***
— Ты не должна быть здесь, — грубый и низкий голос раздаётся резко, выводя из прострации. Ланкост поворачивает голову на Тора, а Локи рядом только усмехается, стараясь не раскрыть иллюзию того, что действительно с ним творится. Потому что там, внутри — разбитость до самых низов, изувеченная комната. — Я не должна в принципе жить, но пока что иду наперекор всему, — усмехается воительница, поднимаясь на ноги. — Но ты пришёл ведь не ко мне, — это было предугадать легко. Громовержец смотрит на Локи, который изо всех сил пытается держать марку спокойствия. — Верно, — кивает он. — Но раз ты тут, я полагаю, теперь ты тоже причастна к тому, что я предложу, — Лафейсон изгибает бровь. Игрейн тяжело выдыхает, но кивает в ответ. — Выкладывай, — говорит младший сын.***
— Это самоубийство, — спокойно говорит Ланкост. — Мы и так должны быть уже мертвы, — оглашает Локи, усмехаясь в пустоту. Огромный мир расстилается под их маленьким кораблём. Дева ещё удивлена, как её взяли с собой, но раз она тут, нужно делать то, что говорят. Оглядывая весь этот выжженный до обломков мир, складывается ощущение, что они перенеслись в какой-то Ад и опасность подстерегает их на каждом шагу. В их компании царит тишина — не друзья, но знакомые, не союзники, но и не враги. Всё смешалось в тугой ком, непонятно что и зачем — никто друг другу не доверяет. Выводит из колеи каждое лишнее движение или слово, поэтому почти никто ничего не делает. — Вот бы мне её силу, что течёт в её жилах, — голос Лафейсона пронзает тишину, отчего Ланкост дёргается, вслушиваясь в разговор. — Эта мощь тебя убьёт, — в маленьком корабле мало место для четырех человек, но выбора нет. — Она вроде как жива, — в голосе усмешка, это явно не приведёт ни к чему хорошему. Тор пронзает взглядом в ответ, садясь около Джейн. Девушка устала, измотана той силой, что, кажется, правда разрушает её с каждой секундой. — Пока что, — язвительности брюнету не занимать, он весь из неё состоит. — Она сильнее тебя во многом, — парирует бог грома. Тор слишком защищает свою любовь, слишком стоит за неё, но Лафейсон бьёт словами сильнее и сильнее. Игрейн поворачивается резко, потому что обычный разговор переходит в перепалку. — Сын Одина… — Не только Одина! — рычит блондин. — Думаешь, только ты любил нашу мать?! — его голос громкий, но бог хитрости смеётся ему в лицо, улыбаясь нахально. — Тебе она потакала, а мне доверяла! — боль из самых глубин, разрывает всех сейчас. — Вот как… — выдыхает и усмешка сменяется злостью. — Она доверила тебе жизнь… И что же? Теперь её нет, — кислота сочится по его венам, кажется. «Локи, хватит, пожалуйста» — пытается докричаться телепатически, но зеленоглазый закрылся, не желая слушать. — И что ж ты не помог? Сидел! — он выплёвывает эти слова брату в лицо, медленно подходя с каждым словом. В голове почти пустота, но, видимо, она мыслит сейчас более рационально. Потасовка между братьями ни к чему не приведёт, и девушка спешит в их перепалку, влетая вихрем, вставая перед Лафейсоном. Воительница выглядит помятой и уставшей, она до сих пор не отошла от того, что видела там и что ощущала, однако гнев кипит в ней огнём. — Вы собрались устроить здесь ещё одну войну? — она говорит хрипло, немного даже тихо. — На кону лежит судьба твоей любимой, — указывает на Тора глазами, — твоя свобода, — поворачивает голову на Локи, а в глубине промелькивает тоска, — и наши жизни, — завершает она предложение, глубоко выдыхая. — Прекратите, пожалуйста, разводить тут ссоры на ровном месте, — рыкает под конец. — Уж если кого-то и винить в смерти Фригги, так это меня, — закрывает глаза, и как на зло — раны на ноге простреливает острой болью, заставляя шикнуть на саму себя. — Она