчешь мне в губы: - Хочу тебя, Вань. А потом вдруг отрываешься от губ и целуешь шею, грудь и ниже, ниже… Мне кажется, меня сейчас вывернет. Мои внутренности скручивает узлом, как если бы они существовали на самом деле. … На этом месте я сдаюсь, и отдаю всю инициативу в твои руки… Мне становится очень больно, и я вдруг ясно понимаю: я не могу задохнуться, не могу ничего исправить, я могу только вспоминать. Я видел свою разорванную грудную клетку, я засовывал в неё руку. Моё сердце уже разорвано, и, мне кажется, его разорвал себе я сам. И физически меня уже очень давно нет, но я почему-то продолжаю чувствовать. И сейчас, слушая пробивающиеся сквозь толщу воды раскаты грома, обволакиваемый тиной, я теряю своё сознание. В голове бьётся только: - Я Ваня Тихонов. Мне 24 года. И я продолжаю каждый день умирать в твоих руках. В твоих нежных пальцах, рисующих несводимые татуировки прикосновений на моей коже. На моей облезшей, выцветшей коже. Мне казалось, я уже на дне, но я опускаюсь ещё глубже. В сознании то и дело всплывают отблески то твоего стона, то вздоха, то взмах ресниц… Я больше не хочу на поверхность. Я знаю, что всё это иллюзия. Всё пропадает, стоит мне всплыть хоть на один сантиметр вверх. Мне кажется, я плачу, но этого, конечно, не может быть. Наверное, мне стоило начать не с начала, а с конца: «Таня не трезвеет». Надо мной бушует стихия. Может волнами меня унесёт в открытое море. Такого не может быть. В Москве нет моря, но мне так плевать. Я разговариваю метафорами, которые сам не понимаю. Почему я тогда не умер, Тань? Когда сквозь все сомнения, страхи и неуверенность был по-настоящему жив. Я открываю рот в надежде увидеть вылетающий оттуда пузырь, но боль складывает меня пополам. Меня ломает. Я лихорадочно дёргаюсь, пытаясь прийти в себя, и вдруг оказываюсь над поверхностью воды. Я ничего не вижу. Капли оглушающими брызгами разбиваются о поверхность воды. Ветер пытается вырвать деревья с корнем. Я поднимаю голову наверх и там... нет ни одной звезды. Глаза жжёт от боли. … Ты не трезвеешь. И только бесконечно просишь быть к тебе ближе, и не отпускать. Не даёшь мне даже посмотреть на твоё лицо, Тань. Тогда почему я так хорошо его помню?.. Я пытаюсь отдышаться, но ветер забирает у меня даже возможность спокойно дышать. Грудь разрывает болью. Чувствую, что скоро мы встретимся, Тань. Встретимся на самом деле. От этого и больно, и жутко одновременно. - Тихонов, если ты слышишь меня. Я люблю тебя.