По большей части стены за пределами жилых помещений выглядели довольно просто, выкрашенные в светлые цвета хорошо отражающей свет краской. Хотя чисто белые среди них попадались довольно редко. Белый Зал был одним из таких помещений, и Ваэрус особенно не любил его.
Кое-где на стенах висели ложные окна, и некоторые даже можно было открыть, как настоящие, впуская свежий воздух с моря, гор или леса. Но делать этого не рекомендовалось, не говоря уже о том, чтобы перейти в подпространство по ту сторону рамы. Всё же такого рода подпространства были частью Пустых Пространств Неотона. Эти территории, несмотря на свое обилие и первозданную красоту природы, были губительны для человеческого сознания и созданных им вещей. Чтобы создать вилькорон, который мог продержаться в Пустых Пространствах несколько часов, потребовалась помощь искусного в защитных плетениях Эвлериуса. Но даже под его чарами устройства, что передвигались по земле, разрушались на глазах. Что говорить о них, если в негодность приходили и «жуки» со «стрекозами».
Но окна в Пустые Пространства оживляли Внутрилунье.
Достаточно было посетить главный зал, который также исполнял роль центральной площади, чтобы ощутить это на себе. Там от другого мира, казалось, отделяло лишь стекло. В нём возникало захватывающее чувство, словно вокруг не твёрдая лунная порода, а огромное небо с ласковыми лучами Сиай, освещающее белые беседки и будто парящие в воздухе деревья. Под ногами стелился пушистый лесной ковёр с прожилками ветвистой реки, отделённой от морских волн узкой желтовато-белой береговой линией. И то, что отсюда можно было наблюдать восхождения лун, оставалось чем-то волнующим. Все же видеть в небе желтовато-белую жемчужину Рили, находясь под её серой поверхностью, было ещё более головокружительно, чем глядеть, как пролетают под ногами стаи птиц и цепляются за макушки деревьев клубы сверкающего в свете нового дня лёгкого тумана.
Трудно теперь поверить, что когда-то быт Внутрилунья был суров, подобно видам снаружи. Но там это только подчёркивало красоту Неотона, хотя за планетой куда комфортнее было наблюдать с крыши своего дома на Симере. Впрочем, хоть он по-прежнему питал тёплые чувства к большой луне, жить там, несмотря на значительные перемены, больше не мог.
По какой-то причине Веринтар позволял создавать сколько угодно таких окон на луне, хотя для перехода в обычное, относительно безопасное место на планете требовались затрачивать очень много энергии в течение короткого времени. Даже если стационарный портал горел, это не значило, что он был готов выполнять роль шлюза. На Неотоне порталы были хоть и трудновоспроизводимы, но вполне стабильны и надёжны. Но когда дело касалось перехода между планетой и её спутниками, возникали всякие неприятные вещи вроде неудачного приземления. К счастью, еще не было случаев, когда кого-то выносило слишком высоко или вмуровывало, но травмы случались. Он как-то раз сам сломал ногу и два дня передвигался, прыгая на другой.
— Магия антропоцентрична, — заявлял карн, и по сей день слывущий чудаком, а тогда и вовсе мало кто воспринимал этого странного юношу всерьёз. — Она создана человечеством для облегчения труда и провождения досуга. И пределы устанавливаются человеческой природой. Она не позволит случайно оказаться в безвоздушном пространстве или на морском дне.
Тот был везунчиком и судил по себе. Те, кого он вытаскивал из-под завалов, всегда выживали, а те, кого искал, находились. Но, бывая на лунах только в качестве гостя, этот пацан не мог знать того, что приходилось видеть чародеям Симеры и Рили.
В юности у Ваэруса не было другой возможности, кроме как переходить с помощью окон, через Пустые Пространства. И если поначалу их влияние не ощущалось (зато хорошо чувствовалось влияние воздуха и земли), то ко второму часу начинали появляться миражи. Некоторые начинали страдать от этого даже раньше. В этих землях приходилось бродить от нескольких часов до нескольких дней, прежде чем найти тонкое место. После этого была большая вероятность попасть в безлюдные земли: к Поясу Нестабильности, а то и южнее. Ваэрус был рад, когда стали доступны другие способы попасть с Рили на Неотон и Симеру.
Наступил вечер, и освещение обитаемых подземелий Рили сменилось с желтовато-белого на мягко-оранжевое. В это время многие спешили закончить работу, другие же только приступали к ней. Были пешеходы с собственными светильниками, которые они носили на одежде или заставляли парить поблизости. Для обитателей малой луны не имело значения состояние поверхности, холод и жар, отсутствие воздуха и то, как скользит свет Сиай. День и ночь в расположенном в глубине городе создавались искусственно, а время считали по Сердцу Мира, как и на островах Пролива.