бы этого не хотела, — заключает старший, отворачиваясь от брата. Ланкост уже почти не слышит, зажимая, видимо, разошедшуюся рану на ноге. — Но вряд ли бы удивилась, — заканчивает фразу за блондина. Тишина накрывает волной, все думают о своих проблемах. Локи садится в дальний угол, почти напротив девы, изредка кидая на неё взгляды. Он видит всё и даже больше, чем она желала бы: ощущает её смешанные эмоции, понимая, что, черт подери, она пошла за ним и только. Но он всё равно молчит, не смея что-то сказать, хотя внутри всё рвётся от недосказанности.***
Разработанный план работает как часы, иллюзия ложится как надо. Боль и отчаяние: эмоции слишком ярки, чтобы вызвать подозрение. Тёмные эльфы принимают весь этот фарс за чистую монету. Однако когда Эфир не разрушается, собираясь вновь в единую субстанцию, вдруг накатывает дикий страх. Приходится думать по ситуации, подстраиваясь под бой. Игрейн бы ринулась в битву, ибо всё рвёт от боли, отчаяния, но она лишь прижимает к себе Джейн, сжимая рукоять кинжала. — Давай же… — шепчет тихо, почти неслышно. Всё слишком быстро, кроваво и жестоко. Землянка смотрит испуганно, понимая, что ничем помочь не сможет: это не их бой, абсолютно их и не их дело одновременно. Ланкост пропускает момент, когда правая рука Маликеда становится слишком угрожающей жизни Лафейсона и Одинсона. Когда чертов меч вонзается прямо в грудь Локи, и из груди Тора рвётся отчаянный крик, смешивающийся с криком девы. Воительница срывается с места, абсолютно игнорируя боль. Всё её существо орёт об отрицании, а сердце выпрыгивает из груди — это всё неправда, это ей кажется: всё слишком похоже на иллюзию. Только вот правда оказывается слишком жестокой — это реальность. «Не кричи, не стоит, всё равно это не поможет, дорогая» — слышит то, что он говорит ей мысленно, это вызывает лишь ещё большую истерику. «Мне жаль, что всё так произошло». Она видит, но не слышит то, чего говорит Громовержец. Не слышит и слов Локи, потому что её словно изолировали от внешнего мира полностью, и внутри пустота. Такая же, какая была у Локи, когда он потерял Фриггу. «Я очень рад был с тобой встретится, Игрейн. До возможной встречи». А ей остаётся лишь сидеть на горячем, колючем песке, что, кажется, въедается в ткань одеяний. Слышать полукрики-полушёпот, глотать свою боль и не чувствовать горячих слёз. Слёзы Тора искренние, абсолютно ему не свойственные, но такие горькие, что горло сдавливает невидимыми нитями, и асфиксия словно смеётся над ней: то отступая, то вновь стягивая гортань. Сил не остаётся: за эти несколько суток она измотана морально и физически так, словно в эти часы прошло несколько месяцев или лет. Сколько они так пробудут — неизвестно. Из прострации девушку выводит блондин, что появляется перед ней неожиданно, протягивая широкую ладонь. Взгляд голубых глаз надломлен, глубок и печален, ему больнее не меньше Ланкост. Шатенка осторожно кладёт свою ручку в его, а бог помогает ей подняться — прекрасно понимает и состояние, как физическое, так и моральное. Не давит, а просто ведёт за собой: двух дев; и все втроём абсолютно не знают, как им поступать дальше. Песочные бури сбивают с ног, впиваются в кожу мелкими осколками. Добраться до укрытия становится почти нерешаемой проблемой, однако им это всё же удаётся. Каменные стены пещеры не пропускают стихию, укрывая путников. Им даётся время — время восстановить силы.***
