***
После конной прогулки Герман вновь уезжает на работу. И возвращается не «пораньше», как должен, а в восемь. И как только он заходит в двери, Шинари тащит его за руку в столовую. Кормит. Потом тащит отмокать в баньке. Заботливо натирает ему спину, вспенивает в волосах шампунь. Герман только жмурится, как довольный кот. Расслабляется. Для него это новые впечатления. И он даже не задумывается: ему так хорошо, потому что прежде никто так за ним не ухаживал, или просто потому, что это Шинари. Омега вытирает его волосы, пока он натягивает халат. Герман кидает взгляд на сосредоточенного Шинари и невесомо усмехается. Оборачивается, протягивает руку, обнимая. — Герман, я не закончил, — улыбается юноша. Альфа же прижимает его к себе и зарывается носом в волосы с опьяняющим ароматом. Покусывает за ухо. Шинари смеётся. С волос Германа капелька падает ему за шиворот. Мужчина проводит носом по коже на шее, и Шинари уже знает, что это он его «соблазняет». Омега чуть отодвигается, смотрит в глаза. Берёт за руку, улыбаясь, и ведёт в спальню. Но до спальни они не доходят, потому что вокруг темно и кажется, что они одни в целом доме. По крайней мере, Шинари думает, что это Герману, наверное, так кажется. Иначе какого чёрта он развязывает его халат прямо в коридоре и лезет руками к бёдрам? Дышит на ухо, крепко прижимая к себе, и Шинари может чувствовать его возбуждение. Ему самому крышу сносит, потому что… Господи, ну вам разве не снесло бы крышу, если бы вас так хотели? — Герман… пойдём… Он знает, что на шее опять останутся следы. И знает, что слуги уже должны ложиться спать (встают-то они рано), но Матильда всегда делает обход в десять. Но Герману, видимо, плевать. Раньше ему было плевать на секс. Да, довольно приятная физиологическая особенность. Но приятная лишь тогда, когда есть время. А теперь ему немного плевать, где и когда. Зато очень важно, с кем.***
Спят они допоздна. Для Германа это редкий случай, но, возможно, его тело только и ждало такого обращения. Чтобы накормили как следует, отмыли, ублажили и дали отоспаться. Идеальный вечер. И первым просыпается в этот раз Шинари. Смотрит на лежащего рядом альфу и расплывается в довольной улыбке. А потом слышит такой знакомый звук — лёгкие постукивания за окном. Но в комнате светло, даже слишком. Яркие солнечные лучи раскрашивают стены в жёлтый. Шинари приподнимается на локтях. А потом заворачивается в одеяло и вскакивает с кровати, подбегая к окну. Герман просыпается от шевеления. Глаза Шинари расширяются в восторге. — Герман, смотри! — оборачивается. Альфа позёвывает и приподнимается в постели. — Слепой дождик! — Шинари сияет, словно случилось нечто невообразимо удивительное. Он подбегает к мужчине и тянет за руку. — Пошли, посмотрим! Герман в недоумении даёт вытащить себя из постели и протащить к балкону. Ну, он хотя бы наполовину одет, в отличие от Шинари. Омега выскакивает под хлёсткие струи дождя. — Как классно! Герман не понимает. Это же просто дождь. Он такой уже не раз видел. Шинари хватает его за руку и вытаскивает на балкон, смеясь. — Не делай такое лицо! Ты живёшь в таком красивом мире! Оглянись! Герман смотрит. Небо. Солнце. Капли дождя, стучащие по перилам балкона, камню дорожек, крыше беседки и дома, заставляющие пруд покрываться рябью и кругами. Вода, журчащая по водостоку. Колеблющаяся вдали радуга. И Шинари. Шинари с лучащейся счастьем улыбкой. Герман поудобнее перехватывает чужую ладонь. — Ага. Шинари смотрит наверх. Герман с улыбкой прикрывает глаза и вновь смотрит на него. — Шинари. Юноша поворачивает голову, чтобы спросить «что?», и оказывается застигнут врасплох нежным поцелуем. Смотрит в ласковые глаза и чувствует, как поднимается жар от шеи вверх. Герман тихо смеётся, и Шинари кажется, что этого зрелища он не достоин. Альфа проводит ладонью по его намокшим волосам, опускается к щеке, поглаживая. — Спасибо. — …за что? — За то, что ты есть. За то, что позволил мне влюбиться в тебя. Теперь он точно знает, что это за чувство. Он точно знает, кто умеет делать его счастливым. И что, если бы можно было, он ни за какие коврижки его бы не отпустил. Вот только наши желания зачастую расходятся с реальностью. И Герман чувствует укол сожаления, которого никогда от себя не ожидал. Может, вечером в коридоре никто их и не заметил, но вот сейчас за парочкой на балконе наблюдают две пары любопытных глаз. — Это так мило… Эри глядит на своих господ из-под дерева, рядом с которым они Шоном спрятались от ливня. Альфа глядит на своего омегу и легонько чмокает в губы, заставляя того раскраснеться и поднять на него глаза. — Хочешь так же? — хитро. Эри краснеет ещё больше, как он умеет, и фыркает наигранно. Ну конечно хочет. Поэтому мужчина просто собственнически притягивает его к себе, а крона дерева укрывает их от чужих взглядов.***
