Под мятной челкой

Well did you know you're an angel? Who forgot how to fly Did you know that it breaks my heart Every time to see you cry*

Утро для Пака наступает раньше, чем для Юнги, поэтому сонный Чимин вскакивает, чувствуя, как затекли руки и ноги от однообразной позы. Парень приходит в себя, вспоминая вчерашний день. В мозгу вырисовывается четкая картинка: плачущий хен. И рыжеволосого передергивает от ужаса и горечи. Он оглядывает комнату, замечая мирно лежащего калачиком Юнги, и выдыхает, поправляя помятую майку на себе. В полной уверенности за безопасность старшего Чимин принимается изучать помещение. Черная лакированная гитара отрешенно стоит в углу, аппаратура для записи песен покоится на рабочем столе. Чимин подходит к нему ближе, рассматривая тетради, разбросанные по всей поверхности. Из некоторых вырваны листы и неаккуратно брошены мимо мусорного ведра. Листы, в точности напоминающие, тот, что нашел в кармане косухи Пак. На них корявые зарисовки песен, Чимину сложновато разобрать, но в конце концов, тексты не похожи на рэп. На прикроватной тумбе располагается миниатюрный светильник с абажуром. На стене висит картина, нарисованная черной тушью: поезд, стремглав летящий вдаль. Когда парень двигается в сторону шкафа, чтобы детальнее рассмотреть его, позади раздается приглушенный стук чего-то мягкого о паркет, а затем что-то не очень цензурное. — Чиминни? — удивленный хрипловатый восклик заставляет замереть Пака. Сонный Юнги с полуоткрытыми глазами сидит на полу, или лежит, что-то между, и в голове у него обезьянка, хлопающая тарелками. — Т-ты в порядке? — невольно вырывается. — Я-я все объя-ясню, — рыжий подпрыгивает, отчаянно отмахиваясь руками, как воришка, пойманный с поличным. — Не умер, как видишь. Было бы неплохо, — Мин чешет затылок. — Айщ, я ничего не помню, и, сука, голова трещит так, будто меня уронили с десятого этажа. Что ты здесь делаешь? Юнги максимально старается держаться уверенно и непринужденно, хотя розовеющее лицо портит все попытки. Чимин не задумываясь, выпаливает первое, что пришло на ум, но утаивает определенные подробности. Ответ на которые получить жутко хочется, но лучше все это оставить без него. — Я отвозил тебя домой, потому что ты заснул, хен, — «у меня на коленях, я чуть не скончался от умиления» — остается не озвученным. — И сам задремал… Чимин зажмуривается, ожидая услышать гневные комментарии по поводу таких вольностей. «Надо же, остался в чужой квартире на ночь без ведома хозяина! Совсем бессмертный, идиот!» Но ответ оказывается настолько неожиданным, что Пак переспрашивает. — Ч-чего? — Спасибо, говорю. Не заставляй меня повторять еще раз, дурашка, — пользуясь молчанием, Мин поднимается с места и заводит руку за шею, проводя по своему уху пальцами. — Извини, если я что-то вчера наговорил или с-сделал. Я не хотел. — Не волнуйся, мы просто мило побеседовали, и ты перебрал. — Слово «мило» меня уже напрягает, — хмурится Юнги, присаживаясь на край кровати. Пак хохочет, и уточняет жестом, можно ли ему присесть рядом. Получая согласие, он присоединяется. — Ничего стыдного ты не натворил, я вовремя вытащил твою пьянющую задницу. — Я думал, наоборот выйдет, — хихикает в кулак Юнги. — На что это ты намекаешь, хееен?! — недоверчиво спрашивает Пак. Юнги выкручивается, отгребая в закоулках сознания горсть информации о любви Чимина к сладкому, и переводит тему. — Будешь чай с тортиком? В глазах рыжеволосого загораются задорные огоньки и он, естественно, не отказывается. Торт, как раз самый паковский любимый. Шоколада ни при каких обстоятельствах не бывает много. Особенно, в сочетании со взбитыми сливками. А если к зеленому чаю — то не жизнь, а сказка. Кухня у Юнги небольшая, в ней есть лишь самое необходимое: диван, плита, холодильник, стол и раковина. Минимализм, что сказать. Зато уют — неотъемлемый атрибут этого места. Или просто с Мином так всегда кажется. Он такой домашний, загреб бы в охапку и не отпускал, утыкаясь