***
Внутри клокотала ярость. Она выливалась в тяжеловесность быстрых шагов и дыхания. Кэллия вытянула руку к стене. Едва пальцы коснулись рельефного переплетения водорослей, в сплошной кладке появился проём — округлая сверху арка, и всё же уличный свет словно проходил сквозь водное зеркало: она выходила из темноты навстречу тонкому рябящему отражению злой девушки в фиолетовой мантии. Она всё же оглянулась на неподвижную чёрную фигуру у камня, но свечение постамента тонуло во мраке, а глаза всё же обжёг приглушённый день. А может, и сияние потускнело. Так или иначе, темнота скрывала всё. Боль сдавливала грудь. Кэллия вышла на свет, затаив дыхание. Прошёл порыв кинуться прочь из города и пройтись давно заросшими тропами по знакомым склонам. В смятении она прислонилась к белой стене. Беги не беги, прошлого не догнать. Запах моря приносил умиротворение, но в то же время пробуждал тоску. Злость на отца испарилась, стоило оставить за спиной мрак башни памяти. Но, похоже, выкипело и всё остальное. По площади стелился лёгкий туман. Все, кто ей дорог, так или иначе покинули Туманный остров, но истинными хозяевами Облачного города оставались тени. Под хмурым небом силуэты казались настоящими людьми. Собралась целая толпа безмолвных горожан, но, возможно, впервые хотелось кричать от одиночества. Но она лишь выдохнула, восстанавливая дыхание, обернулась и потянулась к маске. Но рука замерла, пальцы так и не коснулись безучастного лица на холодной стене. Безликость маски разительно отличалась от тех скульптур, одна из которых уменьшилась и прыгнула на неё. Она покачала головой, пытаясь не то отогнать воспоминания, не то вытряхнуть затерявшиеся подробности. Там, как и здесь, фонтан, пусть не такой большой, но близкий, выбрасывал в небо свои струи. Здесь горожане-тени, там — оживающие статуи. Калестей не пожелал говорить с ней об этом, а у отца, отвлечённая приглашением на свадьбу, она так и не успела спросить. Почему она не может быть последовательной? Фонтан несколько терялся за прозрачно-белой завесой, но оставался на страже перед тишиной. Когда стихла стремящаяся ввысь вода, Кэллия вздрогнула. В безмолвии, не нарушаемом обычно вездесущим ветром, каждый вдох становился оглушительным. Не только она заметила изменения. Тени, что больше других походили на людей, остановились у бортика, а некоторые даже присели на него. Кэллия прошла мимо неспешно прогуливающихся по площади силуэтов, иногда пытаясь заглянуть прохожим в несуществующее лицо. Те вполне по-человечески отшатывались или выставляли перед собой тёмнодымные беспалые руки. Когда такое происходило, казалось, что город, пустые дома в котором будто пребывали в одном-единственном дне, на самом деле живёт. А если это лишь подобие существования, в чём принципиальная разница с настоящим? Где проходит эта граница? Некуда торопиться. Синие Нити струились, переплетаясь тончайшими паутинками и широкими лентами. Они развевались, будто на ветру, уподоблялись рекам и морям. Кэллия не знала, они ли доносят шум прибоя или её слух обострился в тишине. Кэллия заняла место среди сидящих на бортике фонтана и предалась воспоминаниям. Сколько раз она бывала здесь с подругами-нимфами? Или когда под полуденным солнцем они сидели здесь с матерью. Кэллия будто наяву увидела струящиеся синие одежды и жемчужные волны волос. Лицо, освещённое улыбкой, редкой, как ясный день в начале лета, и глаза, сияющие сиреневым огнём. Воображение создало образ настолько яркий, что Кэллия забыла на миг, что остался он лишь в памяти. Обычно тени вызывали в ней некоторые опасения, но не сейчас, когда словно вернулась беззаботность начала жизни. Тогда ничто не затмевало света и красоты самых лучших и родных людей во Вселенной. В те дни, когда они вместе путешествовали по Неотону, и даже когда кто-то из них отлучался, она не сомневалась в их единстве. И в незыблемости большого