***
Кэллия сидела за столом напротив окна, нанизывая бисер на тонкую проволоку. Перед ней были разложены инструменты и крышечки с бисером разных цветов и размеров. На дальнем краю стола ютились уже готовые изделия. Всю прошлую декаду приходилось делать одних только бабочек, а в этот раз Кэллия радовалась разнообразию заказов. Тут были маленькие разноцветные рыбки, насекомые, животные и цветы. Одних ещё нужно было объединить в ожерелье, а к другим — приделать булавки. И пусть заклятия ещё предстояло дополнить, каждое из готовых изделий уже несло в себе чары. И те, что были заложены при создании материалов, и те, что сплелись вместе с нанизываемыми бусинами. Это были совсем слабые плетения, но для украшений и игрушек большего не требовалось. Чары внутри стекла не каждый мог увидеть, но некоторым они напоминали сплетённую из световых лучей паутину: яркую, но тонкую, почти неразличимую даже для опытного волшебника. В основном заклинатели не тратили свои силы на стекло, считая его, наряду с застывшей смолой, ненадёжным материалом. Кэллия это прекрасно знала, но её игрушки все равно были не из тех, что носят годами и десятилетиями. И всё же услышать однажды пренебрежение к своей работе оказалось для нее весьма болезненным. Случилось это около года назад, всё на той же ярмарке. Мастерица Эгнала, одна из немногих хрантийских заклинателей, работавших в Амирисе, доказывала женщине из синих сфинксов, что даже амулеты из подножных камней лучше броши на её шляпе, а потом нахваливала знакомых ювелиров, способных кусок мела превратить в произведение искусства. Кэллии казалось, что мивирисса, так внимательно её слушавшая, вернёт брошь, но этого не случилось. Пережив такой опыт, на следующих ярмарках Кэллия старалась располагаться как можно дальше от хрантийских павильонов. Но в остальном она получала удовольствие от таких мероприятий. Малые ярмарки в Амирисе проходили каждые десять дней, и Кэллия часто в них участвовала. С улицы доносились звонкие голоса. Они непосредственно смеялись и спорили, не задумываясь, что все подробности их беседы становятся известны сотням ушей. Впрочем, мало кто из невольных слушателей был любопытен до детских споров. Играли дети. Маленькие сфинксы ещё не умели принимать кошачий облик, что не мешало им взбираться на деревья и, цепляясь за крепления водосточных труб, подниматься на крыши. Кэллия заметила на миг промелькнувшую над подоконником синюю макушку. Окно её мастерской выходило на восток, и солнце уже не глядело в него. Подождав, когда наблюдатель спустится на землю (не хотелось пугать, третий этаж, всё же), Кэллия подошла к открытому окну и отодвинула шевелящуюся на лёгком ветру занавеску. Она поглядела вдаль, на склоны гор, по которым рассыпались дома и протянулись дороги. Каменный город казался естественным продолжением скал, даже не высеченным, а выросшим, как деревья и кустарники. Амирис весь состоял из крутых подъёмов и спусков. В черте города даже был свой небольшой водопад, но ни из окна мастерской, ни из спальни его было не разглядеть за сопкой, а кухня и вовсе выходила на другую сторону. Обычно Кэллии требовался час, чтобы дойти до него. Там для любителей посмотреть на пенные пороги и просто для тех, кто хотел перейти на другой крутой берег, проложили мост. Кэллия кинула взгляд на рабочий стол и поняла, что нужно сделать перерыв. С тех пор, как она стала жить здесь, прогулка по городу превратилась в ежедневный или ежевечерний ритуал. Но во втором случае приходилось возвращаться в сумерках и пугать своим видом случайных прохожих. Пусть соседи привыкли к живущей среди них высокой «карнессе», даже они иногда вздрагивали, когда она незаметно оказывалась рядом с ними и здоровалась. И хотя сейчас даже ночью над горизонтом