Перед тем, как идти на завтрак, Шинари как следует вытирает волосы, а затем сушит Германа. Как будто у меня есть пёс. Который постоянно залазит в грязь и вообще не может пропустить ни одной лужи на своём пути. Пусть даже в этот раз это всё-таки вина Шинари. Завтракают в привычной тишине, и парень чувствует себя просто до неприличия счастливым. — А, да. Гиру должна привести своего сына, Микки, — вспоминает Шинари. — Он побудет тут сегодня, потому что у отца на фабрике, где он обычно проводит время, какая-то проверка. Герман кивает и продолжает есть. Откладывает приборы, когда заканчивает. Аккуратно складывает салфетку рядом с тарелкой. Шинари удивлённо глядит на маленький ритуал. Обычно альфа так делает только в приличном обществе (Шинари в это общество обычно не входил). Мужчина поднимает на него глаза, и, пусть выражение его лица не меняется, Шинари понимает, что он хочет что-то сказать. — Завтра я уезжаю в Шерале на учения. Шинари моргает. Внутри что-то сдавливает неприятным предчувствием, которое он так хочет отогнать. — Возможно, придётся остаться до тех пор, пока Гри не ударят. Шинари стискивает кулаки на коленях. Он знал, что битва случится. Но не то, что придётся разлучаться с любимым задолго до её начала, а потом сидеть в одиночестве и гадать, как же он там. — Перебросим войска и будем готовы к нападению. Не волнуйся. Шинари понимает, что Герман думает о нём. Что он видит и знает, насколько война непривычна и неприятна ему. — Возьми меня с собой. Герман выглядит удивлённым. Но Шинари не улыбается. Он знает, что это решение серьёзное. Для них обоих. И поэтому он вкладывает всю свою решимость в эти слова. «Я не хочу разлучаться с тобой». «Я беспокоюсь за тебя». «Я хочу поддерживать тебя». «Не хочу разлучаться даже на мгновение». «Я люблю тебя». То, что он не в силах сказать. То, что движет им последний месяц. К этим глазам с серьёзным взглядом, пронзающим насквозь, Герман был слаб, пусть и пытался. — Это опасно. Шинари щурит глаза. — Я умею постоять за себя. Ты знаешь. Герман молчит. Качает головой. — Если что, ты защитишь меня. Альфа поднимает на него глаза. — А если ты будешь слишком занят (а ты будешь), я и сам могу дать отпор кому угодно. Герман смотрит на этого сильного омегу. И думает, что именно такого-то ему всегда и надо было. — Если начнутся боевые действия, я отправлю тебя за границу региона. Шинари сглатывает. Он понимает, что ввязываться в самую гущу нельзя, да он и не будет. Но… — Просто дай мне посидеть в тылу, — он смотрит в серые глаза. — Я хочу как можно скорее поздравить тебя с победой, когда всё закончится. Я хочу как можно скорее убедиться, что ты жив. Они смотрят друг на друга долго. И Герман всё же сдаётся. — Я приставлю к тебе кого-нибудь. Шинари удивлённо округляет глаза, которые тут же начинают светиться счастьем. — Да не надо никого! Он берёт меня с собой! Герман вздыхает и вновь качает головой. — Посмотрим. Шинари смеётся и кидается обнимать супруга. Герман неуверенно улыбается, надеясь, что ему не придётся жалеть об этом решении.***
Для Германа это очень важно. Он знает, каково терять людей. Своих подчинённых. Чужих. Тех, с кем общался пару раз или же частенько. И когда в голове проносится мысль о том, что он может потерять Шинари, его сердце содрогается от ужаса, а что-то внутри кричит, словно ребёнок: «не хочу, не хочу, не хочу!». Шинари сильный. Герман сам знает. Его владение мечом удивительно для человека, который так долго не тренировался. Если бы он стал военнослужащим, он бы быстро пробился наверх. Герман никогда не считал, что у его профессии низкая мораль. Что убивать — плохо, что воевать — нехорошо. И тому подобное. Почти все старшие сыновья Кронмини становились военными, так что это вроде как норма (а вот вторым сыновьям всегда разрешали делать, что пожелают). Да и в их век войны вроде как неизбежны. Но сейчас Герман понимает. Действительно понимает. Что люди умирают. Их убивают. Даже он сам… И что Шинари этого не приемлет. Что он из тех редких пацифистов. Но Герману никогда ничего не говорит. Пусть даже Шинари знает, что генерал Кронмини не просто так стал генералом. Он никогда не смотрел на него осуждающе. Только с беспокойством. И это тоже для Германа ново. В начале его мать приезжала или звонила после какой-нибудь битвы, в которой