***
Найти Калестея оказалось несложно. Рядом с ним сидели Ганелавеус и уже знакомая красивая эльфийка. С эльфийкой Кэллия познакомилась буквально несколько часов назад, до того, как уснула, и теперь пыталась припомнить её имя. Волосы её были заплетены во множество тонких косичек, которые в свою очередь собраны в пучок на макушке. Одежда лекарей, оставаясь длинной и закрытой, выглядила легче и светлей. Калестей, фиолетовая мантия которого в сложенном виде лежала рядом, в серебристых рубашке и штанах был похож на Ваэруса, другого своего брата. Даже волосы точно так же были собраны в хвост на затылке, только не обрезаны, как у того, на уровне лопаток, а свисали со спинки скамьи почти до самой земли. Лекари пытались втянуть Калестея в беседу, но тот в отлет лишь кивал или качал головой. Они расположились под живым навесом листового накопителя, облепленного с теневой стороны зеркальными полусферами. Кэллия знала, что, когда полусферы разбухают до шаров, они отваливаются и, не долетая до покрытой мягкой травой земли, исчезают в голубоватой вспышке. — Не самое лучшее место для скамьи, — подходя к ним, пробормотала Кэллия себе под нос. — Она стояла в другом месте, — стала оправдываться эльфийка. Калестей держал ладони почти у самого лица, словно закручивая что-то невидимое, и, почувствовав взгляд собирающейся с мыслями Кэллии, оглянулся. Остальные двое тоже оживились, приглашая Кэллию присоединиться к беседе. — Что бы ни говорили, а в последнее время в Азеноре стало спокойнее, — заметила эльфийка, и Кэллия облегчённо вздохнула, вспомнив в конце концов, что её зовут Тевилин. — За последние полгода не было ни одного прорыва. — Меня как раз это и беспокоит, — признался Ганелавеус. — Серые никуда не делись, а если Пояс просто-напросто сдвинулся, жертв может стать больше. — Просто они понимают, что Азенор им не по зубам, — заметил Калестей. — А если бы участились прорывы в других местах, мы бы это уже узнали. — Королевства фиров не предоставляют данных, — возразил Ганелавеус. — Эльвандарай их знает, что там происходит. — Полагаю, Лаис держит всё под контролем, — попыталась развеять мрачные предчуствия Тевилин. — Да и алт Эвлериус знает своё дело. А ты что думаешь, Кэллия? Кэллия не поняла, про кого её спросили: не то про Лаиса Сайвера, бога знания, не то про старшего из братьев Ганелавеуса и Калестея, архимага и правителя Азенора. — Конечно, он же знает всё! — Кэллия сама не поверила своему голосу, и насмешка взглянувшего на неё Калестея была вполне объяснима. — Кстати, — сказал Ганелавеус. — Эв тоже хотел поговорить с тобой. Кэллия почувствовала себя неуютно. Да, она поделилась своей тайной с Калестеем, но открывать её ещё перед кем-то не была готова. К счастью, Ганелавеус ушёл, когда Тевилин начала спрашивать о весеннем празднике. Кэллия попыталась рассказать, выразительно поглядывая на Калестея, но тот сделал вид, что ничего не слышит и не видит. Тевилин призналась, что мечтала бы там побывать. — Праздник и праздник, — пожала плечами Кэллия. — Весну встречают повсюду. — Только не в Азеноре, — вздохнула Тевилин. — Зато здесь не бывает зимы! — Главное, что календарь меняют, — заметил Калестей.***
— Нет, меня там не было, — предупредил Калестей закономерный вопрос, как только Тевилин вспомнила о делах и убежала. — Я сам увидел это лишь после того, как нашёл тебя. — Тогда чьи это воспоминания? — спросила Кэллия, присаживаясь рядом. — Я не хотел говорить раньше времени, но лучше тебе было увидеть это самой, чем услышать от кого бы то ни было. — Это из-за того, что она возглавляет водных созданий? Вопрос был скорее риторическим, но Калестей неопределённо пожал плечами. — Я бы так и решил, но меня сбивает с толку испуг матери. — Её волнение объяснимо, — осторожно заметила