мира. Откинувшись назад, она коснулась воды, под которой нашли своё место белые камешки, и брызнула в ближайшую тень. Но та осталась равнодушна к шалости, а капли прошли насквозь и упали на гладкую плиту. Девушка хмыкнула, и звук этот показался ей крайне неприятным. И всё же сейчас, в этом сером месте со стелющимся по земле туманом и темными силуэтами, ей было спокойно и уютно. Будто все беды, как в одной из песен матери, унесло течение реки, которой нет. Кажется, она пела её на этом самом месте. Кэллия так и не решилась напеть её, но попробовала наиграть фрагмент на флейте. Может, наложились воспоминания, исказив восприятие, или же волшебный инструмент решил ей помочь, но вышло даже лучше, чем она ожидала. И всё же мелодия прервалась на середине. Перехватило дыхание, а после Кэллия так и не смогла продолжить. Притянув колени, она положила на них локти и, обхватив голову, спрятала лицо за рукавами. Она думала о том, чтобы остаться здесь навсегда. В дарованной вечности нет места такой, как она. Зачем нужна эта бесполезная жизнь, в которой близкие оказались чужими, а любовь с самого начала была жестокой насмешкой судьбы? Если пятнадцать или даже десять лет назад Кэллия надеялась, что всё пройдёт, если не тревожить сердце надеждой, то теперь смирилась, что это безумие никуда не денется. Оно просто вросло в её суть, стало неотъемлемой частью. И груз немного полегчал, когда разрушилась иллюзия… Но, естественно, оно того не стоило. Даже в нынешних условиях это всё ещё звучало дико. Если бы её мать не ушла из жизни, сама Кэллия стала бы от обрушившего на голову знания гораздо счастливее. Но она не знала, смогла бы на месте матери принять новую действительность. — Да даже если и морское чудовище! — громко прошептала она в ответ собственным мыслям. — Что с того? Это же не твои ошибки, чтобы чувствовать какую-то вину! Она махнула рукой и рассмеялась, но голос лишь потонул в безмолвии. Неважно, существует ли время и наступит ли завтра, жизнь останется пустой и бессмысленной. Нет разницы, жив или мертв… А что важно? Жизнь — нелепость, а разум — полнейшее издевательство. Кто-то находит радость и смысл существования, но её собственная жизнь — сплошное недоразумение. Ложь, растворившись, выжгла то немногое, в чём она не сомневалась. Эти пять лет не стоят даже упоминания. Не стоило убегать от Альдеры. Или выбираться с Изнанки и пустых пространств. Хотя нет, с Нарой на руках у неё не оставалось выбора. Надо было сразу сюда вернуться, вот и всё. Этот город — лучшее место на Неотоне… По телу прошлась леденящая волна, и Кэллия будто очнулась. Чужая рука обхватила запястье, и в него вонзились длинные острые ногти, крепкие, хоть и прозрачные, как стекло. Пурпурные глаза распахнулись в удивлении, когда взгляд встретил насмешку в лазурном свечении других. На сей раз женщина выглядела несколько иначе: не зелёная мантия, а сапфировое платье с серебристыми дельфинами, ярко-синие волосы скреплял перламутровый гребень. И всё же благодаря запоминающемуся знакомству и особой ауре морской ведьмы не узнать Римибул девушка не могла. Рука Кэллии уже онемела, и флейта выскользнула из неё. А сама девушка, не в силах что-то предпринять, полетела в воду. Удар о белые камни, всё ещё лежащие на дне, вернул ей возможность двигаться, и девушка подскочила, чтобы встретить обидчицу лицом к лицу. В ответ на негодующий взор Римибул протянула: — Пришла в чужой дом без разрешения, — заметила она с укором. — А как же поприветствовать хозяев? На лице Кэллии ярко отразилось изумление. Когда-то её мать проводила здесь много времени, теперь же ей и в голову не приходило искать кого-то в городе теней. Возмущение окончательно вытеснило из головы рассуждения о бессмысленности бытия. В фонтане снова побежала вода, и на Кэллию обрушился искусственный дождь. Впрочем, на ней и так не осталось сухой нитки. — Госпожа Римибул, а разве вы