Как я стала мушкетёром Его Величества

      Париж замирал с приходом ночи и вновь оживал с рассветом. Как только первые лучи солнца коснулись окон горожан, улицы начали наполняться людьми. Сонные ещё ремесленники открывали свои лавки, в торговый квартал спешили купцы, чтобы занять лучшие места. Слуги, что просыпались намного раньше господ, брели исполнять обыденные обязанности. В это же время менялись часовые и караульные, сонные воины сменяли своих захмелевших товарищей. В городе вновь становилось людно, и ближе к восьми часам, когда просыпались те, кому надлежало явиться ко двору, на улицах было не протолкнуться. Кареты сталкивались одна с другой, затевались драки в харчевнях и перепалки между торговцами. Весь этот шум просто не давал спать дальше, а потому вставать рано уже вошло в привычку Олив. Всю эту ночь ей снились лишь беспокойные рваные сны, которые быстро забывались утром. Будучи человеком впечатлительным, она просто не смогла забыть новую встречу с тенью и теперь, конечно, проснулась уставшая и раздражённая, но благо, что живая… Николь появилась в спальне с новой одеждой и тазиком холодной воды для обтирания. Молча, без лишних вопросов и пререканий, служанка принялась переодевать госпожу, перебывавшую сегодня не в духе. Она хорошо запомнила, какой бывает Оливи в гневе, а потому молчала, лишь судорожно поглядывая в сторону кинжала, оставшегося лежать возле подушки. — Меня никто не спрашивал сегодня? — устало поинтересовалась Олив, принявшись за завтрак, состоящий из варёных овощей и курятины. Пища была пресной, небо пасмурным, настроение плохим. Вчера вечером она представляла этот безусловно важный день по-другому. — Нет, что вы… Я бы непременно сообщила, — служанка замялась, спрятавшись в углу гостиной, ожидая, когда меланхолия хозяйки уйдёт и она снова сможет болтать с ней на всевозможные темы. Так много хотелось рассказать госпоже, но, кажется, ей придётся всё это поведать ей завтра или же через неделю… — Письма? — Не приходили. Лишь мадам Полин заглядывала утром, чтобы уточнить насчёт оплаты за квартиру… — Как мило с её стороны, — с усмешкой произнесла девушка, закончив наконец с завтраком. С финансами после ухода от герцогини стало туго. Жалование гвардейца настолько ничтожно маленькое, что она едва ли сможет теперь платить за эту квартиру. А ведь нужно ещё платить Николь и питаться хоть чем-то. — Мне сопровождать вас сегодня? — служанка вышла наконец из угла, чтобы подать плащ и шляпу. — Нет, сегодня ты свободна. Схватив шпагу, Оливи покинула дом, растворившись в толпе праздных зевак, коих теперь было предостаточно на улицах города. Эти самые люди сейчас раздражали, мешали пройти, думать, мешали своим существованием. Слишком много проблем теперь накопилось, что беспокоило юную девушку и, между тем, мешало собраться. Перед Атосом, который был проницателен не хуже Арамиса, она не могла выказать своё волнение, это вызовет подозрения или же, если они уже имеются, усугубит их. Гримо обладает хорошей памятью и, возможно, уже видел тень, от которой спас её вчера. Улица Феру находилась неподалёку от дома, где жила сейчас девушка, мы уже упоминали об этом, но путь к ней теперь был неблизким. Дорогу перекрывали экипажи, что вечно не могли разъехаться и тем самым образовывали пробки. Пробки — проблема не новая, они были и в XVII веке, задолго до появления машин, и раздражали не меньше. Дороги были узкими, кареты громоздкими и большими, это создавало заторы, и на улицах, что вели к Лувру, часто стоял ужасный шум и толкотня, а потому к заветному дому пришлось пробираться едва ли не силой, которой при наличии такого хрупкого тела безусловно не хватало, чтобы бороться с наглецами, коими люди становились в спешке. Благо, нашёлся всё-таки один гигант, который растолкал толпу, проложив путь себе и Олив, которая, не теряя времени, кинулась вслед за ним. Правда, тот повернул к дому господина де Тревиля, а Оливи нужно было в противоположную сторону, но всё равно она была благодарна Портосу, возникшему тогда из ниоткуда. Впрочем, возможно, он возвращался с Медвежьей улицы и Олив так удачно застала это появление, компрометирующее госпожу Кокнар? Кто знает? Дверь дома была отворена, и на пороге её встретил Гримо, в глазах которого на миг сверкнула благодарность. Видимо, Атос сегодня тоже не в самом прекрасном расположении духа, а потому её появление стало спасением для бедного почти немого слуги. Впрочем, он был разговорчивее и честнее многих людей, что Оливи уже удалось повстречать. — Я явился по вашему распоряжению, сударь. Могу я узнать, как чувствуете вы себя теперь? — голос девочки был по прежнему спокойным, но во взгляде читалось беспокойство. На камзоле Атоса, в районе плеча, выступило багровое пятно, но пятно это тут же было скрыто синей тканью мушкетёрского плаща. — Благодарю, уже намного лучше, — мушкетёр одарил её красноречивым холодным взглядом, и девочка тут же потупилась, смущённая тем, что сказала лишнего. О ране она поклялась молчать, но ведь наедине с ним можно?.. Или нет… Скорее всего, нет. — Позвольте помочь вам, — это Олив произнесла уже совсем робко, нерешительно протягивая руку, на что получила