Этот отсек относился к служебным и к самым внешним боковым катакомбам Внутрилунья. Пожалуй, это было самое древнее их крыло. В одном из помещений раньше находилось «дерево», к нему была подключена капсула, которая раскрылась седьмого числа седьмого месяца семьсот седьмого года, и Файри сделал свой первый вдох. Теперь на том месте располагался один из множества складов. И освещались эти коридоры лишь тогда, когда кто-то пользовался залом перехода или появлялись рабочие. Как сейчас. Но обычно, возвращаясь этим путём, Ваэрус ни с кем не сталкивался. Хотя обычно он возвращался несколько раньше. Он глянул на Халиксе.
Не иначе как засада!
К большому своему сожалению, Ваэрус не мог перемещаться с большой луны на малую самостоятельно, поэтому приходилось пользоваться стационарным телепортом.
Эти четверо стояли не плечом к плечу, но так, чтобы не мог свободно протиснуться человек его габаритов, закрывая проход не самого широкого коридора. Хоть он и смотрелся на их фоне великаном, до сказочного обитателя Призрачного леса ему было далеко, так что перешагнуть через живое заграждение он не мог.
В другой раз Ваэрусу не пришлось бы выслушивать весь этот вздор, который рисковал стать догмой. Сославшись на неотложные дела, он бы телепортировался прямо на месте. Но, так как он был не один, такой поступок смотрелся бы ещё хуже. Хотя, если подумать, такт отсутствовал как раз у этой четвёрки, караулившей усталых путников в полумраке обычно пустого коридора. Слушая вполуха, он с трудом сдерживал смех из-за нелепости ситуации, в которую попал.
Было шумно: в вентиляцию запустили чистильщиков, и стоял низкий гул, который пытались перекричать четверо гоблинов в рабочей одежде. Если бы они не перебивали друг друга, то их слова напоминали бы жалобу электриков на то, как часто в последние годы эти агрегаты выходят из строя. Они объяснялись так, что сторонний наблюдатель далеко не сразу бы сообразил, что это очередная завуалированная просьба убедить его младшего брата убраться с Рили куда подальше. Как живой пример, его спутница недоумевала, почему эти четверо выбежали им навстречу в узком коридоре, едва они вышли из зала телепорта, и чуть ли не повисли на нём.
Ваэрус считал озвученную гоблинами проблему надуманной. Ну, перегорело несколько устройств, когда Калестей проходил мимо. Но ведь случилось это почти десять лет назад, когда у того произошёл резкий скачок потенциала. И с тех пор большинство возникающих неполадок списывали на влияние Калестея. Ваэрус как-то объяснял, что проблема в ветре Пустых Пространств, которые к техническим устройствам совершенно беспощадны. Но обезличенную природу и вездесущий Веринтар винить оказалось не так интересно, и слова Ваэруса благополучно забылись.
Самое неприятное, что тот сам в это поверил и зарылся в теорию, что выводило из себя Эвлериуса, наряду с Ваэрусом взявшегося его обучать. Говорить старшему брату, что виной тому его идиотские методы преподавания, было бесполезно.
— Да ты сам виноват! — однажды не выдержал Ваэрус. То был редкий случай, когда он работал в большой мастерской, а не отправлялся на место. Последнее случалось, когда требовалось что-то сделать со стационарными телепортами. И он, как в былые годы, когда жил на Симере, проводил там часы бодрствования. Но день, который он собирался провести с пользой, намеревался испортить Эвлериус. Его голос в голове с утра до вечера не давал сосредоточиться на работе, и, отзываясь, Ваэрус понимал, что беседы по существу не выйдет. — Не надо было ограничивать его связь с Веринтаром аж до шестнадцати лет!
Ваэрус появился на свет всего через семь лет после рождения Эвлериуса, потому своими глазами наблюдал события, из-за которых брату было запрещено появляться на Неотоне севернее Пояса Нестабильности. Естественно, даже когда он стал Архимагом Азенора и, пожалуй, лучшим среди щитовиков, на Празднике весны его никто не ждал. Впрочем, Эвлериус не унывал и доводил своих недругов до белого каления на расстоянии. А теперь досталось и родному брату.
— И что бы мы получили? — тут же подхватил Эвлериус. — Посредственность вроде тебя?
Ваэрус не считал себя таковым, привычно пропустил оскорбление мимо ушей и усмехнулся:
— А ты надеешься без практики получить что-то лучшее?
— Нити — самый простой из доступных нам инструментов. Менее структурированные формы заставляют проявлять больше изобретательности.
— Что? — опешил Ваэрус. — Я-то думал, у тебя какая-то особая методика! Ты сам используешь Нити, а не какие-то воображаемые формы.
— Какого они воображаемые? Из чего, по-твоему, прядутся Нити?
— Если так, то зачем делать шаг назад? Всё уже оплетено Веринтаром.
— Затем, что воздействовать на готовые Нити дано не каждому. Но создавать их способны совсем немногие.
