***
В какой-то момент Вайолет затихла. Казалось бы, что ситуация приняла положительный оборот, но моё чувство беспокойства только возросло с приходом тишины. Она больше не кричала и не плакала, только сидела и пустыми глазами смотрела в стену. И молчала. Больше ничего. Как-то ночью я включился от того, что она с тупым выражением лица бьёт себя в грудь и тяжело дышит. Я кинулся её останавливать, Вайолет ткнулась мне в плечо и принялась с надрывом всхлипывать, но её лицо оставалось сухим. Я понял, что она пыталась выдавить из себя слёзы. Бывает так, что они кончаются? Я не был уверен, хорошо это, или плохо. Похоже было, что Вайолет это доставляет дискомфорт. Дата регистрации Вайолет в клинике уже была установлена, её должны были положить на осмотр через неделю и дальше уже решать, на сколько она там останется. На новость о госпитализации она никак не отреагировала, в то время как я просто с ума сходил, думая о том, что мне придётся оставить её на попечение кого-то другого. Я был уверен, что просто выключусь на всё это время, перезагружаясь только для того, чтобы сходить и навестить её, потому что я не мог себе представить, что я чем-то занимаюсь просто так в её отсутствие. Мы не говорили с ней об этом. Мы вообще с ней ни о чём больше не разговаривали, молча присутствуя друг для друга в одной квартире. Я снова был как телевизор, разговаривающий на фоне, пока никто не обращает на него внимание, но теперь это было немного по другому. Телевизор не пытались выключить и спрятаться от него. Но, со временем всё становилось не так ужасно: Вайолет наконец начала вставать и самостоятельно передвигаться по квартире. Я всё равно осторожно ходил за ней, пытаясь не быть слишком навязчивым, но она не возражала, наоборот, брала меня за руку и тащила туда, куда шла. Ей как будто стало становиться лучше: она лучше ела, чаще засыпала, потом, постепенно, стала снова заговаривать со мной. Чем ближе был день госпитализации, тем спокойней она мне казалась. Как будто приняла факт и решила, что так действительно лучше. Иногда она сидела, смотря в окно и мир вокруг переставал существовать, оставалась только она и Детройтские небоскрёбы, упирающиеся стеклянными верхушками в клубящийся вокруг них туман. Я знал, что в одном из них живёт Эрика. Мы с Вайолет зашторили окна после той ночи, когда они поссорились, но теперь она отрывала окна настежь, садилась подальше, чтобы я не волновался, и долго смотрела на город. У неё на лице была спокойная печаль. Её глаза становились стеклянными, а губы дрожали в слабой улыбке. Однажды утром я включился и увидел, что она сидит надо мной в одном белье и смотрит на меня. Её пальцы бегали по моему лицу, прочерчивая линию носа, падая в переносицу и уголки рта. - Какой ты красивый, - улыбнулась она мне, увидев, что я открыл глаза. - Ты в порядке? - я сел на кровати и протянул руки к её лицу, чтобы проверить её зрачки. Вдруг приняла что-то. Вайолет закрыла глаза и прижала мою ладонь плотнее, погладив её большим пальцем и улыбнувшись. - Вайолет? - переспросил я. - Что такое порядок, - она тихо засмеялась, села ближе ко мне и обняла меня за шею - Я не умею быть в порядке. Ты умеешь быть в порядке? Она поцеловала меня, гладя меня по голове и шее. Я отстранился. - Ты какая-то странная, - я потрогал её лоб тыльной стороной ладони. Вайолет отмахнулась и обиженно поджала губы. Потом вскочила и достала из шкафа очень древний полароид, повернувшись затем на пятках и продемонстрировав его мне. - Смотри, - улыбаясь, сказала она. Она не улыбалась уже очень давно. - Откуда он у тебя? - я спустил ноги с кровати и принялся искать свою рубашку - Он же старый, как мамонты. Он ещё работает? - Я люблю старые вещи, - сказала она и вдруг замахала руками, когда я было начал натягивать найденную одежду - Нет, нет, не надо. Подожди. Не одевайся. Она подошла ко мне, положила ладонь мне на голову и растрепала мои волосы. Потом погладила меня по плечу, отошла и щёлкнула кнопкой на полароиде. Из его древнего узкого рта с шумом выползла белая карточка. Вайолет вытащила её и потрясла. Потом вернулась на кровать и показала мне меня, наполовину в одеяле, сонного и растрёпанного. - Видишь? - она посмотрела на меня, загадочно улыбнувшись. Я видел робота, которого не хотели покупать: неровного, непричёсанного, с узкими плечами и не таким ярко-выраженным прессом, как у остальных интимных моделей. Я отобрал у неё карточку и встал с кровати, застёгивая рубашку. - Ты объяснишь, что происходит? - попутно поинтересовался я, потому что, честно говоря, меня всё это пугало. - Ничего, - она закусила губу и покачала головой - Я хотела тебя запомнить. Таким, какой ты сейчас. - Хочешь взять это фото в больницу? - я улыбнулся ей. Она неопределённо мотнула головой, вроде бы, кивая. Я немного успокоился. Вайолет разглядывала меня и странная улыбка медленно сползала с её лица. Я подошёл к ней, сел перед ней на корточки и поцеловал в лоб. - Я люблю тебя, - сказала она, погладив меня по виску и заправив непослушную прядь мне за ухо. Вайолет включила музыку в студии в гостиной и мы вместе готовили завтрак под песню, в которой пелось про твёрдые глаза из мрамора, через которые невозможно смотреть и заржавевшее сердце, с которым не получается дышать. Там ещё были строчки про пианино, которые горят на побережье. Моя хозяйка тихо подпевала, медленно размешивая сливки в своём кофе и не отрывая глаза от жидкости. Пока мы завтракали, на улице начался ливень. Музыка не прекращала играть и на одном из припевов вдруг полыхнула молния. Я успел увидеть, как электрический отблеск отразился в глазах Вайолет, сделав их полностью белыми, как будто незрячими. В следующую секунду, она вскочила из-за стола, опрокинув кофе на пол, подошла к окну и распахнула его настежь. Её обдало дождевой водой. - Эй! - я закрылся рукой от ветра, подошёл к ней и взял её за руку, пытаясь отвести от окна - Что ты делаешь, ты же промокнешь. - Ты скучный, - она хихикнула, положила руки мне на плечи и подпрыгнула. - А ты слишком весёлая, Вайолет, пожалуйста, прекрати, - я нахмурился и потрогал её мокрые волосы. - Я хочу на улицу, - заявила она - Пошли на крышу? - Там же гроза. - Давай. - А если молния? - Ты вроде бы передовая технология, ты в курсе о современных громоотводах? Она потянула меня за руку и наклонила голову на бок. - Я давно не была снаружи, - сказала она и её лицо стало серьёзным - Пошли, пожалуйста. - Ладно, - сдался я - Только ненадолго. Вайолет резко развернулась и взбежала вверх по пожарной лестнице. Мне ничего не оставалась, кроме как поспешить за ней. Поднявшись, я увидел, как она встала голыми ногами в лужу, скопившуюся на крыше и запрокинула голову наверх, подставив лицо дождю. Вода струями стекала по её бледной коже. Она закрыла глаза и улыбалась. Я невольно застыл около ступенек и засмотрелся на неё. Домашнее платье на ней моментально промокло насквозь и налипло на её тонкое фарфоровое тело. Я смотрел на неё как на статую, которую забыли поставить в музей. Которую кто-то слепил прямо под серым небом на этой крыше, угловато, в спешке, но одновременно во всех деталях. - Небо залили бетоном, - сказала статуя, ожив, опустив голову м посмотрев на меня. Я подошёл к ней и порывисто обнял, прижимая к себе её мокрое тело и целуя тёмные