В туманной мгле

      Думала ли Кэллия, что всё разрешится, стоит ей выбраться из дворца? Пожалуй, нет. Она на это рассчитывала. Но огонь, казалось, приручённый, проявил собственную волю.       Иначе она не могла объяснить самой себе, что тогда произошло.       Сначала она едва ли задумывалась, куда летит. Это и не имело значения, ведь без солнца она не могла даже примерно сориентироваться по сторонам света. Не было причин подниматься выше к облакам, до которых не досвечивали городские огни. Или, может, правы те, кто считает, что тьма над Тэринией особенная, а сверху видно лишь мираж, иллюзию, которыми порой Веринтар пугает и успокаивает?       К тому же Кэллия боялась, что Нара, если она и правда ещё жива, этого не перенесёт. Оставалось лишь лететь низко, почти над самыми крышами, надеясь, что лента и, возможно, крылья спрячут её от чужих глаз. Что-то подсказывало ей, что нужно спуститься, но пока землю освещали фонари, Кэллия не могла довериться этому чувству. Но держаться становилось всё тяжелее.       Кэллия успела привыкнуть, что силы в полёте восстанавливаются, но сейчас ничего подобного не происходило. Неизвестно, было ли это последствием короткой схватки, но полёт не дарил привычной лёгкости. Не могла же быть тому виной тяжесть в её руках? Будь это Амирис, Кэллия оказалась бы уже за его пределами, но Айтес был куда больше. Она пыталась дотянуть до границы городских огней, но даже этого ей так и не удалось. Кажется, в какой-то миг она даже потеряла сознание, потому что Нара выскользнула у неё из рук.       Похолодев за пару кошмарных мгновений, она всё же успела её поймать. Кэллия приземлилась на какой-то крыше и перевела дыхание от охватившего её ужаса. Не сказать, что с неё вдруг спал морок, ведь сознание было ясно и когда она пробралась во дворец, и когда отворила чужую дверь. Но теперь Кэллия совершенно не понимала, что ей делать. Поправ простые правила, она сама загнала себя в ловушку… Она ведь ничего не могла противопоставить королеве и ничего не успела предпринять. Ей несказанно повезло, что она выбралась из дворца живой.       Но иначе она бы не узнала, что произошло с Нарой! Но правильно ли она истолковала намерения Альдеры?       Но с Нарой на руках она не посмела отправиться в Амирис тем же путём. Имеет ли право вернуться?       Вот только Нара, как и прежде, была холодна, как лёд.       «Вот о чём стоит подумать в первую очередь!» — разозлилась она на себя.       Что если теперь ничем не поддерживаемый магический сон слетит? Очнётся ли Нара, или же это сделает раннюю смерть неминуемой?       «Тогда и мне лучше умереть», — думала она, чувствуя, как по телу разливаются усталость и боль.       Её познания в целительском искусстве были весьма скудны. Но даже их было достаточно, чтобы понять, что состояние Нары было далеко от обычного.       Действительно ли королева намеревалась убить Кэллию? То, как жутко исказилось красивое лицо королевы, говорило лучше всяких слов. Но что если Кэллия ошиблась? А если бы Альдера объяснила всё, смогла бы она понять?       — Ты проснёшься и расскажешь, что с тобой произошло, хорошо? — тихо спросила она.       Она положила Нару, но сама едва не разбила нос о черепицу. Крылья исчезли, а сил призвать их второй раз и вновь подняться в воздух у неё уже не было.       Есть ли время на передышку?       Кэллия сползла поближе к краю крыши и замерла, заметив устремленный на неё взгляд.       Сердце пропустило удар, прежде чем Кэллия поняла, что силуэты людей у подсвеченного фонтана, в том числе тот, чей взгляд был направлен прямо на неё, неподвижны.       Это была всего лишь одна из статуй. Многие дворы здесь были украшены скульптурными группами. Вот только по большей части это были животные, а возле этого дома вокруг фонтана застыли люди в натуральную величину.       Кэллия перевела дыхание и повернулась к Наре.       В конце концов, у неё оставалась флейта.       Кэллия опасалась, что мелодия её выдаст, но все же вынула инструмент. И на этот раз флейта молчала.       Она уже не могла видеть, что «глядящая» на неё статуя вдруг исчезла, но вскочила, когда из воздуха возник маленький каменный человечек и потянулся к флейте.       Кэллия намеревалась пнуть его подальше, но он зацепился за мысок ботинка и, оттолкнувшись от него, по-кошачьи высоко подпрыгнул и повис на флейте.       Стряхнуть его удалось. Но не туда! Когда, крутанувшись на флейте, он полетел на Нару, у Кэллии едва сердце не остановилось.       Впрочем, тот не упал на девушку каменным снарядом, а приземлился рядом с её шеей. Не теряя времени, он крохотной рукой вытянул из-под ворота Нары цепочку и расстегнул замочек.       Кэллия, протянув руку, почти перехватила его поперёк туловища, когда её ослепила яркая вспышка, а опора ушла из-под ног.