горело зарево, Кэллия чаще выходила на прогулку днём. Если, конечно, успевала выполнить все, что задумывала. У Кэллии были любимые направления. Одно из них вело к старинному деревянному дому. Он утопал в косогоре, потому с обратной стороны казался одноэтажным, а спереди было видно три ряда окон. Тут начинался участок ровной земли. С центрального входа открывался вид на середину поля, напоминавшую большую песочницу. Она несколько утопала относительно остального поля и ограждалась невысокими бортами, которые к углам поднимались крутыми закруглёнными горками на четырёхметровую высоту к площадкам – четвертям круга – на вершинах. Увидев на площадке группу сменивших обличье крылатых котят, она присела на ступени крыльца, с которого был отличный обзор. Кошачья шерсть переливалась на солнце, подобно синему бархату. Перед началом занятия котята собирались на площади и с громким топотом взбирались по металлическим скатам. Но вот из деревянного дома вышла женщина-сфинкс, и они попрыгали на песок. Белая одежда подчёркивала ее строгий облик, которым, несмотря на голубую кожу и синие волосы, свойственные мивирисам, прониклась даже Кэллия. Женщина пересчитала учеников взглядом и поприветствовала их, после чего сама обратилась в кошку. Камень в серьге на ухе позволял ей использовать человеческую речь, котята же не имели такой возможности и выражали свои мысли как могли: писком и мявом. Смотря, как котята учатся летать, Кэллия не могла сдержать улыбки. Большинство из них старательно следовали указаниям взрослой кошки, но были и те, что, прячась за спинами товарищей, следили за тенью солнечных часов, бабочками и недовольно поглядывали на наблюдательницу. В полёте синие крылатые кошки подбирались, сворачиваясь так, что сложно было разглядеть их естественную длину. Кошачьи тела сфинксов взрослеют медленнее их человеческих обликов, но в таких группах полёту обучали детей пяти-семи лет. Превращаться в более раннем возрасте сфинксы просто не имели возможности, а собственную Каплю Преображения получали на седьмой день рождения. К этому времени они должны были освоиться с крыльями и кошачьим телом. После занятия котята вновь стали детьми, и гомон возрос. Некоторые перешёптывались, поглядывая неё, а Кэллия продолжала делать вид, что читает. Но любопытство пересилило, и ей всё-таки задали вопрос. — А вы — дочь нашего Создателя? Непонятно, почему сфинксы вцепились в эту совершенно бездоказательную версию и сделали её официальной. Кэллия сомневалась, что какой-то ещё народ смог бы воспринять возможность своего внезапного появления, когда существовали тысячелетние хроники и истории многих поколений, говорящие об обратном. Другие народы считали это одной из странностей сфинксов, которым в числе прочего приписывали склонность к мистификациям. Впрочем, её отца считали таким же. Кэллия улыбнулась и подняла взгляд. — А разве не похожа? — притворно возмутилась она. Конечно, вряд ли эти дети знали, как выглядит её отец. Бризарис жил за городом и почти не появлялся в его пределах, разве что на обязательных собраниях, что устраивал совет магов. Такие события широко освещались, но вряд ли детям были интересны обсуждаемые там темы. А свои изображения, в любом виде, он настоятельно просил не делать. — А вы умеете в кого-нибудь превращаться? — Нет, — улыбнулась Кэллия. — Совсем нет? — созданиям, для которых преображение казалось естественным процессом, это казалось невероятным. Дети выглядели разочарованными и вскоре оставили её в одиночестве. Кэллия же, задумавшись, пробежалась вдоль песочницы. Но дальше шла уже спокойным шагом. Любви отца часами бегать по горам и лесам она не только не разделяла, но и не понимала. Мысль о том, чтобы попробовать полетать самой, причём не на дельте, теперь