Всех словно накрывает глухим куполом, размывая все последующие события в странный кинофильм. Как они выбрались из Царства Тьмы — чистая случайность, удача, что помогла им вновь выжить. — Тор, — окликает она Громовержца, когда те переходят границу миров. Парень оборачивается, осматривая девушку позади их. — Идите одни, — слова краткие, ёмкие, сил на большее не хватает. Джейн смотрит хмуро, бог Грома рядом также. — Оставьте и ид… — Нет, — перебивает её Одинсон. — Не говори глупостей, — почти рыкает. — Ты почти валишься с ног, практически убита морально и физически… Про раны я молчу, — его рука тянет к себе, подталкивая идти вперёд. — Так что не пори чепухи и идём. Почему-то становится легче. В старой машине тепло, яркие огни города немного слепят, однако не раздражают. Она чувствует, как открылись раны на теле, потому что воительница абсолютно не позаботилась о том, чтобы они зажили, ринулась в это путешествие сразу же, без промедлений. И, кажется, если бы её не забрали бы сейчас, то она бы погибла действительно. Полностью. Джейн открывает дверь квартиры, за которой слышаться голоса. Игрейн пятиться за блондином, опасаясь проходить дальше, оставаясь позади. Понимает, о чём говорят, но не хочет на что-то отвечать. Люди в помещении обращает на незнакомку внимание, однако узнаёт она только Селвига. Да, зрелище она производит не самое лучшее — в полуобмундировании, с многочисленными ранами и пустым, не знающим взглядом; но и не выглядит устрашающе. «Жалко» — думается ей, но молчит всё также. — Я помню тебя, — говорит Эрик, подходя ближе, но останавливаясь на безопасном расстоянии. — Она ведь не причинит вреда? — инцидент в Нью-Йорке, память учёного хранит эти воспоминания, когда дева приходила к богу хитрости. — Ей самой причинили немалый вред, — раздаётся голос Джейн, которая несёт аптечку, что необходима сейчас. — Садись, тебе же тяжело стоять, — шатенка говорит быстро, но мягко. Игрейн поднимает на Тора, стоящего рядом, взгляд, полный благодарности и тоски. Громовержец прекрасно знает чувства, таящиеся в душе Ланкост. А ещё он знает, что на следующее утро, когда раны немного затянуться и будут обработаны, воительницы уже не будет здесь. Лишь одинокая записка, хранящая в себе благодарность за помощь, и сложенные вещи. Но винить её никто не будет: не за что.***
Холодное утро встречает порывистым ветром в лицо, серым небом и гудением большого города. Девушка сидит на крыше многоэтажки и смотрит вдаль огромного мегаполиса, что активизирует свою работу рано. В пакете рядом наспех сложенная аптечка, в руках — почти остывший кофе, а в голове абсолютное незнание, что делать. Это утро встречает её горьким одиночеством. — Тебе так нравится стоять под порывами ледяного ветра? Игрейн поворачивается на знакомый голос резко, взметается копна волос, осыпаясь лентами по плечам. Её глаза, кажется, выжигают в дыру в находящемся позади неё. Эти черные словно смоль волосы и хитрые глаза цвета свежей травы. Это не мираж — она ощущает его присутствие всем естеством. Напротив девушки стоял Локи, бог хитрости и обмана. Бог, который совсем недавно умирал на руках у Тора. — Ты же… — голос падает до шёпота, а сердце в грудной клетке колотится маленькой испуганной птицей. — Ты же погиб тогда… — глаза щиплет солёная вода слёз, но она сдерживается, кусая губы. — Иллюзии моё искусство, — его голос разносится бархатом, оглушающий эффект проходит постепенно, уступая место радости за то, что он жив. — И использовать это искусство для достижения определенных целей совсем не сложно, — шаги мужчины медленные, однако расстояния между находящими на площадке сокращается непривычно быстро. Секунды тянуться вечность, разрывая нормальное осознание ситуации. Ланкост находится в смятении абсолютно не зная, что сказать: её мысли слишком запутаны. — Но ты вернулся… — только и говорит воительница. — Да, — утверждает, — пришел, что предложить отправиться со мной в Асгард, чтобы быть рядом и защищать трон, — сокращает расстояние до