приглашали меня к себе в гости? — заметила она, и голос слегка подрагивал от смеси необъяснимого страха и негодования. — Я здесь лишь для того, чтобы почтить память мамы. — Многие здесь жили и погибли, — Ведьма Пролива провела рукой по воздуху. — У них вполне могли остаться родные и близкие. И кто-то из них, возможно, хотел бы сюда вернуться… Кэллия осторожно кивнула, пытаясь стряхнуть безотчётный страх, который вызывала в ней Римибул. Ведь, если мыслить здраво, даже в первую встречу морская ведьма не причинила ей вреда. — Встречала ли ты хоть кого-то? — продолжала Ведьма Пролива. — Впрочем, зачем девчонке вроде тебя думать об этом? Эти слова Кэллию всё же задели, и навеянный обликом и аурой морской ведьмы трепет отступил. — В чём принципиальная разница между нами? — спросила она, добавив: — Кроме, естественно, более высокого статуса ваших родителей? Римибул засмеялась, порядком смутив девушку. — Разве я говорила о чьём-то статусе? — усмехнулась морская ведьма. — Об отношении, не более. Мы были травой… Ты же с ранних лет привыкла делать всё, что тебе вздумается. Какие-то запреты? Ах, ну если так и так, то я, так и быть, наверное, делать этого не буду. Последнее она чуть ли не пропищала, хотя голос Кэллии, который она, должно быть, передразнивала, не был выше её собственного. — Я так не говорила… — неуверенно возразила Кэллия. Губы Римибул растянулись в улыбке, когда она схватила Кэллию за шею. Все жесты морской ведьмы излучали уверенность и вседозволенность. Она искренне наслаждалась действием. «Но какой в этом смысл?» — беспомощно думала Кэллия. Римибул больше на неё не смотрела. Взгляд Ведьмы Пролива прошёлся по окнам белого дворца. Она даже отошла в сторону, словно потеряв к девушке всякий интерес. Кэллия попыталась сбежать, но камень телепортации её подвёл. И не успела она выбраться из фонтана, как Ведьма Пролива резко обернулась и вскинула руку. Между пальцев прошла искра. Кэллия не успевала что-либо сделать, но тэринийское «стой» заставило Римибул метнуть молнию в ином направлении. Сердце девушки замерло от страха, но разряд отскочил от окружившего Бризариса магического щита и угодил каменную стену. Не теряя времени, Бризарис появился рядом и схватил дочь за руку. Когда они исчезли, на губах Римибул промелькнула нежная улыбка. — Ну, побегайте, — пропела она. Она заметила на земле флейту и хотела её поднять, но та вдруг откатилась прочь по каменным плитам. Глаза морской ведьмы вспыхнули, но каждый шаг приводил к тому, что инструмент ускользал и откатывался. Она остановилась и нахмурилась, а потом усмехнулась, радуясь новому развлечению.***
Бризарис вздохнул. Он, конечно, предполагал, что морская ведьма их привяжет, но всё же надеялся, что та не собирается всерьёз ими заниматься, и удастся ускользнуть. Но нет, телепортация работала лишь в пределах города. К тому же даже перемещение внутри города оказалось окутано запутывающими чарами: широкий двор между трёх домов-коробок будто растянулся, а под квадратной аркой в длинном изогнутом здании на склоне они проходили уже трижды, но так и не достигли лестницы, ведущей наверх. Кэллия пыталась позвать Калестея, затем Алверика, но тщетно. — Попробуй наиграть освобождение, — подсказал ей отец. Лицо Кэллии посветлело, но в следующий миг её глаза расширились в испуге. — Я ведь выронила флейту у фонтана! — прошептала она сокрушённо. — Хорошо, я вернусь, — решил Бризарис, но дочь схватила его за запястье. — Она уже наверняка её подобрала и ушла! — Всё предположения. Надо проверить. Стоило Кэллии отпустить руку отца, он бросился вниз по улице, но испарился спустя десяток шагов. Тяжело вздохнув, она побежала следом. Взмыв на крышу, Кэллия кинулась к противоположному краю и, распахнув крылья, телепортировалась к фонтану. Бризарис выскочил перед неспешно прогуливашейся вокруг фонтана Римибул и поймал на ходу скакнувшую лягушкой флейту. Но не