— А ему-то это нужно? — хмыкнул Ваэрус.
— Увидишь.
Ваэрус улыбнулся, но тишиной наслаждался недолго. Стоило ему перевести дух, как стеклянная пластина сползла на каменный пол и разбилась вдребезги. На звон, прогремевший по всему отсеку, набежала толпа любопытных.
То, что из любопытного и весьма сообразительного ребёнка вырос хмурый диковатый колдун, ничем, кроме небесной механики, не интересующийся, стало для него большим разочарованием. В глубине души Ваэрус признавал, что виной тому, прежде всего, его собственное воспитание и поведение, которое ребёнок считал дурным примером. Ваэрус готов был смириться с худшим.
Эвлериус оказался прав. И хоть отчасти это его задевало, другая часть испытывала умиротворение.
Появление среди младших богов Калестариса Звездочёта стало неожиданностью даже для его родных. Возможно, не привлеки он внимания Лаиса Сайвера вопросом о Глазах Таон, этого бы и не случилось. Чародеев, связанных семейными узами с Хранителями, а потому знающих их работу изнутри, было достаточно и без него. К тому же, это был скорее очередной недостаток, ведь детей богов действующие Хранители недолюбливали. И не на пустом месте. Даже если не брать в расчёт воплощённые стихии, оставалось множество других примеров. А Калестей не только никогда открыто не проявлял желания служить во благо человечества, но даже всеми способами старался отгородиться от простого общения.
Но теперь, оглядываясь назад, Ваэрус думал, что младший брат продвигался к этому шаг за шагом.
— Но вы же сами понимаете, — тем временем продолжал гоблин, — что Риль слишком мала для такого рода опытов. Даже Старшие такого себе здесь не позволяют!
Кажется, лишь присутствие женщины, крупную безволосую голову которой покрывала лёгкая драпированная шапочка, опускающаяся до высокого ворота, заставляла их придерживаться норм приличия. Одежды в синих тонах могли вызвать мысль о её принадлежности к морским адептам, но вид белоснежной, очень плотной на вид кожи и огромных лишённых ресниц глаз позволял без сомнений отнести её к симеритам.
Симериты были прозваны так неспроста. Когда-то они относились к Хранителям, но когда изменилось состояние Веринтара, они оказались отрезаны от большой земли. Часть Сети Веринтара, что оплеталала их, отделилась от той, что окружала планету. Так они утратили многие из былых возможностей.
Когда луны вновь стали доступны для Хранителей, подавляющее большинство симеритов пожелало остаться Симере. Но были и те, кто поселился на берегах пролива среди вербидов, с которыми они имели общее происхожение, хоть и отличались цветом кожи и языком.
Халиксе родилась и выросла на Симере, на берегу третьего по величине озера-моря. Город Нитриа’айсо был одним из крупнейших на большой луне, и в нём жили и представители других человеческих видов. А так как заклинательская школа Нитриа считалась лучшей, многие алганы из Золотого города старались пройти практику здесь: в основном те, кто стремился попасть в Стражи, но не обязательно. На лунах чародеи-пространственники ценились, особенно те, кто успешно переносил чары на материальные объекты.
Халиксе, в отличие от большинства своих сородичей, бывала на Неотоне. Её пригласили в Золотой город, едва она успела сдать лицензирующие экзамены, и в другие времена она, возможно, присоединилась бы к Хранителям. Конечно, существовало множество мест, которые она надеялась посетить. Но её никогда не привлекал город, скрытый под испещренной кратерами поверхностью малой луны.
Встреча с Ваэрусом многое изменила, но только не дело всей жизни. Весь день они налаживали пропавшую связь одного небольшого варданского поселения с другими городами Симеры, в том числе с Верхним Алганезиром. Последние годы Ваэрус проводил на Симере большую часть своего времени.
Хотя размеры Симеры не сравнить с Неотоном, её, в отличие от Рили, можно было назвать полноценной живой планетой, и преимуществом перед Неотоном служила меньшая чувствительность к колебаниям Веринтара. С другой стороны, большинство волшебников Неотона, попав на её спутник, решило бы, что лишилось своих способностей.
Искусство, что практиковали маги-варданы, считалось опасным и смертоносным, но практической пользы от него было мало. Периодически они «уходили в тень», тем самым привлекая к себе внимание пусть не самих Хранителей, но приближённых к ним.
Магия варданов в своё время стала тем камнем преткновения, который не позволил этому народу спуститься на Неотон. У тех не было выбора, кроме как принять это условие, но всё же варданы потребовали, чтобы с их непримиримыми в течение многих тысячелетий врагами — вардатоксами — поступили точно так же. Подобная мелочность не была бы взята во внимание, будь вардатоксы миролюбивее своих соседей.
