Как я стала мушкетёром Его Величества

      — Не вы ли прошлой ночью просили меня о мушкетерском плаще? — взгляд д’Артаньяна сверкал, подобно глазам лисицы, готовящейся напасть на след добычи. Вот только нюх его в этот раз значительно подводил.       Ришелье можно было сравнить с соколом в небе, ищущим щита от вражеских стрел, и щит этот был непробиваемым — виной тому люди, окружавшие его. Их верность была исключительной, а ежели были прорехи, кардинал нанимал кузнеца, способного их залатать. Что же до его преемника, то… Жирность барана по имени Мазарини привлекала множество хищников, вот только слой его шерсти был настолько толст, что даже самые острые клыки не способны были его прокусить. А блеять он умел, как и всякий сколько-нибудь стоящий политик.       Обвинять д’Артаньяна в этом было неловко, он довольно изголодался по добыче, он был готов предоставить свой ум и когти достойному человеку, если бы он появился раньше, а сейчас же, казалось, он отдаст их хоть Дьяволу, только бы получить желанное… И Оливи прекрасно его понимала. Вероятно, даже больше, чем кто-либо ещё, вот только идти против друзей пока не решалась.       Расставшись наскоро с Рошфором, преследование которого не было спланировано заранее и вовсе не входило в её планы, но было зовом сердца, Олив вернулась в гостиницу, застав там воодушевленного друга и его слугу, жадно поедающего суп из бычьих потрохов по рецепту самой Мадлен. Как можно было заметить, слуга был очень голоден, или слишком напуган… И сразу же после этого ей поступило предложение, которого она ещё более не ожидала, чем встретить опального Рошфора. — Вы будете искать наших друзей, верно? — Вы весьма наблюдательны. Да, я буду искать их и получил на это небольшой оплачиваемый отпуск. Нам на двоих должно хватить. Вы ведь едете со мной? — гасконец сощурился, умело манипулируя чувствами девушки, которая, конечно, желала видеть друзей…       Очень желала. А за этим порывом могло последовать дальнейшее приключение. Всё-таки, по его мнению, миледи была достаточно хороша на службе у прежнего кардинала, поэтому грех было не прибегнуть к помощи своей подруги.       Этот, если выразиться грубо и оскорбительно для предложившего службу господина, рынок Оливи более всего напоминал кричащую рекламу в соцсетях: «Приведи друзей и получи призы»! Вот только тут дело было не в сборе пользователей и их данных, здесь речь шла о человеческих жизнях. — Мне нужно найти своего слугу… — ответила она уклончиво. — Вам нечем платить за жильё, смею напомнить! — Вы!.. — Олив вскочила, осуждающе смотря на оппонента, тогда как их словесная перепалка была прервана Планше. — Жан, смею полагать? — подал хриплый голос он. Теперь уже немолодой, но всё ещё с живыми глазами и острым умом, слуга охладил возмущение девушки, которая была готова слушать. — Ты знаешь, куда он направился служить после? — Отчего ж не знать! Он уехал вместе с Гримо сразу после отставки вашего друга. Слышал, сейчас работает при каком-то барине в Блуа. — Ты ешь? — Да, сударь. — Ешь молча! А лучше убирайся в соседнюю комнату!       На мгновение Оливи умолкла и в задумчивости прикрыла веки, упуская разговор между слугой, который вскорости их покинул, и его бывшим господином. В словах Планше могла находиться доля правды. Куда ещё можно было пойти Жану, мальчику, который получил воспитание при монастыре, но не приобрёл любви к Богу? Роль слуги при дворянине, а особенно при её отце, одновременно лучшее и худшее, учитывая жалование Гримо и его молчаливость, занятие, которое он мог избрать, а выбирать не приходилось. Но раз он был при отце всё это время, то забрать его обратно было бы великолепным вложением в её нынешнем деле. Впрочем, единственным вариантом действительно оставалась служба Мазарини, иной работы ей было не сыскать. Хоть работа эта и была паршивой и такой же хрупкой, как терпение парижан в последнее время… — Полагаю, мне не приходится выбирать господина в данной ситуации, поэтому я приму ваше предложение, настойчивый вы мой друг, — со вздохом произнесла она после короткой паузы. И лейтенант принял её ответ одобряющим кивком, но перебивать не стал, заметив, что девушка настроена решительно, и верно уже угадал, отчего. — Но мы составим с вами уговор. Мазарини, исходя из слухов, которые донесла до моих ушей толпа, предложил вам склонить наших старых друзей на его сторону, обещая им то, что эти господа потребуют.       