не казалась ей такой уж неприятной. Много воды утекло со времени её первого и последнего полёта, и воспоминания о неудаче померкли. Но прежде, чем расправить крылья, необходимо, чтобы крылья появились. А что нужно сделать, чтобы это произошло, она не имела понятия. Как это случилось в тот раз, Кэллия вспомнить не могла, сколько ни пыталась. Хотя она подозревала, что в помощи ей не откажут, просить все равно не решалась. Вернувшись домой, она заметила на своём столе бумажную птицу. Решив, что она залетела в приоткрытое окно, Кэллия развернула записку и с удивлением узнала почерк отца. Так, неожиданно для себя, согласившись отправиться в странные земли, называемые Изнанкой, Кэллия коснулась вплетённой в буквы петли заклинания, и письмо с её ответом поверх старого текста исчезло.***
Глядя на особняк, Кэллия испытывала смешанные чувства. Она знала его с раннего детства, но каждый раз они приходили сюда вдвоем с отцом. Даже когда они были ближе друг к другу, мать не бывала в этом особняке. Поэтому, если бы Кэллия не захотела жить отдельно, чтобы быстрее повзрослеть, они бы не стали жить здесь. Мать вообще не любила задерживаться на бывших Призрачных землях, как она сама их называла. При этом настоящие тени в Туманном городе её ничуть не смущали. Особняк находился достаточно далеко от Амириса. Кэллия как-то спросила, уж не зачарован ли он от незваных гостей. Тогда отец лишь посмеялся, но после смерти матери многое изменилось. Кэллия надеялась, что он это исправил, но ей не хватало знаний и способностей, чтобы осмотреть на предмет чар такой огромный дом. Сложив дельту, она протиснулась вместе с ней в холл. Лежащий на полке синий крылатый кот, поведя ухом, приоткрыл голубой глаз и поспешил принять человеческий облик, чтоб забрать летательное средство. — Дядя Тенриши, а где тётя Веона? — спросила Кэллия, привыкшая, что у порога обычно встречает она. — Отправилась в Ирпай к Теоши, — ответил мивирис. — Он ведь сейчас в школе Львиной головы преподаёт. Тенриши и его семью Кэллия знала с малых лет. В этом большом доме они с отцом чувствовали себя гостями, но желанными. Здесь их тепло встречали Тенриши, Веона и их сын Тиоши. Последний перестал жить с родителями, когда Кэллии было пять лет, и с тех пор она его не видела. Именно они следили за домом, который задолго до появления у Бризариса семьи подарил ему король этой горной страны. Жизнь отца Кэллии состояла из дальних странствий, и если бы не Тенриши, то особняк давно превратился бы в склад ненужных вещей, а так дом выглядел жилым, хотя хозяин мог не появлялся здесь месяцы и даже годы. Мать, на памяти Кэллии, бывала здесь два раза, и оба — вместе с Кэллией. После её смерти, до того, как поселиться в Амирисе, Кэллия около года прожила в особняке, обустроив комнату, которая и раньше считалась её. Теперь же, помимо того, что она не стала забирать с собой в город, именно там хранились вещи матери, которые Кэллия решила оставить. Приоткрытая комната была не так пуста, как ей показалось на первый взгляд. Кэллия обнаружила, что отец уже собран в путь и вместо приветствия вырвалось обиженное: — Не похоже, что ты меня ждёшь… — Ты на Весенний праздник собралась? — неодобрительно вторил он ей. Кэллия поджала губы. Она и так с трудом откопала среди своей одежды зелёные штаны и синюю тунику. Она бы и свои изделия на ежедекадную ярмарку не понесла в такой одежде. Впрочем, Кэллия понимала, что отец имел в виду. Сам он был в сером. Вплетённые чары были настолько тонкими, что их невозможно было увидеть, но даже сейчас его очертания терялись в полумраке комнаты. Впрочем, Бризарис, словно только этого и ожидал, протянул ей плащ и не только. — А шлем обязательно? — Непременно, — Бризарис постучал пальцем по своей каске. — Сверху