Человек, продавший мир

5 лет спустя…       Резкие окрики нарушали лесную тишину в летнее утро. Где-то в глубинке двое чужаков устроили себе небольшую площадь для тренировок. Леви стоял около большого валуна, заросшего мхом, и наблюдал, как его дочь тренируется с клинками под тенью могучего дуба. Периодами он выдавал пару советов для качественного и сильного удара. И девушка послушно их применяла в деле.       Время изменило малышку Шаю. Болезненная худоба уступила крепким мышцам, но тело все равно оставалось недоразвитым. Неаккуратная прическа под мальчика теперь превратилась в красивые, но непослушные локоны по плечи медового оттенка. Улучшились многие навыки, в особенности боевые. Аккерман, не упуская времени, обучил дочь своему стилю борьбы и обращению с УПМ. Он мог гордиться, что девочка десяти лет способна сражаться куда лучше любого солдата военной полиции и гарнизона. Но ему никогда не удавалось обуздать её своевольный характер. Как бы он не старался, девочка всегда отказывалась выполнять то, что, по ее мнению, было неправильным, даже если решение было неверным.       Леви не мог понять всю её сущность. Каждый раз, когда он делал окончательный вердикт по поводу ее характера, он немедленно менялся. Сегодня по дому могла ходить покорная девочка со скромным нравом, а завтра озорница, желающая лишь поразвлечься. Жестокие и изнурительные тренировки отца не смогли выработать в ней хладнокровность и оперативность в мышлении, так присущие Леви. Потому ему приходилось привыкать к её неординарным поступкам.       Время не изменило Аккермана, но встреча с Шаей изменило его отношение ко всему. Он, конечно, продолжал принижать других и считать военную полицию сборищем свиней, но он никогда не позволял себе обижать дочь. К ней у него было особое отношение. Только рядом с Шаей он мог не скрывать своих истинных чувств, которые совсем недавно зародились в нем, благодаря ей. Не жалел для неё своих объятий, но порой мог отругать за оплошность. Каждый раз, глядя на неё, он вспоминал о своем прошлом и представлял её будущее. Как, например, сейчас.       Капитан не сводил своих восточных глаз с облика дочери, что мелькал в движении истинного бойца. Заметив на её лице усталость, он дал знак рукой прекратить и предложил флягу с водой.       Шая сделала пару жадных глотков и уселась рядом с отцом. Пот лился ручьем с белой кожи, дыхание рвано наверстывало упущенное. Казалось, стоит думать только об отдыхе, но голову Шаи занимал иные мысли. Настроение резко понизилось. В голове всплыл разговор, который юная Аккерман не осмеливалась подымать целую неделю. Тянуть больше нельзя. — Я слышала, что стена Мария и Шиганшина пали, — Шая не торопилась коснуться главной цели беседы. Говорила тихо и медленно, как бы подготавливая отца. — Кто тебе сказал? — с ноткой грозности спросил он. Лик его нахмурился, а руки скрестились на груди. — Об этом вся деревня говорит.… Еще я узнала, что формируют сто четвертый кадетский корпус, — девочка взглянула на Леви, пытаясь уловить его реакцию. Но ничего кроме серьезности не заметила. — Это тебе твой дубинноголовый дружок сказал? — Шая промолчала, зная, что от отца ничего не скрыть. — Если ты туда поступишь, то я не смогу тебя больше защищать… — Отчего? — взбудоражено воскликнула Шая. — В нашем лесу так много титанов? Может наш город и приманка для них, но только вот жители Шиганшины страдают сильнее нас, — голос Шаи повысился. Она стала настаивать. — Это потому что Трост прилегает к стенам Розы, — произнес Леви с очевидностью. — Мария пала, так что скоро титаны и до нас доберутся. Если падет Трост, то падет и Роза. Конец человечеству, папа! — Ты права, битва за Трост неизбежна, но я тренировал тебя не для того, чтобы ты шаталась с кучкой недоумков, которые погибают из-за своей обманчивой храбрости, — Шая заметила свойственную отцу презрительность и огонь в её сердце затих. Она приубавила напор, заметив, как он раздражается от её слов. — Если так, то возьми меня в свой отряд, — слова дочери кольнули Аккермана в самое больное место. Именно этого он больше всего боялся. — Нет, — коротко ответил он. — Я из твоего гусиного друга все кишки выпотрошу, за то, что он надоумил тебя на такое. — Жан здесь не при чем. Я сама! Мне уже надоело, как ты обращаешься ко мне. — Хочешь, чтобы я тебя унижал и оскорблял? Ты маленький недоросль, который ведет себя хуже пятнадцатилетней избалованной девчушки. Если так стремишься сдохнуть во рту титана, то прошу. Ты так и не поняла, чему я тебя учил всё это время. Твой недостаток, это твое стремление к внешнему миру, которого не существует! Уж поверь тому, кто уже несколько лет выходил за пределы стен. Там владения смерти и только! — Шая стояла, молча. Глядела на отца, словно на противника. Огонь в её зеленых глазах не потухал, как решение вступить в ряды солдатов, даже после задевающих сердце слов отца. Его злой облик немного сбил её с панталыка, но Шая старалась это скрыть. — Хватит меня держать в этой богом забытой деревушке! Может я еще слишком молодая, но уже понимаю многие вещи, происходящие вокруг. Ты прости меня, но лишь это стремление заставляло меня каждое утро вставать в пять часов и идти на тренировки. Только мечтая о жизни за стеной, я выполняла каждое твое указание и старалась стать лучше, именно желание увидеть большую землю подвигло меня на опасные вещи. А ты только что попытался сломать все это, только из-за того, что не хочешь, оставаться один. Сам ты не лучше. Думаешь, мне не больно, когда ты почти каждый месяц уходишь? А я гадаю, вернешься ли ты? Ни разу в жизни я не дала воли чувствам, когда провожала тебя из дому. Ждала, как не ждут многие. И приходя, ты ни разу не проявлял своей ласки ко мне. Если ты считаешь, что не оскорблять людей и относиться к ним, как к равным, это ласка, то я совсем не знаю мир. Ты даже не называешь меня своей дочерью перед людьми, а те шушукаются, когда видят меня, какую-то незнакомку, с тобой. Осточертело! Не хочу больше находиться с тобой рядом. Раздражает твое чертово безразличие ко всему, — Шая излила душу, показала свой крик, и тем самым вонзила самый острый нож в спину отца.       Леви еще никогда не чувствовал такой боли, будто сердце его итак битое жизнью разрывалось на миллионы осколков. Обида его была несравнима с обидой маленького мальчика, покинутого матерью. Капитан растерянно глядел вслед уходящей дочери и только сейчас понял, что жил все это время неправильно. Аккерман осознал, то принятое решение пять лет назад, оказалось неверным. Все-таки Шая не нашла счастья под его крылом, как бы он не старался.