Д’Артаньян слегка напрягся, слыша слова, которые ранее были произнесены устами кардинала. Что же, проницательность этой девушки всегда была столь велика, что она могла играть в интриги. Очень опасные, оглядываясь на прошлое, интриги. Более того, сопутствуя, как позже выяснилось, Арамису. А потому можно предположить, что она угадала намерения. Но чутьё подсказывало лейтенанту, что что-то в этой истории нечисто. Далеко не чисто, возможны новые интриги. Впрочем, остаётся лишь выяснить о них быстрее, чем он сам ввяжется в них. — Вы дальновидны, и, признаюсь, так всё и было. Но что же кардинал мог бы предложить вам, или я, к примеру, как ныне, чёрт возьми, его доверенное лицо? — Вы сами уже догадались, — Оливи лишь пожала плечами, точно зная, что скрыть свои желания от д’Артаньяна невозможно. — Но мы с вами, повторяюсь, условимся, — на сих словах мушкетёр приобрёл интерес, и его лицо смешно исказилось, будто тот хлебнул отвратное вино. — О, мой друг… Я лишь хочу просить вас не утаскивать меня с собой к господину Атосу и в знак дружбы испросить у него моего слугу, не более… К счастью, мне не нужны замки и титулы, а денег, что вы наверняка получили, нам хватит с лихвой. — Итак? — д’Артаньян хмыкнул на сие предложение, махнув рукой.       Он всё же верно угадал её желание, но лишь отчасти. Впрочем, последнее дошло до него быстрее, на то сказался возраст и знание немалого количества женщин: показаться его другу для неё сейчас было бы оскорбительно неловко… Впрочем, это даже к лучшему! Что пообещать Атосу, он уже вообразил, и план, на данный момент, казался беспроигрышным. — Итак! Прогуливаясь сегодня возле собора Богоматери, я очень удачно увидела полысевшего человека в чёрной сутане, причётника, очень похожего на нашего скверного Базена. — Ого! Так выпьем же, чёрт возьми, за этого скрягу!       Оливи не смогла сдержать смеха и подняла бутылку вместе с другом. — За него и за наших друзей! Ну, и за ваш чин маршала. — За это надо две бутылки! Вино полилось рекой и это, во многом, было для девушки, увы, привычной к долгим вечерам за крепким напитком, немалым плюсом к недавно заключённой сделке. Она пила мелкими глотками, будто смакуя разбавленное вино, но делала это методически. С д’Артаньяном, как оказалось, дела обстоят иначе, он, вопреки общепринятой реакции на алкоголь, которая наблюдалась у него в юношестве, становился печальным, но всё ещё уязвимым. Видимо, вчера было выпито меньше, или закусывали больше, но опасения насчёт этой службы он выдал с горечью. Уже предчувствуя и боясь своих догадок о том, что сулит эта компания во служении человеку, недостойному его верности и ума. — Вот что, — спустя время произнесла Олив, отставив бутылку, — играйте на его стороне, но не подыгрывайте ему. Делайте работу спустя рукава, ибо ваше храброе сердце, острый клинок и ещё более острое слово будут растоптаны лицемерием этого человека. Вы не добьётесь ничего, ваши поступки будут забыты вместе с устранением проблемы. И вы вновь останетесь с носом, как в случае с теми злосчастными подвесками! — Чёрт возьми! Но что же вы предлагаете?! Обивать те пороги, которые для меня закрыты?! Помните, я служил под началом Тревиля? И Тревиль сейчас защищает Мазарини! — с горечью ответил гасконец. — Право слово! Я сейчас слышу Атоса, и будь это он, меня бы это не так злило. Но вы!.. — Если мои слова достигли вашего сердца, значит, в нём кроются сомнения. Значит, вы ещё не утратили благородства и в случае опасности, примете верное решение. И оставите этого человека, воспользовавшись им так же, как он сейчас позволяет себе пользоваться вами. Всё-таки он не хитрее Ришелье, а уж до вас ему далеко, милый друг! — этими словами Оливи незаметно для себя положила для друга крепкую почву и дала долю надежды на успех его мечтаний, оставив при этом верным его шпагу более дружбе, чем долгу.

