***
Звенела тишина. Обволакивала темнота и сковывал холод. Непонимание перерастало в страх. Попытка двинуться отдалась острой болью в коже, пронизанной мельчайшими ледяными иглами. Или ничего этого не было. Ни движения, ни дыхания. Не было воздуха. Казалось, что не было даже мышц и костей. Словно всё слилось в единую породу, без переходов и слоёв. Но жажда жизни пробудилась первой. Давящая на горло тяжесть не давала вдохнуть. Она же стремилась вырвать глаза и закручивала живот. Жар нарастал, будто где-то внутри разгоралось пламя. Боли, леденящая и сжигающая, не препятствовали друг другу, они сливались воедино, не давая шанса мыслям прорваться в сознание. Но в конце концов тяжесть опрокинулась, и звон сменился свистом и слепящим светом. Холод на ветру ощущался острее. Яркое зимнее солнце, рассыпавшее осколки света в чистом снегу, обжигало глаза. Так, выбравшись наконец из обледеневшего сугроба, он, тяжело опираясь на посох, побрёл между заиндевевших обугленных столбов, что были когда-то стволами деревьев. Он не мог взять в толк, как могло пройти полгода и как другие это допустили. Эй вспомнил, кто он есть, но радости ему это не принесло. Он был один. К тому же, больше не чувствовал и не видел Нити, когда-то подарившие ему жизнь и её смысл. Его, как чародея, угнетала невозможность не только взаимодействовать, но и осознавать присутствие Веринтара. Должно быть, его пробуждение было ошибкой. Не нужны Хранители покинутым землям. Он увидел каменные стены, за которыми виднелись крыши высоких башен, и это окончательно сбило его с толку. Азэн даже усомнился, что всё ещё на Туманном острове, хотя должен был насторожиться своему пробуждению и наступлению зимы. Но он не мог вспомнить, что произошло тогда. Лишь летнюю ночь с восходом лун и музыкой насекомых. В тот день с утра прошел дождь, но вскоре тучи развеялись. Ясное небо, яркие звёзды, щебет лесных нимф из разных краёв, что использовали зелёные Нити, чтобы общаться между собой. Обычный вечер… и такое пробуждение. И всё же промёрзшая земля под белой пеленой говорила, что она всё та же. — Откуда же ты? — вслух спрашивал азэн, пройдя вдоль стены до самого крутого берега моря. Внизу заледеневшие волны обхватывали прибелённые скалы. Если бы остров не был таким холмистым, окружённый стеной город напоминал бы полукруг. Странная, чуждая сила звала перелезть через стену. Но чувства мага камня отчего-то твердили, что следующий шаг станет падением в пропасть. Только это и осталось от прошлой жизни. Город был настолько чужероден для азэна, что он почти не удивился, когда твёрдый камень перед ним обратился в ледяной туман и растаял, будто мираж. Когда город появился вновь, Эй уже не мог не приблизиться. Но прикосновение к леденяще-холодной стене было подобно удару молнии. Он по-прежнему хотел знать, что за этой стеной, но ощущал странный неестественный ужас. Но это чувство не могло заглушить тоски по прикосновению к Веринтару. Идти становилось всё тяжелее, он часто останавливался, почти повисая на посохе. Рассудок тоже начинал подводить: оказываясь вдруг на берегу, он не помнил, как туда добрёл, а отдёргивая руку от ледяных ворот вновь возникшего из ниоткуда города, ощущал, будто в жилах его вместо прозрачной крови — молотое стекло. Впрочем, в зимней дрёме он часто терял материальность и не замечал хода времени. Эй не искал знакомые тропы. Разительные изменения оставляли мало надежды найти следы прошлого: припорошенные снегом чёрно-серые остовы совсем не напоминали былой лес. Поэтому он был несказанно рад, когда обнаружил своё белое зимнее облачение на месте, в скрытом в скале тайнике. Его гора будто бы лишилась своей вершины, и крупные крупные каменистые обломки засыпало снегом. Сидя на когда-то любимом, а теперь просто привычном скалистом уступе, он мог слышать лишь вой ветра, которому жаловался на свою нелепую судьбу. И смолкал, когда ему слышался в ответ смех множества голосов. Чуждая стихия пугала. Город появлялся и исчезал. А Эй, глядя на него, мог лишь гадать, что там внутри. Камень молчал, не подавая признаков