он участвовал. Потом, вроде как, привыкла. Хотя до сих пор звонит. Но Шинари… его глаза другие. Он смотрит на него ласково, беспокоясь. Он позволяет держать его за руку. Обнимать. Целовать. Следит за его здоровьем: чтобы был сытый, чистый и довольный. И Герману кажется, что от каждого его движения в груди что-то разливается. Расцветает. Такое большое, что может сломать рёбра. Но этого чувства он не боится. Для него Шинари — новый мир. Поэтому… Только не Шинари. Только не в эту гущу, где властвует смерть. Для Германа она стала рутиной. Теперь же он вновь осознаёт, что-то, ради чего создана армия — не благородно и не красиво. Защищать — это благородно. И, возможно, это работа полиции. Но сталкиваться стенка на стенку — это совершенно не красиво. Это не то, о чём слагают легенды и рассказывают сказки. И впервые в жизни Герман задумывается о следующем поколении. Что если у него будут дети, он не позволит им пойти в армию. Разве что в полицию. Шинари, наверное, думает так же. Герман поднимает взгляд от книги, которую уже давно не перелистывает. Наблюдает, как в саду Шинари и Кэл играются с Микки. Гиру рядышком развешивает стираное и рассказывает, как впервые познакомилась со своим мужем, Майком, когда ей было ещё двенадцать. Из дома доносится аромат чего-то жаренного. Шон и Эри стараются. Матильда наверняка где-то неподалёку. И вновь впервые Герман задумывается о семье. О том, что хотел бы, чтобы так было всегда. И что если дети, то с Шинари. Он склоняет голову набок, не отводя глаз от смеющегося омеги. Думает, как сильно этот мальчишка его изменил. И что он совсем даже и не мальчишка. И что раньше он так много не думал. Вообще, с тем, чтобы взять Шинари с собой была ещё одна маленькая проблемка: на передовой было ну очень мало омег. Обычно создавали специальные омежьи корпуса. При этом была проблема с делением их на женские и мужские отряды. Ведь никому не нужны скандалы типа «он ко мне приставал!». В итоге отряды становились отрядиками по пять-десять человек. Всего пара таких была в авангарде. Но они выглядели больше как альфы, чем как омеги, и местные вояки к ним уже привыкли. А что будет, если среди них появится такой омега, как Шинари? Герман даже думать не хотел. Чтобы кто-то покусился на его сокровище? Хотя, если кто на Шинари и покусится, тот сам может им всем их «сокровища» отрезать. Поэтому Герман в замешательстве. Довериться и быть рядом с любимым, хотя можешь очень сильно пожалеть после? Или оставить дома и всё равно пожалеть, вспоминая эти глаза? Но он уже пообещал. Поэтому в голове уже созревает план. Он кивает самому себе, откладывает книгу и поднимается. Шинари замечает, как он уходит, но продолжает возиться с Микки. Почему-то дети его всегда любили. А Герман идёт в кабинет и звонит в дом Леона. Говорит, что берёт Шинари с собой и что нужны кое-какие приготовления.***
Вечером они вновь отправляются в клуб «Шале». Что интересно, Рональд отсутствует. — Для него это не редкость. Скорее, редкостью было, что он в последнее время постоянно с нами, — улыбается Кай. — Пассии у него не было, вот и всё, — хмыкает Вильям. — Да, Шинари, позвольте представить… Альфа указывает на сидящего рядом с ним омегу, возможно, чуть младше его самого. — Мой супруг, Джордж. Шинари раскланивается с немного сонным графом. — Вильям рассказывал о вас, и мне захотелось с вами познакомиться, — объясняет Джордж. — Обычно я избегаю подобных посиделок. — Он просто приревновал, — хихикает Кай. Джордж кидает на него недовольный взгляд. Вильям вздыхает. Шинари начинает понимать отношения этих людей ещё лучше. — Для меня честь с вами познакомиться, — разряжает обстановку Шинари. — Расскажите, пожалуйста… И он расспрашивает Джорджа о том, как они с Вильямом познакомились и сошлись, о том, чем он обычно занимается, о том, что любит и не любит. Герман слушает и понимает, почему он так полюбился Его Величеству. Король Жеромо любит ушами. Потом Шинари спрашивает принца Кая, как там госпожа Надина. Тот весело объясняет, что три дня она не могла подняться с кровати из-за жара, но потом очень быстро пошла на поправку. Шинари не понимает, как такое можно рассказывать со смехом, но тоже вежливо улыбается. Всё же все эти три дня Кай был рядом с супругой. Компания играет в карты и распивает бутылочку вина. Джордж просит уехать пораньше, и Вильям легко соглашается. В этом их простом обмене фразами видна глубокая связь людей, понимающих друг друга с полуслова. Герман тоже встаёт с места. — Мы завтра уезжаем. Вроде как поясняет, почему им бы тоже не помешало уже уходить. Кай удивлённо приподнимает бровь, но улыбается, кивая. — Тогда по домам. Но аккуратно выхватывает друга, когда все направляются к выходу. — Вы едете с Шинари? Герман кивает. Кай хмурится. — На передовую? Герман кивает. — Ты уверен? Альфа смотрит вперёд на болтающего с графами Нарани Шинари. Кивает. Кай вздыхает. — Тогда берегите себя. Герман кивает вновь. Думает. И похлопывает друга по плечу. Кай удивлённо смотрит на место, где только что была рука генерала Кронмини. Затем смеётся. К выходкам Германа он привык. Теперь нужно привыкать к тому, что он ведёт себя по-человечески.***
