My heart is blind but I don’t care ‘Cuz when I’m with you everything has disappeared And every time I hold you near I never wanna let you go*
Проходит неделя с последнего пребывания Чимина в гостях у Юнги, и именно в этот день он узнает от Тэхена, который в институте все знает, что бывшая Пака порвала уже с третьим парнем за несколько месяцев. Рыжий нисколько не удивляется, он вообще никак не реагирует. Связи с ней оборваны уже давным-давно, поэтому ему все ровным счетом по барабану. Плевать с самой высокой колокольни. Но Джунг не отступает, и, видимо, посчитала, что сейчас самое время возобновить отношения с Чимином, поэтому объявляется возле входа в училище, радостно вешаясь ему на шею, словно любимая старшая сестренка. Тот грубо отпихивает ее, кидая в ответ холодный взгляд полный презрения. Тэ, стоящий рядом, тоже огрызается, злобно шикая на девушку: — Будь ты парнем, я бы проехался по твоему милому личику, — Тэхен почти кидается на нее. Пак отгораживает Кима от Джунг, не давая им сцепиться в перепалке, а еще хуже — драке. — Чимин-а, — противно верещит она, а рыжего передергивает от такого наигранного обращения. — Почему ты дружишь с этим грубияном? — строит невинное лицо, чмокая губами. — Я думала, что мой совет не общаться с ним, помог тебе. — Довольно. Не называй меня так, — злится он, когда слышит огромное количество нелестных комментариев в сторону друга. — Проваливай. — Но, Чими… — Я сказал тебе уходить, Джунг, — уже сам еле сдерживается, потому что ему мерзко находиться рядом с ней, а внутри гложет старая боль и обида. Девушка резко меняет манеру речи, притопывая каблуком: — Сам виноват, что я тебя бросила, урод. Так и знала, что ты педик! Долбись с этим неотесанным придурком в задницу дальше! Ты мне омерзителен, — визжит на всю улицу, ловя недоумевающие взгляды прохожих, и разворачивается, горделиво задирая голову вверх. — Взаимно, — кричит вслед Пак, а сам старается успокоиться и не побежать за ней, чтобы отвесить пощечину. Это не девушка, а тварь. Вечером по пути домой трудно перестроиться на другой лад, выкинуть из головы Джунг. После неприятного диалога, безумно хочется забыться, кому-то выговориться, и Пак ничего лучше не придумывает, как позвонить Юнги. Хотя, может, он просто соскучился. На другом конце разносятся посторонние звуки, похожие на скрип или хруст, сложно разобрать, лишь потом Мин берет трубку. — Юнги-я? — после нескольких гудков произносит Чимин, прижимая мобильник крепче к уху. — Ты сейчас не занят? — У тебя что-то серьезное? — взволнованно говорит Юнги, попутно с кем-то переговариваясь. Пак слышит обеспокоенность в чужом голосе, поэтому решает пока что не обременять парня, особенно, после недавнего обморока. — Нет, ничего такого, просто хотел узнать, как дела. — Прости, я-я немного занят… — делает небольшую паузу, опять отвлекаясь на посторонний голос. — Перезвони мне позже, Чимин… — сбрасывает, и тут не понятно, он не использовал обращение, или сбросил раньше, чем договорил. Пак опускает телефон от уха, долго рассматривая горящую надпись на экране, освещающую его лицо. Он выдыхает, выпуская клубы пара изо рта, и заматывается в шарф, прикрывая промерзший красный нос. Паршивый выходит день, и, видно, не только у него. Дом, как обычно, встречает пустотой. Никого. Абсолютно. И Чимин, кажется, привык. После расставания он подыскал себе однушку, естественно, не сообщая об этом маме, и переехал все в тот же Сеул, но выбрал немного другое место. Пак заваривает чай пакетиком, которым пользовался с утра, насыпает пару ложек сахара, точно не знает сколько — не считает. Усаживается на стул, попивая довольно пресный напиток, и листает профиль Шуги в Твиттере. К огромному удивлению последний