Я вернусь...

      Жизнь на свежем воздухе и не взаперти благотворно влияла на характер Геры. Сейчас она уже не хотела просто и без затей убить всех и каждого, не-е-ет. Это слишком легко. Нужно больше выдумки, больше фантазии!       Разумеется, хорошим влиянием подобное ни один нормальный человек бы не назвал, но то — человек. Фаэ, например, подобное вполне одобряли, да еще и помочь могли. Потому что, что такое смерть? Ерунда какая-то! А вот заставить страдать, подчиниться, сковать волю — это да. Но сейчас ведьме было слишком лениво задумываться о мести. Это надо план придумывать, в реальность его воплощать, трудиться в поте лица… Она не согласна на подобную каторгу! Пусть пророчество-проклятие Гермионы само направляет в нужную сторону — Геру ли, или кого другого. Все равно безнаказанными маги не останутся, так зачем грести веслами там, где можно расслабится и получать удовольствие?       Поттер слишком уж мало в своей жизни могла отдохнуть без всяких заморочек. Тем более, что без дела она все равно не осталась. Дом, пусть и небольшой, требовал ухода. А кто лучше маленьких озорников справится с этой обязанностью? Уж точно не домовые эльфы. Нафиг, нафиг этих добби! То, что среди них изредка попадаются нормальные — не показатель, а скорее исключение из правил. Правда, брауни тоже не придут к ней. Слишком уж глубоко в волшебном лесу она поселилась. Малютки просто не рискнут забраться так далеко, пусть и под бок к ведьме. Так что в ее распоряжении — пикси да драки. Вот уж кто не побоится мрачного леса.       Правда, пикси — не та мелочь, что показывал Локонс на ЗОТИ, а настоящие пикси — рыжеволосые, остроухие и озорные, были очень непостоянными созданиями. Сейчас он согласен работать по дому, а через неделю ему становится скучно, и он уходит. Впрочем, мог и остаться — если хозяин очень понравится. Гера очень надеялась, что она понравится шутнику, и тот согласится жить в ее доме.       С драком же проблем не возникло — огненная лента исправно таскала ей молоко и яйца, дух следил за тем, чтобы закрома ломились от еды. Все, что в ответ требовал дружелюбный фейри — капля крови. Небольшая цена за еще одну линию обороны — дом и его хозяина в случае угрозы дух защищал всеми силами и возможностями. А те, несмотря на странный и миролюбивый характер, были далеко не маленькими.       Но полагаться на помощь маленьких друзей откровенно беспечно и некрасиво. Как истинная ведьма и Певерелл, должна же она защищать свой дом! Поэтому Гера создавала барьеры и щиты, превращая маленький домик едва ли не в боевую крепость. Не зря, кстати. Не все обитатели леса были дружелюбными или равнодушными.       А еще была проблема с общением. Единственными ее собеседниками долгое время были Гончие, и девушка поняла — еще немного, и она окончательно разучится нормально разговаривать. Конечно, проговаривать свои мысли вслух весьма помогало, но стать второй поехавшей крышей Беллатрикс ей не хотелось. Ей нужны были более… активные собеседники, чем Вожак и его стая.       Впрочем, это решилось довольно легко. В Шотландии было много мелких уединенных городков и деревень, и переместиться в них она могла легко. Темный капюшон и длинные зеленые рукава легко прятали чувствительную кожу от солнечного света, да и слабенькие чары помогали. Если же небо заполоняли тучи, она не стеснялась открывать лицо, прекрасно зная, на кого становилась похожа в такие дни. Шотландцы, как, впрочем, и любые британцы, были весьма и весьма суеверными людьми. И если в крупных городах это было почти не заметно, то вот в таких затерянных на окраинах страны местностях чего только не услышишь!       Поэтому Гера, выбрав глухую деревню недалеко от границ леса — а Запретный лес имел множество ипостасей — стала посещать только ее. О, конечно же, сперва местные с опаской относились к «даме в зеленом», а потом привыкли. Разумеется, все еще побаивались, но кто бы на их месте не боялся обитательницу холмов — а именно за фейри Геру и принимали?       Спустя почти год таких посещений девушка с изумлением узнала, что местные начали считать ее одним из воплощений Кальях Варе, и долго хохотала, обняв мощную шею Вожака. А что, вполне похожа, пусть и не старуха — бледная почти до синевы, палочка из остролиста, с ночью всех святых ее связывают весьма трепетные отношения, прикосновением заморозить может, в диком лесу живет. А Вожак и его стая вполне сойдут за Кун Аннун… Как наблюдательны порой бывают магглы в своем незнании!       