жизни. А сам Эй пытался найти в себе причины страха, что охватывал его, стоило ему подойти к стене. Иногда азэн пытался дождаться, когда придёт туман, но, заслышав вдруг низкий гул, бежал, не помня себя и обгоняя мелких зверьков, покидающих норы исчезающего леса. Иногда Хранители впадают в дрёму, сливаясь с природой. В это время они продолжают видеть и слышать, но теряют материальность. В таком виде большинство азэнов и нимф проводят зиму, возвращая тело лишь при необходимости. На покинутом острове подобной нужды не было. Один раз с юго-запада дошёл отголосок землетрясения, но слишком слабый, чтобы встревожиться. Азэн провёл в полусонном состоянии не только остаток зимы, но и почти треть весны, лишь к новому году заставив себя пройтись вдоль берега и подумать о мерцающем городе. Последние десять дней зимы город не исчезал вовсе. Весной, напротив, не появлялся по трое суток. Солнце говорило, что весна приближалась ко второй трети. Скоро должно было бы состояться празднество в честь смены календаря. Вот только Эй не был теперь в этом уверен. В душе его затаился страх: остались ли еще те, кто празднует весну? Он уже пробовал отойти от острова по замёрзшему морю, но горло сдавливала незримая удавка. Туманный остров не отпускал своего Хранителя. Неведение доводило до отчаяния. Азэн считал чаек и строил башни в свой рост на каменистом берегу. Последние обрушивались приливными волнами, что полностью накрывали этот пляж, когда вода доходила до лесного склона, вымывая его до глины. Старшая из Морских Ведьм, Бинофра, возвращаясь на остров, закапывала в гальку этом берегу монеты и самоцветы. Раньше бы Эй и не подумал их откапывать, теперь же даже такая смутная надежда гнала его перебирать камни. И хотя итог был ожидаем, он не чувствовал себя от этого менее несчастным. Стена города не была полностью гладкой, но сделали ее таким образом, чтобы не было возможности зацепиться. Впрочем, он мог пройти по отвесной стене, как по горизонтальной поверхности. И он решился. Но получилось иначе. Ураган преградил ему путь, но Эй успел заставить себя прирасти к земле. В центре вихря проявился полупрозрачный, очень высокого роста человек. Эй поднял взгляд и попятился. От незнакомца веяло неминуемой смертью. Резкие черты придавали ему сходство с хищной птицей. Полностью белые, лишённые зрачков глаза казались слепыми, в седых развевающихся волосах путались молнии. Такие же молнии горели в овальном набалдашнике белого посоха и заставляли сиять белоснежные одежды. Лишь пояс, наручи и поножи, что служили сапогами, состояли из туго перетянутых светло-синих лент. Того же цвета было сидящее у него на плече обезьяноподобное существо с перепончатыми крыльями. Будто бы бархатное, оно в то же время казалось стеклянным. Лицо этого существа было не просто человеческим и правильным, но даже более человечным, чем у его спутника. Синее существо спрыгнуло вниз, опустилось на камни и на задних лапах подошло к замершему Эю. Протянув руку, оно ткнуло азэна в живот. — Что же делает тут маленький хранитель? — спросил звучный и чистый голос странного создания. — Это мой остров! — отозвался азэн, смотря в карие глаза обезьяны. Его осипший голос потонул в завываниях ветра. — Мёртвому месту живой Хранитель ни к чему, — усмехнулась обезьяна, ударяя по древку посоха азэна, после чего оглянулась. — Правда, Амибрел? Эю эта мысль приходила не раз. Но теперь, когда она обратилась чужой насмешкой, он уже не мог её принять. Был ли ответ, азэн не расслышал. Волна боли прошла от судорожно сжимающей гладкое дерево кисти до плеча, в глазах потемнело. Эй, борясь с подступившей слабостью, замахнулся палкой, но рассёк лишь воздух. Обезьяна засмеялась на его жалкую попытку, но тут же вынуждена была подпрыгнуть на пришедшей в движение земле. Это отозвался камень, и скалистая порода поглотила азэна. Решив, что спасён, он стал слушать. Ведь камень для него не глушил звуки, а позволял уловить даже больше, чем на открытом пространстве. — Глу-уц! — разнёсся шепчуще-воющий голос. — Эти острова всегда принадлежали народу воды