может что-то упасть. И ещё нам, скорее всег, о придётся лазить по расщелинам. — Я даже по пещерам лазила без него, — проворчала Кэллия. — И напрасно. — А сам-то? — возмутилась она. — Как видишь, немного поумнел, — улыбнулся отец. После, накинув заплечный мешок, он поднял со стола мачете и вручил его Кэллии. — Это чтобы демонов бить? — хитро улыбнувшись, полюбопытствовала она. — Даже не думай! — предупредил он строго. — Заметишь — прячемся, заметят — убегаем! — Хорошо, — кивнула Кэллия и добавила: — Только я потеряла кулон. Отец замер, вздохнул и покачал головой. После чего отвернулся и стал проверять ящики стола. — Давно? — Когда мама умерла, — ответила Кэллия совсем тихо. — Так ты пешком сюда шла? — удивился он. — Нет, на дельте. Пусть дельты считались игрушками для больших детей, но в руках магов ветра они были прекрасным транспортным средством. Ведь по воздуху скрадывались подъёмы и спуски, можно было лететь напрямик, к тому же с приличной скоростью. — Что же ты раньше не сказала? — сокрушался он. — У меня других нет… — но кое-что припомнил. — Только Капля. Вскоре, обыскав ящики стола, он протянул ей хрустальную слезу на тонком шнурке. — Это как у сфинксов? — уточнила Кэллия. — Попроще, — сказал он, всё же кивнув. — Но порталы открывает. — А я не выпущу сюда кого не надо? Слыша сомнение в голосе дочери, Бризарис не смог сдержать вздоха. — Ты уж постарайся.***
Изнанка Кэллию даже немного разочаровала: тёмное багровое небо, скалы и голая земля. А если в поле зрения показывались что-то, похожее на растения, они обходили это по широкому кругу, так как местная флора была плотоядна, а кое-кто ещё и распылял парализующий яд. Подобное сплошь и рядом встречалось в покрытой тьмой Тэринии. То там, то здесь появлялись кустарники, а то и деревья, вытягивавшие жизнь из случайных прохожих, не важно, животных или людей. Кэллия подумала, что стоит написать об этом Наре. Кэллия старалась следить за обстановкой вокруг, но всё внимание перетягивали ползающие под ногами насекомые. Иногда их становилось так много, что они напоминали живой ковёр, хрустящий при каждом шаге, и от этого звука у неё сводило скулы. Кэллия помнила, что на Туманном стены пещер у поверхности иногда тоже покрывали жуки. Но те хотя бы не ползали друг по другу в несколько слоёв. Кэллии казалось, что они уже вечность лазили по скалам, заглядывая в каждую трещину, когда луч фонарика высветил рыжую шерсть. — Надеюсь, он жив, — прошептала Кэллия, пока её отец, держась за верёвку, спускался вниз по отвесному склону. Кэллия ожидала его на поверхности, но и с высоты нагляделась на копошащееся в свете фонаря бледное живое море полупрозрачных лапок и панцирей. Она внимательно следила за по-змеиному ползущими лианами, но воспользоваться мачете, которое она держала наготове, к её огромному облегчению, не пришлось. Капля, благодаря которой отец смог обнаружить рыжего котёнка, помогла тому избежать отравлений. И в целом в тот день удача была на их стороне, ведь если бы они столкнулись с кем-то из серых, пришлось бы возвращаться, теряя время. А тот вполне мог бы понять, что они кого-то ищут. И вот тогда бы вероятность найти котёнка живым значительно уменьшилась. Когда Бризарис поднял его за загривок, котёнок не шевелился. Бессознательный детеныш с виду напоминал игрушку. Пристегнув его к мешку, карн поднялся к дочери. Глядя на мрачного отца, Кэллия подумала, что они всё-таки не успели его спасти, но котёнок шевельнулся, и она радостно улыбнулась. — Да, уходим, — только и сказал Бризарис, открывая портал. Восторг дочери он не разделял. Изнанка на первый взгляд не казалась тёмной. Но, когда они вернулись на Когтистый хребет, вечерний полумрак виделся ясным полднем. Портал затянулся, не оставив швов и