успел он обрадоваться такой удаче, острые когти царапнули по лицу, рассекая бровь и скулу и ослепляя на один глаз. В этот миг на ведьму чёрной чайкой налетела Кэллия. Оставив намерение схватить карна горло, она скалой встретила надвигающееся с неба бедствие. Ведьма Пролива открыто смеялась над их потугами, получая удовольствие от игры. Римибул резко повернула голову к чуть ли не повисшей у неё на плечах Кэллии, когда зазвучали первые звуки флейты. Несмотря на болезненную волну онемения, Бризарису удалось удержать дыхание, а его пальцы уверенно прошлись по отверстиям раньше, чем он понял, что именно играет. Музыка, созданная усмирять морских чудовищ, подействовала и на Ведьму Пролива. Лазурный огонь померк и скрылся за веками. Кэллия удержала обмякшую Римибул, оказавшуюся куда тяжелей, чем можно было ожидать, и, подтянув её к фонтану, с опаской положила на бортик. — Всё в порядке? — спросила она у отца, голос её слегка дрогнул от вида припухших царапин. — Да, уходим скорее. Бризарис коснулся руки Кэллии, но ничего не произошло. — Гребень? — предположил он. Кэллия сформировала незримую петлю и подцепила этот предмет. Она ожидала, что какие-нибудь чары её отбросят, но этого не случилось. Перламутровый гребень скользнул в воду, но среди синих прядей сверкнуло что-то ещё. Это украшение не удалось подцепить, поэтому Кэллия ухватилась пальцами. Даже сквозь рукав зачарованной мантии волосы морской ведьмы обожгли её, подобно щупальцам медузы. Но когда Кэллия поняла, что у неё в руке, она, забыв о боли, улыбнулась и положила тонкую серебряную заколку в виде двух переплетённых пентаграмм в карман. — Это не её, — пояснила она нахмурившемуся отцу. А Римибул перевернулась на спину, запрокинув голову, и пробормотала сквозь сон на языке островов: — Да брось, Жам, представление затянулось… Зазвенела тишина, но лишь на миг. Кэллия вздохнула и повела плечами, сбрасывая подступившее оцепенение. В следующее мгновение накрыла волна жара: воздух стал сухим и горячим, и даже холодные цвета потеплели. Она с облегчением потёрла глаза рукавом. Вот только Азенор встретил гостей бурым небосводом. Бризарис протянул изумлённой дочери флейту, снял со спины сумку, вынул из внешнего кармана флягу с водой и, наклонив голову, полил себе на лицо, быстро моргая. Жжение в глазу умерилось, по крайней мере, он убедил себя в этом, когда сосуд опустел. Когда фляга вновь наполнилась, он, понюхав зачем-то воду, убрал её. — Спасибо. Кэллия лишь кивнула. Она недоумевала, почему отец не выбрал конечной точкой телепортации дворцовую площадь или, ещё лучше, внутренний сад, но вид с городской стены её немного ошеломил. Должно быть, раньше ей больше везло с погодой. Сквозь жёлтую мглу не просматривался не только горизонт, но даже ближайшие барханы. Город оказался под пылевым колпаком, но защищающая его магия работала исправно: даже здесь, на самой границе, ветер нёс хоть горячий и сухой, но чистый (можно было разглядеть узоры на одеждах стоящих вдалеке людей) воздух. Тех, кто выбрался на стену в такую погоду, было немного, но обычно не защищённое от беспощадного солнца место и не выбирали для прогулок. Ни навесов, ни скамеек здесь не устанавливали, и стена не пустовала лишь после заката в День основания, когда пески становились местом красочного светового представления. Кэллия закрыла глаза, но свист песчаного ветра пустыни не дал никаких подсказок. Она разочарованно покачала головой и оглянулась на отца. Бризарис, ободряюще улыбнувшись, спрыгнул со стены на мостовую. Кэллия, хотя собиралась спуститься по лестнице, последовала за ним и больше не отставала ни на шаг. Она радовалась возвращению в Азенор. Но снова подкралось опустошение, будто разъевшее половину сердца. Город, оставаясь прежним, не ощущался родным, каким оставался в воспоминаниях. Кэллия боялась предстоящих встреч. И, несмотря на все приключения, ничуть не