и ветра. Так почему этот связан с камнем? — Он горный азэн, — пояснил уже знакомый голос обезьяны. — Так что неудивительно, что в процессе его создания была использована частица духа Трефорта. — Я видел горных азэнов, — возразил первый голос. — Или «матушка» перестала соблюдать условия? — Этот давнишний, — уверенно произнесло существо. — Может, она потому и не стала его забирать… — Достань-ка его! — Нравится сидеть в камне? — спросила обезьяна, и едва азэн осознал, что обращаются к нему, как был ослеплён светом дня. Он не успел упасть, так как вокруг шеи сомкнулась ладонь и потянула его вверх. — А сам-то ты знаешь, почему остался один? Даже если бы Эй знал ответ, он бы не смог его озвучить, так как горло оставалось передавлено. Глаза азэна больше не видели света дня. Обезьяна вновь засмеялась, а потом началось бесконечное верчение. Земля то приближалась, то удалялась и сливалась с небом. Его подхватил ураган, который несколько раз ударил Эя оземь. Ровная мостовая, по которой его протащило, оказалась не такой уж гладкой, но вот вихрь опять поднял его в воздух, заставля перелететь через скатную крышу длинного двухэтажного дома и впечатывая в серый кирпич более высокого здания. Ветер срывал крыши, обрушивал заборы, поднимал в воздух листы металла. Звенели стёкла, летели рамы, от пылевой взвеси стало темно. Эю казалось, что прошла вечность, прежде чем ураган стих и он упал. Но не успел он прийти в себя, как перед ним возникла та самая обезьяна, Глуц. Он опирался на посох Эя, но в следующий миг ударил им азэна по голове. Тот понял, что предел прочности превышен, и рассыпался в пыль. Когда сознание вернулось, тело его оказалось вмуровано в стену. Лишь лицо оставалось за пределами камня. Теперь он был частью стены, но не мог слиться с камнем. Он всё слышал и будто бы ощущал окружающее пространство. Но никак не мог воздействовать на него. Он не представлял, как долго это продолжалось. Когда он приходил в себя, могли быть и сумерки, и белая мгла, и глубокий мрак. Днём в лучшем случае можно было увидеть бледный круг солнца, но куда чаще дымка была плотнее. Шёл снег или дождь, клубился ли туман, сиял ли холодный лунный свет. Сон стал для него благословением. Забытье и безмолвие, неясные образы на грани пробуждения. Он видел и прошлое. Разговоры и песни причудливо переплетались, голоса и музыка заглушалась гудением рога. Вот он неспешно ступает по скалистому берегу и слушает напев, что должен бы потонуть в плеске высоких волн и шуме ветра. Песня о южных морях, на берегах которых не услышать человеческой речи. О жизни созданий, что не ведают печали и скуки. Голос будто не имел источника. И всё же он был: перламутрово-белая русалка сидела на камне под скалой, пошевеливая в такт своей мелодии руками и гибким хвостом. На ветру и солнце волосы её переливались лазурью и бирюзой. Словно почувствовав на себе взгляд, она подняла голову и улыбнулась. Эй поспешил скрыться. А вскоре ему пришлось снова встретить и Бинофру, уже в другом её облике, и её младших сестёр. И научиться не попадаться им на глаза. То, что он услышал теперь, не было воспоминанием. Песня могла звучать издалека. И он подумал, что ветры, возможно, могли донести голоса. Или же сознание за неимением иного овладело искусством иллюзии и стало выдавать желаемое за действительное. Кристаллизованному, неподвижному азэну, потерявшему счёт времени, было привычно видеть в тумане различные фигуры. Некоторые даже выглядели почти по-человечески, но большинство представляли собой причудливое переплетение растительных и животных черт. Но теперь было другое. Ветер, принеся запах моря, не развеял туман, но будто бы проредил его. Он не мог поверить, когда раздались лёгкие шаги. Быть может, то насмешка ветра? Но голос, что услышал он погодя, был не похож ни на вой, ни на смех, ни на шелест. Ведь из тумана стали проглядывать яркие краски. Не серый камень, не белая мгла, не зыбкие безмолвные тени. Борясь с надеждой на спасение, он повторял про себя, что появление человека — не такая уж хорошая вещь. Ведь бывало, что они