В понедельник они выезжают в восемь утра. Леон как всегда учтиво кланяется и помогает закинуть кое-какие сумки в багажник. Шинари зевает, не имея привычки вставать на рассвете. Заканчивает он тем, что спит половину пути у Германа на плече. Несмотря на то, что в машине на сиденье рядом с водителем новый знакомый — Питер Зорк. Герман о нём ничего не говорил, но Шинари слишком хочет спать, чтобы запариваться. Поэтому не замечает, как парень иногда удивлённо поглядывает на них с Германом, а Леон ухмыляется довольно, типа «я же говорил». В пути семь часов. Иногда они обгоняют кибитки с военными, едущими параллельно с ними к границе. Леон объяснил, что генерал должен прибыть на место раньше остальных, чтобы подчинённые не растерялись. Потом новоприбывшим воякам должны показать спальные места, столовую, и вообще всю инфраструктуру лагеря, накормить и отправить спать с указанием встать в восемь утра на завтрак, а затем быть распределёнными в три группы на учения — по трём генералам. Это было интересно, если бы ещё не знать, для чего. В дороге делали две остановки: одну — просто размяться, вторую — на обед. Шинари, уже привыкший к Леону, не стал особо церемониться и с Питером: порасспрашивал, откуда он, почему стал военным и почему сегодня с ними. Узнал несколько интересных подробностей. Сначала новый знакомый поглядывал на генерала, можно ли ему говорить о себе, но, увидев, что Герману, в общем-то, всё равно, рассказал всё, как есть. Что Леон теперь вроде как его непосредственное начальство, а непосредственное начальство Леона — Герман. Что в отряде у них ещё два человека, пусть даже все гораздо младше по званию. И работёнку они выполняют непыльную. Сам Питер родом из городка недалеко от столицы, у него два брата и мать с отцом, которые держат булочную. Военным стал, потому что платят хорошо, да и вообще с детства парень хотел перебираться в большой город. Сегодня он едет с ними, потому что увеличилось количество людей, за которыми нужно приглядывать. Теперь Питер смотрит за Шинари, а Леон — за генералом Кронмини. Омега покивал понимающе, пусть и удивился. Неужели за ним прям так уж приглядывать надо? Как только заехали за границу Шерале, атмосфера сразу переменилась. Шинари глядел в окно с непонятным чувством пустоты. Длинные поля. Деревянные домики, кое-где каменные, красивые, белые или красные… Деревни. Пара городов. И ни одного человека. У границы они ещё были, но, приближаясь к зоне боевых действий, Шинари уже не видит на улицах даже одного прохожего. — Всех выселили, да? — неуверенно. Герман кивает. — А те, кто отказался, сидят по домам, — комментирует Питер. — Как-то сейчас не до прогулок. Шинари молчит. Он не сомневается в своём решении. Но на душе всё равно тяжко. А вот в их конечном пункте назначения кипит жизнь. Деревушка Шпаненберг, на последние несколько недель ставшая главным штабом на передовой, не вмещает в себя десятки тысяч солдат. В домах мест не хватает, и вокруг расставлены сотни палаток, и даже наспех состроены пара бараков. Рядовые глазеют на проезжающую мимо машину и переговариваются между собой. Шинари даже может представить, как они шепчут: «генерал Кронмини приехал». Автомобиль подъезжает к новому дому из не обшитых брусьев на окраине деревни. Один из тех, что по-быстрому были построены к приезду генералов. Парнас на месте уже три дня, в соседнем домике. Питер открывает дверь Шинари, а Леон вытаскивает из багажника сумки. Супруги Кронмини заходят в небольшой дом, в котором так приятно пахнет деревом. — Вас ждут в главном корпусе, — рапортует Леон. Герман кивает. Смотрит на Питера. Оба подчиненных кланяются и выходят на улицу. Шинари удивлённо наблюдает. Альфа укладывает сумки на простенький низкий диван в гостиной-прихожей. В доме ещё есть кухня-столовая и спальня. — Я должен идти. Шинари кивает. — Я разберу вещи. Герман кивает. Смотрит на омегу. — Постарайся сильно не гулять. Шинари хлопает ресницами. Герман вздыхает. — Альфы. Шинари некоторое время соображает, затем понимающе хмыкает. Об этом он вообще не подумал, когда просился с Германом. Главное — с ним. Рядом. Шинари вынимает из длинной сумки ножны. Показывает супругу. — Защищусь, если что. Герман кивает вновь. Они молча смотрят друг на друга. Герман кивает опять и выходит из дома. Шинари вздыхает и принимается распаковывать вещи.***