носом в ключицы. Так, стоп, не о том Чимин думает. — Я гостей ни разу не принимал, поэтому не разбираюсь в этом тонком искусстве подачи чашек и не имею теоретических знаний о том, как завести диалог, — предупреждает старший, поднимаясь из-за стола, хотя предупреждать раньше надо вообще-то. Чимин звонко смеется, допивая из тары последний глоток. И чуть не давится им, случайно вспомнив заплаканного Юнги. Внутри опять сдавливает, и дыхание спирает, по коже пробегают мурашки. Парень поднимается и приближается со спины, к моющему посуду мятноволосому. Рыжий ставит кружку, та цокает о мраморный топ кухонной гарнитуры. Чимин неловко обвивает талию хена и обнимает. Тело в его руках вздрагивает, но Пака не отталкивают. — Что ты т-творишь? — заикается Мин, взбудораженный действиями парня. — Пожалуйста, давай, просто постоим молча, — неотступно просит Пак. Выражения лица Юнги Чимин не видит, но может предположить, что тот хмурит брови, на переносице образовываются морщинки. Хен затаивает дыхание и его грудь едва заметно вздымается. По жилистым рукам стекает мыльная вода, капая в раковину. Чимину неимоверно нравится эта черта характера старшего — понимание. Бесконечное и всепоглощающее. Юнги не задает лишних вопросов, просто позволяет выплеснуть Паку эмоции наружу. Он не отпихивает, не абстрагируется, просто молчит. Как и просили. С ним пребываешь в спокойствии и полном комфорте. Это безумно круто. По истечению долгих секунд, рыжеволосый отстраняется, благодаря за прием (а может и не только): — Спасибо, хен, было вкусно, мне уже пора. — Я закажу такси, не торопись так. — Мы же еще увидимся? — робко интересуется. — Жду тебя на своих концертах, надо же образумить твою пустую голову нормальной музыкой, — ехидничает Юнги, заказывая машину в приложении. — Только больше я не пью. Мне хватило вчерашнего. Чимин сияет, как натертый кубок, натягивая на себя куртку и обувая кеды. Неохотно покидать пристанище хена, но дела зовут, как назло. Парни перекидываются парочкой фраз напоследок и прощаются на долгую неделю. Зацикленный круг Чимина превращается в луч с различными точками на нем. Каждая из них особенная, по-своему необычная. Посиделки в клубе никогда ему не наскучат, особенно в компании, особенно с Юнги. Он уже не может жить без увлекательных историй старшего, без его хриплого смеха, без язвительных подколов, без ослепительной редкой улыбки и, конечно, без самого Мина. Однако, всячески отрицает свою бесконечную привязанность. Проходит около трех месяцев, а Пак обязательно находит время пообщаться, написать (он все-таки пересилил себя и сделал это, ну или его кто-то подтолкнул ногой под зад), встретиться. В графике иногда всплывали намеченные прогулки по парку «с самым лучшим хеном», где ему перепадали сладости, хотя «для зубов вредно, идиот», — как говорил один Конфуций. Чимин стал реже бороздить сеть в тщетных поисках информации о Шуге, который пару месяцев назад пропал под странным предлогом переосознания своего творчества. В чиминовых неприступных для рэпа плейлистах проскальзывали песни Agust D, хотя Пак верен принципам, ради Юнги он сделал крохотное исключение из правил. Тексты Мина имели смысл — это веская причина. Окружение Чимина особо не менялось, однако его брат с парнем, которые были в курсе дружеских отношений Юнги и Пака, подозрительно на все это реагировали. Создавалось впечатление, что они смеются над рыжеволосым, будто знают все наперед и вот-вот где-то его настигнет тот самый прокол, за который его осудят. Сокджин так вообще какие-то двусмысленный фразочки, шутки отпускал и подтрунивал. — Чимин ревнует Юнги к Джуну, — заливается брат, хлопая по коленке. Пак начинает нервничать и злиться, звонко кладет вилку в тарелку и выдает первую и единственную осенившую его мысль: — Нет, я просто поинтересовался, почему Юнги-хен с ним работает допоздна! — А заодно одарил меня испепеляющим взглядом, как бы говорящим «кто подойдет к моему Юнги — будет лично