приходили сюда, лишённые воли, и обращались в жалкие безмолвные силуэты. Иногда он видел и призраков, так что решил бы, что видит одного из них, духа одной из жительниц острова. Высокая стройная фигура была облачена в мантию цвета индиго, из-под капюшона спускались длинные платиновые косы, переплетённые синими лентами. В тени светились сиреневые глаза. Вот только даже издали он ощущал исходившее от девушки живое тепло. Заледеневшая корка, покрывавшая его лицо, начала таять. Она тихо напевала. Зачарованный её голосом азэн не разбирал слов, но видел, как вяжется вокруг серебристое кружево, которого она касалась, словно струн. Сеть оплела и азэна. Он чувствовал, как тает оцепенение. Нити пробирались под кожу и сгорали, оставляя после себя расходящиеся по всему телу горячие волны. Но странным образом это не причиняло боли. Он стал невесомым, утратил материальность и ощутил долгожданную свободу. Но в следующий миг наступило разочарование. Он не мог сдвинуться с места, не имел возможности ни оттолкнуться, ни вырваться. В отчаянии он вытянул руки вперёд. Девушка подошла ближе и, сомкнув пальцы на его запястье, потянула на себя. Земля вновь обрела твёрдость, и азэн тяжело опустился на неё. — Спасибо! — прошептал он, не в силах поднять глаза. — Любопытное место, — сказала она. — И пленённые азэны мне ещё не попадались. Всё же посмотрев вверх, он увидел её улыбку и принял протянутую руку. — Лимириса, — представилась она, пока они шли по пустому, залитому солнцем городу. — Ещё меня прозвали Поющей Волнам. Теперь он не ощущал вокруг ни холода, ни отчуждённости. Серый камень налился солнцем, и жар его ощущался сквозь подошву сапог. Лёгкий ветер нёс в себе дыхание тёплого моря. — Серебряные Нити, — тихо сказал он. — Хозяйка лун жива? — Мастерица Симера? — уточнила она и, получив в ответ кивок, ответила: — Нет, её давно нет с нами. Серебряный Узел ныне моя мать, Риллина. — Вот как… — печальные мысли были не новы, и он кивнул, в который раз смирившись с ними. — Я не вижу зелёных Нитей… Их не было и до того, как я… попал в заключение. Лимириса ободряюще коснулась его коротких пепельно-русых волос. Азэн вбирал в себя разливающуюся вокруг неё силу. Голод ослаб, но не отпустил. — Владычица Природы в порядке, — сообщила она. — С тех пор, как появился этот город, старшие боги заставили Нити огибать остров, но от этого лучше не стало. Странным образом он притягивал проходящие мимо корабли. В конце концов мастер Сайвер сделал его недосягаемым для людей. — Но вы даже здесь можете создавать Нити! — Да, — она улыбнулась. — Меня это очень выручает. Я надеялась найти следы людей или проследить путь мерцающего города… — она вздохнула. — Но теперь, когда нашла тебя, чувствую, что поиски были не напрасны. Не беспокойся, Веринтара нет лишь внутри. Лучше расскажи о себе. Пока они шли, Эй поведал обо всех странностях, что произошли с ним. Лимириса согласилась, что встречу с воплощением стихии иначе как несчастным случаем не назовёшь. — Существует много неприятных вещей, с которыми приходится мириться, — вздохнула она. — Янтеви и Эльвандарай и без того сотворили невероятное, а большее, боюсь, никому не под силу. Эй не стал озвучивать мрачные мысли о враждебности мира, но они и без того повисли в воздухе, глядя на них тёмными окнами домов, пустыми улицами и свистящим в водостоках ветре. Пусть это не тишина, но ощущение обречённости тяготило обоих. Когда Лимириса запела что-то мелодичное, но совершенно непонятное, стало немного легче. Как только стены города остались за спиной, азэн ощутил себя освобождённым. Тонкие изумрудные нити, вид травы и только-только распускающихся листьев вносил умиротворение в его душу. Он ощущал себя счастливым, хотя остров до сих пор был необитаем. — С возвращением! — улыбнулась Лимириса. — Я скоро вернусь. Пока не заходи в город о одиночку. И исчезла с порывом ветра, растворившись в едва уловимом сиянии. Эй пробежался по зеленеющему лесу и побережью, вскарабкался на скалу. Зелёная Сеть отозвалась не сразу. Азэну пришлось долго добиваться необходимого состояния. Но