Кэллия. — Не слишком ли много значения ты этому придаёшь? Кэллия надеялась, что её голос звучит беззаботно, но понимала, насколько жалки её попытки убедить не столько Калестея, сколько саму себя. И то, что Риллина, старшая богиня, вмешалась, не могло не вызывать беспокойства. — Давай не будем это обсуждать, — вздохнул Калестей. — Пока ты не поговоришь с Лимирисой, бессмысленно строить догадки. — Но если тебя это тоже волнует, почему бы тебе не узнать из первых уст? — заметила Кэллия. — Почему не поговорить об этом с матерью и сестрой? Калестей просто посмотрел ей в глаза. Вроде бы даже без укора, но Кэллия почему-то пожалела о своих словах. Калестей поморщился, заметив, что требовательный взгляд сменился виноватым. — Да хоть ты не смотри так испуганно! — он поднял кисть, будто сжимая что-то в кулаке. — Ты права, но я хотел для начала поговорить с тобой. Дай руку. Кэллия дёрнулась, когда её ладони коснулось что-то прохладное. С большим трудом она разглядела розоватые контуры морской звезды. Вот только по ощущению это больше напоминало медузу. — Это то, благодаря чему я увидел, что произошло на крыше, — ответил Калестей на попросительный взгляд Кэллии. — Помнишь, мы сидели в ангаре и Ваэрус рассказывал про Колдунью? Хотя основная специализация второго по старшинству брата Калестея была связана с техникой, он очень увлекался историей. Ваэрус пересказывал младшему брату, племяннице и её отцу сказки и древние легенды, пока они все вместе работали над чем-то в ангаре. Это нисколько не отвлекало тех, кто был увлечён работой, и не давало скучать Кэллии, ожидавшей, когда её попросят подать очередную шестерёнку. — Он много чего рассказывал, — заметила Кэллия. — Некоторых историй даже мои знакомые нимфы никогда не слышали. А почему ты вдруг вспомнил? Раньше Кэллия не замечала в нём особой любви к сказкам и легендам. По крайней мере, когда она хотела обсудить какую-то из этих историй с Калестеем, он просил не отвлекать его от очередного сложного чертежа. В конце концов она решила, что Калестей пропускал всё это мимо ушей. — Я просто вспомнил о Глазах Таон, невидимых созданиях, что ползали по Сети Веринтара. — Но Колдуньи ведь давно уже нет, — осторожно заметила Кэллия. — Даже дядя Ваэр считал, что про Глаза придумали, чтобы объяснить её осведомлённость о происходящем далеко. Есть ведь способы глядеть вдаль для вас, магов… — она прикоснулась к звезде пальцем другой руки, на что создание возмущённо булькнуло. — Неужели это один из них? — Не совсем, — покачал головой Калестей. — Но этот вопрос занимал меня много дней. Я чуть не пропустил комету, путь которой собирался просчитать… И вот я вслух обратился к Лаису и неожиданно получил ответ! — Как? — Кэллии показалось, что Азенора достиг холодный северный ветер. — Даже Стражи далеко не всегда отвечают на обращения… а тут старший бог! Кэллия понимала, что Калестей не может лгать, но поверить было сложно. — Пока у меня таких два, — подзывая звезду к себе, сообщил он.***
Вернувшись на Туманный остров, Кэллия ощущала смертельную усталость. Будто и не спала большую часть времени, проведённого в Азеноре. И вот почти три дня, пока не нагрянула обеспокоенная Тиала и не стала тарабанить в дверь. Кэллия заставила себя проявить дружелюбие и дальше вести себя как обычно. «Кэллия, можно с тобой поговорить?» — Услышав в голове голос, она уронила кувшин с водой на каменистый берег. Разлетелись осколки. Кэллия села у ручья и, глотая слёзы и утопив ладони, склонила голову почти к самой воде. Обида застилала все прочие чувства. Страх неопределённости, что преследовал её по пятам два месяца, тёмной волной захлестнул сознание заговорившего с ней Стража. Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем рыдания прекратились и она смогла ответить. Она не была уверена, что Алверик до сих пор ждёт ее отклика, и всё же, вложив всю злость, произнесла: — Так в чём дело? Добро пожаловать! «Я не могу прийти». «Боишься, что мама убьёт тебя, едва заметив?» Хотя это было шуткой, Кэллии всё ещё хотелось выть от тоски. «Ты правильно поняла, — признал Алверик. — Можешь телепортироваться в Серогорье?» Серогорьем называлась область из нескольких поселений сфинксов. Точка назначения находилась в доме на окраине города, которая в скором времени обещала превратиться в центр. Там сейчас был отец. Скорее всего, Алверик это знал, потому и выбрал именно эту область Неотона. — Я?! — Кэллия ударила ладонью по воде и, успокоившись, добавила: — Значит, так надо… Кэллия убедила себя, что беседа с Алвериком ничего бы не прояснила.***
Свет солнца давно угас, и просторный зал окутал полумрак. На синем небе, заглядывающем в окна, появлялись первые зеленоватые звёзды. Ветер едва слышно шелестел листвой густого леса и набегающими на берег волнами. Колебание серебряных струн порождало красивую, но наполненную одиночеством и грустью мелодию. Музыка звучит как молитва, но к кому она может быть обращена? О чём лира просит у тихого безветренного вечера? Она растворяется в этих звуках. Время и пространство, заключённое в их пределах, обретает особую силу. Это сила, приносящая спокойствие и душевное равновесие. Но, опомнившись, Кэллия обнаружила, что её ладонь лежит на бронзовой ручке. Глядя в потолок, она сморгнула слёзы, но щемящее чувство не желало отступать. Охваченная им Кэллия заглянула в приоткрытую дверь, чтобы наконец увидеть музицирующую мать. В синевато-сером полумраке длинные платиновые волосы казались белыми, а синее струящееся платье — чёрным. Глаза её были прикрыты, голова чуть наклонена вперёд. Подвижными оставались лишь изящные руки, перебирающие струны. Стараясь ступать как можно тише, Кэллия подошла к ней. Мать не подняла голову, но открыла глаза. Пальцы замерли, и музыка прервалась. Мать встала со стула и положила на него свой инструмент. Помещение наполняли вмиг осветившие его белые и жёлтые светлячки. В зал будто вернулся день. Но то был лишь миг. Мать прикрыла светлые прозрачно-фиолетовые глаза, единственное свидетельство того, что предки у неё были не только эльфы. У карнов встречались такие, но крайне редко. Тэри говорил, что раньше видел такой цвет радужки только у своего отца, Нолавеуса. Теперь же им могли похвастаться мать Кэллии и её дядя Калестей, с которым они играли в прятки, когда были младше. Иву всегда обижало, что тот находил её очень быстро, а на поиски его самого уходило в лучшем случае полдня. И то, только тогда, когда ему надоедало прятаться. Сейчас детские обиды вспоминались с улыбкой. Кэллии никогда не нравилась её чересчур карнская, унаследованная от отца внешность: такие же яркие пурпурные глаза и густые чёрные волосы, которые она каждый день с раздражением собирала в косу. Она могла бы их остричь, но понимала, что это лишь усилит сходство с отцом, о котором норовили упомянуть все, кто видел его хоть раз. Но Кэллия прекрасно осознавала, что с красотой матери, младшей богини Лимирисы, мало кто может сравниться. И это было своеобразным поводом для гордости. — Я думаю, настала пора жить в городе, — решила Кэллия. — Да, — ответила мать. — Пожалуй, ты уже достаточно взрослая. Некоторое время она перебирала струны, а Кэллия глядела в окно на разгорающиеся звёзды. — Я вот думаю, могло ли это происходить со мной раньше, — вдруг сказала мать. — Я ведь ничего не помню. — Но ведь это не твоя вина! — восклицание Кэллии прозвучало убеждённо. — Всё же на тебя лёг тяжелый груз! — Похоже, другие так не считают, — вздохнула мать. В этот миг в сердце Кэллии вспыхнул гнев на отца. Почему он не мог