Просто сидеть взаперти Шинари всё же не выдерживает. Вытряхивает с самого дна одной из сумок свои старые вещи. За деревенского он в них не сойдёт, но за какого-нибудь простолюдина всё же возможно. Так можно будет ходить по деревне. По крайней мере, он на это надеется. Шинари выглядывает из-за двери. Когда они приезжали, из ближайших домов на них глазели солдаты. Теперь же он никого не наблюдает и осторожно закрывает за собой дверь, спускаясь с крыльца. — Генерал Кронмини же просил вас не гулять. Шинари удивлённо вздрагивает и оборачивается на прислонившегося к деревянной стене дома Питера. Парень открывает глаза и смотрит на Шинари с укором. Омега вздыхает. — А ты откуда знаешь? — Он приказал мне вас охранять. Шинари хлопает ресницами. Питер отлепляется от стенки с видом уставшего от жизни старика. — Генерал Кронмини беспокоится за вашу безопасность. Я здесь, чтобы всякие подозрительные альфы не слонялись вокруг. Шинари оглядывает приставленного к нему младшего сержанта. — А ты типа не подозрительный альфа. — Я — нет. Шинари вздыхает. — Я просто хочу осмотреться. — Тогда мне нужно повсюду ходить с вами. Омега неуверенно прищуривается. — …ты же не серьёзно?.. Питер выпрямляет спину как на смотре. — Серьёзно. — Ты типа мой телохранитель, что ли?! — Я тоже удивился. Шинари хлопает себя ладонью по лицу. Такого он не ожидал. — А обычно ты чем занимаешься? — Я был обычным солдатом, пока меня не перевели в отряд Леона. Теперь мы находимся в личном распоряжении генерала Кронмини и выполняем поручения, соразмерные нашим полномочиям. — …это очень расплывчато. — Поэтому я всегда так отвечаю. — Питер! — Да? Шинари смотрит на пофигистично глядящего на него парня. Вздыхает. — Ладно, понял. Только давай ты будешь присматривать за мной откуда-нибудь издалека? А то до всех сразу дойдёт, что я супруг Германа. А я хотел какого-то инкогнито. Питер думает пару секунд. — Ну смотрите.***
Шинари делал вид, что тут его место и иначе быть не может. Он уверенно шагал по деревенским улочкам, словно у него есть определённая цель. По большей части здесь были одни солдаты: смеющиеся, курящие, играющие в карты, тренирующиеся. Они не обращали внимания на проходящего мимо по своим делам деревенского. С должного расстояния они даже не могли определить, что он омега. А Шинари старался, чтобы расстояние было должное. Питера он не замечал. Даже пытаясь почувствовать где-то за спиной его присутствие, не чувствовал. Профессионал. Деревня была простой, но не такой уж маленькой. За пятнадцать минут ходьбы Шинари только подошёл к центру поселения. На своём пути он повстречал нескольких местных. Вот они, как раз таки, и глазели на него, как на что-то необычное. Возможно, потому что в небольших посёлках все друг друга знают. И если для солдат его внешний вид так и говорил «деревенский», то для местных жителей отсутствие на нём военного мундира вкупе с незнакомым лицом считалось странным. Что делать здесь «невоенному» и «неместному»? Но для Шинари было главным, чтобы на него не обращали внимания вояки. Он даже подумал, а не зайти ли поздороваться к старосте деревни, разузнать что-нибудь интересного, но тут же отмёл эту мысль. Всё-таки, не на экскурсии. Теперь он даже пожалел, что не может видеть Питера: захотелось расспросить об этом месте, может быть, даже изучить карту. В центре деревни была большая мощёная площадь. Все дороги в поселении были земляные, и только эта площадь была покрыта аккуратными булыжниками. В самом центре стояло большое аккуратное кострище. Видимо, здесь по выходным собирались местные, а теперь солдаты: встретиться, поболтать, отдохнуть. Деревенская жизнь была Шинари плохо знакома, лишь по рассказам. Все известные ему поколения Оак жили в городе. Поэтому ему было так интересно посмотреть. Пусть даже сейчас не совсем правильное для этого время. По пути Шинари услышал интересные разговоры солдат. В том числе рассуждения, к какому генералу кто хотел бы попасть на учения. Похоже, популярность у старших по званию была примерно равная. Миколо Але обычно не участвовал в битвах на передовой, но тренировать новичков всё же будет — приедет к сегодняшнему вечеру. Все восхищались опытом