Как я стала мушкетёром Его Величества

      С момента чудесного освобождения от королевского правосудия прошло чуть больше месяца. Как и обещал, капитан поначалу ставил провинившихся солдат на ночные дежурства и патрули в окрестностях города, сократил выплату жалования и требовал присутствия всех троих у себя в после-приёмный час с детальным отчётом. Но такая тирания не могла длиться долго, а пока она происходила, находить пропитание им приходилось у своих товарищей гвардейцев, испытывающих не меньше притеснения в полку зятя Тревиля.       Да, именно товарищей, поскольку д’Артаньян после удачного выполнения дела получил протекцию и мог вступить в тот же полк, что и Оливи. Правда, это не устраивало обоих. Им часто приходилось нести караул вместе, и поначалу это обстоятельство порождало между ними словесные перепалки и лёгкие драки, покуда об этом не прознал Атос. Не терпевший конфликтов между своими друзьями, он поступил весьма мудро, оборвав любое общение с ними, покуда друзья со скрежетом зубов не обнялись и публично не извинились друг перед другом.       Последнюю неделю появления в кабинете капитана стали необязательными, а в пятницу и вовсе сошли на нет. У него сейчас было и так проблем по горло, а, пока его люди не устраивали драки с гвардейцами, их можно было помиловать и вернуть к прежнему расписанию. Конечно, мелкие драки случались с тяжёлой руки Портоса, но в отчётах де Тревилю об этом умалчивали, поскольку дуэлей за всё это время не происходило.       В Париже всё чаще появлялись слухи о скорой военной кампании против гугенотов, о прямой причастности Англии к этим восстаниям. Но это были лишь слухи, пока официально об этом не говорилось. Оливи знала, что грядёт за этими слухами, но даты её подводили. Осада начнётся раньше срока? Быть может. Она уже ни в чём не была уверена после произошедшей накануне встречи. Ни в чём, кроме одного — неразлучная тройка превратилась в четвёрку с хвостиком. И этим самым хвостиком была она. В большей степени, именно атосовым хвостиком…       Теперь, когда он принял её и приблизил к себе настолько, что позволил без каких-либо преград посещать его дом тогда, когда ей это вздумается, она была его частым гостем. Особенно в те дни июля, когда это было более всего необходимо. В те дни он преимущественно молчал и пил. Пил, казалось, столько же, сколько и в прошлые дни, но печаль в его глазах была густой, тяжёлой, попросту невыносимой. И в такие моменты ей больше всего на свете хотелось обнять его и уверить в том, что вскоре это пройдёт. Сердечные раны тоже лечатся, так говорил ей Арамис. Вот только сложность состояла в том, что лечатся они любовью, которую человек порою не в силах принять по причине опустошения и разочарования в этом чувстве. — Мой дорогой друг… Мой учитель, наставник… Отчего вы так страдаете? Отчего вините себя в смерти той, кто сейчас жива? Жива и, чёрт возьми, является моей матерью… — Если продолжите пить, за вами не только черти будут бегать, — Жан фыркнул, вновь унося из дома на улице Феру свою хозяйку практически на руках. А ведь господин Атос предлагал остаться… Но куда там! Она сама! Она дойдёт! Так почему он должен её носить?!       С приходом августа настроение графа улучшилось, но в эти дни уже другой, более ненавистный ей друг и, по её мнению, полный болван, стал вести себя по-другому. «Констанция… наверное, дело в ней!», — полагала Оливи, наблюдая за кислым выражением лица гасконца. Если бы! Всё оказалось куда проще и хуже не только для неё, но и для остальных её друзей.       Только успел объявить капитан о скором военном походе, для участия в котором требовалось снаряжение, стоящее немало денег, как через несколько дней д’Артаньян пришёл с заявлением, что намерен драться на дуэли с англичанами, поскольку один из них имел смелость грубить очень хорошенькой даме, с которой у него однажды произошло свидание в Менге. — Давайте я вас собственноручно прикончу? — Оливи фыркнула, придвинувшись ближе к Атосу, который опустил ладонь на её плечо, недовольно качая головой. — Действительно, мы только избавились от ярости капитана, как вы предлагаете драться! — Портос не поддержал идею и, вероятно, во многом потому, что это снова значило сокращение жалования. — Но ведь вы мечтали однажды скрестить клинки с англичанами, Атос? — д’Артаньян переключился на старшего товарища, желая заручиться его поддержкой, что означало бы согласие и остальных его друзей. — Да, друг мой. Но у нас будет возможность сделать это на грядущей войне. — Но честь дамы… — Арамис! — Оливи беспомощно взглянула на друга. — А капитан? — Никакой гнев вышестоящих лиц не станет преградой для защиты дамы, — будущий аббат лениво постукивал костяшками пальцев по столу. — Но стоит ли эта дама наших усилий? — Атос меланхолично взглянул на друга. — Кто знает… — Но что касается моей чести? Не могу же я не прийти на поединок, будет выглядеть, будто я испугался! Чёрт возьми! — гасконец в отчаянии отпустил кулак. — Вот что! С вами или без вас, я… — Подожди, д’Артаньян. Тут дело серьёзное, — Атос нахмурил брови и отстранился от младшего товарища, задумчиво взглянув на компанию. Было видно, что он принял решение. И все доводы и убеждения Оливи попросту пролетали мимо ушей. Её друзья согласились на эту сделку.       