В общем, со временем Гере удалось избавится от сиплых ноток в своем голосе, а учитывая, сколько трав росло в лесу… Она была в первую очередь девушкой, которой очень нравилось чувствовать себя красивой. Тем более, какая из нее фаэ, если она будет страшна, как смертный грех? И пусть фейри были самыми разными, Поттер очень хотелось быть именно прекрасной. Имела она на это право или нет?       Впрочем, особых усилий для этого ведьме не потребовалось, и спустя несколько месяцев она была полностью удовлетворена. Если бледная, то до ослепительной белизны, если волосы черные с проседью — то седина станет серебром, а чернота — тьмой, если худоба — то не болезненная, а хрупкая, эфемерная, если глаза — темно-зеленые, то засияют, как самые прекрасные драгоценные камни, запылают знакомым любому магу огнем Авады. Все — до крайности, до прекрасной грани, когда уродство становится красивым, когда даже изломанные линии становятся дьявольски притягательными.       Мало какие маги рисковали доводить себя до подобного. Нет, Гера неправильно выразилась — брезговали. Пусть это было красиво, пусть восхитительно-притягательно, но это выпячивало нечеловеческую кровь. А современные маги очень не любили признавать наличие в предках Дивных. Глупцы, приравнявшие всех, кроме людей, к созданиям, «близким к человеческим». Их счастье, что эти самые «создания» давно не обращали на них внимания. А ведь сколько бы проблем они решили, если бы не их высокомерие!       Ведь даже самый жуткий, самый отвратительный фейри был притягателен в своем уродстве. Страх настолько совершенный, что даже прекрасный. Ведь даже магглы в своих легендах воспевали дивную красоту фаэ, и далеко не всегда там можно было найти — чем же так восхищались барды. Не всегда красота была той, к какой привык человеческий глаз — даже наоборот. И нередко попытки описать встреченного духа оканчивались провалом — не способен человек передать красоту и совершенство уродства.       Поттер, в отличии от остальных волшебников, стесняться не собиралась. Что у так называемых чистокровных, что у магглорожденных в предках затесался магик, а то и не один. Так зачем ей скрывать то, что и так всем известно? Поэтому — пусть кровь кипит, пусть поет, пусть доводит ее до недостижимых пределов. Она должна быть совершенна, и неважно — в какой грани.

***

— Лилейник? — Гера оторвалась от выкапывания очередного ядовитого порождения леса и с удивлением уставилась на химеру. Та приветливо кивнула и устроилась на ближайшей ветке, подобрав пушистые крылья. В ее залитых тьмой глазах отражалось что-то странное. — Привет, ребенок. А у меня для тебя новость. — Хорошая или плохая? — Не знаю, — ошарашила ее древняя химера, болтая ногами. Ни дать, ни взять — ребенок. Очень-очень старый ребенок. — С какой точки посмотреть. — Ладно… Что за новость? — Маги облаву в лесу устроили, — аловолосая девочка недовольно скривилась, показывая свое отношение к «этим жалким людишкам». — Не на тебя, не волнуйся. Тем более, до сюда они не доберутся — слишком слабые.       Гера задумчиво воткнула лопатку в землю, едва не перебив драгоценное растение пополам. То только обиженно зашипело, увернувшись от инструмента. Девушка мгновенно спохватилась, извиняюще погладив серебристо-алые листья. Все же она обещала посадить его в своем саду и оберегать, а не убить.       Задумчивость ее объяснялась тем, что мало кто рискнул бы сунуться в Запретный лес уходя от погони. Среди магов в настоящее время одна Гера догадалась и не побоялась это сделать. Даже Сириус, скрываясь от Министерства, в лес не совался. Значит, обычным этот неведомый беглец не был. Тем более, Лилейник не стала бы беспокоить ее ради «какого-то приблудного мага». — Это магик? — Всегда любила тебя за твою сообразительность, — похвалила ее химера. — Да, это фейри. Очень сильно ослабленный, так что у этих… палкомахателей есть все шансы его поймать. — О, — Гера только удивленно выдохнула, округлив зеленые глаза.       Это что же должно было произойти, чтобы фаэ стал настолько… беспомощным? Что нужно сотворить с живым воплощением магии, чтобы тот убегал от своих преследователей? А еще — насколько нужно быть самоуверенным, чтобы надеяться избежать наказания за это. Фейри, гордые и непокорные, никогда не простят подобного унижения. И если даже сам фаэ не сможет отомстить — за него это сделают другие. Потому что даже на грани смерти фейри способны повесить Метку на всех виновных. Неважно, близко те или далеко, она будет полыхать и переливаться в их ауре, показывая обитателям холмов наглеца. Меченого уже ничто не спасет — любой из Ши, даже низший, будет всеми силами стараться причинить боль и страдания.       