***
— Как скажете, алтус, — сказала степенная ринесса и, скрыв в поклоне своё недовольство, вышла в коридор. Страшно злило, что её принимали за служанку. Он просто отнимал бесценное, очень ограниченное, время, которое она могла провести с пользой, совершенствуя мастерство. А вместо этого должна встречать эту красноглазую особу королевских кровей. Какая нелепость! Пребывая в своих мыслях, ринесса едва не налетела на идущую ей на встречу Тевилин. Загорелая эльфийка с хвостом из множества тонких выгоревших почти добела косичек словно того и ждала. — Доброго дня, госпожа Игнели. — улыбнулась она. — Я насчёт распоряжения архимага. Игнели поджала губы. Вот уж не думала, что их разговор подслушивали. С другой стороны, перед ней будущая родственница архимага. Но неужели он даже не посчитал нужным применить оградительные чары! В светло-голубых глазах вечно юной девушки искрились озорные искорки. Игнели же считала, что стоит быть осторожней. Что бы не происходило между родственниками, настоящими или перспективными, не стоило в это влезать. В конце концов, просьба Архимага не такая уж и сложная. — Пожалуйста, обсудите это с Архимагом, а я пойду. — Не похоже, что вы горите желанием встречать принцессу, — сказала целительница. — Оповестите, когда она появится. Она хотела передать маленький подвешенный на подставку-скобу серебристый колокольчик, но Игнели не приняла. — Можете просто сделать в парке оповещающее закл… — Я понимаю, — перебила её ринесса. Она всё же чародейка! Да, у вечных больше возможностей обучиться чарам, но это не значит, что мастерством других стоит пренебрегать! — Так вы согласны? — Хорошо! — Игнели приняла колокольчик, хотя отдавала себе отчёт, что должна была просто выполнить приказ. «Пусть сами разбираются!» — решила она и, не давая себе передумать, поспешила по коридору. — Тевилин, зайди-ка сюда, — раздался голос Архимага, когда ринесса скрылась. Эльфийка распахнула дверь погружённого в полумрак кабинета и уселась за стол напротив Архимага. Его многослойные, скрывающие фигуру, одежды на сей раз были голубыми. — Это как понимать? — спросил Эвлериус. — Да, я хочу её встретить! — заявила эльфийка. — А как же твои обязанности? — Я в отпуске. — Поэтому ты круглые сутки в больнице? -Нет, там я вынуждена находиться потому что кое-кто не справляется со своими обязанностями и допускает ситуацию, при которой целители не справляются! — Зачем тебе она? -А зачем вам нимфа, которую вы считаете моей сестрой? — Я уже говорил. Это почти доказанный факт. — Почти. Но ни для меня, ни для неё доказательств недостаточно. — Что ж, встречай, раз хочешь, — развёл он руками. Весь его вид говорил: «Я всё равно узнаю, зачем тебе это».***
В какой-то миг она поняла: что-то не так. Не существовало важных вещей, и даже проклёвывающееся любопытство увязало в серой, или не серой, дымке. Темно не было, но она не видела ничего вокруг. Если это туман, не должна ли она не чувствовать хотя бы влажность? Не означает ли это, что ей просто нечем ощущать? Кажется, она не могла не поднять рук, не опустить взгляда. Не понимала, двигается ли или стоит на месте. И вслух не получалось произнести ни слова. Темнело, или это только так казалось. Долго ли, коротко ли, ничего не происходило, а она не испытывала ничего, кроме недоумения, полной растерянности, которое надёжно хранило от всех прочих чувств. Но вдруг появились проблески. Острым клинком они рассекали не то свет, не то темноту, принося страх и сомнения. Она пыталась крикнуть, но не могла. Может, было нечем, а может, не давал липкий ужас, в мгновение ока сменяющий спокойствие, и точно так же отступающий. Чтобы не дать привыкнуть, чтобы каждая новая встреча оставалась неожиданной. Но обрывки беспокойных мыслей заставляли ожидать чего-то и вглядываться. Надежды оправдались. Или она себя в этом убедила и стала грезить наяву. Или всё же не наяву? Иногда сквозь густые клубы неопределённости виделись силуэты родителей и доносились их голоса. Они успокаивали, и заставляли поверить, что всё будет хорошо… Но неизменно тонули в безмолвии и сгущающимся мраке. Иногда прямо напротив её собственных возникали чужие глаза, сливавшийся в один