удивлённый взгляд своего собеседника. — Что именно? — Простите, я вновь задеваю неприятную для вас тему с ранением, но вчера вы потеряли много крови и едва выжили. Я уже было боялся, что вы не очнётесь, настолько бледны и слабы вы были там, в таверне. А теперь, превозмогая боль и слабость, вы поднялись сегодня и готовы отправиться к капитану, ставя долг выше своей жизни. Ведь… — Договаривайте. — Ведь вы могли бы не явиться из личных причин или же послать слугу к капитану, который всё равно узнает о вашем ранении из уст тех, кто был вчера там с вами. Но вы всё равно собираетесь лично показаться ему на глаза! — девочка наконец подняла глаза от пола. — Чего же вы хотите? — Атос успел полностью одеться за это время и подойти к своему спутнику. — Помочь вам дойти, хотя бы первое время, пока нас не видят ваши товарищи… — на это граф лишь пожал плечами и опёрся ладонью о плечо юноши, направившись вместе с ним к выходу из дома, ловя на себе ошарашенные взгляды Олив и Гримо, который от шока успел выронить из рук столовые приборы. На миг Оливи показалось, что в его словах промелькнуло нечто совсем другое, не схожее с его обычной отстранённостью и строгостью. Нечто, что было скорее присуще графу де Ла Фер, нежели Атосу. Это была теплота или, скорее, признательность. Нет, на признательность не похоже, значит ли это, что она совсем немного, но смогла сблизиться с графом? От этих мыслей Олив покраснела, счастливо взглянув на своего спутника. — Кажется это мне стоит спросить вас о вашем самочувствии. Вы неважно выглядите, похоже на жар. — А! Нет… я… я просто так счастлив, что такой человек как вы обратил на меня внимание и теперь я несколько смущён… Я… я опять сказал лишнее. Простите, — Олив отвела глаза, ощутив на себе удивлённый взгляд. — Какое ребячество, — Атос покачал головой и замолчал, спокойно следуя к дому капитана, не обращая теперь внимания на ещё больший румянец юноши. Рядом с ним ещё совсем ребёнок, который стремится стать лучше, стать мушкетёром, и потому эти люди вызывают в нём восхищение. И Атос был прав, но лишь наполовину, восхищение Олив вызвал непосредственно он. Такой храбрый, благородный, великодушный. Он на миг доверился ей, и теперь Оливи будет стремиться оправдать его доверие всеми силами. Нужно будет непременно придушить сегодня гасконца, который едва не снесёт Атоса на лестнице. Она не сможет этому помешать, но отомстить за друга, а она уже считала его своим другом, непременно сможет! Уже подходя к дому капитана, Атос сам отстранился от своего спутника и, бледнея, направился туда самостоятельно. Оливи же осталась чуть позади, робко следуя за своим сегодняшним покровителем, с интересом рассматривая дом капитана и, по совместительству, гнездо изменников и предателей Франции. Тревиль был другом королевы, и было бы наивно полагать, что он также и друг короля. Но Атос именно так и полагал, раз отправился к нему на службу. В памяти возникали картинки из учебников истории и золотое правило этого времени: вассал моего вассала — не мой вассал. Жалко, граф это забыл, изменником родине его точно не назовёшь… Дом Тревиля удивил Оливи, Вначале девочка даже подумала, что они ошиблись, но Атос твёрдо следовал к этому дому, а потому приходилось верить в то, что сей особняк принадлежит именно капитану. Во дворе, как и в самом доме, не было ничего лишнего, лишь строгие коридоры, стены, украшенные картинами с изображением охоты и приёмная, битком забитая мушкетёрами, толпившимися около двери. Удивление девочки было понятно, ранее она видела лишь вычурный особняк Шеврез и дом Дезессара, в котором она не увидела ничего, кроме напускного богатства. Здесь же всё было иначе, всё обустроено в соответствии с назначением, а именно — всё здесь было для мушкетёров. Эта забота о своих воинах производила на Оливи хорошее первое впечатление, но от созерцания приёмной ей пришлось отвлечься. Атос уже зашёл в кабинет, и Олив поплелась следом за ним, желая увидеть развернувшуюся там сцену своими глазами. — Вы звали меня, господин капитан, — на этих словах, произнесённых Атосом, Олив едва сдержала радостный писк. Всё так, как в книге, но сейчас она наблюдает это своими глазами. Атос был бледен, голос его был слаб, но он держался, не желая показывать слабость, которая, конечно, была заметна. — Вы звали меня, как сообщили мне товарищи, и я поспешил явиться. Жду ваших приказаний, сударь! За то время, пока за дверью поражённо ахнули, пока Тревиль с открытым ртом смотрел на одного из лучших своих людей, Оливи успела заметить д’Артаньяна, стоящего сейчас в углу комнаты и взирающего отнюдь не на Атоса, а на неё. Портос с Арамисом последовали примеру своего будущего друга. Хотя они и были удивлены, что их товарищ поднялся и пришёл сейчас к капитану, но появившаяся вслед за ним Оливи произвела на них больше впечатления. Эта немая сцена продолжалась всего пару минут, и все вчетвером очнулись только тогда, когда в порыве чувств Тревиль схватился за руку раненого, и Атос, сражённый болью, упал на пол подобно мертвецу. Олив была первой, кто подскочил к нему, её примеру последовали другие мушкетёры и лекарь, так удачно оказавшийся в приёмной.