Среди симеритов бытовало мнение, что варданы не считают, что с ними поступили справедливо, ограничив пребывание в зоне второй планеты её путь живым, но всё же спутником, и подтачивают Веринтар изнутри. Хеликсе разделяла мнение, бродившее среди её народа. Предубеждение Халиксе не мешало ей беспристрастно делать свою работу в их окружении, но всё же, если бы дело касалось какого-нибудь другого поселения, она не обратилась бы за помощью в Ваэрусу. Ваэрус, хоть и не спорил, никогда не соглашался с этим вслух. Эти два народа совсем недавно свалились на их головы и ещё не до конца приспособились к местному многообразию. Понятное дело, им трудно, раз уж на целой планете двум человеческим видам оказалось тесно. Нет, вполне возможно, что среди варданов и были те, кто дырявил свою лодку, но судить по ним обо всех было бы странным.
«Надо было их высадить в южном полушарии», — сказал Веристар Комесий, Апостол Воды, когда варданы и вардатоксы только появились. Ваэрус тогда обсуждал пришельцев со старшим братом, а тот, явившись незваным гостем, влез в разговор. Оконные «ящерицы», которых с огромным трудом удалось настроить для условий Азенора, при его появлении упали на пол ненужными игрушками. Ваэрус, наслушавшись критики, и так жалел, что решил показать их, будто сам пережил маленькую смерть каждой. Эвлериус, хотя с самого начала отнёс их к бесполезному хламу, разозлился и, к огромному ужасу и изумлению младшего брата, опрокинул на «воплощение стихии» книжный шкаф. Ваэрус ожидал страшных последствий, но Апостол Воды просто испарился.
Надо признать, что именно после появления этих двух народов на Симере Ваэрус принял решение вернуться на Риль. Правда, вардатоксы отправились следом, но, оказавшись со своими врагами на разных планетах, вели себя не так агрессивно, по крайней мере, не плевались кислотой. Правда, от знаний величайших умов этих двух народов не было никакого толку: на лунах не было необходимых ресурсов. Что до Неотона… Ваэрус и сам был готов поверить, что ещё до льдов существовала цивилизация, которая, прежде чем сгинуть в безвестность, превратила кору планеты в губку. Даже знаменитые своими металлами Северные горы Хранта возвысились не на труде старателей (хотя этот регион по сравнению с остальным миром был кладезем природных богатств), а на искусстве алхимиков.
С тех пор, как арки прямых порталов заменили коридоры через Пустые Пространства, сообщение между лунами наладилось, а Ваэрус заметил, что проводит на Симере почти столько же времени, сколько в те дни, когда жил на ней. А всему виной телепортация, которой он, как чародей-пространственник, вынужден был заниматься.
Телепортацию люди переносили по-разному. Пусть и не во всём, но во многом последствия перехода зависели от мастерства заклинателя и искусства чародея. А эти два показателя у разных волшебников отличались. Заклинательство всегда считалось приложением к чародейству. И далеко не каждый волшебник стремился к созданию предметов, использование вспомогательных предметов многими из них расценивалось как крайняя мера, признание своего бессилия.
Халиксе не относилась к их числу. Всё же этот труд требовал таланта и усердия. Считалось, что самые надёжные предметы для заклинания составляются и высекаются самими чародеями. Халиксе придерживалась того же мнения, пока не увидела, как человек, никак не связанный с Веринтаром, буквально на её глазах создаёт портал. И тогда она поняла, что заклинатель мог и вовсе не быть чародеем, а видеть Нити и касаться их лишь при помощи инструментов.
Вдруг мигнул свет. Гоблины пришли в ещё большее оживление, но Ваэрус их уже не слышал, его лицо приняло непривычно мрачное выражение, даже багровый цвет глаз, обычно будто бы смягчавший резковатые черты, теперь, напротив, делал его жёстким и чужим. У одного из жалобщиков внезапно вырвался возглас, и все остальные тут же оглянулись на него.
— Я не знаю! — тут же вскричал он, заметив направленные на него взоры.
Но на самом деле он был слишком испуган для гнева, причём не мог понять причины своего страха, что делало его ещё более беспомощным. Это что-то не имело внешней близкой причины. И ему не нравилось, что товарищи смотрят на него с ещё большей опаской, чем на этих двоих, с которыми происходило что-то совсем странное.
Ваэрус погрузился в себя, забормотав что-то невразумительное себе под нос, а Халиксе будто окаменела, и её большие тёмные глаза полностью заволокла полупрозрачная плёнка мигательной перепонки, а белоснежная кожа, казалось, светилась в полумраке коридора. Гоблины от такой картины замешкались, не зная, смогут ли они как-то помочь или их попытка только ухудшит дело. К счастью, это длилось недолго.
Халиксе опомнилась первая и, заметив состояние Ваэруса, обратилась к растерянным гоблинам:
— Это большой разрыв, — скривив тонкие губы в подобии улыбки, она положила руку спутника на плечи и повела его в обратном направлении. — Нужно проверить порталы.