бездонно-чёрный. И густой тошнотворный запах крови. Пепельное лицо чуть отстранялось, и становилось понятно, что цвет их, хоть и тёмный, но невозможно сине-зелёный. Хотя, когда пепельная рука почти касалась глаз, а за тонкой пеленой сновидения слышались встревоженные голоса матери и отца, не могла избавиться от необъяснимого ужаса. Несмотря на волну леденящего холода и страха, проходила, казалось, вечность, прежде чем она подскакивала с бешено колотящимся сердцем. И пугалась вновь, что по-прежнему слепа. Но быстро прояснялось, что окружает её не неизвестность, а спасительная темнота родных покоев. Осознав это, она мирно засыпала вновь… Лишь иногда ей казалось, что их темноты кто-то внимательно на неё смотрит, но тогда одеяло надёжно спасало от внешнего мира. Возможно, не повторяйся сон, в котором, в общем-то ничего не происходило, она бы и не запомнила предвестник скорого пробуждения. Образы из странного сновидения иногда появлялись на её рисунках, наряду с другими детскими кошмарами, которые давно перестали пугать. А чужой, но такой знакомый с ранних лет шёпот, даже завораживал. Она много раз рисовала портреты его обладательницы или тень посреди серой дымки с росчерком яркой зелени… «Куда делась подушка?» Беспокойство, возникшее где-то краю сознания. разлилось по телу и холодило кончики пальцев. Ребристая поверхность впивалась в затылок и считала позвоночник. Знакомые образы остались в дымке прошлого. Настоящее же выбросило её посреди неизвестности. Так что сны — последнее, что могло тревожить её в этот миг. И беспокойство росло вместе с тем, как прояснялось сознание. А таяли статки сна под осознанием некой неправильности. И дело не только в жёсткости непримыкающих друг к другу досок. Способствовал этому и лёгкий, но прохладный, даже пронизывающий, ветерок. Карнесса распахнула глаза, но это не помогло — её окружала непроглядная тьма. Выпутавшись из обёрнутого вокруг неё коконом одеяла, она едва не упала со скамьи, на которой лежала, но свесившаяся ладонь нашла опору в холодном камне. «Я на улице!» — поняла она, впрочем, больше недоумевая, чем пугаясь. Опустив ноги на землю, она села. Поначалу неизвестность совсем не страшила. Девушка даже удивилась лёгкости и спокойствию. Но где-то на краю сознания. Разум ещё не до конца освободился от паутины сна. Потому, обволакиваемая мраком непреходящей ночи, Нара откинулась на спинку, накрылась и, кажется, задремала. Иначе почему не ушла безмятежность, когда ушей достигли отголоски горячего спора? «Что случилось? Где я? Почему?» Или это сон во сне? Эта мысль успокаивала, и зарождающаяся паника затаилась. И вновь послышался разговор. Возрождённое любопытство заставило встрепенуться и навострить уши. Вот только далеко не сразу выделились отдельные слова и обрели смысл. Если бы ещё увидеть! Когда Нара вновь разомкнула веки, то тьма перестала быть кромешной, и в слабом свечении угадывались поверхности, ближайших к источникам предметов. Брусчатка, ступени, перила, часть стены, мерцающие отблески в тёмных окнах. И это слабое сияние, как и голоса, источали привидения. Вот призрачная птица спорхнула с лишённой опоры призрачной ветки, после чего та и другая угасли. Казалось, что сновидение вырвалось наружу. А может, она всё ещё спала, иначе с чего бы она вдруг оказалась в незнакомом месте, где спорили привидения.Нара поняла, что может подойти и рассмотреть их. В призрачном мерцании ей даже не требовалось вспоминать слово-заклинание для светошарика. Это и хорошо — оно бы не сработало. Лёгкое дуновение пронизывало до костей. Домашнее платье не защищало, и она накинула на плечи уже отложенное одеяло. Тёплые носки не спасали от мелких камешков, попадающихся на брусчатке, несмотря на всю её осторожность. Вели они себя вполне естественно, но её для них не существовало, наводя на мысль, что всё, что она видит, происходит не здесь и не сейчас. Но она не была в этом уверена до конца. Когда у неё появится бумага, она обязательно их нарисует! Нара увидела призрачную женщину. Одежда на ней была простой, светлой и приспособленной к физическим упражнениям, а волосы собраны на голове в тугую причёску. Она упражнялась с мечом. Сначала