на третью ночь Нити удалось не только увидеть, но и нащупать. «Хозяйка говорила, что ты жив! — летели радостные голоса старых знакомых с соседних островов. — Это же Хранитель Туманного!» — Почему меня не искали? — спросил он. «Искали, да не нашли», — доносили зелёные Нити ответ. Они стали рассказывать о погибших кораблях. Эй не находил обломков, но успокоил себя тем, что всё унесли время и море. Разные голоса сливались в единый гам, и азэн уже не различал слов. Он поймал себя на мысли, что боится отпускать Нити, но заставил себя это сделать, после чего устало опустился на камни и под шум прибоя заснул. — Эй, просыпайся! — услышал он. В светло-голубых глазах склонившейся над ним девушки он увидел тревогу. — Я в порядке, — азэн поморщился, так как место для отдыха оказалось крайне неудачным. — Ниери, — представилась она. — Водная нимфа. Об этом можно было догадаться по цвету платья и ленты в тёмных волосах. Он перевёл взгляд на горизонт, дымчатую черту соприкосновения неба и моря. — Поющая Волнам наказала наблюдать за тобой, — сразу же призналась Ниери. — Теперь здесь всегда будет пусто? — спросил он. — Тебе повезло, что после буйства элементалей этот остров разрушился совсем, — пожала она плечами. — Хотел бы я это вспомнить. — Может, ты разлетелся на мелкие кусочки, а всё это время собирался воедино? — предположила она. Эй посмотрел на неё изумлённо, а потом рассказал о городе. — Да, госпожа Лимириса предупредила меня, — кивала она. — Но мы можем пойти и осмотреть его вместе, что думаешь? — Нет, — покачал головой азэн. — Он исчезает в разное время. Я тогда был частью стены, но теперь… Следующие несколько дней азэн лишь слегка касался Нитей, но это вытягивало из него все силы. Ниери неодобрительно качала головой и ворчала про упёртых ветровиков. Сначала азэн не обратил внимания, но, устав от этого ворчания, решил восстановить справедливость. — Я камневик! — возмутился он. — Камень и ветер, — кивнула она. — Госпожа говорила. Эй замолчал, а вскоре убедился, что они правы. Через два дня на горизонте появился корабль. Азэн не скрывал своей радости, а Ниери, хоть и не разделяла его восторга, не могла не улыбаться, глядя на него. Но чем ближе оказывалось судно, тем тревожнее выглядел азэн, и вскоре Ниери тоже увидела, что паруса были изорваны. Когда приблизилась лодка, ни азэн, ни Ниери не думали прятаться, так как Хранителя случайный путник не заметит. То были эльфы, впрочем, среди вод Пролива сложно было встретить иных существ. Женщина не стала дожидаться, когда лодка причалит, и, сказав что-то сидящему на вёслах мужчине, ловко перелезла через бортик, оказавшись по колено в воде. Волнение на море было слабым. Она смотрела перед собой, будто видела что-то в глубине острова. Словно зачарованная, она не глядела под ноги и шла стремительно, при этом ни разу не споткнувшись о выступающие камни. Мужчина напряжённо смотрел ей вслед, а когда она скрылась из виду, сам выбрался на берег, затащил лодку на участок пляжа с мелкой галькой и пошёл следом. — Они направляются к городу! — заметил азэн. — Надо их остановить! Ниери, вздохнув, последовала за ним. Для незримых сложно воздействовать на людей и при этом не вызвать у последних страха. Но эти двое уже были околдованы. Они вновь и вновь обходили становящихся у них на пути Хранителей и даже не задумывались, почему это происходит. Зелёные Нити молчали, хотя плести чары возможность была. Вот только сосредоточиться на этом деле азэну не удавалось. — Хорошо, что их только двое, — пробормотал он. — А не испытывают ли нас? — отозвалась Ниери. — Хорошо бы, — кивнул азэн, и от этой мысли ему стало легче. — Хотелось бы верить, что нас не бросили на произвол судьбы. Тогда он решился обратиться к чуждой раньше стихии. Ветер сбил эльфов с ног, что напугало не только Ниери, но и его самого. Но околдованные невозмутимо поднялись и двинулись дальше, а Хранители, ощущая полную свою бесполезность, поплелись следом. Город был на месте, и, к ужасу азэна, ворота были открыты. Хранители мрачно кивнули друг другу и схватили эльфов за