мной закопан во дворе этого дома, я даже на могилке не постесняюсь станцевать»! — Ты гипертрофируешь, хён! И я не ревную! — Значит, то, что Юнги — твой, ты уже не отрицаешь? Чимин хватается за голову и жалобно стонет: — Хееен, прекрати! Мне просто интересно с ним общаться, что в этом такого? Джин откидывает голову, располагаясь на диване, и вздыхает, прикрывая лицо рукой. — Глупый маленький братец, — дразнит он, а затем отвлекается на пришедшее сообщение от Намджуна. Чимин хочет что-то возразить, но изменение лица брата притупляет его желание. — Что случилось? — вместо этого спрашивает Пак. — Джунни пишет, что завтра у него с Юнги какое-то грандиозное выступление. Приглашает прийти. Ты как, скучаешь по своему хену? Пак закатывает глаза, складывая руки на груди и грозно притопывая ногой. Конечно, скучал, что за дурацкие вопросы? Правда, отвечает иначе: — Я устал от учебы, почему нет? — знали бы вы, каких сил стоило ему не ответить колкостью любимому братику. В клубе сегодня на редкость тесно, прям не продохнуть, как говорится. Слишком много все-таки у Agust D фанатов. И все почему-то решили столпиться именно там, где находится Чимин, чтобы задавить его маленькое тельце своими потными тушками. Аргх, какой пиздец. До начала выступления чуть меньше получаса, но зрителей столько, словно к ним приехал сам Джастин Бибер, и Чимин, ей богу, не знает, почему привел такое странное сравнение. За столом (VIP, просто отмечу это) с ним сидит вся знакомая компания: Тэхён, Гук и Джин, высматривающий в толпе своего парня. Естественно, он не появится, ведь выступление на кону, как-никак. Но Чимин добрый, он не разрушит надежды любимого братика. Приторный запах кальянного дыма бьет в нос, и Чимин корчит лицо, когда даже глаза начинают слезиться. Свет в зале гаснет, что, несомненно, облегчает муки Пака, который вот-вот расплачется от дыма. Первым должен выступать Юнги, и Чимин весь в предвкушении. Конечно, он видел пару раз, как Мин читает рэп, но все эти моменты как-то подозрительно ускользали. Сегодня, он думает, что наконец сможет полностью насладиться музыкой. И да, теперь, Чимин признает рэп как творчество, однако не весь. Только Юнги. Софиты освещают сцену и уровень громкости голосов возле нее настолько высок, что все бокалы разбились бы в округе. Как можно выносить такую толпу фанаток? Ведущий в фирменном галстучке и пиджаке выходит на сцену, объявляя участников, но его прерывает на короткий разговор шепотом Намджун. И тут Чимин начинает ничего не понимать. Что там произошло? Мужчина в галстуке учтиво кивает, извиняясь за заминку перед застывшей толпой, и приглашает на сцену Рэп Монстра. Пак в курсе, что это творческий псевдоним Кима, но почему именно Джун появляется на сцене? Собственно, фанаты особо не расстраиваются, только громко аплодируют, присвистывая. Чимин оборачивается на ребят в поисках поддержки или объяснений, но те лишь качают головами, сами не понимая, что за внезапная замена. Несмотря на то, что АрЭм неплохо читает, все время Чимин сидит как на иголках, не прекращая поглядывать на дверь гримерки. Вдруг Юнги соизволит объявиться. Но ни через пятнадцать, ни через тридцать минут никто не выходит. После Джуна на сцену идет уже совершено другой человек, а Мин все также не виднеется на горизонте. Чимин резко подпрыгивает, чуть не набрасываясь на Намджуна, завидев его силуэт издалека. Джин пытается усмирить пыл брата, но это бесполезно, поэтому отступает. — Джун, Джун, — тараторит Чимин, дергая рэпера за руку. — Почему Юнги не вышел на сцену? Что-то случилось? — Не волнуйся ты так, — успокаивает его Нам, присаживаясь рядом с Джином, и внаглую отбирая у него коктейль. — Просто у Юнги нарисовались важные дела, вот он немного и припозднился. Выйдет скоро твой голубок, — посмеивается Ким выпивая половину стакана молочного напитка под возмущения своего парня. На деле, Мон ещё не сталкивался с такой ситуацией, чтобы Мин опаздывал на свой собственный концерт, несмотря