в одиночестве, потом к ней присоединилась ещё одна женщина женщина из серых фиров. Несмотря на то, что была последняя куда меньше, в движениях фирессы чувствовался куда больший опыт и уверенность: она успевала и уклоняться от мощных выпадов карнессы, и находить уязвимые места противницы, вынуждая ту отступать, и пояснять чуть ли не все свои действия вслух. Принцесса, любившая фехтование едва ли меньше рисования, с упоением ловила каждое движение, представляя себя на месте то одной, то другой. Но образы вновь растаяли, и она почувствовала себя разочарованной и слегка потерянной. Хотя почему же слегка? Чем дольше она стояла в темноте, глядя как в отдалении возникают и меркнут чужие фигуры, тем больше не понимала, где она и как сюда попала. В следующий раз эта же женщина, уже в синем с серебряным поясом платье, говорила с высоким мужчиной. Но теперь уже Нара глядела теперь не на сами призраки, а сквозь них. Тревога нарастала, и рука невольно потянулась шее, но пальцы так и не коснулись цепочки. Подвеску она носила сколько себя помнила. А теперь, когда та исчезла, оказалась неизвестно где. Но по-прежнему под чёрным небом Тэринии. Впрочем, не последи пустоты. Скамейка, на которой она спала, стояла рядом с домом. На фасаде напротив было два этажа, но дальняя часть, как она могла судить — три. Но если бы не отсутствие фонарей, она могла бы подумать, что всё ещё в Айтесе. Вернее, столбы возвышались, раскрываясь «листьями» над головой, но не горели. Иногда лишённый источника свет становился достаточно ярким, чтобы она могла разглядеть и площадку со скамейкой и стыки светлых камней на стене, тогда голые клумбы покрывались иллюзорными цветами и возникали, такие же деревья с шелестящими на давнем ветру изумрудными листьями. Призрачные карны обсуждали рыбалку на Холодном озере, и наконец-то пришла догадка: если неподалёку Холодное озеро, то это вполне может быть Призрачная Усадьба. Где ещё быть привидениям, тем более те всего лишь воспоминания. Именно в миг, когда призрачное сияние вновь померкло, Нара заметила в окне на первом этаже слабый отблеск золотистого огня и поспешила к дому. Постучала. Призрачные люди входили и выходили, но никто живой так и не отозвался. Осторожно потянула на себя холодную ручку. Дверь плавно, без скрипа и сопротивления, отворилась, но попасть внутрь не удалось: прямо в проёме синим пламенем сиял портал. Ведёт ли он домой, или ещё куда-то, невозможно было определить. Карнесса коснулась огня, который не был ни горячим, ни холодным, лишь слегка покалывал кожу. Она заглянула в него. Она понимала, что портал может вести в какое-нибудь опасное место, что может быть частью какой-то ловушки… В восторге она даже не подумала, и в следующий миг отчасти поплатилась за опрометчивость. Её ослепил нестерпимо яркий свет. Из глаз полились слёзы, и почему-то заныли зубы. Но восторг отодвинул неприятные ощущения, и она без сомнений шагнула вперёд, навстречу солнцу. Опасения, что тэринийская тьма не отпустит, вцепится, не давая пересечь черту, оказались напрасны. Даже если бы она потеряла зрение, то ни о чём бы не жалела! Но всё оказалось не так страшно: глаза привыкали, и из пришедшего на смену тьме светлого тумана рождался новый мир. Словно мазками кисти он всё чётче проявлялся во всём своём ярком великолепии. Всё вокруг было слишком ярким: жёлтым, зелёным, голубым. Здания за деревьями сами были увиты растениями. Пестрели не только цветы, но даже насекомые над ними. Нара присела на невероятно зелёную траву и попыталась успокоиться и поверить в то, что с случилось. И она не могла не посмотреть в небо, на сам ослепительный диск. То, что она мечтала и надеялась однажды увидеть сияло прямо над ней. Она пыталась разглядеть контуры светила со скользящим по окружности ещё более ярким полумесяцем, но вскоре вытерла глаза сгибом локтя. Пылающий диск не был таким жёлтым, каким она его представляла, но и белым назвать его не могла. Нара глядела пока могла, а потом видела плывущий по небу и земле чёрный круг и красный на чёрном фоне под веками. Несмотря на явные неудобства, она счастливо улыбалась. Карнесса ещё витала в облаках, когда её назвали полным именем.