жалела, что отправилась сегодня, ведь иначе ей бы пришлось высчитывать разницу во времени. Встреча с морской ведьмой всё же дала о себе знать. Закружилась голова, и Кэллия прислонилась к плетёным стеблям живой беседки. Бризарис, нахмурившись, достал из кармана белый мешочек и, открыв ладонь дочери, высыпал на неё несколько белых, похожих на соль кристалликов. Большинство из них, соприкоснувшись с кожей, растаяли и вовсе растворились, остальные он высыпал обратно. Слабость отступила. — Почему ты раньше о таком не рассказывал? — удивилась Кэллия. — Рассказываю, — он вздохнул и пожал плечами. — Мне удалось обменять эти кристаллы у волшебников-фаев. Отсыпать, чтобы сподручнее было ходить куда не следует и спасать принцесс? — несмотря на шутливый тон отца, весь мешочек оказался у Кэллии в руке. Сидящая за столом в тени беседки девушка с короткими кудряшками взглянула на них, но тут же вернулась к рисованию завесы из резных листьев, надеясь, что простая песочного цвета одежда сделала её невидимкой. — Я её не спасла, — Кэллия нахмурились. Теперь проникновение во дворец казалось глупостью, о которой хотелось поскорей забыть. Что бы ни произошло с Нарой, родители той не могли не знать, что делают, а её любопытство, должно быть, усложнило жизнь близким. «Мне повезло выбраться из этой передряги невредимой». — Наверное, это не последняя моя встреча с морскими ведьмами, — вздохнула она, когда они двинулись дальше. — В твоём распоряжении сейчас более надёжный инструмент, — сказал Бризарис, указав на него. — Кстати, о флейте! — уцепилась за эту мысль Кэллия. — В Айтесе каменный человечек, в которого превратилась статуя, в первую очередь вцепился в неё. Не могла ли флейта её оживить? — В Сияющем я видел множество статуй, которые оживали в той или иной мере. Их, как и фаев, создал Белый Царь, а земли нынешней Тэринии были частью его владений, на которую он пригласил зарциальцев. Кэллия замолчала, думая теперь о погоде. «Может, из-за неё позвали папу? Хотя что он тут может сделать? Должно быть, буря — следствие чего-то… Или вообще отвод глаз. Что можно спрятать за завесой песчаного ветра? Да что угодно! А Пояс Нестабильности может подкинуть неприятностей. Кэллия провела пальцем по спрятанной заколке. Припомнив вдруг слова, которые бросил Калестей перед тем, как провести её к Белисии, она спросила: — Что такое четвёртое отражение? — А, это из определений пространственников, — пояснил отец. — Название «отражение» — условность. Ведь отражение — зеркальный мир. Отражение вот этого мнимого зеркального мира и есть «второе отражение». Тот, кто заглянет дальше, попадает уже в четвёртое. Четвёртое отражение — это, можно сказать, вторые пустые пространства. Шестое — третьи. Всегда называется чётное. — О! — воскликнула Кэллия. — Зачем так усложнять? И много их? Пустые пространства не сильно отличались от Неотона, разве что для разумных там не было места. — Говорят, что бесчисленное множество. Также есть мнение о бескрайности Изнанки, ведь из разных «отражений» можно попасть в разные её части… — А можно ли переходить сразу, к примеру, в тридцатое? — Если найдёшь тот самый шов вытянешь нужные Нити, — кивнул Бризарис. — Но это не так уж просто. — А есть что-то простое? — нахмурилась Кэллия. — Да, — изображая улыбку, Бризарис приподнял уголок губ. — Белая магия. От твоих усилий результат никак не зависит, главное, чтобы вообще что-то получилось. Кэллия закатила глаза, а после пошла впереди. Задумавшись, она не заметила, как они оказались в тени внешнего дворцового сада. «Удачная прогулка?» — вспыхнула в воздухе под деревом сверкающая надпись, которая тут же растаяла. — Видишь, — сказал Бризарис. — Нас ждут. — Надо было сразу телепортироваться во внутренний сад! — ворчала она, пока они шли по живому зелёному коридору. — Я и хотел, но не получилось, — пояснил он. — О да, там сейчас слишком людно, — сообщил хорошо