Парнаса, мастерством Кронмини и смекалкой Але. Шинари улыбался, слушая, как некоторые солдаты нахваливают его мужа. Но один разговор заставил его особенно навострить уши. — Вы слышали, что генерал Кронмини своего омегу с собой притащил? — Да ладно?! Это того, с фотки в газете? — А я его не видел… — Потому что ты вообще газеты не читаешь, болван! — Офигеть, реально? — Хочу на него посмотреть. — И не боится ведь. — Думает, что генерал его защитит, или как? — Ну, если кто-то на него покусится, может прощаться с жизнью. Я бы, например, не рисковал. — Да, генерал в гневе страшен… — А мне казалось, он почти никогда не злится. — Поэтому и страшен, когда злится. Лучше этого не видеть. Все участвующие в обсуждении согласно мычат. Шинари думает, что стоило всё же скрывать лицо. И что слухи распространяются ну очень быстро. И что же такое может вывести Германа из себя? — Извините… Шинари вздрагивает от неожиданности. По привычке резко оборачивается, смотрит вверх. Переводит взгляд вниз. На него с любопытством глядит маленькая девочка. — Эм, да? Девчушка улыбается. — Вы ведь не солдат? — Нет, — неуверенно отвечает Шинари, ища подвох. — Почему вы здесь? — склоняет головку на бок. — Я вас в деревне не видела. Шинари скованно смеётся. Взрослые жители, даже будь им любопытно, не подошли бы. А вот детей он не учёл. — Мой супруг военный, и я приехал с ним повидаться. — А-а-а-а… — расплывается в улыбке девчушка. — Любовь! Шинари хлопает ресницами и смущённо смеётся. — Ага. Любовь. Девочка вдруг хватает его за руку, заглядывая в глаза. — Я Эрика! А ты? — Эм… Шинари… — омега удивлён резкой сменой учтивости на дружелюбность. — Шинари, пошли, я покажу тебе нашу деревню! Эрика тащит его за руку. Шинари удивляется, откуда у ребёнка может быть столько силы. Удивляться ему придётся ещё много. — Смотри, это дом моего друга Вишенки! — Вишенки?.. Эрика весело смеётся. — Его зовут Вишна, вот и получилось — Вишенка! А вот тут!.. Шинари гуляет по деревне за руку с девчушкой. Их начинают замечать солдаты и удивлённо поглядывать. Но Шинари уже не парится. Ему интересно наблюдать за Эрикой, искренне веселящейся, показывая новому знакомому свою любимую местность. Выход в лес, ручей, у которого деревенские берут воду. Есть ещё колодец, но некоторым ближе до ручья. Дома друзей. Главный штаб солдат. Шинари удивляется, откуда девочка знает о нём, но она лишь машет рукой в сторону большого дома, в котором раньше проводились собрания совета, и идёт дальше. А Шинари думает, в этом ли доме сейчас Герман. И что бы он подумал, если бы увидел его из окна. Он тихо усмехается, а Эрика тянет его к ограде дома неподалёку. — А это наш дом! Большой и красивый. Не такой большой, как дом совета, но всё же. — Эм, Эрика?.. — Мам!!! — кричит так, что Шинари удивляется, как стёкла в окнах ещё не треснули. Из дверей показывается усталая молодая женщина, на чьём лице уже видны морщины. — Эрика… Она удивлённо смотрит на Шинари. Он может прочесть в её глазах вопрос, что тут делает незнакомый «не военный». — Это Шинари! — лыбится девчонка. — Мой новый друг! — Шинари?.. — женщина удивлённо оглядывает омегу. Затем прижимает пальцы к губам. — Господин Шинари?! — Э?***
Даже в такой глуши знают, как зовут супруга великолепного генерала Кронмини. Потому что эти дома были освобождены благодаря ему и многим другим солдатам. В деревне Шпаненберг все радуются новостям о генералах и других офицерах, что помогали в битве против захватчиков. И мама Эрики, Лиана, по вечерам читает дедушкам газеты, в чьём числе была и та самая, с фотографией со свадьбы Кронмини. Шинари нервно посмеивается, глядя на аккуратно вырезанную из газеты фотографию, приклеенную к коллажу из десятка других. — Мы очень гордимся нашими военными, — улыбается Лиана, покачивая Эрику на коленях. — Мой муж умер ещё давно, когда Эрике не было и года. Зато дедушки и с моей, и с его стороны, помогают в её воспитании. — Почему вы не ушли в безопасное место? — задаёт Шинари вопрос, что интересовал его с момента встречи с девочкой. Что ребёнку делать на военной границе? Лиана улыбается чуть печально. — Потому что это наш дом. Дедушки никогда не покинут его добровольно. Видели бы вы их отчаянье, когда пришлось отступать, отдавая наши земли Гри. Поэтому мы вернулись, как только появилась возможность. И мы верим, что наши воины отвоюют всё, что забрали эти… — она вздыхает. — Эти. Эрика поднимает глаза на мать. Потом гладит её по руке. Потом слазит с её колен и забирается на Шинари. Лиана смеётся. — Стряхните её, если вам тяжело. Она же не кот. Шинари