на какую бы то ни было причину. И это правда странно, но во имя безопасности и спокойствия Чимина, он конечно же об этом не скажет. Мало ли дела серьезные. Зачем лишний раз малому голову морочить? — То есть он скоро выйдет? — Пак смотрит щенячьими глазками на Джуна, выпытывая правду. — Что у него за дела? Ким задумывается, постукивая короткими ногтями по столику, от чего рядом стоявший стакан вздрагивает. Он тщательно размышляет над свои ответом, ведь обычно словами на ветер не бросается. — Честно, не знаю, но не думаю, что нужно беспокоиться, — делает еще пару глотков, утоляя жажду. — Юнги уже не восемнадцать лет, хотя даже тогда он не вел себя опрометчиво. Только Чимин вновь пытается вступить в дискуссию, как сцену озаряет яркий свет, толпа с визгами окружает танцпол, а в самом центре появляется Agust D. Чимин аж подскакивает с места, несясь к сцене. Давний инцидент все уже позабыли, чему парень несказанно рад. Оказываясь непосредственно в близости с рампой, и чуть не целуется с ее поверхностью лицом от толчков позади стоящих ополоумевших девиц. Когда рыжеволосый парень уже собирается обругать благим матом этих куриц, в глаза бросается ярко-красное пятно, а конкретнее, прижмурившись, — милый свитер цвета кармина в белую клеточку и ошеломительная в сочетании с ним, мятная шевелюра, не меняющаяся месяцами, подвязанная розово-лавандовой повязкой. Чимину не мерещится? Это точно тот суровый Юнги, который трахает зал одним взглядом? Яркие детали образа неимоверное отвлекают от явных изменений. И, к сожалению, не таких потрясающих. Юнги, еще не выступивший, выглядит так, будто уже час, не меньше, разносит этот клуб своими движениями и речитативом. Пак скидывает это на то, что, возможно, Мину пришлось бежать, так как он и так прилично опоздал. Но, приглядываясь, Чимин все больше замечал «радужных» подробностей. Когда под глазами рэпера успели притаиться синяки под слоем консилера? И почему его веки так опухли с их последней встречи? Сфокусировав взгляд, парень ищет все несостыковки и нюансы, словно врач, ставивший диагноз по одному внешнему виду пациента. Так проходят одна песня за другой, проскальзывая мимо ушей, все кругом сейчас замирает, а Чимин только и может, что не сводить взгляд с Мина. Юнги наконец зачитывает последний трек, обходя сцену по кругу, и едва касаясь рук фанатов своей, как у него вздрагивает нога, и то чуть не теряет равновесие, но все как остолопы, отчетливо этого не замечают, или просто игнорируют. И к первому варианту, Пак склоняется сильнее. Последние слова рэпер и вовсе проглатывает, смазывая концовку, а микрофон выпадает из рук, однако все поддают шуму, принимая это за своеобразный свэговский элемент шоу. Бросить микрофон с пренебрежительным видом и пафосно уйти — круто. Уронить устройство из несвойственно дрожащих рук и фактически сбежать — подозрительно. Но зрители разницы не видят, поэтому разбредаются по барным стойкам и своим столикам, оставляя без внимание случившееся. И один Пак, сломя голову, рвется в гримерку. — Джун! Джун! — почти срывая голос, орет Чимин. Он готов поспорить, что все даже возле колонок уловили его крики. Парень растрясает обмякшее тело Нама, сложившего голову на плече его задремавшего брата. — Не дрыхни! Юнги-хену плохо! — М, — мычит АрЭм, лениво приоткрывая один глаз. Пак выглядит встревоженным и напуганным до кончиков волос, вставших дыбом даже на руках. — Что случилось? — Мне он нужен! Срочно! Отдай мне его! — сильнее теребит разморенное тело Чимин, при это не прекращая надрывать связки. — Не спи! — Кого тебе надо? — все еще не воспринимает до конца информацию Джун, приподнимаясь, облокотившись руками об обивку и частично Джина. — Ключ. От гримерки. Я должен туда попасть! Ким, не думая, вытаскивает из карманов брюк связку, протягивая ее Чимину, чтобы лишний раз не задавать тормозящих взбудораженного парня вопросов и не тратить ни свое, ни его время. Чимин резко выхватывает ключи, подрываясь