Лишь прикрыв дверь, она позволила себе нахмуриться.
— Файри, что там произошло? — заметив, что он приходит в себя, спросила она.
— Шум подняли невозможный! — раздражённо отозвался он.
— А Хранители? — нетерпеливо прервала она его.
— Да я о них и говорю, — он махнул рукой, настраивая арку. — Думаю, тебе стоит… — Он вдруг побледнел, но всё же договорил: — вернуться на Симеру, мало ли что.
— Что случилось? — беспокойство и непонимание Халиксе росло.
Он поднял руку, как бы отстраняясь и закрываясь.
— Лер несёт какую-то чушь, — потирая виски, неопределённо отозвался он, чуть погодя. — Я в Азенор.
***
Это место совсем не было похоже на жилую комнату. Всё, что можно было увидеть отсюда, глядя на пол, потолок и стены, находилось не только дальше Неотона, но даже дальше Сиай, поэтому жёлтый свет ближайшей звезды был отсечён. Это тоже была своего рода стена, вывернутая наизнанку по своей сути, но не утратившая своей функции. Это место казалось звёздной пустотой. Прозрачный воздух не проводил тусклого света шарика-светильника, и лишь гул на грани слышимости говорил, что он здесь всё же присутствует.
Калестей появился посреди этого пространства и тут же сильно приложился затылком о невидимый пол. Он надеялся, что физическая боль «заземлит» его, но совсем её не ощутил. Но другая смешивалась с волной ярости и заполняла собой всё.
Калестей провёл большим пальцем по скрытому чёрным атласом перчатки перстню. Разум прояснился, и органы чувств заработали как надо. Кажется, на затылке наливалась шишка. Он отметил, что в таком состоянии ничего не заметил бы, ни разбив голову, ни сломав шею.
Вот только самоистязание никак не помогло бы делу.
— Лимириса — дура, — подвел итог он, поднимаясь на ноги и садясь на невидимый стул.
Эта мысль была не нова, но впервые Калестей не только озвучил её, но даже не ощущал тени вины. Было много других чувств, и от них хотелось оградиться.
Протянув руку, он открыл дверцу незримого шкафа и нащупал там нужный предмет. Оказавшись в его ладони, металлический шар проявился. Он опустил его на невидимый цилиндр, стоящий на таком же столе. Гладкая поверхность сферы затуманилась, и на ней проступили очертания границ суши и моря, а ещё через мгновение — сверкающие точки маяков.
То, что видел Калестей на полусфере, было крупными маяками. Они, башни Лаиса, были в каждом крупном поселении. Поддерживать активными подобные чары было весьма утомительно, так как со временем Нити заклинания начинают восприниматься Веринтаром как его естественное, невынужденное состояние, и весь энергетический потенциал плетения растворяется, расползаясь по Сети.
Давным-давно, впервые соприкоснувшись с Веринтаром и став его осознанной частью, Калестей пришёл в отчаяние. Особенность Веринтара состояла в том, что для него не существовало расстояния и направления. По всей длине линии все точки были как одна, но при этом они не сливались и не путались, а Узлы оказывались повсюду и нигде. Существование больших и малых узлов невозможно было скрыть, но определить таким образом местоположение на Неотоне было невозможно.
Старшие утверждали, что, когда владыка морей ещё не отвернулся ото всех, маяки не только указывали путь кораблям, но и как бы подсвечивали даже самые малые узлы в области действия тех самых маяков. Это помогало прийти на помощь, если судно терпело бедствие или кого-то уносило течением в море. После исчезновения Янтеви это свойство быстро сошло на нет. Возможно, потому что маги перестали доверять синим нитям, ведь вероятность потерять разум была тогда отнюдь не призрачной.
Хотя каждый человек — часть Веринтара, увидеть малый узел в сети непросто. Их просто перебивает свечение более крупных. Став младшим богом, Лаис Сайвер принялся искал способы привязать Веринтар. Он считал, что благодаря этому жизнь на Неотоне станет лучше и безопаснее для всех, да и непредсказуемость магии снизится. Но Тогрен Ливе резко выступал против этого. Он утверждал, что если Сеть закрепить, то планета не выдержит и развалится на куски. Теоретические споры между ними могли длиться бесконечно, но правда была в том, что пойти наперекор воле Тогрена Лаис не смог бы, даже объединив силы с Риллин.
Эльвандарай же смотрела на них, как мать, наблюдающая за играющими в песочнице детьми. Даже если бы она не была равнодушна к этому вопросу, она не признала бы равными Хранителей изначально человеческой природы. Потому, несмотря на свои расположения и неприязни, она никогда не вставала на сторону тех или других. По этой же причине никто не высказал вслух подозрений о её причастности к смерти глубоко презираемой ею Симеры.