улыбается. — Ничего. — Лиана! — доносится из соседней комнаты. — У тебя вареники все слиплись! Женщина округляет глаза и подскакивает с места. — Я сейчас вернусь! Уносится на кухню, где громко разговаривает с кем-то. Слышны звуки стука ложки о кастрюлю. У Шинари тепло на душе, пусть он не совсем понимает, почему. — Здравствуйте, господин Шинари. Омега удивлённо поднимает глаза. Он не заметил, как в комнату зашёл старик в потрёпанном бежевом костюме, посеревшем от старости. Шинари кивает в приветствии. Старичок смеётся добродушно. — Простите, я не представился. Меня зовут Вок. Мой супруг старейшина деревни и часто отсутствует, помогая солдатам. Шинари удивлённо хлопает ресницами. Старейшина?! Вок смеётся, видя перемену в лице Шинари. — Спасибо вашему мужу, мы теперь можем спокойно жить в своих домах. Шинари глядит в честное лицо старика. Аккуратно снимает Эрику с колен и ставит рядом с собой, поднимаясь. Старичок поражённо смотрит, как Шинари склоняет голову. — Спасибо за ваше мужество и терпение. Когда он вновь поднимает глаза, Вок улыбается счастливо, и в уголках глаз виднеются слёзы.***
Лиана, Вок и ещё два дедушки Эрики — Ким и Олег — усаживают Шинари ужинать с ними. Они расспрашивают его о жизни в столице, а омега, напротив, узнаёт больше о быте деревенских. В этом доме тепло и уютно. И совсем не чувствуется, что совсем рядом, совсем скоро разгорится ужасное пламя войны. Они считают их воинами-освободителями. Для Шинари это удивительно. Да, он горд за Жеромо, умеющее постоять за себя. Но не больше. Даже то, что его супруг — генерал, не приносит каких-то особенных эмоций. Он просто не любит непонимание и эгоизм, из-за которого всё начинается. Не любит, что из-за людской глупости гибнут невинные. — Не все думают так, как вы, — замечает, не в силах сдержаться. Ведь Шерале до сих пор в запустении. Не все решились вернуться, как сделала это семья Эрики. Не все считают солдат освободителями. — Знаем, — улыбается Вок. — Но всё в порядке. Это наши чувства. И почему-то эти слова успокаивают Шинари. И он не замечает, как людей за столом становится всё больше. Что имён кого-то он не знает. Не понимает, почему все знают его. И почему пришли сейчас. Кто вообще мог сказать им, что он здесь? Или это одна из причуд деревенской жизни? В комнате около тридцати людей. Все что-то спрашивают и рассказывают друг другу о прошедшем дне. Со встречи с военными возвращается старейшина Тим. Лиана и Вок тут же знакомят его с Шинари. За разговорами омега узнаёт, что всего в деревню вернулась только четверть населения. Потому что никто не хочет быть близко к войне. Да ещё и дома их заняты солдатами. В доме Эрики тоже жили солдаты, но они охотно отдали его хозяевам, когда те появились. Даже извинились за бардак. Для Шинари это тоже было в новинку. Он считал, что рядовые военные по большей части невоспитанные и грубоватые. — Кстати, господин Шинари, почему вы в такой одежде? Шинари оглядывает себя. Улыбается. — Пытался быть инкогнито. Все в комнате громко смеются. Кто-то подливает домашнего вишнёвого вина. И когда Шинари уже готов начать рассказывать о своей жизни, кто-то осторожно хлопает его по плечу. — Господин Шинари. Время. Омега поднимает глаза на Питера. Как и часть присутствующих. Большинство появления нового гостя просто не замечают. Шинари надувает губы и оглядывает комнату. Ему нравится, как близко общаются деревенские. Как просто. И тепло. Но со вздохом он поднимается на ноги. Ищет Лиану или старейшину и, найдя, тихонько говорит, что ему пора. Те протестуют из вежливости, но отпускают, предварительно всунув в руки тазик с пирожками. Эрика уже заснула у себя в комнате, и Шинари подумывает навестить её завтра. — Ты мог бы и не появляться, — бубнит Шинари по дороге домой. В темноте она кажется длиннее, пусть и говорят, что дорога обратно всегда проще. — Я должен был вас позвать, — спокойно отвечает Питер. — Генерал Кронмини скоро вернётся, и, думаю, он хотел бы видеть вас дома. — Как хорошо ты его понимаешь, — язвит омега. — Это моя работа. Шинари надувает губы. Он капризничает больше из вредности, чем из настоящего желания остаться на «вечеринке» подольше. Сейчас, пока в темноте они шагают до дома мимо окон, из которых льётся свет и доносятся громкие голоса солдат, Шинари всё острее ощущает желание увидеть Германа. Это желание было с ним весь день. Просто благодаря Эрике поутихло. Но теперь разгорелось вновь с новой силой. — Ты прям всё время за мной ходил? — Да. Шинари вздыхает. — Ладно, я понял. Можешь ходить со мной. Питер кидает на него