с места и размываясь силуэтом вдалеке среди сотен тел. Джун только успевает вспомнить о долгом отсутствии Юнги, как в мгновение ока засыпает. У Чимина, кажется, тоже начинают дрожать руки, и он не попадает с первого раза в нужное отверстие, а когда ключ входит четко, то с трудом прокручивается в этом дрянном замке. — Аргх, сука, — не на шутку злиться парень. — Ну давай же, давай! Еще пару телодвижений, и злоебучая дверь поддается напору и кончающемуся терпению Чимина. В гримерке кромешное молчание, разбавляемое лишь шипением, напоминающим звук трения шин об асфальт, только в разы тише. — Ю-юнги-хен? — содрогнувшимся голосом спрашивает рыжий, пробираясь внутрь. Он замечает скукожившуюся спину на стуле напротив завешанного шторкой зеркала. — Хен? — снова произносит парень. Тело вдруг раздвигает плечи, поворачиваясь к Чимину лицом. «О, боже, это Юнги!» — отчеканивает трелью в голове. — Айщ, Чимин-а, — Мин проводит пальцами по раковине уха, быстро заводя руку за голову, вторую — он засовывает в карман черных брюк. — Ты почему такой взъерошенный? — мягко улыбается, немного скользя взглядом по ворвавшемуся в гримерку парню. — Что это было? — уходит от ответа, настигая своими вопросами. — А что было? Я плохо выступил? Что-то не так с моей прической? Я вроде воспользовался помощью гримера… Давно знал, что нужно ее уволить! — Юнги прокручивается на стуле, и остается спиной к Паку, что-то усердно записывая на листок бумаги. — Ты выглядишь таким уставшим. Ты чуть не упал на сцене! А тот микрофон? Только не говори, что выронил его не случайно! — Чимин закипает, притоптывая ногой и скрестив руки на груди, но затем смягчается. — Хен, все точно в порядке? В ответ тяжелое молчание, и чирканье ручкой по бумаге. — Ну, посмотри же ты на меня, — не выдерживает, разворачивая Юнги на стуле к себе лицом. — Чимин-а! Отвали, чего ты прицепился-то ко мне! Я просто немного утомился, ничего особенного! — Мин перенимает негативную ауру Пака на себя. — Ты на ногах-то едва стоять сможешь, о чем ты вообще! И почему ты скрываешь от меня руки, — Пак тянется к запястью рэпера, пытаясь разузнать причину. Мин вздрагивает, одергивая предплечье назад, но Чимин, конечно, сильнее и ловчее, чем полумертвый Юнги. — Господи, у тебя руки дрожат, как у эпилептика! Что за херня, Мин Юнги?! — опускает все обращения к чертям. — Я вызываю врача! — Да, притормози… ты! — кое-как вырывает руку и приподнимаясь. — Со мной все в порядке, видишь? — рывком вскакивает на ноги. Это и становится фатальной ошибкой. Мин на мгновение отшатывается, упираясь руками подлокотники стула. Взгляд его становится туманный, на долю секунды до помутнения радужки там проглядывается страх, а затем ватные ноги подставляют носителя, сгибаясь пополам. У Юнги темнеет в глазах, в ушах стоит бесконечный тонкий и мерзкий писк, угасающий с пронзительным криком знакомого высокого мужского голоса, напоминающий звук упавшего оземь микрофона. Рэпер падает в бессознательном состоянии с приоткрытыми губами, — видимо, что-то ещё пытался сказать, — если бы не слаженные быстрые движения Чимина, Мин бы уже приложился бы головой хорошенько или разбил бы колени к херам собачьим. В руках до смерти напуганного рыжего паренька покоится обмякшее тело Юнги, его голова беспомощно болтается, а губы все также приоткрыты. Сейчас Чимину до конца удается разглядеть мелкие морщинки на гладком лице и резкие синие круги под глазами, неаккуратно покрытые косметическим средством. Пак метается глазами из стороны в сторону, отыскивая место, куда можно уложить бессознательного парня, и удачной находкой становится диван. Страх окончательно накрывает с головой, когда идеи, что делать дальше заканчиваются. Джун и Джин просто не в состоянии помочь, отлавливать Тэ и Гука по всему огромному клубу — слишком долго. С дуру Чимин бросается к первому шкафу, выворачивая все вещи внутри, и к невероятных масштабов везению — обнаруживает брошенную аптечку для первой помощи, давно