следов. И поднявшийся ветер, на котором укутанные в зелёную листву ветви высоких кустарников уподобились бушующим волнам, не мешал наслаждаться горным воздухом. Увидев, что Тенриши-кот наблюдает за ними из окна, Кэллия помахала ему рукой. Вскоре тот уже в человеческом облике стоял в дверях. Котёнок, которого Бризарис положил на каменную ступеньку, дёрнул ухом и открыл глаза. — Здравствуй, Светлый Огонь! — тут же откликнулся на это движение Бризарис. Светлый Огонь, или же Эннис, тут же принял человеческий вид, и уже рыжеволосый подросток заголосил: — Всё совсем не так! Я не знал, куда ведёт этот разлом! А потом он вдруг затянулся. — Зачем же ты сразу в него полез? — спросила его Кэллия. — Я не сразу, — увидев её, он смутился. — Я сначала бросил туда камень, потом лягушку… И она вернулась живая и здоровая! Правда… Трещины не должны так быстро затягиваться, ведь так? — Тебя искали повсюду, — сказал Бризарис. — Кто бы мог подумать, что ты на Изнанке. Знаешь, сколько времени прошло? — Уже лето… — осторожно заметил котёнок. — Два месяца, — подтвердил Бризарис. — Завтра утром я отведу тебя домой, а там сам поговоришь со своими родителями. — Да я и сам могу… — начал возражать Эннис. — Тенриши, позаботься о нашем госте.***
Стянув наконец с головы шлем, Кэллия направилась ко второму, заложенному кирпичом, входу. Сидящий на крыльце Эй тут же поднялся и тепло её поприветствовал. — Тиала говорит, ты совсем про неё забыла, — сказал он. — Было много работы, — улыбнулась Кэллия. — Сколько уже декад прошло… — Два года, вообще-то! — напомнил Эй. — Уже? — изумилась Кэллия, всё её воодушевление внезапно смела волна грусти, и она прошептала: — Я… я хочу, чтобы всё было как раньше! Эти пять лет… они какие-то ненастоящие! Её взгляд погас, и Эй ощутил себя виноватым. — Прости, — тихо ответил он. — Расскажешь, кого вы привели? Кэллия вспомнила, что отец не выглядел довольным проделанной работой. — Папа вёл себя странно, — не стала утаивать она. — Кажется, с котёнком что-то не так. — Сегодня он вернулся раньше, чем обычно, — сообщил Эй. — А вскоре после этого особняк покинули жена и дочь управляющего. — Значит, он догадывался… Впрочем, да, ведь три месяца прошло! — Позволь мне взглянуть на него, — предложил азэн. — Да, конечно, — кивнула Кэллия, — проходи, пожалуйста, в дом. — И вдруг воскликнула: — Смотри, какая Хеот сегодня яркая! Эй улыбнулся и, не теряя времени, просочился сквозь стену. Уже наступила ночь, но небо было слишком светлым для звёзд, и ледяная Хеот сияла в одиночестве. Как-то тёмной летней ночью, когда Кэллии было восемь, она вместе со старшим и младшим братьями Кралларейве вышла из Алганезира в пустыню. Эвлериус, ответственный старший, дремал у тлеющего костра. А Калестей и Кэллия в отдалении по очереди глядели на ярчайшую звезду на небосводе. Вернее, смотрела Кэллия, но постоянно теряла светлый диск из виду и ждала, пока мальчик снова поймает её на таком огромном небе. В такие моменты Калестей становился очень спокойным и терпеливым и мог часами рассказывать о системе Сиай. И Кэллия всегда с большим интересом его слушала, но у неё в памяти при этом почти ничего не откладывалось, и можно было бы повторить всё по новой уже на следующий день. Но третью планету она теперь знала и при любом удобном случае показывала не только родителям, но и нимфам и азэну с Туманного. А они наверняка над этим посмеивались. Кэллия направилась к главному входу. Над крыльцом зажёгся свет, и к лунному светильнику устремились ночные бабочки. Окно на кухне было распахнуто, и лишь тонкая сетка не давала птицам и гнусу добраться до сохнущих кусков мяса. Сквозняк с громким стуком захлопнул дверь за Кэллией, но отец, сгорбившийся на полу перед камином, никак на это не отреагировал. Взгляд