руки, пытаясь оттащить от входа в город, но те сопротивлялись изо всех сил. Азэн заставил их почти по колено увязнуть в земле, но удовлетворения это не принесло. Те смотрели на такую близкую теперь цель. Когда на них спикировала тень, Ниери вскинула руки. Захлёбываясь, Серый Летун всё же завершил своё намерение, полоснув женщину острыми когтями, вырывая клок светлых волос. Лишь тогда та, наконец очнувшись, закричала. Азэн швырнул в него камень, вкладывая в него силу и волю. Демона отбросило в сторону. Он бился на земле, пытаясь избавиться от заполнившей дыхательные пути воды, но та всё прибывала. Тогда пыльный вихрь закрутился вокруг Ниери. Азэн попробовал сбить его, но воздушный поток лишь отшвырнул её ближе к стене, а самому ему пришлось — Помогите кто-нибудь! — в отчаянии закричала Ниери, так как на её мысленный зов синие Нити тоже не отзывались. Эльфы и демон исчезли, оставив после себя лишь взрыхлённую землю и тёмные пятна пролитой воды. Из городских ворот навстречу Хранителям вышла Лимириса. — Я надеялась, что ты умеешь запутывать тропы, — глядя на азэна, произнесла она вместо приветствия. — Пока не особо впечатляет, — добавил мужской голос за спинами Хранителей. Они сначала решили, что демон всё же остался, но совместное стихийное нападение было прервано высокой нотой. Вода и галька расползлись по незримому шару. Высокий черноволосый мужчина в тёмно-фиолетовой мантии перевёл резкий звук в короткую, но гармоничную трель и опустил серебряную флейту. Азэн понял, что вновь может свободно дышать, да и следы недавней схватки на нём и Ниери пропали. — Простите, что ввёл вас в заблуждение, — произнёс флейтист. На солнце было прекрасно видно, что глаза его фиолетовые. Только поэтому азэн догадался, что перед ним карн. Точнее, бывший карн, ведь младшие боги — существа изменённой природы. — Я думала, ты возьмёшь ту самую флейту, — обратилась к нему Лимириса. — Её я тоже захватил. — А мы поняли, что это испытание! — сообщила довольная своей догадливостью Ниери. — Но это лишь начало пути, мастер Дэкарус. Тот, улыбнувшись, кивнул, и она, смутившись, стала разглядывать камни под ногами. — Как давно вы шли за нами? — тихо спросил Эй. — С тех пор, как вам привиделся корабль, — ответил Дэкарус. Лимириса хотела, чтобы они все вместе осмотрели город. Конечно, её больше волновало, что думает обо всём этом Дэкарус, но замечания Ниери и азэна она тоже слушала с интересом. Пусть ей и были доступны те же стихии, что им двоим вместе взятым, воспринимали они их по-разному. Но сходились в одном: исчезающие здания садятся на рельеф, будто и были построены на этой местности, а наличие подземных коммуникаций только добавляет вопросов. Некоторые здания выглядели совсем новыми, по другим же ползли трещины. — Я пыталась выспросить историю, — сообщала Лимириса, оглядываясь на Дэкаруса. — Но город молчит. — Боюсь, он потерял память, — кивнул тот, постучав пальцами по очередной стене. — Ты говорила, что видела теней. — Именно! Они всё время тут бродят. А сейчас как испарились. — И ещё кое-что… — Лимириса повела Хранителей вдоль стены. — Слышите воду? — спросила она. — Ручьи спрятаны, но для каждого проведена дорога. — Строения уходят глубоко под землю, — кивнул Эй. — Тут очень много металла, — добавила Лимириса. — Трубы, решётки… — она переступила с брусчатки на пластину со множеством отверстий-щелей. — Но нигде нет ржавчины… — Он восстанавливается, — кивнул Эй. — Ураган тогда тоже многое разрушил. Они так и не смогли разгадать, почему город появляется и исчезает и каким образом встраивается в рельеф. Он просто будто был выстроен здесь. Дэкарус играл на флейте, но, хотя Эй улавливал эхо от каменных стен, не мог услышать ни звука, а серебристая паутина, что оплетала всё вокруг при этом таяла, словно туман в лучах солнца. До самого исчезновения города они ходили по пустынным улицам, заходили в покинутые дома и взбирались на крыши. Эй видел, что Ниери подобная прогулка не по душе, но она молчала. Туман стал заволакивать город на закате, и тогда Лимириса взяла за руки нимфу и