покрытую слоем пыли. Он открывает ее, ломая крепление и вытаскивает бутылек нашатырного спирта, вымачивая им вату. Юнги лежит, не подавая никаких признаков жизни, разве что, поднося руку к его ноздрям, чувствуется слабое дыхание, и пульс прощупывается. Пак приподнимает для удобства голову парня, поднося ватку и размахивая ей возле носа. — Хен, хен, — встревоженно хнычет. — Очнись, пожалуйста. Глаза перекрывает подступившая влага, Чимин сжимает их, скуля, и начинает реветь, пуская слюни на лежащее тело. — Очнись, очнись, очнись, — словно впадает в безумие и не способен произнести ничего больше. Вата не помогает. Пак утыкается носом в грудь, которая все еще вздымается и плачет. Позволяет себе эту слабость. Становится так страшно, так больно. — Х-хен, — захлебывается своими же слезами, когда его головы касается мягкая теплая ладонь, слабо поглаживая. Раздается смешок, а затем хриплый, словно прокуренный, голос: — Ты чего, Чимин-а? — Хен! — Пак крепко прижимается к парню на диване. — Ты очнулся! Я-я… Я так напугался, ты упал, и я… я думал, ах, — с трудом составляет предложение в голове от нахлынувших смешанных эмоций. Рука продолжает поглаживать блестящие рыжие прядки, иногда касаясь лба. Юнги старается привстать на локтях, но Чимин категорически не дает ему это сделать. — Лежи, ты же только что… — запинка. — Ты… — Все нормально, просто слишком жарко было на сцене, немного перегрелся, — проводит рукой за ухом, хрипло смеясь. Если бы Чимин был знаком с Мином от силы неделю, он бы с легкостью повелся на такое глупое оправдание. Но этот жест. Юнги всегда так делает, когда волнуется, переживает или лжет. Тон Чимина сменяется строгим, таким, которым выведывают информацию у шпионов: — Скажи правду, Юнги-хен, мы оба знаем, врать нехорошо. Должна же быть веская причина, Джун-хен, говорил, что ты не поступаешь опрометчиво! — Он любит идеализировать мой образ иногда, я тоже не ангел во плоти, — расслабляет мышцы лица, откидывая голову назад. — Не стоит ждать от меня какой-то душераздирающей истории, я просто заработался — не более. А мой убогий вид и обморок — последствия. — Значит так, — командует Чимин, стараясь не выдать беспокойства, чтобы придать увесистости своим словам. — Сейчас я отвезу тебя домой. И это не обсуждается. — Как скажешь, — тоже прячет эмоции, но губа нервно дергается. После косвенного согласия Пак подхватывает Юнги на руки, словно фарфоровую куклу, у которой от малейшего прикосновения может треснуть шарнир. Мин создает вид полного пофигизма к происходящему, но Чимин может поклясться, что слышит гулкий стук его сердца. И пусть Юнги не такой легкий, как пушинка, он все еще хрупкий и беззащитный в чужих руках котенок. В момент выброса адреналина в мозг странные мысли посетили бедную голову парня. Он засмотрелся на мелко подрагивающие ресницы и суховатые губы Мина. Чимин готов поспорить, они все равно мягкие. Однако, эти мысли тут же отбрасывает, махая головой, как баран. Пока Пак нес Юнги, тот благополучно успел изучить каждую зацепку на сером пушистом свитере рыжего. Конечно, это не так интересно, как рассматривать плавные и изящные изгибы лица, но поднять глаза вверх, что-то мешало, удерживало. Сложное чувство, затаившееся глубоко внутри. На улице свои права отстаивает февраль, хотя март очень близко. Ледяной ветер задувает Юнги прямо за шиворот, и тот фыркает, утыкаясь носом в серый свитер Чимина, чтобы погреть нос. Выйти во двор из запасного выхода — не лучшая идея, но адекватная. — Извини, из-за меня ты еще и простудишься, — Чимин переминает ноги, ожидая такси, и накрывая Юнги объятьями. Говорят, если прижаться друг к другу, то можно согреться. Хорошее оправдание, Пак Чимин. — Шутишь что ли? — Мин удивленно изгибает бровь, ища подвох. — Да если бы не ты, я бы свалился замертво и лежал бы там до скончания века! Пак растирает свои руки, выдыхая на них пар изо рта, а потом накрывает ими трясущиеся руки Юнги. Тот вздрагивает, то ли от