Позже Лаис совсем отказался от этой мысли, так как это обратило бы в ничто все наработки по пространственным чарам. Но всё же с большим трудом, не без помощи Риллин и Тогрена, он заново создал сеть маяков.
Видя всплески в тех или иных местах, Калестей мог сказать, что происходит на данном участке. То, что необходимо и достаточно определять Хранителю. Прорывы, разрывы или натяжения защитных чар, приводящие к первому или второму.
Веринтар всё ещё зловеще звенел, и Калестей ощущал страх крепко связанных с ним людей. Несмотря на сильное возмущение, лишь самые слабые области сети утратили целостность.
«Всё не так уж плохо, — спокойно заверил Лаис. — Несколько разрывов, но Стражи их уже устраняют. Синий Узел по-прежнему невредим…»
Тревога лилась отовсюду. Но всё же угроза не была такой большой, как могло показаться тем, кто видит и чувствует Веринтар.
Калестей закрыл глаза. Будто минула вечность, а какофония ещё разливалась по натянутым струнам Нитей.
«Для вас имеет значение его местоположение?» — вновь обратился Калестей к Фиолетовому Узлу.
«Нет», — прозвучало в ответ.
«Если нужно, я могу телепортироваться к нему прямо сейчас», — на всякий случай уточнил он.
«Нет, нам этого не нужно, — прервал его Лаис. — Будет достаточно, если теперь он сам соизволит подумать о случившемся. Не будем мешать».
Калестей нахмурился. Он хотел заниматься тем, что ему действительно нравится, и при этом быть полезным, только и всего. Он считал, что единственное, в чём он может быть полезен — это в поисках. Лимириса считала, что если они найдут Янтеви и смогут убедить его вернуться, то Веринтар станет куда спокойнее и безопаснее, а морские чудовища перестанут тревожить людей.
Но теперь он ощущал лишь бесполезность и беспомощность.
Калестей не стал перечить. Он пересчитал башни-маяки и поправил защитные чары на одном из них, когда понял, что к нему кто-то обращается. Калестей направил туда стеляря, но тот ничего не увидел. И только тогда понял, что этот кто-то обращается не извне, а изнутри.
С ним говорили синие Нити.
«Мы помогли Флейтисту закрепить город. Нужно стабилизировать Веринтар, пока паника не расползлась среди чародеев».
— Чем я могу помочь? — вздохнул он.
Калестей не собирался физически покидать свою комнату, но, чтобы наладить прямой переход, ему этого и не требовалось.
Когда Калестей закончил, уже наступило утро. Колебания внутри Веринтара ещё были сильны, но Калестей чувствовал, что волны паники, распространяющиеся по Сети, сходят на нет.
Это был не первый удар, и предел прочности ещё не достигнут. Но что будет потом? Если Веринтар ослабнет, города уйдут под землю. Те, чья жизнь с ним связана сильнее, погибнут сразу, остальные медленно. Повреждения Неотона настолько значительны, что без Веринтара он утратит целостность. Единственный шанс хоть как-то отойти от края — перенести силу Хранителей на всех жителей планеты. Но это было невозможно.
В какой-то миг он бросил взгляд туда, где стена должна сгибаться в потолок. Но сейчас он увидел совсем не звёзды.
***
Калестей стоял на верхней площадке лестницы. Глядя Кэллии вслед, он хотел то ли оторвать перила, к которым до этого даже прикасаться опасался, то ли рухнуть на ступени и уснуть навеки.
Калестей коснулся проступающего под чёрным атласом перчатки самоцвета на перстне. Действующая на разум магия, заключённая в нём, принесла желаемое успокоение. Пробормотав слово «камбала», которое использовал в качестве заклинания, он сел на ступеньку, вытянув длинные ноги. Тонкая сеть чар сплелась в тот же миг, сделав его незаметным. Взгляд Калестея упал на брошенный Кэллией кулон, где и замер.
Свет играл по граням прозрачного кристалла и тонул в бездне чёрного. Мир расплывался. Который раз за эти сутки самообладание его подводило. Он понял, что если так пойдет дальше, то он не сможет даже разговаривать без успокаивающих чар.
В какой-то миг он почувствовал присутствие брата и взял себя в руки. Он тоже был невидим, но Калестею сейчас так не казалось. Ваэрус смотрелся необычно: за почти двадцать восемь лет, что он жил на свете, он привык видеть брата в сером, тёмном или светлом, и в фиолетовой мантии чародея тот казался другим человеком.
— Как ты меня нашёл? — спросил Калестей, обозначая себя.
— Отец сказал, что ты здесь, — не стал скрывать Ваэрус. — Тоже бросишь белый камень в фонтан?
— Не сейчас, — спокойно ответил Калестей и вдруг спросил: — Считаешь, я должен просить прощения?