взгляд. — А одеваться вы всегда так же будете? — Нет! В новом доме на окраине темно. Шинари поднимается по ступеням, отпирает дверь и включает свет. Ставит тазик с пирожками на кухонный стол. Оборачивается и, не найдя Питера, подходит обратно к дверному проёму. Молодой альфа спокойно стоит в свете, льющемся из дома. — Заходи? Питер качает головой. — Генерал будет ревновать. Шинари округляет глаза. — Он сам тебя ко мне приставил! И впервые за день наблюдает улыбку этого человека. — Леон говорил, что вас можно неправильно понять. Шинари щурится. Потом сбегает по ступенькам и поддаёт парню в живот. Тот смеётся, а Шинари замечает, как легко он отвёл его удар. Профессионал. Они слышат шаги, и сердце Шинари замирает в приятном предчувствии. Он оборачивается и ждёт, когда знакомая фигура выйдет в свет, льющийся из окон и двери. Затем улыбается во все тридцать два, не замечая, как совсем немного краснеют щёки и удивлённо наблюдает за ним Питер. — С возвращением! Герман мягко улыбается, подходя ближе. — Я дома. И они смотрят друг на друга. Долго. Забывая, что вокруг есть мир. Но Шинари всё же заставляет себя обернуться на Питера. — Ну, ты, наверное, свободен? Молодой человек встаёт по стойке смирно и салютует генералу. Герман кивает, словно отпуская. И Питер направляется в сторону деревни, легонько махнув Шинари рукой. Омега довольно улыбается и протягивает Герману руку. Тот берёт её, и они заходят в дом.***
Младший сержант был прав. Даже просто увидеть их, разговаривающих, заставило Германа почувствовать укол ревности. Это всё ещё было новое чувство. Но теперь он знал, откуда оно берётся. Это, должно быть, и есть любовь? — Ты ел? — оборачивается на него омега, когда они заходят в дом. Герман неопределённо мотает головой. — Выпил и закусил. Шинари приподнимает бровь. Герман поясняет уже привычно: — Сослуживцы. Шинари вроде как понимает, но вздыхает, качая головой. Потом указывает на тазик пирожков на кухонном столе. — Я познакомился с деревенскими, и они дали мне еды. Герман удивлённо моргает. Подходит ближе, разглядывает пирожки. Кивает. Шинари оглядывает комнату. — Поставлю чай. — Не надо было отпускать Питера. — Он тебе не слуга! Герман пожимает плечами, и Шинари кажется, что он шутит, пусть выражение лица альфы совершенно не меняется. — А другие дворяне… которые на высоких военных должностях, они берут с собой слуг? Герман кивает, протягивая руку к пирожкам. Шинари хлопает его по кисти. — Подожди. Хватает чайник и набирает воды из большого бака в углу. Ставит на плиту. Герман молча наблюдает. — Шинари. — М? Сначала омега даже не оборачивается. Затем замечает затянувшуюся паузу. — Что? Оборачивается, но ему не дают. Тёплые объятия. — Что, романтиком заделался? — смеётся Шинари. Герман дышит ему в макушку. — Ты же сам хотел, чтобы я был романтичнее. Омега улыбается с ностальгией. Это же было так давно… А когда вообще? Он точно говорил что-то подобное… Но уже и не вспомнить. — Завтракать будем со всеми. — Всеми? — В большой столовой под тентом. Ты видел её сегодня? Шинари задумывается. Да, видел. Кучу столов с лавками под большими навесами. Полевая кухня. Он неуверенно хмурится. — Да, но… Я не очень хотел, чтобы меня видели… — Я тоже этого не хочу. Шинари удивлённо поднимает глаза на супруга, но всё равно не видит его лица. Герман сжимает его сильнее в своих объятиях. Шинари не понимает, отчего в груди так тепло. Откуда берётся это странное счастье и удовлетворение? Герман всё-таки смотрит на него, но из рук не выпускает. — У генералов своя палатка. Ты их знаешь. Рядовые не должны тебя увидеть. Шинари улыбается. Тянется, чтобы поцеловать супруга в щёку. Достаёт до уголка губ. — Я люблю тебя. Эти слова слетают с языка так легко, что он сам поначалу не осознаёт. Лишь когда замечает округлившиеся в удивлении серые глаза, чувствует, как нагревается лицо. Глаза убегают в сторону, боясь посмотреть в серебряные омуты. Герман прищуривается, словно кот. Аккуратно разворачивает паренька к себе, проводя ладонью по светлой щеке. Целует в лоб, заставляя Шинари зажмуриться. — И я тебя. Шинари открывает глаза и всё-таки смотрит. Сердце гулко стучит, и в груди где-то что-то щемит в сладкой тоске. Они смотрят друг на друга, ощущая тепло. Никогда прежде ни от кого не ощущаемое тепло. Слушают, как бьются сердца. Почти разрываются от чувств, которым так не терпится вырваться наружу. Чтобы все видели и знали. Особенно вот этот человек, что сейчас смотрит тебе в глаза. Но никто из них не верит, что вот этот человек действительно имел в виду то, что сказал.