Бризариса тонул в огне, а мысли, видимо, бродили где-то совсем далеко. Кэллия придирчиво оглядела разложенные на металле ломти, а потом подошла к столу и вынула уже готовый кусок из мешка. — Почему ты не радуешься? — спросила Кэллия. — Ты ведь спас его! Бризарис покачал головой. — Я лишь вывел его на свет, но помогать было слишком поздно… Надеюсь, он сможет жить нормальной жизнью. Он вдруг замер, не то прислушиваясь к чему-то, не то принюхиваясь. — Ты впустила кого-то? — Эя. Отец вздохнул. Не прошло и минуты, как дверь распахнулась. — Аяр, ваш гость исчез! — воскликнул Тенриши. — И чему я должен радоваться? — обратился Бризарис к дочери. — Но не мог же от сбежать из-за Эя, — поразилась Кэллия. — Вот и спроси у него, что случилось…***
Эннис с самого начала заподозрил, что это ловушка. Его вывели с изнанки, но так ли это на самом деле? Может, яд тех жуков всё же подействовал, и теперь он бредит? Если ему желали добра, то почему он должен ждать утра в этом странном доме? Эти карны, может, и не карны вовсе. Взгляд мивириса, проводившего его в комнату, был далеко не доброжелателен. Будто ждал, что с него сползёт личина… Несмотря на сильный голод, Эннис отказался от ужина и, оставшись в одиночестве, подошёл к окну. Он с трудом мог поверить, что прошло два месяца, но вид деревьев говорил о том, что уже наступило лето. Может ли он вернуться, и будет ли всё по-прежнему? Внезапно он ощутил на себе взгляд и обернулся. Так никого и не увидев, он попробовал открыть окно. То не поддалось. Пытаясь справиться с растущим страхом, он осмотрел окно магическим зрением и сети чар не обнаружил. Но теперь он ещё отчётливей ощущал чьё-то присутствие. — Кто здесь? — вслух спросил Эннис, но ему не ответили. Неужели всё это чудится? Разбить окно? Но звук привлечёт внимание, и он не успеет сбежать. Он уже несколько раз пытался открыть портал. Но Капля не отвечала на этот призыв, как и на Изнанке. «Не это ли доказательство?» — с ужасом подумал он. Он толкнул дверь, и та поддалась. Выдохнув, он обернулся котёнком и выскользнул из комнаты. Эннис крался неслышно, но даже в тёмном коридоре чужой взгляд, казалось, преследовал его неотступно. Коридор казался бесконечным. Это был большой дом, но не настолько… Эннис не заметил, как перешёл на бег, но будто не двигался с места. Лапы горели, а дыхание сбивалось. «Бесполезно!» — Эннис остановился, возвращаясь в человеческий облик, и тут же ощутил ледяное прикосновение. Искусственный свет слепил, и коридор не казался таким бесконечным. И теперь, к тому же, из-за скопившихся здесь взрослых людей, казался узким. Сердце Энниса бешено колотилось. Запястье всё ещё жгло холодом, и, глядя на него магическим зрением, Эннис видел, что его браслетом охватывает зелёный узор. — Выпустите меня! — закричал юноша. — Я отведу тебя домой завтра утром, — спокойно ответил карн. — Как и обещал. — Я не хочу домой… — возразил Эннис тихо. — Меня исключили? — Не знаю. На этот раз, ощущая себя совершенно беспомощным, он не отказался от лёгкого ужина. Боль от заклинания уже не ощущалась, а во взгляде мивириса, подавшего ему кружку молока, больше не было враждебности.***
— Разве он демон? — спросила Кэллия у Эя, всё ещё стоящего у двери. — Пока нет, — ответил тот. — Но стремление очевидно. И он не спроста оказался на Изнанке. — Стремление? — повторила она тихо. — Он несколько лет искал способ попасть на Изнанку, — сказал отец. — В этом были уверены некоторые его соученики в Ирпае. За ним теперь будут наблюдать? — Да, — ответил Эй, и Кэллия кивнула. — Ничего не понимаю, — вздохнула она и пошла на улицу. Совсем стемнело и похолодало. Но ветра не было. — Пойдём к Тиале? — спросила она Эя, который не отставал ни на шаг. — Сейчас? — удивился он. — Она будет рада…