поддержать жену в такое время? Почему чужие люди всегда были ему важнее, чем семья? Но Кэллия смогла унять вспыхнувший гнев. Тем более, что мать вдруг добавила: — Но теперь мне станет легче. — Случилось что-то хорошее? — удивилась Кэллия. — Да, — лицо матери осветила искренняя улыбка. — За всеми этими волнениями мы не придали значения действительно важному. — Угловые размеры вещей нам важнее, — повеселела Кэллия, но смутилась, усомнившись в уместности высказывания. — Ну, там, про солнце и другие звёзды, или про луны… Калестей говорил. Ведь так же можно сказать и про нас…***
Кэллия могла видеть, как размывается всё вокруг. Как её собственные очертания становятся прозрачными. «А что если этот туман действительно растает?» — подумала она, прежде чем её сознание растворилось в клубящейся белой мгле. Обитателей города сложно было назвать людьми. Многие из них даже не были человекоподобны. Одни сероватой дымкой плыли по воздуху, другие большими шарами катились по мостовым, перетекали и бесхозными тенями змеились по камням. Но были и призраки. В основном погибшие мореходы: рыболовы, купцы и исследователи. Они веселились, пили появляющееся из воздуха призрачное вино и делились друг с другом случаями из жизни. Порой в канал заплывали русалки и сидели под мостом, дразня прохожих. Но всё же в черте города они держались куда приветливей, чем за его пределами. Они подшучивали над призраками, а призраки в ответ кидались в них исчезающими на подлёте предметами. Хотя в основном призраки были безобидны, среди них попадались злобные и мстительные духи. Всё бы ничего, но уворачиваться от запущенных телекинетиками камней ей удавалось не всегда. Музыка, приносимая ветрами из дворца, на время утихомиривала их, но вскоре всё начиналось сначала. Кэллия даже стала избегать определённых улиц. Но труднее всего Кэллии было свыкнуться с поведением дымчатых шаров. При встрече они норовили столкнуться и поглотить друг друга, а также всякого, кто зазевался и не уступил дорогу. Другие призраки постоянно жаловались на них Лимирисе. Но мать Кэллии не видела возможности как-то повлиять на тех, кому чужд голос разума. Кэллия, когда подобное случалось у неё на глазах, хватала ближайшего и оттаскивала его куда-нибудь на свободное пространство. В городе бывали и гости: чародеи, которым удалось выпутаться из Сети, водные нимфы из разных уголков Неотона, а также Стражи. При их появлении местные, даже шары, начинали вести себя примерно и дружелюбно. Пришлые отвечали взаимностью. Кэллия всё ещё не умела превращаться в туман по своей воле, не говоря уже о том, чтобы заставить появиться за спиной крылья. Впрочем, от первого и последнего полёта остались не самые лучшие воспоминания, и Кэллия не огорчалась. Эвлериус, Архимаг Азенора, считал, что она должна больше практиковаться в создании защитных чар. А на грустный ответ Кэллии, что она, хоть и может разглядеть нити, не способна даже прикоснуться к ним, замечал, что и Калестея ещё пару лет назад считали совершенно неспособным к магии. Кэллия теперь листала перед сном философские трактаты на эту тему, но уверенности в своих способностях почерпнуть из них не могла. И вот Кэллия вновь видела солнце, клонящееся к горизонту. Она зажмурилась и тёрла глаза, когда на неё упала тень. В следующий миг взгляд Кэллии приковала стоящая в оконном проёме крылатая фигура. Мысль о том, что перед ней один из Стражей, была мимолётной, ведь иссиня-чёрный плащ не скрывал утончённой женственности, а на прекрасном юном лице в ореоле светлых волос не было золотых татуировок. Вглядываясь в чёрные глаза, Кэллия была уверена, что никогда не видела эту девушку раньше. Но вдруг возникшее ощущение узнавания не проходило. Голова закружилась. Стоило Кэллии моргнуть, фигура в окне исчезла.