твит был опубликован около часа назад. В нем певец сообщает, что начал работу над новым альбомом. К посту приложена фотография разбросанных листов и черной лакированной гитары, указывающая, что работа действительно ведется. Краткость — сестра таланта, как говорится. Но даже пара слов и небольшое фото смогли сильно воодушевить расстроенного Чимина, и тот приободрился, залпом выпивая оставшийся «напиток». Но еще одна вещь, способная его раззадорить, даже поразить, заставив радостно запищать, подпрыгивая с места, — это сообщение, пришедшее в личку. И, вроде бы, чему так радоваться? Но это было сообщение от самого Шуги! Чимин не верит своим глазам, наворачивая круги по комнате и судорожно открывая пальцами диалог. Неужели он его заметил? Почему-то сразу захотелось набрать Юнги и похвастаться этаким достижением, но Пак тут же вспоминает неприятный разговор по телефону и тот утренний после института, так что желание мигом пропадает. Рыжий замирает, внимательно вчитываясь в буквы. На секунду лицо становиться каменным, а потом нелепая дурацкая улыбка до самых ушей озаряет его.От Suga: Спасибо, что с самого начала моего творческого пути оказывал поддержку. Она много раз меня спасала. Хотел бы увидеться с тобой вживую. Приму любой твой ответ, Пак Чимин.
Парень несколько раз водит глазами из стороны в сторону, чтобы окончательно поверить в реальность происходящего и лишь потом принимается набирать ответ. Он долго думает, набирая заново и заново, пока не останавливается на нейтральном:От Jimin:
О. Боже. ДА. Я буду очень рад встретить такого талантливого человека.
Люблю каждую строчку твоих работ.
От Suga: Тринадцатого на сеульском железнодорожном вокзале в 20:00. Я буду ждать возле центрального входа у фонаря. Прошу, не опаздывай.
Несмотря на эйфорию, полученную от осуществившейся потаённой мечты Чимина, парня не покидает чувство тревоги, пробирающееся по всему телу мурашками. Юнги пятый день не берет трубку. Не отвечает на сообщения. Игнорирует кучу грустных смайликов в какао, а ведь обычно тут же любил поднять настроение Пака пошлой шуточкой или своим селфи на фоне «какого-то угрюмого хера сбоку». И все бы ничего, но Мин всегда находит минутку в загруженном расписании, чтобы набрать хотя бы незамысловатое предложение из двух-трех слов или пожелать спокойной ночи в четыре утра. Чимину, конечно, не нравится такой график, о чем он вечно говорит Юнги, но тот лишь хмыкает, пожимая плечами, и треплет по рыжим волосам своей ладошкой, ласково улыбаясь. Из ближайших друзей Мина, оказывается, Пак знал только Намджуна. И дело в том, что в жизни их количество одним и ограничивалось, если не считать Чимина. И как единственный лучший друг, Моня был не осведомлен о делах Юнги от слова «совсем». С Паком и так все понятно. Неделя подходила к концу, а от мятного ни слуху ни духу, хоть убейся. А Чимину со своими крепкими нервами действительно захотелось. Никакой Шуга уже не мог обрадовать, и, кажется, Пак начал вспоминать, что такое депрессия. Однако, его друзья в лице Тэхена и Чонгука реально волнуются, поэтому навещают его в пятницу после пар часа в четыре, всей ватагой заваливаясь в небольшую квартирку. — Так и будешь сопли жевать или все-таки съездишь к своему Юнги-хену разузнать причину пропажи? — спрашивает Тэ уже где-то после второго стакана соджу. Он заваливается головой на колени Гука, вытягивая перед собой руки и рассматривая их. — Я не думаю… — Опять ты не думаешь, да что ж такое! — перебивает чиминовы нюни Чон, полностью солидарный с Тэхеном. — Ты же в курсе, что от просиживания твоей аппетитной задницы ничего не изменится, ЧимЧим? — Ким получает легкий подзатыльник от Гука. — Айщ, я не оратор — призвать тебя к чему-то с