***

      Утренняя служба, на которую её набожный друг собирался с упоминанием всех чертей и святых в изысканных муках, проходила как полагается. Вот только увиденное Оливи ныне совершенно отличалось от воспоминаний, полученных ранее о том же храме.       Сидя на почётном месте подле герцогини лет так десять, а здесь и вовсе двадцать, назад, девушка с сонным видом пыталась одновременно любоваться храмом и читать молитвенник, используя все знания латыни, полученные на уроках. Людей тогда была масса… Были спокойные, мирные, величественные времена. В церквях собирались праведники или люди играющие их, более того, они были наполнены толпами высокопоставленных прихожан. Каждый пытался выделиться перед другим в своей вере, верности королю и кардиналу, выделиться гербом своего рода, рассказать последние новости и слухи из Лувра. Сейчас… всё обстояло иначе.       На пороге внешней войны люди сохраняли своё лицо и с гордостью говорили о своей верности королевской семье. Во многом благодаря влиянию Людовика и сохранению порядка кардиналом. Дуэли… Боже упаси! Причем отчитываться о них перед королём было сродни восхождению на плаху… Она помнила об этом сейчас так же чётко, как и десять лет назад. Публичные казни укрощали надменность дворянства, а авторитет кардинала и вовсе заставлял говорить о них едва ли не шепотом.       Ныне… Париж уже рухнул. Война внутри страны была менее кровопролитной, но, наверное, более ужасающей, чем та… С англичанами…       В церкви были преимущественно люди, носящие траур, или скрывающиеся в святых стенах будущие покойники. А за воротами были дуэли… Даже не по правилам, без секундантов… Просто убийство, это никак нельзя было назвать дуэлью. Дежурная гвардия на это реагировала редко и слабо, во Франции уже начинала царить разруха… А ведь король покинул этот мир совсем недавно… Относительно недавно… — Куда катится мир… — со вздохом произнесла Олив, садясь у самого выхода с молитвенником. Рядом же с ней стал д’Артаньян, выискивая глазами свою добычу. — Право, вы напоминаете мне Арамиса, сударыня… Может быть, в таком случае, вы привлечёте Базена? — Сами привлекайте своего Базена! — с недовольством ответила она, замечая неподалёку фигуру Рошфора, пришедшего на вероисповедание сюда…       Служба была окончена, и д’Артаньян очень быстро среагировал на убегающего от него второпях Базена, бросился догонять его. И к чести сказать, таки догнал, верно получая от него всю нужную информацию. Девушка же несколько минут с улыбкой наблюдала этот цирк и двинулась к графу, который ещё не сошёл со своего места. — Я рад видеть, что вчера вы удачно вернулись. А сегодня прибыли уже не одни… — Боюсь, мне придется быть рядом с нашим другом, — с улыбкой прошептала Оливи, садясь подле бывшего шпиона. — Это неплохо, в любом случае, он защитит вас. Но вы по-прежнему уверены, что хотите занимать обе должности? При короле и при кардинале… — Да. Ради моих друзей я не займу ни одну из сторон, но в то же время буду на их стороне… В любом случае, сейчас мы отправимся к вашему союзнику, поэтому волноваться за меня не стоит. Пока же можете связаться с графом, всё, что мне известно я уже предоставила вам… А сейчас извините. Если лейтенант обнаружит нас, это может вызвать… — Я понимаю… — с этими словами Рошфор первый поднялся и поспешил покинуть храм до того, как оборвался разговор с Базеном, и д’Артаньян вернулся к Оливи с довольным видом, объявив: — Наша цель находится в Нуази. — Вы ведь не угрожали бедняге пистолетом, который сегодня очень удачно взяли на службу в храм? — Оливи поднялась, припоминая, что Базен так просто не мог выдать своего господина. — Я не угрожал, — деловито ответил мужчина, последовав к выходу. — В таком случае вы пообещали познакомить беднягу с вашим знакомым — Вельзевулом? — со смехом догадывалась девушка. — Будь у меня такой знакомый, я бы не служил Мазарини. — В таком случае, у меня остаётся только один вариант… Вы пообещали податься в аббаты вместо службы кардиналу!