знакомый им обоим голос. Воздух зарябил, и перед ними возник высокий человек в белых свободных одеждах с низко опущенным капюшоном. — Алт Эвлериус, — склонив головы, поприветствовали они Архимага. — А вы не очень-то спешили, — усмехнулся он, видя их ранения и, покачав головой, добавил: — Идёмте, дети мои. Крыша из листвы сменилась настоящей. — Давно не заходила, — ворчал Эвлериус, пока они шагали по зелёному коридору. — Всему уже научилась? — Нет, — прошептала Кэллия, оглядываясь на отца, но тот притворился тенью. — Это правда, что ты пробралась в покои принцессы через окно? Кэллия так и не успела узнать, стало ли известно о том, что случилось тогда во дворце. И в каком виде. Тех, кто знал, что она отправилась в Тэринию, было не много, но и не мало. И не особо она скрывала крылья… — Я вошла через главные ворота! — возмутилась Кэллия наглым наговорам. Кэллии нравился разливающийся в воздухе медовый запах. Внутренний сад украсили цветами: не только осенними и летними, но даже первоцветами в прохладных полупрозрачных ёмкостях-пузырях. Строгая темноволосая эльфийка деловито распоряжалась ставящими лавки и серебряные чаши-третьсферы помощниками. Эвлериусу она лишь слегка поклонилась, продолжая упрекать в чём-то эльфа, кажется, одного из своих сыновей, с большой хрустальной вазой в руках. Приветствие Кэллии она будто и не заметила, но та ничуть не обиделась: с Наставницей Лайрес она не виделась много лет, но ничуть не скучала. Эвлериус же не стал останавливаться и отвлекать суетящихся людей, а повёл Кэллию к круговому ручью. — Они посадят дерево, а мы, гости, — цветы под ним, — пояснил Эвлериус. — Они ведь быстро увянут! — А этом весь смысл, — ответил он. — Что бы ни происходило вокруг, дерево должно расти… О чём ты задумалась? — Жёлтый или розовый… — призналась она. — В жёлтом буду я, — сообщил он. — Понятно… — значит, выбор сделан. — Твой брат собрался подарить ящик пищащих цыплят, — с усмешкой сообщил сидящий у ручья мужчина… Впрочем, воспринимался он не как человек, а как элементаль! Зрение и слух говорили одно, другие же чувства твердили, что у воды нет никого живого. Но разве водный дух может быть так похож на человека? Разве что это сам Апостол Стихии! — Верестар Комесий, — бесцветно подтвердил её подозрения Эвлериус. — Апостол Воды. Тот сидел, положив руку на колено, длинные синие волосы путались в траве. Бирюзовую мантию с капюшоном украшал разве что пояс. Светло-голубые глаза сияли на загорелом лице, но всё же не светились — это были обычные человеческие глаза. На представление он лишь слегка кивнул. Когда он поднялся на ноги, то ростом оказался чуть выше Кэллии. Но взгляды привлекал не он, а прозрачно-белый тюлень с конечностями краба, спокойно взирающий на прибывших чёрными агатами нечеловеческих глаз. — Роро, что такое? — спросил Верестар Комесий, указывая на Бризариса, после чего оказался рядом и молниеносно вырвал его глаз. В ответ на удивлённые и испуганные возгласы он лишь вздохнул и бросил добычу питомцу. — Всё настолько плохо? — прикрывая лицо рукой, прошипел Бризарис. — Голову отрывать не придётся, — беспечно, будто всего лишь стряхнул пылинку с чужого плеча, заметил Апостол Воды. — Ты же карн, новый вырастет. Звуки казались Кэллии приглушёнными слоем воды. Глубокие тёмные глаза тюленекраба невинно встретили застывший на нём взгляд девушки. — Так на это время нужно, — сквозь зубы отозвался Бризарис. — Наверняка целитель решил бы проблему менее... — Ну не переживай, — похлопал его по плечу Верестар Комесий. — Он всё равно стал бесполезен. Вот Сиян тысячу лет как-то прожил без обоих глаз, а брат мой, Амибрел, с самого начала слепой... Эвлериус погладил серебряное крыло заколки и тихо произнёс: — Думаю, задача по силам нашим целителям. — Спасибо за тёплый приём, — отступив за ему спину, отозвался Бризарис. Кэллия неподвижно глядела на заглотившее глаз отца существо.