легкостью не сумею, но, надеюсь, ты и сам не дурак — поймешь. — Я понимаю, Тэ, — виновато склоняет голову, пристально изучая граненый стакан. — Послезавтра схожу к нему, честно. — Знаю я твое «честно», — на этом слове Ким поднимается, подходя к Чимину, и ставит его на ноги. — Сейчас же собираешься и едешь к своему «Юнги-я»! — передразнивает манеру речи парня и пихает Пака за плечи к прихожей, чтобы потом накинуть куртку и замотаться шарфом. — Мы с Гуком позаботимся о твоей квартирке, — засовывает деньги в карман рыжему на такси, сопровождая Чимина за дверь, и, перед тем как ее захлопнуть, говорит: — И сколько, е-мое, можно тупить? Скажи ему все, что думаешь. Чимин не успевает и открыть рта, а по подъезду уже разносится хлопок. Что имел в виду Тэхен, он не понял, ну, собственно, не удивительно, ибо раз до этого не понимал, с чего должен сейчас? — Засранец, — выругивается по факту выкинутый вечером из своего дома парень. Конечно, он может постучать, попроситься обратно, но Пак слишком хорошо знает Тэ, так что просто потратит время на бессмысленные дискуссии. Да и навестить Юнги — не такая уж и плохая идея. Пока ждет такси, парень пробует в энный раз набрать номер Мина, но как обычно ответом служат лишь глухие гудки и голос оператора. Печально. Больше всего Чимин старается не думать о чем-то плохом. Страшно признать, но мысль о том, что Юнги просто потерял сознание и лежит у себя в квартире, медленно умирая, приходит к нему. Но он отгоняет ее подальше, поскольку слишком бурная фантазия — гиблое дело. Уже возле до боли знакомого подъезда Чимин делает глубокий вздох, оглядываясь вокруг. Ничего не изменилось, хотя и не должно было. Он делает пару небольших шагов навстречу, входя внутрь дома. В лифте странным образом мигает лампа: это немного настораживает, но мы же не в хоррор фильме, верно? На лестничной площадке его приветствует та самая соседка, вновь поливающая цветы, что больше напоминают маленькие пальмы. Парень вежливо кланяется женщине, здороваясь, а она принимает вертикальное положение, поворачиваясь к нему лицом. — Если ты к Юнги, то он уехал с большим чемоданом около получаса назад, — аджума осторожно берет листья растения в руки, распыляя на них воду. Чимин на секунду теряет дар речи, переваривая слова в уставшей после пар голове. Он чуть не роняет телефон, который по привычке носил в руках, на плитку. Однако делает вид, что не удивлен и уже собирается уходить, хотя не имеет и малейшего представления, что теперь делать и куда бежать искать Мина. Женщина поправляет горшок, передвигая его немного в угол и продолжает: — Странно уезжать в отпуск в начале марта, да еще в пятницу тринадцатого, — возможно, она была суеверной, но слова, сказанные ею, заставили Пака вздрогнуть во второй раз, словно его окатили ледяной водой. Он замирает, задавая последний вопрос, прежде чем сорваться с места: — А который сейчас час? — Семь двадцать, а за окном так темно! — восклицает аджума, завершая поливать уже второй цветок. Паку действительно становится страшно, он перестает чувствовать все свои конечности, кончики пальцев превращаются в ледышки, а ноги ватные, словно еще шаг, и тут же провалишься, не осязав земли под стопой. В груди жутко щемит, ребра стягивает, сбивая дыхание, а боль перекрывает кислород, поступающий в кровь. Юнги сбежал, никого не предупредив. Просто ушел, будто он ни к кому не привязан. А может все время так и было? Может Мин и никогда не был привязан к чему бы то ни было? День, о котором Чимин полностью позабыл из-за беспокойства об отсутствии Юнги, но о котором мечтал так долго, что мука ожидания привела бы к невероятному наслаждению от получения желаемого. Но, а что же теперь? Пак не в том состоянии, чтобы