волосы. Она схватила меня пальцами за плечи и поцеловала в шею. - Я люблю тебя, - прошептал я. Вайолет отстранилась от меня, погладив пальцами мой лоб, на который налипли волосы. Потом грустно мне улыбнулась. - У тебя в глазах звёзды, - сказала она - Ты похож на космос. Я взял её лицо в ладони и судорожно поцеловал. - Я буду скучать по тебе, - прошептала она мне в губы - Может быть, меня все обманывают, но мне всё равно, я люблю тебя, очень сильно люблю тебя, мой милый робот. Не забывай меня. Прогремел гром и сзади неё блеснула рваная линия молнии, почти расколов её хрупкий череп надвое. Она смотрела на меня мраморными глазами и улыбалась.***
На несколько часов всё стало слишком идеально и на меня нагрянуло чувство эйфории. Весь день я провёл со своей хозяйкой, пытаясь разглядеть её во всех мелких деталях, прежде чем она уехала лечиться. Я надеялся, что, раз ей лучше, её вернут мне после обследования, или, если, всё же, положат на лечение, оно не продлится долго. Она ведь идёт на поправку. Я справился. Я знал, что у меня выйдет, и я справился. Я помогаю ей. Я делаю её жизнь лучше. Я делаю Вайолет счастливей. В конце дня, когда ливень, наконец, закончился, Вайолет решила, что нам нужно устроить романтический ужин. - Раз уж мы начали праздник нарушенных запретов, надо довести дело до конца, - заявила она, закуривая сигарету и посылая меня за вином. Она заказала довольно редкое десертное вино и я про себя понял, что мне придётся оббегать все винотеки в районе, чтобы найти его, но я очень хотел ей угодить, так что, если придётся, я отъеду на следующую станцию метро и поищу там. Я видел там хороший большой винный магазин, где оно точно должно быть, но сначала я посмотрю в соседних, мало ли, мне повезёт. Но не всё было так просто и, даже если бы мне повезло, мне бы всё равно пришлось ехать на метро до магазина, где продавались ароматические свечи. Вайолет сказала, что очень давно не жгла их, а для романтического ужина это обязательное условие. Так что делать было нечего, аргумент был достаточно весомый. Мне не хотелось оставлять её одну надолго, поэтому я поспешил выйти за покупками. Как я и предполагал, в ближайших винотеках вина не оказалось, так что я, потратив целых пол часа, пошёл к метро, начиная нервничать. В соседнем районе я наконец нашёл нужную бутылку и пошёл с ней к кассе, мысленно просчитывая маршрут до магазина, где можно купить свечи. Не так давно Вайолет говорила мне, что не хочет много снимать деньги с карты, поэтому электронный платёж не был вариантом, так что я встал в очередь и сунул руку в карман. У меня внутри что-то дёрнулось. Я отошёл от кассы, забыв о бутылке, о свечах, обо всём, я начал хлопать ладонями по пальто, проверять внутренние его карманы, рубашку, джинсы. Его нигде не было, я точно помню, что он был в рубашке, в сраной рубашке был... Нож. Я с круглыми от ужаса глазами кинулся расталкивать очередь, чтобы пробраться за кассу, а потом спотыкаясь, вылетел из винотеки. Ехать на метро уже не было времени, так что я дал сигнал ближайшему андроиду-таксисту, почти кубарем закатился в салон и задыхаясь сказал адрес, хотя мог бы сделать это без слов. Мы поехали, я сказал таксисту поторопиться и проверил время: меня не было дома уже целый час, я мог надеяться только на разгруженность дорог в спальных районах. Не успели мы остановиться, как я уже распахнул дверь и вылетел из салона, чуть не забыв дистанционно расплатиться с водителем. Я наплевал на лифт и побежал вверх по ступенькам, не чувствуя уже ничего, только судорожную панику. Я поскользнулся перед входной дверью и упал прямо перед ней, звеня ключами: - Вайолет! Я поднялся на колени, лихорадочно пытаясь повернуть ключ в замочной скважине. Потом распахнул дверь и ворвался в квартиру: - Вайолет!!! Везде в квартире было темно. В ванной справа от меня горел свет. - Вайолет? - я замер, смотря на приоткрытую дверь как будто смотрел на бомбу, которая готова была взорваться - Вайолет, ты здесь? Я медленно подошёл к двери и приоткрыл её. Сначала я увидел только зеркало, но оно запотело и в нём невозможно было что-то различить. Я сделал шаг ближе и ладонью открыл дверь шире, заглядывая внутрь. Я не знаю как это должно происходить. Есть момент до, есть момент после. У меня видимо не было момента после, я просто встал как солевой столб и смотрел как она лежит в ванной, полной тёмной от крови воды. Вайолет даже не выключила кран, вода лилась через края, тонкие красные струйки стекали по белым стенкам на пол. Её руки были вспороты от запястьев до сгибов локтей, как будто вспороли двух рыб, когда потрошили: они лежали по обе стороны ванной и из них текла кровь, что-то попадало в ванну, что-то капало на пол. Её белая мраморная кожа стала красной, всё вокруг неё было красное. Её голова была запрокинута наверх и смотрела широко-раскрытыми мутными глазами в потолок. Это был один сплошной момент и он не заканчивался, как бы я не хотел этого. Я сделал ещё шаг, наступая ботинками в бледно-розовую лужу на полу, как будто желая чётче разглядеть картину. Ко мне из-под ванны подплыла намокшая фотокарточка. Я машинально согнулся подбирая её. Это была та самая фотография, которую сделала Вайолет утром. Когда сказала, что хочет запомнить меня таким. Я посмотрел на себя, недовольного, неказистого и понял, что я похож на человека. Она умирала и смотрела меня. Вдруг резко раздался телефонный звонок и меня отшвырнуло к стене от испуга. Под ванной лежал её мобильный, я рухнул на колени, прямо в лужу, чтобы достать его. Я почувствовал, как её кровь намочила мои джинсы. Звонила Эрика. Я пролистал историю звонков: был один входящий от Вайолет и двадцать один исходящий. Я сжал телефон в пальцах так, что почувствовал, как трещит пластик под моей кожей. Это она виновата. Это она во всём виновата, она бросила её, не дав ей привыкнуть, она 80 8сём 8ин084т4. Я закричал и швырнул телефон об стену. У меня из глаз брызнули слёзы. - Тупая сука! Тупая нетерпеливая сука, сволочь! У моих связок отошли контакты и я начал издавать какие-то несвязные звуки. Я подобрал чудом уцелевший телефон и вызвал скорую. Потом подполз к изголовью ванной и взял в ладони её лицо, прижимая мокрые волосы к её черепу. Её голова была такая маленькая. Я боялся держать её, чтобы не сделать ещё хуже. Куда хуже Ларс, куда хуже? - Блять. Это я во всём виноват. Это я. Я не справился. Я не смог ей помочь, я допустил ошибку, я это одна сплошная ошибка, я не пригоден для работы, не пригоден для существования. Я 0ш1бк4. Я начал стягивать кожу на её лице вниз, к затылку, как будто пытаясь сорвать её с её головы. Я хотел перемотать всё назад и остаться в квартире. Как люди включаются? Они должны же как-то включаться, перезагружаться. - Пожалуйста вставай. Вайолет. Я заварю тебе чай. Она не отвечала и не двигалась, её лоб был холодный. Я схватил её за руку и попытался стянуть края кожи вместе, чтобы остановить кровь, но потом вспомнил, что регенерация у людей не работает. Я стянул с вешалки полотенце и обмотал её руку. Оно тут же стало тёмным и тяжёлым от крови. - Прости меня. Прос… и... м...ня. Меня нужно утилизировать. Я во всём виноват. Я не должен больше здесь находиться. Я недействителен с этого момента, меня больше не существует. Меня больше не существует.