азэна, перенесясь вместе с ними на лесистый склон над побережьем, где деревья росли почти горизонтально. — Обещаю не брать вас больше на столь утомительные прогулки, — заверила она, прощаясь. Когда Эй и Ниери остались вдвоём, нимфа присела на ствол дерева и исчезла из вида, а азэн спустился к морю, намереваясь сложить что-нибудь из камней. Пустота ей и оставалась, но обречённость сменялась надеждой. — Может, это случилось во время твоей… ммм… первой смерти? — спросила Ниери на следующий день. — Ты ведь не знаешь, сколько в действительности провёл под землёй. Город могли выстроить за это время. Эй качал головой. — Такое бы не упустил, — сказал он, вздохнув. Ниери, отвернувшись от него, села у ручья. — Я заметил твоё лицо, когда мастер Дэкарус сказал, что слышит реку, а не море. — Ну, госпожа Лимириса тоже была обеспокоена… — Твоей реакцией. Плечи Ниери дёрнулись, но, опустив ладони в воду, она спросила уже спокойно: — А ты что об этом думаешь? — Ты осторожнее с этим ручьём, — сменил тему Эй. — Он разливается в быструю реку. — Это ты мне? — возмутилась Ниери: у неё, водной нимфы, подобные слава могли вызвать лишь раздражение. — Иди свои камни пересчитывай! В тот день и на следующие два ни Лимириса, ни город так и не появились.9. Вопросы без ответов
17 сентября 2019 г. в 19:20
Пролив известен не только своими настоящими островами, но и ложными. От таких ненадёжных клочков земли вода отступает лишь на несколько часов. Дно там испещрено подводными горами и глубокими впадинами, а над волнами возвышаются высокие скалистые берега.
Во время отлива три острова Архипелага становились одним, за что и были прозваны Трёхземельем. Впрочем, города и сёла строились с учётом этой особенности, так что жители Срединного, Южного Истока и Хвостатого не страдали от этого природного явления. Кто-то говорил, что называть эти земли Восемью островами в корне неверно, но со временем все привыкли, а уж архитектуру этой страны называли красивейшей в Проливе. Долгое время маги Восьми островов сохраняли славу сильнейших на Неотоне, но с ростом влияния Алганезира на далёком востоке многое изменилось.
Пролив без преувеличения оставался самым исследованным и оживлённым местом в мировом океане. Местные суда не только курсировали между островами, но и огибали материки. Бывало, что корабли, сошедшие с верфей Восьми островов, благополучно пересекали Пояс Нестабильности и возвращались обратно с рассказами о местах, где не ступала нога человека. Моряки вспоминали о встречах с диковинными животными, описывали растения дальних берегов, рассказывали о бесконечных ливнях и беспощадном палящем солнце и утверждали, что на дальнем юге тоже дрейфуют льды. О тех землях пели, их изображали на холстах и стенах, даже пытались основать там поселения. Но не проходило и века, как южное полушарие вновь оказывалось безлюдным.
Слава Архипелага Восьми островов распространялась далеко за пределы Пролива. Остров Семи рек всегда вспоминали в первую очередь. Пусть эти реки не могли сравниться по глубине и протяжённости с великими реками обоих материков, но для любого жителя Внутренних островов именно их названия первыми приходили на ум. Одна из рек и вовсе считалась священной, и большинство Хранителей мест начинали свой путь служения именно с нее. Маги с других островов и обоих материков стремились побывать у Заветной реки, вернее, у ключей, что её питали. Но лишь немногим удавалось осуществить желаемое.
По крайней мере пять из этих родников обладали необычными свойствами. Ключ Памяти возвращал утраченные воспоминания, если только их потеря произошла не от соприкосновения с Ключом Забвения. Ключ Забвения забирал все воспоминания о человеке, умывшемся водой из него, или все воспоминания самого человека, выпившего этой воды. Ключ Смерти погружал тело и мысли человека в состояние неподвижности. Ключ Жизни исцелял раны и отменял действие мёртвой воды. Ключ Изменения превращал одно в другое, и не было надежного способа обратить эти изменения вспять. Вода имела силу, только если была взята из самого родника, бьющего из земли.