Во время боя девушка занимала оборонительную позицию и находилась на поле запасных, поскольку противника для неё не нашлось, но, собственно, это её нисколько не тревожило. Драться с этим господами ей не хотелось. А учитывая, что последует далее за этой дракой, находиться здесь ей было и вовсе противно. Всё-таки, сколько бы она не упрашивала их поддаться голосу разума, сообщить де Тревилю о сложившейся ситуации, отложить поединок, они были непреклонны. И каждый, видимо, здесь преследовал свои цели, поэтому все её старания сошли на нет и были парированы шутками и доводами о долге. До чего мужчины упёрты и несносны. До чего противны!       Зато у неё появилась возможность познакомиться с лордом Винтером и сравнить его с книжным прототипом хотя бы внешне. Было ясно, что если он затеял драку, значит, мозгами от другой версии себя не отличался. Но внешностью был весьма приятен. Вьющиеся чёрные волосы, карие глаза. Чем-то он походил на Арамиса, но в то же время лицо его было отнюдь не миловидным, скорее, благородным и честным. В общем, он был истинным чопорным англичанином. Если не по поведению, то внешне вполне… — Ну всё, Бастилия. Гревская площадь. Толпа ликующего народа и пять верёвок на эшафоте, — фыркнула Олив, скрестив руки на груди, всем своим видом показывая недовольство от окончания дуэли. — А ведь я так и не успел побывать на войне, господа! — Полноте, друг мой. Вы чересчур пессимистичны, — Атос с улыбкой протянул руку товарищу и подозвал его к себе, движением ладони демонстрируя нанесённый удар. — Внимательно ли вы следили за моими действиями? — Да, противник открылся, и в тот самый момент вы нанесли удар в сердечную мышцу, обходя его преимущественно со стороны его рабочей руки… — Очень хорошо. — Это… нет! Ну, это не отменяет того самого факта, что нам конец. Окончательно и бесповоротно! — Олив вновь возмутилась, вызывая смех у своих друзей. — Вот заладил, всё ведь прошло прекрасно! — Портос, смеясь, подошёл к другу и хлопнул его по плечу, отчего Оливи присела, ощутив тяжесть ладони и огромную силу удара. — Портос! Вы его убьёте! — Он, вроде бы, не против. Поэтому не лезьте не в свои дела, сударь, — с недовольством отвечал великан своему изящному товарищу, который сейчас со всей серьёзностью пытался оттереть идеально белое кружево запястья от капель крови. — Вы опять, что ли, поссорились? — Олив невольно улыбнулась, схватившись ладошками за могучую ладонь гиганта. — Эх! — тот лишь вздохнул. Значит, Арамис снова пропустил дежурство ради герцогини… Может показаться, что Портос попросту ревнует, но Оливи не посмела допустить подобной мысли. Друзья — это друзья. А дамы — пустое, особенно для любвеобильного Арамиса.       Друзья разошлись по своим делам, оставив побежденного лорда и д’Артаньяна для дальнейшего улаживания конфликта. Арамис с Портосом ушли на дежурство, оба показательно холодные и обиженные друг на друга. Впрочем, обида их, как мы уже смели утверждать, длилась недолго. А Оливи тем временем следовала за Атосом, обещавшим сегодня получить её в фехтовальном клубе, которые только входили в моду в то время. — Вы так недовольны дуэлью? — мушкетёр взглянул на товарища с лаской в глубине синих глаз, от чего тот оживился и улыбнулся ему. — Я опасаюсь, что вам вновь придётся испытывать гнев господина де Тревиля. К тому же, д’Артаньян горазд на приключения, не знаешь, к чему приведёт дуэль! — сейчас она невольно немножко слукавила, ведь догадывалась, что ждало её друга. — О, вы правы. Но так просто отказаться от дуэли — невозможно. Этот поединок отстаивает не только правильность утверждений дворянина, но и его честь. А это дело далеко не шуточное, Оливье. Вы понимаете? — Да, — Оливи смутилась, опустив голову, — Да, конечно…       Он уже звал её по имени однажды. Тогда, в июле, когда она до ночи была рядом, развлекая его невинным лепетом о происшествиях в полке, о своих успехах в стрельбе и злом д’Артаньяне, который то и дело смеётся над ней. О вредном Арамисе, учившем её стрельбе, о весёлом Портосе, носящем её, подобно мешку, на плече. Говорила о всяком, лишь бы он слушал и хотя бы кивал. Знала, как важно быть в то время рядом с ним, не оставлять наедине со своими мыслями… И была вознаграждена такой лаской.       