минимума, находясь уже слишком близко. Эти слова звучат убедительно, будто бы гипнотизируя. Шатенка не верит своим ушам, ей словно бы говорят что-то странное и новое. — Ты отстоял у Одина своё право на трон? — поднимает голову на мужчину, вглядываясь в глаза цвета сочной травы. Однако там она не находит положительного ответа и понимает всё без лишних объяснений. Тяжело выдыхая, Игрейн кладёт ему руки на грудь — подушечки пальцев чувствуют холод его одежд. — Ты не согласна? — спрашивает Лафейсон, склоняя голову чуть в бок. Бог хитрости напрягается всем телом, ему неприятно осознание того, что девушка, которую он хотел поставить около себя, отказывается от предложенного шанса. — На нашей стороне будут иллюзии и магия, никто не заметит подмены. Воцаряется гулкая тишина, прерываемая лишь завыванием ветра. Дева отходит от Локи, отворачиваясь от него. Копна волос всё также затянута в тугие косы, и брюнет изучает их, потому что сейчас это один из выходов отвлечься. — Ты хотел быть признанным, Локи, — отвечает она спустя пару минут, оборачиваясь на собеседника. — Хотел, чтобы за тобой шли… А не жизнь в иллюзии, — глаза изгнанника чуть расширяются, выдавая удивление, смешанное с яростью. — Чем тебя так прельщает этот исход событий? Ты ведь даже не будешь собой… — За мной будет власть, — его голос резок и настойчив. — Эта власть закрепиться не за тобой, а за маской иллюзии, — перечит она, прямо смотря в его глаза. Удивительно, что за её слова он ещё не убил деву. — Так ли важен для тебя трон Асгарда, чтобы настолько выворачивать себя? Локи опасно выводить на эмоции и каким-либо образом перечить его мыслям и планам. Он редко собственноручно убивает или причиняет увечья — не его стиль — однако напугать может легко. Неожиданные прикосновения заставляют замереть всем телом: одна рука крепко держит за талию, не собираясь сдерживать силы, если что-то пойдет не так; вторая — на шее, и дева четко ощущает мужские пальцы, что лежат на местах, что полны сплетением нервных узлов. — Ты настолько глупа и слепа в своих знаниях, что это просто жалко, — его голос оседает в её голове, проникает в самые тайные уголки. — Просидеть столько лет за книгами, прочитать столько материала, побывать в стольких местах… И остаться наивной дурочкой, — пальцы сжимаются на шее, а в груди будто бы разбивается вся та защита, которую она строила. — Трон будет моим в любом случае, — Лафейсон говорит прямо, это бьёт по самому сокровенному — в глазах рябит, и Игрейн жмуриться, стараясь избавится от будто бы наваждения. Её начинает колотить, ведь она знает, что бог обмана не только умён и хитёр, но и жесток — время сделало своё дело. — Я переспрошу тебя: ты пойдёшь со мной? Это становиться всё опаснее и опаснее с каждой секундой — он слишком близко, но от брюнета веет силой и опасностью. Ей впервые страшно ему отвечать, ведь ответ может обернуться какой угодно реакцией. Даже иронично сейчас выходит: за всё долгое время после изгнания именно сейчас он ближе к ней как никогда. — Локи, я не смогу. Девушка отвечает на выдохе, жмурясь ещё сильнее — за всё время она не открыла глаз. В её голосе нет лжи — только лёгкая дрожь и хриплость. Лафейсон чувствует эмоции слишком хорошо, а пальцы на шее холодят кожу виска, надавливая чуть сильнее, чем надо. Голова идёт кругом, а в горле словно застревает ком чего-то острого. — Спасибо за честность. Это последнее, что слышит Ланкост. Потом тело будто бы отключают от питания, и шатенка падает безвольным телом на землю. Локи смотрит с неким разочарованием на девушку, что лежит у его ног. Его губы дёргает усмешка; мужчина разворачивается, направляясь прочь. Он знает — в груди девы теперь зияющая дыра. Только вот в его — тоже.