***

      Некоторые фонари в Айтесе не только освещали улицы, но и показывали время. От обычных они отличались тем, что дугами возвышались из земли, напоминая половину колеса, а цвет освещения в них перетекал соответственно по спектру. Дневные часы звались карлоа (красный-зелёный), ночные — лихтэг (голубой-фиолетовый). Потому тэринийцы давно не использовали слова «векэр» (а Довекэр — «чёрная ночь» — обозначала Тэринийскую Тьму) и «веэн».       Лишь обладатели исключительного цветового зрения, такие как отец Цандии, могли определить по ним время вплоть до секунды, другим же требовались другие часы. Сегодня на занятиях детям рассказывали о разных видах простейших хронометров, и теперь девочка делилась своими знаниями со старшим братом.       — Мы сегодня свечи лепили, — рассказывала она. — У меня две красно-жёлто-синих! Надо проверить, за сколько эти части выгорают на одной и отметить на второй. Ты мне поможешь?       — Так это ж для тебя легкотня…       — Ну кто-то же должен сказать, какая я молодец! — заявила девочка и засмеялась. — Но это не назавтра…       Какое-то время шестилетняя девочка продолжала свой монолог, но вдруг требовательно посмотрела на брата. Тот выглядел необычно рассеянным и почти не отреагировал на её рассказ.       — Дир, ты меня слышишь? — она потрясла его за руку.       — Всё хорошо, — отозвался Талдирус. — Просто задумался.       Сблизились они меньше двух месяцев назад, до этого Талдирус, хотя тоже жил в Айтесе, навещал их лишь по большим праздникам. Если бы не занятия в подготовительной группе, она могла бы отправиться с отцом. Но Цандия не хотела тянуть и начала обучение уже в этом году. Пока они шли домой, она болтала без умолку, делясь тем, что узнала от воспитателей и учителей. Убедившись, что брат снова её слушает и даже иногда поглядывает в её сторону, Цандия продолжила свой рассказ, но вдруг запнулась на полуслове.       — Дир, ты видел? — дёргая брата за рукав, воскликнула она и указала на дом. — Там! Зелёный свет! Видел? На крыше!       К сожалению, всё ещё пребывающий в своих мыслях Талдирус в тот миг глядел себе под ноги, поэтому ничего не заметил.       — Ты уверена? — он встрепенулся, пробуждённый изумлённым криком сестры.       — Я не придумала! — возмутилась девочка и тут же предположила: — Там кто-то есть! А вдруг это воры?       — Зачем ворам выдавать себя? — улыбнулся он, хотя отнёсся к словам Цандии со всей серьёзностью.       Если кто-то что-то вынес из дома, он не мог бы сказать, как поведёт себя та или иная любопытная вещица. Даже самого Талдируса некоторые вещи в доме обжигали или отбрасывали, так считали чужаком. Сам он не пытался это как-то исправить, так как собирался вернуться в свой тесный угол, как только станет не нужно сидеть с Цандией.       Они остановились под фонарём, и Талдирус поглядел на Цандию. Лучше оставить сестру здесь, посреди пустой улицы, или взять её с собой в дом, где ещё могут поджидать незваные гости? Ни тот, ни другой вариант не казался ему хорошим, но на предложение отвести сестру к знакомым он получил от неё громкий протест.       Талдирус не исключал, что источник свечения был не на крыше, а за домом, но всё же согласился подняться на крышу, а потом проверил все помещения в доме. На том и успокоился, убедившись, что внутрь никто не проникал.       