И сейчас он вновь звал её по имени. Как жаль, что имя это не принадлежит ей… А как сладко звучало бы именно её! Её имя…       Весь день Атос, как и обещал, провёл в тренировках со своим юным другом. По правде, он был строгим учителем. И если Арамис давал спуск ей, позволяя поддерживать пистолет второй рукой, то Атос требовал полного подчинения правилам фехтования. Осанка, правильный выпад, приседание, положение руки. Всего этого она была обязана придерживаться и признавала тяжёлым. Фехтование — не только способ защитить себя в честном поединке. Это похоже на искусство, танец на лезвии ножа. И… Как восхитительно красив был Атос во время драки!       Каждый из её друзей владел шпагой бесподобно. Но каждый по-разному. Д’Артаньян, как бешеная собака — по крайней мере, таким она видела его во время поединка, — набрасывался на противника, не следуя никаким правилам, кроме общепризнанных. О правильности движений не было и речи, но в скорости нанесения ударов он был лучшим. Арамис дрался изящнее, у него движения и вправду походили на танец, так плавны, но одновременно сильны были удары. Что до Портоса, то тот не очень-то хорошо владел шпагой, много открывался, но, когда терпение гиганта заканчивалось, противник мог быть просто забит кулаками, потому драться с ним никто не смел.       Атос же… О, его движения были безупречны во всём. Наверное, и её преподаватель не смог бы так же. Крепкая ровная спина, точный удар, выпад, уклонение, парирование… они были идеальны. Чего нельзя было сказать об Оливи.       Она… она была самой слабой из их компании, это можно было сказать точно. Едва ли могла долго удерживать одной рукой шпагу, выпады наносила неуклюже, да и предвидеть действия противника не могла, не хватало опыта, сосредоточенности. Поэтому и проигрывала Атосу, который уже тысячный раз мог её убить. Или ранить в наказание. Но не стал. Терпеливо ждал её действий, но не поддавался. Указывал на слабые места, но не ругал. Только всё рычал на неё, когда та расслаблялась, но продолжал занятие.       Вечером после этих тренировок она лежала в постели пластом, не в силах пошевелить даже пальцем. Жан убежал к лекарю за мазью или хоть чем-то, что могло разогреть утомлённые мышцы. Но, несмотря на боль, она была счастлива. В конце занятия он даже похвалил её, провёл до дома и сказал, что держалась она молодцом. А ещё… — Госпожа, у вас жар? — А? Нет. Принёс? — Оливи со стоном повернулась на бок, уткнувшись в подушку. На её щеках багровел румянец. — Да, только к вам тут… — Мадемуазель, мне нужна ваша помощь!       Услышав этот голос, девушка невольно подалась вперёд, ощущая, что прежний румянец исчез без следа, оставив место возмущению и недовольству. — Пошёл вон, чёрт везучий! — она резко села на кровати, приветствуя так д’Артаньяна, ворвавшегося к ней так беспардонно и нагло, что, если бы она могла подняться, поколотила бы его сразу. — Вам тоже добрый вечер, — гасконец улыбнулся довольно, вызывая у Олив гримасу отвращения. — К делу. Быстро. Твою Констанцию из монастыря доставать не буду. Чёрта с два! — У вас напрочь отсутствуют манеры! — Кто бы говорил! — Ну что же, тогда к делу, — гасконец опустилась на стул рядом с её кроватью. — Вы сегодня будете моим сопровождающим в поместье сестры лорда, с которым мы сегодня имели честь… — д’Артаньян не смог договорить, поскольку в него со всего размаху прилетела подушка. — Ах ты ж, ведьма! — Щенок блохастый!       Спустя две словесные перепалки, а также множество ругательств, взятых из гасконского диалекта и от товарищей по службе, было принято решение, что навестить дом матери Оливи всё-таки придётся. А история обстояла так: — Когда это он приглашал меня, сказал, что его сестра была заинтересована вами. Поэтому мне приходится брать вас с собой… — Ясное дело. На вас она и не взглянет! — Зато у меня есть кое-что, что, увы, отсутствует у вас. — Полагаю, вы говорите о своём невежестве и дурном лице. Что же, этого у меня действительно нет!       На пути к дому находящемуся на Королевской площади, Оливи рассуждала о том, зачем она понадобилась матери вновь. И главное… чем закончится этот вечер? Побегом д’Артаньяна в женском платье, игнорированием его персоны или смертью для них обоих от яда, подмешанного в вино? Кто знает. Её матушка, как оказалась, весьма непредсказуема и чертовски красива… Таких дам следовало опасаться. Но этого пылкому другу не скажешь, потом… Она, всё-таки, её мама. А дать возможность малолетнему индюку коснуться её как женщины была для Олив потерей собственной чести. Поэтому она его точно убьёт, если тот посмеет…