думать, чтобы мыслить, чтобы… Чтобы существовать. Жить — это так больно. Когда любимый человек тебя бросает, и ты даже не можешь остановить его уход. Ты просто наблюдатель по ту сторону экрана, где твой мир рушится, пока кто-то просто меняет свой вектор. Так, погодите… Любимый человек? Ох, черт. Вот о чем говорил Тэхен, вот почему Чимин так волнуется и переживает, вот почему всегда готов быть рядом и прийти на помощь. Вот. Почему. Так. Больно. Пак, как подстреленный, срывается с места, хотя ноги абсолютно не слушаются. Он бежит стремглав, хотя глаза застилают слезы. Чимин пару раз падает на асфальт, раздирая и так разодранные джинсы, но никакая боль не может рассеять туман в разуме и уж тем более перекрыть душевную. Минут через тридцать, которые казались вечностью, он уже стоит, согнувшись пополам, возле центрального входа, отдышка настолько сильная, что Пак откашливается пару раз, стирая подсыхающую влагу с глаз. Во время шестикилометрового кросса в голове всплывали воспоминания о проведенных днях с Юнги. От этого давление под диафрагмой многократно усилилось. «Знаешь, если когда-нибудь все, что я делал потеряет для меня смысл, то я рвану обратно в Дэгу», — бархатный голос подвыпившего Юнги оседает в голове. Фраза, некогда сказанная Мином, все же вселяла надежды. Крохотные, но все же… Эта станция единственный ближайший путь до Дэгу, а раз Юнги не так давно покинул дом, то есть вероятность, что он все еще… — Юнги-я! — Чимин снова готов захлебнуться слезами, лишь увидев вдалеке знакомую мятную макушку, контрастирующую из-за освещения фонарей на фоне неба. — Ах. Юнги-я! Мин оборачивается, но не выглядит удивленным. Его глаза просто мутные. В них нет прежнего блеска или мерцающих огоньков. Его скулы расслаблены, а уголки губ тянутся вниз. Парень стоит с небольшой плоской коробочкой в руках. Чимин почти вцепляется в его плечи, стараясь ухватиться как можно крепче, чтобы не отпускать. Юнги вздрагивает и блеск в глазах все же виднеется, но это блеск от слезинок, что медленно катятся одна за другой по его щекам. — Ты пришел, — не веря самому себе, шепчет Мин, заторможено моргая влажными ресницами. — Ты меня так напугал!.. — утыкается головой в хрупкую грудь своего хена. — Зачем… зачем… зачем? — не может договорить до конца, задать четкий вопрос. Он поднимает взгляд, переполненный агонией. Но Мин все прекрасно понимает: несмотря на то, что сердце Юнги сыпется по кусочкам, царапая внутренность, как стеклом. Мин вдыхает побольше воздуха, чтобы не задохнуться прямо сейчас, в такой ответственный момент. Он просто протягивает коробку с большим красным бантом, завязанным по всем канонам новогодних мелодрам. — Возьми, — лепечет под нос, рассматривая свои дрожащие пальцы. — Ты дрожишь, хен! Опять? — Чимин берет Юнги за руку, а второй принимает коробку. — Что в ней? — Шуга не придет. Видимо, его больше нет, — хихикает, но смех похож на безумный от отчаяния. — Отку… Что? — Чимин ни черта не понимает, внутри все бурлит от смешанных ощущений и чувств. Страх и нежность чужой горячей руки. Боль в глазах напротив и гулкое сердцебиение от радости встречи. Что с ним? — Просто открой, — Юнги на редкость немногословен. Обычно он не любит говорить в компании незнакомых людей, но Чимин же ему не незнакомец, ведь так? Рыжий судорожно развязывает ленту, приоткрывая коробку и цепенеет, вновь хватая за руку Мина. Тот не сопротивляется, а его пальцы все еще мелко дрожат. Это диск с новыми песнями Шуги. Его новый альбом. На нем красуется красивое: «Hometown», а снизу автограф Шуги. Тот самый с аккуратно выведенной буквой заглавной буквой псевдонима, похожую на изящную змейку. — Э-э-это мне? — вопросы переполняют мозг, но Чимин задает самый