final accord

Сколько времени прошло с того события, когда она отключилась на крыше многоэтажки? Не столь важно, ведь дева даже не считала. Её новое пристанище — квартира в Чикаго — было небольшим, но достаточно уютным: молочно-бежевые стены, шоколадно-коричневые шторы во всю стену и ярко-зеленый ковёр, пушистый до одури. Одной комнатки ей прекрасно хватало, чтобы коротать вечера бесконечности за толстой книгой. Конечно, она прекрасно понимала, что закрыться в кокон от окружающего мира невозможно, поэтому найти тихую работу не составило ей труда. По крайней мере, это не давало загнуться в этой всепоглощающей тишине окончательно… Хотя, ей скорее было интересно насколько хватит сил. Раны от того события уже зажили, оставшись заметными шрамами; руки перестали держать оружие, оставив его в прошлом. Старые книги и коллекция кинжалов, что она смогла всё же забрать из Асгарда, стали единственным приятным воспоминанием. Игрейн считала, что, если убежать в Мидгард, станет лучше, а оказалось, Асгард был тем, что поддерживало душу в кое-каком равновесии на протяжении столько лет. Теперь за её плечами разбитые мечты, сломанные надежды, что лежит ненужной грудой прошлого. Сегодня солнце оставляло золотые разводы на стенах, слепя глаза; из приоткрытой форточки в квартиру врывался свежий, влажный воздух, принося с собой бодрость. Это утро не является каким-то необычным или странным: всё слишком обычно, вновь сливается в единый миг. Однако, когда сонливость полностью проходит, бывшую воительницу прошибает разрядом тока — на своей спине чувствуется пристальный взгляд, что и не собирается исчезать. Это не иллюзия, не мираж — она своим естеством ощущает за собой особу, которая уже доброе время назад оставила её на той злосчастной крыше под порывами ледяного ветра. — Какие гости, — грустная улыбка на красивых губах, макает чайный пакетик в кипяток несколько раз. — Не ожидала, что ты решишь меня навестить, — поворачивается на мужчину, вальяжно сидящего на стуле. Брюнет поднимается с простого табурета медленно, разминая затёкшие кости. Его взгляд скользит по такой знакомой фигуре, просто осматривая, словно он сам проверяет иллюзия это или нет, но молчит — за несколько минут их встречи остаётся безмолвным, вот только после, воительница понимает почему — встречается с ним взглядом, вглядывается и замирает. Он смотрит спокойно и… уютно? Так, как когда-то давно смотрел на неё в Асгарде; так, как когда приглашал её на танец, и она была в персиковом платье. Тело пробивает дрожь, и девушка тяжело выдыхает — всё рвётся наружу, а нутро кричит бежать к нему. Ей кажется это таким нереальным, абсурдным, и губы растягиваются в улыбке, таящей множество эмоций. — Зачем? — и снова говорит шатенка, но пропускает момент, когда допускает его слишком близко. — Я думала… — Не думай сейчас, — его руки окатила прохладная влажность, что передаёт волнение. Локи сейчас не такой, какой был раньше, однако в его поступках и взгляде нет лжи. — В последнюю нашу встречу я слишком много понял, — эти прикосновения отдаются жаром её телу, заставляя ёжится. Ланкост поднимает взгляд, всматриваясь в изумруды напротив, что так ей дороги. — Тогда ты говорил абсолютно другие слова, — да, те самые обидные, разрывающие внутренности и самое дорогое. — И твои намерения отличались в корне, — кладёт свои руки поверх его, проводит пальчиками. Тот эпизод на крыше въелся в память им обоим надолго, выворачивая окончательно все чувства внутри. Лафейсон вновь молчит, словно переосмысливает что-то: уголки тонких губ трогает усмешка, а сам Локи меняется в лице. Однако совершает жест, который дева абсолютно не ждала от него — берёт её руки в свои, а после кладёт на свою грудь, что скрыта под обычной рубашкой. «Слышишь?» — словно опасается произнести это вслух, сказать, что у него ещё есть сердце. Стук органа, который качает кровь по всему организму, она ощущает всё отчетливее и отчётливее. Тонкие женские пальцы сминают ткань, а сама она кусает губы, стараясь не выдавать тех эмоций, что старается спрятать в глубине своей души. — Я вернулся не издеваться над тобой, не насмехаться, — его ладони поверх девичьих кистей. — А сказать, что можно начать всё сначала, — и нет никакой усмешки в его голосе, нет ни язвительности, ни лжи. — Тебе только нужно либо согласиться, либо отказаться. «Подними на меня голову, Игрейн. Я хочу видеть твоё лицо, особенно глаза» — бархат голоса растекается тягучей патокой в голове, заставляя вслушиваться в каждое слово, каждую буковку. Встречаться с ним взглядом опасно, Ланкост знает себя слишком хорошо, понимает, что утонет в этом болоте вновь. Кусает губы, набирает в лёгкие побольше кислорода и поднимает на него взгляд. И оказывает права — она тонет в этой пучине, словно всё повторяется из раза в раз. Только вот сейчас словно всё иначе — или ей кажется? Но ответ ясен и без оглашения. — Согласна, — улыбается, встряхивая головой и копна каштановых волос рассыпается водопадом по спине и плечам. Воительница льнёт к нему в объятия, а Локи и не против — обнимает мягко, заключая в кольцо рук. Им тепло и спокойно, никто не прячется теперь — слишком долго скрывались под масками лжи. Его руки зарываются в длинные волосы, гладят по спине — это необычно, так долгожданно и приятно, что кажется миражом, но является действительностью. Её губы растянуты в счастливой улыбке, а осознание того, что Ланкост теперь не одна только греет сильнее. Одиночество отступает и уступает место долгожданному счастью. Лафейсон смотрит в стену, вдыхая терпкий запах трав, что она так любила и любит, и вдруг осознаёт — ему не надо было быть принятым всеми, не надо было искать пристанище для души и что-то постоянно доказывать. Тот самый дом, что всё время искал бог хитрости, всегда был рядом с ним, и теперь останется с ним навсегда.