Но не все путешественники искали странных чудес. Были и те, кто желал увидеть гейзеры Южного Истока или надеялся застать возникновение нового вулкана на Грани Пустоты. Торговцы присматривались к украшениям, изготовлением которых славились мастера Западного и Северного Осколков, или к лёгким волшебным тканям, что ткали на Хвостатом. И редко кто, попав на Архипелаг, обделял вниманием Срединный остров, что располагался между Южным Истоком и Хвостатым.
Некоторым Срединный остров напоминал летящую птицу. Это сходство послужило тому, что на лазурном стяге Архипелага Восьми островов вместо белых звёзд Северной Стрелы, знамени Иссильхором Вечным стал изображаться белый силуэт парящего орла. Он помнил времена, когда Пояс Нестабильности был Поясом Жизни среди льдов и снегов. Сам Иссильхор стал более известен, когда упразднил на Архипелаге монархию, что стало темой для шуток того времени. Он намеревался, отойдя от дел, пересечь Неотон на вёслах в одноместной лодке, но ещё долго не мог осуществить свой замысел. Ибо его снова и снова избирали на должность верховного правителя, а чувство ответственности не позволяло ему всё бросить, даже когда треть населения Архипелага отправилась жить на Восточный материк.
Главный город Архипелага, что Иссильхор при основании нарёк Сердцем Мира, был одним из немногих на Срединном, название которого не было связано с птицами. И дело не только в контурах земель и не в легендах о гигантских орлах, что жили здесь, когда Западный и Восточный были единым материком. На Срединном было множество мест, где любой мог передвигаться, паря над землёй. В пределах некоторых областей можно было подниматься на высоту птичьего полёта и прыгать вниз с высоких скал без боязни разбиться.
Берега Туманного были достаточно высоки, чтобы не страдать от приливов. А к азэну, появившемуся здесь вместе с первыми поселенцами, долгое время некому было обратиться по имени. Маяки горели ярко, но лишь одна бухта на острове годилась для пристани. С этого берега отходили рыбацкие суда, сама же деревня располагалась в глубине острова. Но главным маяком возвышалось над отвесной скалой Туманное Святилище. На каждом острове Пролива можно было встретить место, посвящённое Янтеви, но именно то, что было возведено на Туманном, почиталось более других. Ведь считалось, что здешний храм он построил лично и иногда его посещает. Как и Эльвандарай, порождённый, возможно, самим Веринтаром, он принимал разные обличия.
Союз Земли и Океана был предопределён. Вместе они сделали Неотон вновь пригодным для жизни, а также усмирили разрушительные силы стихий. Их усилиями Веринтар стал осязаем для людей. Но всё случилось далеко не сразу. В течение веков менялись их взгляды на собственную природу и человеческую сущность. Последователям своим они наказывали действовать сообща, но сами тяготились потребностью друг в друге. Эльвандарай обычно обращалась к людям через своих помощников, младших богов. С появлением дочерей она стала отправлять с посланиями их. Хексет, Западная Ведьма, и Сифра, Восточная, стали верными помощницами богини земли. Янтеви же чаще сам вступал в беседы с обитателями Внутренних островов, не принимая какой-либо облик, за что получил одно из множества прозвищ — Голос Моря.
Сотворённый магией храм несколько потускнел, когда Нилдемаль, второй за время существования государства верховный жрец Янтеви, покинул Туманный, променяв на Сияющий, молодой город в Серебряном Лесу, которому предстояло стать столицей владений Белого Царя. Впрочем, преемник Нилдемаля вполне справлялся со своими обязанностями. И десяти лет не прошло, как всё вернулось на круги своя, а сам храм получил новое название — Дом Облаков.
Похожий на гигантский коралл храм сверкал белоснежным мрамором и небесной лазурью, а вокруг были расставлены скульптуры морских обитателей. В отличие от других мест, на Восьми Островах не было принято возводить изваяния богов: возможно, таково было желание Янтеви. Хотя более вероятно, что запрет Иссильхора Вечного был продиктован другими соображениями, которые ныне забылись. Морские животные, рыбы и даже прибрежные птицы были увековечены здесь. Живые воплощения последних часто строили на статуях свои гнёзда. Большая часть фигур была из стекла, но встречались изваяния из камня и даже металла. Чуть дальше от храма располагались строения с круглыми крышами. В некоторых постоянно проживали служители морского бога, но большая часть зданий наполнялась жизнью лишь несколько раз в год.
Туманный остров был тихим местом, в котором новости разносились мгновенно. Но даже здесь были свои тщательно хранимые тайны.