Спустя несколько часов, когда они с Цандией ужинали, пришли похожие на каменные изваяния чародеи-фиры. Их лица, волосы и одежда были почти одинаково серыми, лишь бледные рыбьи глаза сверкали в тусклом свете прихожей. Цандия убежала к себе и не слышала, о чём они говорили с братом, но после с его лица не сходило задумчиво-мрачное выражение.       Талдирус сидел в кресле, склонившись над маленьким столиком. Переносной светильник на высокой кованой ножке был передвинут поближе. Огонь, играющий внутри кристалла, казался настоящим.       — Они спрашивали о ворах? — не выдержала Цандия.       — Можно и так сказать, — не отводя взгляда от так и не тронутой бумаги, протянул он.       — Мы сегодня так и не почитали! — упрекнула она брата.       Но, вопреки её ожиданиям, тот ответил лишь «Давай завтра…». Цандия опешила, а потом разревелась и выбежала из гостиной. Но почти сразу вернулась и громко заявила:       — Если я не буду усердно заниматься, то не стану архимагом!       Видя, что её слова остались неуслышанными, Цандия отправилась в свою комнату, жалуясь статуям, стоящим в коридоре безмолвными стражами, как тяжела её жизнь. Когда брат всё же соизволил прийти, чтобы пожелать ей спокойной ночи, она громко засопела и отвернулась.       «До завтра ничего не скажу!» — решила она, зажмурившись.       — Мы вчера так и не ответили на письмо, — напомнил Талдирус.       Отец Цандии в последние полгода пропадал на южной границе. Там пытались превратить развалины в действующий город. Хотя он и повторял постоянно, что проще сровнять всё с землёй и отстроить заново, но взялся за эту работу, как только поступило такое предложение. И работа захватила его с головой.       К сожалению, всё это находилось слишком далеко от столицы, а он не был пространственником. Цандия же готовилась в следующем году поступать на обучение, а для этого уже в семь лет нужно было уметь не только читать и писать, но и складывать и вычитать.       Цандия плохо помнила мать, но знала, что та любила всякие древности. Что уж говорить, многое в доме было принесено ею. Рядом с Аритесом, над которым сейчас работал отец, постоянно раскапывали любопытные находки.       Они так и не проверили запертый кабинет отца, но Цандия и так знала, что там нет ничего, кроме его старых чертежей и учебных книг. Вряд ли воры пытались бы узнать, как чертить дома.       — Не можешь придумать, что писать? — буркнула она. — Напиши, что у меня зуб шатается, а к нам залезли воры.       — Да не было никаких воров! — возразил Талдирус. — После нас в доме никого не было.       — Но я видела кого-то на крыше! — теперь Цандия искренне верила, что видела не только вспышку. — И те люди!..       Талдирус вдохнул.       — Тот, кто залез на крышу, в дом не проникал, — пояснил он, касаясь головы девочки.       Он не сказал фирам, что следы ауры на крыше совпадают с теми, что он уже видел в этот день. Но и с Цандией не стал этим делиться.

***

      Через несколько дней, играя у фонтана, девочка обнаружила, что статуя охотника сжимает в кулаке серебристую цепочку. Она была уверена, что раньше её не было. Но, потянув, только едва её не порвала. Решив, что старая статуя приходит в негодность, и из неё сыпятся заложенные скульптором тайники, она решила оставить свои попытки. Всё же не хотела, чтобы мамина коллекция развалилась по её вине.       Лишь много лет спустя статуя отпустит цепочку. На серебряном круге Цандия не обнаружит ни единой ниточки чар, но всё же оставит его себе, положив кулон в шкатулку к другим своим маленьким сокровищам.