— Ты слишком взрослый, чтобы советоваться о таком, — усмехнулся Ваэрус. — Ты думал, она его убьёт? Я бы сам это сделал, если бы мог.
— И сам бы сдох, — буркнул Калестей.
— Вот я и говорю: если бы мог. И не думаю, что отец попытался бы остановить маму, если бы она действительно пожелала смерти Бриза. Не после такого.
Калестей вдруг посмотрел вниз, вглубь города, и нахмурился.
— Было бы смешно, наверное, — продолжал Ваэрус. — Мы думали, что хорошо его знаем.
— Ему было бы легко убедить меня в чём угодно, — вздохнул Калестей. — Но он и не попытается развеять сомнения.
— Лер хочет поговорить с тобой, ответь, пожалуйста, — сказал Ваэрус и, вздохнув, добавил: — Это не по поводу нравоучений.
— Было бы странно, — пожал плечами Калестей.
***
Они оказались вне города, недалеко от стены.
— Простите за вопрос, — привлекла внимание Зведочёта Тиала. — Почему с ней хотите встретиться вы?
Он опустил взгляд на нимфу.
— Я пытаюсь разобраться, — туманно ответил он. — Конечно, хотелось бы получить что-то вещественнее слов, но сейчас и они на вес золота.
— И вы никогда раньше встречались с ней?
— Не было повода.
— Вы думаете, она может что-то рассказать?
— Что-то — да, — ответил он и хмуро добавил: — Если пожелает говорить с нами. Но для начала я хочу увидеть её своими глазами.
Они неспешно подошли к утёсу, стеной возвышающемуся над морем, на границе пропитавшегося влагой ковра пожухлой травы и скользкого каменистого уступа. Капли дождя не попадали на Тиалу, а Калестарис низко надвинул капюшон и теперь напоминал мрачного жнеца.
— Тёмная Вода, — поприветствовал он ту, чьё присутствие Тиала не заметила.
Сверкнула молния. Казалось, именно в этот миг в светло-сером небе словно возникла трещина. Но то были всего лишь чёрные одежды богини, стоящей на краю скалы.
— Звездочёт, — голос её был нежен, как и весь её облик. — Жаль, что у нашего знакомства такой печальный повод, — произнесла Цивея. — Не могу сказать, что мы с Поющей Волнам были подругами, но без неё следить за синими Нитями гораздо сложнее, — вздохнув, она добавила: — Как раньше.
— Госпожа Цивея, — нимфа поклонилась. — Я, Тиала с Туманного, прошу позволить мне отправиться в Серогорье.
— Приятно знать, что среди нас появляются новые лица, — она кивнула и перевела взгляд с Тиалы на стоящего дальше Калестея. — Вы уже всё решили.
Возможно, она могла бы добавить что-то ещё, но замолчала. Внезапное исчезновение нимфы стало для Цивеи неожиданным. После секундного замешательства она лишь слегка покачала головой.
— Смело, — неодобрительно произнесла она. — Если учитывать, что Хранители местности связаны со своим участком суши. Водные нимфы не исключение.
— Ваших слов оказалось достаточно, чтобы Веринтар её отпустил, — кивнул Калестей и пояснил: — Отложенное заклятие сработало лишь потому, что ослабла петля.
— Однако это не всё, о чём вы хотели поговорить, — заметила она.
— Почему вы пришли в такую ярость?
— Разве нашёлся бы тот, кто не разозлился бы на подобную дерзость?
— У вас есть доказательства вины?
— Он белый маг. Они превращают небыль в быль. А тут серьёзный повод. Как ваша мать это стерпела?
Она вдруг вздохнула, а в следующий миг произошло что-то странное.
Калестей и подумать не мог, что телепортация поставит его в тупик. Как чародей-пространственник, он всегда мог почувствовать, какие плетения чар приводят к перемещению. Он мог с уверенностью сказать, что Цивея ничего не плела и заготовленных заклинаний не произносила. Из тех предметов, что были при ней, была пара весьма любопытных, но телепортировать кого-то они не могли. Конечно, был способ телепортации без плетения чар. Должны совпасть время и место, чтобы мысли и стремления попали в резонанс с хаотичным потоками вечного движения. Для таких путешествий нужна особая интуиция. Чародею-пространственнику не было нужды её развивать, имея под рукой такой могущественный инструмент, как Веринтар. Тем более, что результат мог не соответствовать ожиданиям.
Теперь, когда рядом с ним стояла Кэллия, Калестей понял, что переоценил свои способности. Он не заметил ни творимых чар, ни использования заготовленных. Возникало ощущение, будто она стояла тут раньше, а сейчас только рассеялся покров невидимости. Но растерянность, промелькнувшая на лице Кэллии говорила о другом.
— Это впечатляет, — признал он, слегка поклонившись. По правде сказать, он просто не ожидал подобного. Случай Цивеи Ливе не был обычным, ведь, настолько знал Калестей, она не была чародейкой.