Не убить.       Этим и были опасны Метки — если простого обидчика фаэ могли просто убить, пусть и с выдумкой, то вот Меченые… Смерть — это искупление. Это побег от мучений, это избавление. Слишком милосердно по мнению фейри. — Тогда почему вы не поможете? — Не можем. Директор недавно окончательно извратил щиты Змея, и теперь обитатели леса не могут мешать магам ловить свою добычу, — Лилейник скривилась как от зубной боли. — Видел бы Грифон, во что превратили его любимое детище…       Гера тоже скорчила гримасу, прекрасно понимая, о чем говорит Королева Птиц. Древние щиты над Хогвартсом распространялись и на Запретный лес. Не на весь, только на то самое Светлолесье, но… этого было достаточно. Если магик действительно сильно ослаб, то он может не успеть добраться дальше, туда, где щиты Салазара Слизерина не имели власти.       Какая ирония — то, что должно было защищать, было так исковеркано. О, конечно, Дамблдор не смог снять или изменить боевые проклинающие щиты — так что ловящим все равно не поздоровится — но вот все остальное… — Я помогу, — решительно кивнула девушка, понимая, о чем хотела ее попросить древняя химера. — Наша тебе благодарность, — девочка склонила голову в знак признательности, а затем спрыгнула с ветки, зависая в воздухе. Мощные крылья распахнулись, легко удерживая хрупкое тельце в воздухе. — Я провожу.       Брюнетка тихо вздохнула, поднимаясь с колен. Она прекрасно понимала, почему Лилейник обратилась именно к ней — девушка, хотя и жила в лесу, в нем не рождалась. Да, это место стало ее домом, но она обучалась в Хогвартсе, и продолжала восприниматься замком и его защитой как «свой». Тем более, что полуразумное строение прекрасно помнило, кто так отчаянно защищал его, пытаясь уберечь от разрушений, кто искренне плакал и просил прощение за горящие башни и разбитые стены.       Но Дамблдор пересек все возможные черты и грани! «Любой, кто придет в Хогвартс, может получить помощь» — не просто слова, сказанные когда-то директором наивной девочке. Это — основа, лежавшая в щитах Слизерина. И сейчас этот Великий Мудак — именно так, с большой буквы — разрушил то, что создали Основатели. Не важно, преступник ли, враг ли, просто ли злой — любой мог просить защиты у древних стен. И не только просить — но и получить. Незыблемое правило, вросшее в древний замок, в саму его суть, отпечатавшееся у многих его студентов в сознании — из Хогвартса выдачи нет.       А теперь все это просто рухнуло в одно мгновение. И дело ведь было не в каком-то особом мастерстве Дамблдора — у него ничего не вышло бы, если бы не Битва за Хогвартс. Ему было выгодно последнее место сражения — замок, стремясь всеми силами спасти своих обитателей, сейчас был невероятно ослаблен. Ему бы помочь, провести нужные ритуалы, разжечь угасающий источник — но директору это невыгодно. Потому что стоит Хогвартсу снова войти в силу — и долго «Великий Светлый» не проживет, уничтоженный проклятиями Салазара Слизерина. Основатель змеиного факультета особой добротой никогда не страдал, так как был прирожденным малефиком, и щиты создавал соответствующие.       Но это — только одна из возможностей. И Гера постарается ее однажды осуществить.       Откинув все посторонние мысли, девушка аккуратно вышла за спинами магов, благоразумно не показывая своего появления. Магику почти удалось покинуть Светлолесье, его поймали у самых границ щитов. Фортуна, за что ты так благостна к этим тварям? Фейри был невысоким и очень светлым, почти до боли в глазах. Яркая клякса в сумраке леса, сейчас обагренная темной кровью, слабо сияющей серебром. Это и дало понять Гере — кровь принадлежит самому фаэ.       А между тем маги, не скрывая ухмылок и радостно хохоча, вычерчивали странно-знакомый символ на земле. Идиоты — а как еще их назвать? Щиты не давали мешать разумным обитателям леса. На всех остальных они не действовали. Даже если им удастся осуществить задуманное — скольких они привлекут своим шумом? Им сейчас бы забрать магика с собой, и сделать, что хотят, где-нибудь в более безопасном месте, но нет, безопасность ведь не для них, великих борцов за Свет.       Почему за Свет? Потому что среди магов Гера с удивлением замечает Рона Уизли.