холода, то ли от промозглого ветра, накрывшего новой волной, но подходит ближе. Чимин не отвечает на слова хена, просто переплетает пальцы. Это прикосновение настолько интимное, что хочется затаить дыхание. Никакой секс и поцелуи не имеют надобности. Парни обнимаются, тая и миллион раз умирая в объятьях. Первый раз, увидев руки Юнги, Чимин знал, что они приносят только удовольствие. Только покой. Юнги все же решается заглянуть в глаза парню. И его приковывает к асфальту. Они смотрят друг на друга одновременно, почти не моргая, пространство в легких заполняется стальным воздухом, ноги подкашиваются, но это не страх. Что-то определенно другое. Приятное. До дрожи в коленках, до патоки, растекающейся по венам густым вязким потоком. Чимин чуть наклоняет голову, тянется вперед. Ему даже кажется, что парень визави тянется в ответ, а в его шоколадных глазах загораются блаженные огоньки эйфории. В жалком дюйме друг от друга, идиллию прерывает ударяющий в сознание скрип шин. Этот звук током бьет Чимина, парень выгибается, стараясь прийти в себя. Что он только что, твою мать, пытался сделать? Поцеловать? Кого? Юнги? Боже. В такси ужасно неуютно. Как бы Чимин толерантно не относился к людям, всегда находятся те, кто просто вымораживает всем своим существованием. Мужчина лет сорока, не очень опрятный на вид: скулы и лохматые волосы его испачканы, чем-то похожим на машинное масло, сидит за рулем, не прекращая трындеть «за жизнь». То он рассказывает о своей беременной дочке, которая не пишет «любимому папочке», то сетует на «нищенскую зарплату, кормиться сложно». Не то, чтобы Пак не умеет сострадать людям или что-то типа того, но это реально перебор. Сейчас голова превратится в бомбу замедленного, даже заторможенного действия и начнет пылать изнутри, поражая нервные клетки. Бедная детская психика, ибо мальчик, еще не испорченный во всех смыслах, просто не выдержит этого разглагольствования. Лучше бы они замерзли с Юнги на улице, чем лезли в этот автомобиль. Мин же, вопреки всем чиминовым ожиданиям, меланхолично смотрит в окно, не обращая особого внимания на «увлекательные» истории водителя. Он забаррикадировался, подперев кулаком подбородок, проваливаясь в сон и приходя в себя. Свет фонарей мягкими формами оседает на его бледной коже, соскользая по плечу вниз и вновь возвращаясь на выпирающие острые ключицы. Чимин, как побитый щенок, вжимается в угол заднего сиденья, скрывая злостью на водителя свои настоящие чувства. Точнее непонимание этих чувств. Свой неадекватный порыв он объясняет одним стаканом соджу. Мало, но, видимо, достаточно для оправдания самого себя перед… собой? А понимает ли Юнги, что произо… кхм-кхм, могло произойти? И не мираж ли ответная весьма одобрительная реакция? У Чимина глюки? Парень взлохмачивает волосы пальцами, чувствуя, что немного вспотел, потому что в корнях пряди влажные. В такси жутко жарко. Или опять мерещится? Чимин не рискует обернуться на Юнги, хотя гложет интерес, щекоча под ребрами. Стыд. Вот, что окутывает сознание. Парню неловко за то, чего не было. Но при этом, побочное чувство — обида? Очень грустно, представляя случившиеся в качестве неудачного сна или как последствие алкоголя. И теперь, все становится лишь запутаннее. Дом Юнги возвышается над мелкими деревьями, теряясь верхушкой в темноте ночи. Таксист (наконец-то) заканчивает свой монолог, и подхватив под руки Мина, Чимин тащит Юнги в квартиру. — Я и сам могу идти, — возмущается рэпер, пробуя отпихнуть Пака. Тщетно. — Я видел твои резвые попытки доказать мне, что все в порядке в гримерке. Как ты понял, я твоих стараний не оценил, — фырчит Чимин, крепче обвивая парня за талию. Только ради профилактики, естественно. Маленькие пальчики Пака бесподобно смотрятся на выпирающих ребрах, не поспоришь, но мы не об этом. Знакомый фуржетный аромат мяты с остринкой, едва исходивший от его обладателя, прекрасно насыщал квартиру. Пропитанный запахом воздух ударяет в нос, пробираясь