***
Вокруг было темно, и Тиала осознала, что больше не на Туманном. Неужели остров отпустил её? Такое бывало лишь при приглашении на Весеннем Празднике. Она ожидала, что окажется на открытом пространстве, но её телепортировали в какое-то подземелье. Рядом не было никого.
Тиала попробовала обратиться к Звездочёту через Нити, но тот не отозвался, и нимфа ощутила неясный страх. Она коснулась дара последнего, в котором принимала участие, Весеннего Праздника — браслета из прозрачно-белых бусин — и порадовалась, что у неё осталось желание.
За те сто лет, что она была одним из Хранителей Туманного острова, Тиала использовала дары, чтобы улучшить свои навыки чародейства. Ведь единственного, кто мог ей помочь в этом деле, азена Эя, Тиала не считала достаточно сведущим волшебником.
Почувствовав себя уверенней, она решила осмотреться.
Подняв взгляд на потолок, она увидела, что источником освещения служит спираль, мозаично составленная из множества оранжевых треугольников. Пустая комната представляла собой квадрат, но, хотя на каждой из стен было по двери, лишь одна из них была отворена. И лишь на ней, стоило Тиале коснуться ручки, заискрилась надпись: «Добро пожаловать».
Стоило ей приоткрыть дверь, в глаза ударил свет. Что-то сверкнуло рядом с головой и замельтешило, заставив ее отшатнуться. Белый всполох оказался маленькой серебристой птичкой, которая порхала перед ней, предлагая следовать за собой.
Тиалу посетили смутные воспоминания, и, последовав за маленькой проводницей, она раздумывала, возможно ли такое. И какой в этом смысл, если она права.
Тиала оказалась в длинном и достаточно просторном коридоре. Круглые жёлтые светильники, чередуясь с зеркалами, были подвешены под потолком, выступая из ячеек металлической решётки. У дверей стояли скамейки и горшки с высокими растениями. Но лишь одна из этих скамеек не пустовала.
Девушка в мантии глиняного цвета явно чего-то ждала, сидя с книгой на коленях. Тиала остановилась перед ней. Ей показалось, что она видела это лицо раньше. Может, на одном из Весенних Праздников. Хотя непохоже. Связь с Веринтаром была не так уж сильна, может, чуть больше, чем у среднего человека. Лицо и кисти рук покрывал загар, отчего голубые глаза казались ярче, а волосы, собранные в пучок из тонких косичек, выгорели почти до белизны.
Когда дверь в конце коридора открылась, девушка оторвалась от чтения и повернула голову, но, увидев лишь серебристую птичку, вернулась к чтению. Рассматривая незнакомку, Тиала потеряла свою проводницу. Осмотревшись, она вдруг заметила, что дверь рядом с этой скамейкой приоткрыта, и поняла, куда могла порхнуть птичка. Поколебавшись, нимфа потянула за ручку. Девушка, отложив книгу, придержала распахнувшуюся дверь.
— Тевилин, Тиала, проходите, — разрешил человек в белых одеждах, привстав со своего места за столом.
Не принадлежа к числу Хранителей, он, тем не менее, видел нимфу, а девушка — нет. Боясь столкнуться с невидимкой, она двигалась очень осторожно. Человек в белом пригласил сесть на мягкие стулья напротив. Птичка порхнула ему на ладонь и замерла, обратившись в белую заколку-прищепку, которой он тут же закрепил одну из восьми длинных чёрных кос.
Тиала ощущала себя крайне неуютно, так как никак не могла сосредоточить внимание на его лице. Взгляд то и дело соскальзывал на развёрнутые спирали серебряных серёг. Между тем, он положил перед ней какой-то маленький предмет. Взгляды обеих девушек тут же захватила лиловая раковина морской улитки на белом шнурке. Тиала ясно ощутила энергию, что выходила из раструба, растекаясь по поверхности и стекая обратно. Она совсем не напоминала привычные паутинки плетений, а больше была похожа на воду. Тиале вдруг захотелось рассмотреть её получше, и она бросила взгляд на сидящего напротив волшебника.
— Да, это для тебя, — подтвердил тот.
Как только подвеска оказалась в руках нимфы, девушка рядом тихо вздохнула. Теперь и она видела Тиалу, а та наконец смогла рассмотреть собеседника. И, пожалуй, если бы она его сначала увидела, а не услышала, то могла бы решить, что перед ней женщина, причём весьма красивая.
— Испытание прошло успешно, — улыбнулся он, и синий цвет глаз перетёк в янтарный. — Теперь мы все можем поговорить.
Её мысли были в смятении, но Тиала решила озвучить свою догадку:
— Это Азенор? — она даже догадалась, кто именно перед ней, но не знала, как правильно обратиться.
— Да, — мягко подтвердил он и представился: — А я его архимаг, Кралларейве Эвлериус.