глупый. — От меня, — добавляет Мин, опустив голову, чтобы не было видно слез. — О чем ты, хен? — расцепляет руки с Юнги, укладывая свою ладонь ему на плечо. — Я больше не могу писать песни, это был мой последний альбом в единственном экземпляре, — на языке крутится так много недосказанных слов, но страх мучает, разъедая изнутри дырку. Хотя сердце разбито, что может быть хуже? — Я уезжаю, Чимин-а. «Я уезжаю, Чимин-а.» Почему? Я не нужен тебе? Ты просто можешь взять свои вещи и бросить меня? Чимин думает, что не произнес этих слов вслух, а Юнги, что больнее ему уже быть не может. Говорят, что смерть человека проходит 3 стадии: Сопротивление Пак падает на колени, стукаясь о промерзлый асфальт, в очередной раз раздирая колени. Он шипит, роняя коробку, и впиваясь руками в кожаную куртку, которую когда-то возвращал Юнги. Ему плевать на людей вокруг, он просто сильнее впивается пальцами в косуху, чтобы держать, пока может. Чтобы быть рядом еще чуть-чуть подольше. Он бормочет как в бреду, умоляя, как никогда никого не умолял и никогда никого не просил. Воспоминания Он утыкается головой в чужие колени, но такие родные. Он помнит, как приятно было засыпать на них, когда хен поглаживал его рыжие прядки, нашептывая, какой же Чимин дурак, раз не поспал после экзамена. Он хрипло дышит ртом, через новый поток слез, не дающих ему кричать. А так хочется. Юнги опускается, нежно обнимая дрожащими руками Чимина. Он тоже плачет. Делает это тихо-тихо, но Пак отчетливо слышит завывания и шмыганья под ухом. Напевает Чимину строчки своей песни, убеждая его в своих словах, той самой, которую так любил слушать парень у Шуги, для успокоения. Хотя какое к черту спокойствие? Трансцендентность Это за пределами ума и чувств, действия Чимина настолько безрассудные, но лишь это кажется решением всех проблем сейчас, самое малое, что он может сделать, что может его спасти. Последний глоток воздуха в агонии, последний вздох, последнее касание. Он просто хватается за воротник Юнги, отстраняя мятного от себя, чтобы впиться своими губами в его. А они такие теплые, такие занебесно мягкие. За гранью реальности. Если это сон, то пусть он будет вечным. Если ради этого, придется пройти такие муки, Чимин готов терпеть бесконечность раз, чтобы иметь возможность, вот так касаться чужих губ своими. Чтобы так же трепетно и горячо. Чтобы все мысли в голове развеивались, и чтобы горячее дыхание также смешивалось воедино, согревая. Чтобы слезы превращались в слезы счастья. Чтобы соприкасаться кончиками носа с Юнги, чтобы он отвечал. Когда Мин приоткрывает рот, вероятно что-то сказать в губы, Чимин нагло пользуется этим, стараясь получить больше. Насладиться моментом полностью. Он проникает юрким языком внутрь, стукаясь зубами, но сейчас мелочи не так важны. Во рту Юнги горьковатый привкус кофе, а он все равно невыносимо сладкий. Чимин сплетает языки, издавая блаженный стон. Он очерчивает аккуратный ряд зубов, не прерывая сладострастной патоки. Хен обвивает руками его шею, почти теряя равновесия и падая на поясницу, утягивая за собой Чимина. Ледяной асфальт немного отрезвляет Юнги, тот разрывает поцелуй и тонкую нить слюны между ними, оставляя дистанцию в пару жалких сантиметров. Он дышит, обжигая губы визави. — С-стой, а-ах, — Пак не может держать себя в руках, все случившееся снесло ему башню окончательно. Он снова целует, на этот раз более уверенно, ведь ему дали сигнал. Теперь они уже лежат на земле, Пак сидит на его коленях, наклоняясь ближе, а проходящие мимо люди озираются с недоумением. Прощальный подарок вместе с лентой валяются аккурат рядом. Но Юнги вновь отстраняется, хватая парня руками за лицо. Тот замирает, глаза застекленели, дыхание сбито начисто. — Что