до самых мозгов. И Чимину это навевает уют. Он помогает разуться Мину под неостанавливаемое ворчание, а затем снимает кеды сам, оставляя на полу в прихожей. Паркет мягкий для ног, не продавливается, конечно, но точно получше ламината в съёмной квартире Чимина. Мин увиливает от рук Пака, потому что «я не ребёнок, дубина, сам дойду». И почему-то Чимин нисколько не удивляется, когда слышит грохот и шипение из спальни. Не взирая на отсутствие своей бурной реакции, ему все равно боязно за старшего, поэтому он несется, собирая по пути все углы и вертикальные прямые (любитель геометрии просто). Юнги скулит, схватившись за колено, с наполовину снятым свитером, свисающим на шее бесформенным мешком. Он оборачивается на Чимина, строя невинное выражение лица: блестящие глазки-пуговки и носик кверху. — Боже, что… Хен! — упирается руками в бока, стоя над Юнги. — Ты мог попросить меня о помощи! — как-то обиженно возмущается Чимин, поднимая за плечи Юна. — Ты ещё слаб, чтобы скакать по комнате, как конь. — Я не дед, чтобы сидеть в коляске и принимать свою беспомощность! — размахивает руками во все стороны. — Зато ворчишь как старый пердун! — Чимин затаскивает Юнги на кровать, только сейчас понимая, что мятноволосый наполовину обнажен, и все еще не снял с себя свитер, в котором успел запутаться. Пак подхватывает свитер за края, помогая высвободиться парню, в то время как уши начинают пылать. Кожа Мина врезается в глаза, как солнечные лучи, ослепляя своей белизной. Две точечные капельки сосков и обрамляющая талию резинка боксеров, виднеющаяся из-под джинсов. Губы невольно изображают немую букву «о», но Пак вовремя отмирает, когда баритон Юнги заливается в уши медом. — Тогда принеси мне воды, пожалуйста, госпожа Пак, мне совсем уж невмочь тащить свою барскую задницу на кухню, — передразнивает Мин, подкладывая согнутую в локте руку под голову. Чимин закатывает глаза и молча кивает, отправляясь выполнять поручение. Он скоро наливает из кувшина прохладной воды и относит стакан парню, чуть не спотыкаясь на пороге комнаты. Пару капелек теперь стекают по его рукам, которые он растирает рукавом. — Тебе не холодно? Укройся одеялом, — советует Чимин. Вовсе не потому, что уже сложно наблюдать полуголого рэпера в постели. Пусть и не своей. — Смущаешься? — Мин читает его, как открытую книгу. — Мы же оба парни, чего ты там не видел? Я же не без трусов хожу, да даже если бы и так… — Ты замерзнешь, ночью обещают минус десять, — перебивает рыжий, явно не случайно. — А ты пойдешь домой? — поглядывает на часы. — Уже поздно. — Я? — будто в комнате есть кто-то кроме него. — Н-нет, все нормально, мне же не десять лет, Юнги-хен. Мин недовольно поджимает губу и ведет бровью. — Ты останешься здесь. И это не обсуждается, — пронзает взглядом Пака. — Н-но… — Душ по коридору налево, рядом с кухней, кровать у меня большая — поместимся, — неумолимым тоном изрекает Юнги. Чимину остается сдаться и послушать хена (старшего всего на два года!), но самому себе признаться, что надеялся услышать подобное. Очень надеялся. Пак, принимая душ после невыносимого похода в клуб, смывает с себя весь негатив и страх. В любом случае, Юнги лежит в соседней комнате, качая ногой в такт заевшей песни. Если рядом с Чимином ему спокойнее и проще уснуть, то Чимин никогда его не бросит. Ни за что. Натянув на себя поношенные шорты Мина и его же самую обычную белую майку, Пак заходит в спальню, наблюдая за тем, как сопит Юнги, свесив руку с постели. Словно маленький одинокий котик, со слегка растрепанными волосами, все такими же обескураживающими, и не смытым макияжем. Чимин незаметно подкрадывается, боясь разбудить заснувшего хена своим топотом, и осторожно приподымает уголок одеяла, чтобы лечь на край кровати. Мин ворочается во сне, бормоча под нос что-то про розы. Наверное, ему снится фрагмент из новой дорамы. Пак, размышляя над этим, быстро погружается в глубокий сон, не замечая, как стираются границы между ним и Юнги.