ты де-е-елаешь?! — слова застревают в горле, ведь Мин, кажется, напугал своего Чимина. — Тво…я д-девушка будет против… — Юнги отворачивается, потому что выглядит слишком развязно. Ему неловко, а еще страшно. — О чем ты? У меня нет никакой девушки! — не дает Мину скрывать свое лицо, заставляя его смотреть себе в глаза, тоже схватив за лицо руками. — Не обманывай меня, я видел тебя с ней возле института, — мятный делает попытку вырваться и отползти, но Чимин намертво прижимает его к земле своим телом. — Ах, вот оно что, — сокращает расстояние, сталкиваясь лбами. — Ты думал, что у меня кто-то есть и поэтому сбежать решил, хен? — Пусти меня, пожалуйста, — дергает ногами и вертит головой, потому что глаза опять наполняются слезами. — Что, если я не соглашусь тебя отпускать? Или ты считаешь, что поцелуй — хороший способ попрощаться с человеком и бросить его? — беззлобно дразнит Пак, припадая губами к мочке уха Юнги. — Та сука сама накинулась на меня. Она изменила мне пару месяцев назад, так что мы с ней больше обещали никогда не пересекаться. Я ненавижу ее больше, чем кого бы то ни было. Юнги сглатывает, вроде как от облегчения, но спрашивает, понимая, что пытался натворить и к чему это могло привести: — А меня?.. Ты ненавидишь? — А тебя я люблю, идиот, — шепчет, не спуская глаз с влажных слегка припухших губ, и, конечно же, целует их. Опять. Снова. Вновь. Всегда. Он неохотно слезает с Юнги, подавая ему руку. — Поехали домой, хен. Только не бросай меня, умоляю. На ватных ногах добраться до дома намного сложнее, чем кажется. А еще жгучее желание прижать разгоряченного Юнги где-нибудь в переходе пожирает изнутри, ударяя в мозг. Чимин прекрасно понимает, что это неправильно, но каждое незначительное движение Мина разжигает в нем голубое пламя. Юнги поправляет прилипшую ко лбу челку, второй рукой тащит за собой чемодан, стукающийся колесиками о землю. Он все еще с трудом разговаривает, поэтому предпочитает молчать, поскольку во рту пересохло, а язык прилип к небу. Мин сглатывает, стирая влагу с губ. Однако, все-таки стоило бы хотя бы что-то объяснить или сказать. Вот он и пытается: — Прости, я полный и беспросветный еблан, — коротко, зато в его непревзойденной манере. — Тебе было бы проще меня бросить на улице и идти домой. Или еще тогда, в клубе, просто харкнуть мне в лицо и выйти через запасной выход. — Не неси чепухи, хен. Ты лучший человек, с которым мне когда-либо посчастливилось встретиться, — Чимин немного расслабляется, отводя свои желания на задний план, просто берет Юнги за руку, поглаживая его костлявую ладошку большим пальцем. Мин выдыхает, опуская плечи. Его рука холодная, немного шершавая, но Паку все равно приятно держать ее, словно тискать большего плюшевого мишку, подаренного отцом на твой восьмой день рождения. Спустя какой-то промежуток времени, Чимин набирает в легкие побольше воздуха, чтобы на выдохе тихо повторить то, что уже говорил, но почему-то не получил ответа ранее: — Я люблю тебя, Юнги-я. Парень чувствует, как рука Мина напрягается, поэтому тело рыжего пробирает мелкая дрожь от страха. Ведь хен не ответил ему взаимностью. А поцелуй может быть банальным порывом эмоций в состоянии аффекта. Прежняя уверенность куда-то бесследно пропадает. Чимин сжимается, понимая, что ляпнул лишнего, поэтому уже собирается отпустить чужую, но такую родную руку. Но Юнги не дает, сжимая ладонь сильнее, так что виднеются сухожилия и вены. Он замирает, тормозя вместе с собой Пака. — Я тоже, — смачивает горло слюной, потому что еще трудно произносить слова. — Просто без ума от такого идиота, как ты. Не отпускай мою руку, прошу, — строит очень грустное, умоляющее выражение лица. Ну как отказать такой мордашке?