На исходе лета

       У Джона в квартире всегда пахло какими-то пряностями: на кухне — корицей, в гостиной — имбирём, в спальне — ещё невесть пойми чем. Ароматы эти смешивались, и, на самом то деле, от самого Джона также постоянно несло отнюдь не медикаментами, а различной выпечкой и приправами, запах которых он старательно пытался заглушить своим дешёвым мужским одеколоном. К его разочарованию, безуспешно.        У Джона в квартире с недавних пор мне стало гораздо уютней, чем в своей: тут, конечно же, пусть и не было моих вещей, микроскопа и личной комнаты, да и атмосфера царит абсолютно иная, однако всегда тепло, нет постоянного беспорядка и разбросанных вещей, комнаты пропитаны уютом, а ещё здесь не ощущается того гложащего постоянно одиночества, что словно преследует меня в моём доме и к которому ранее у меня было весьма иное отношение.        Вообще, перспективы одиночества меня никогда не пугали, принимались мною как должное, но не более. Когда-то я пытался знакомиться, но то ли от неумения общаться, то ли от своего рода замкнутости, все мои попытки заканчивались перепиской в социальной сети или очень неловкими прогулками по городу, но, к сожалению, или же к счастью, без логичного окончания. Когда эти люди сталкиваются с тем, что на душе у меня не бабочки, а проедающая тонкие стенки грудной клетки моль, то начинают отстраняться, и Джон, наверное, все также, как раньше, является одним из немногих, кого это во мне не отпугнуло.        Ватсон зашёл на кухню, открыл дверцу холодильника, достал оттуда ярко-синюю жестяную баночку энергетика и устало сел на стул напротив меня.        Джон был растрёпанный и заспанный, в недавно выглаженной футболке и старых джинсах. Он открыл пепси, сделал несколько глотков и серьёзно взглянул на меня, то ли оценивая мой внешний вид, то ли прикидывая в голове возможные темы для того, чтобы начать диалог. Впрочем, оно и ясно — в последнее время наше общение и вправду стало тускнеть.        — Так что ты хотел обсудить со мной? — наконец изрёк из себя он, делая очередные несколько глотков газировки и задумчиво косясь на меня.        — Кажется, я сломался.        — Сломался? Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу подобное от тебя, — он по-доброму рассмеялся, и в глазах его появились морщинки. — И в чем же заключается твоя поломка?        — Не уверен, правда, не уверен, но я словно стал… человечнее? Моментами потерял способность трезво мыслить, словно я уже и не я вовсе; перестал уделять работе должное количество времени, да ещё и бессонницы эти вечные, с которыми не справляются даже таблетки, которые ты советовал. У меня в голове какие-то сумасшедшие и сумбурные взрывы чувств и эмоций! Мне это не нравится, Джон, чёрт побери, что со мной? Я понятия не имею, что происходит! — принялся изъяснять свои мысли я. — Прошу прощения, я понимаю, что, возможно, не совсем правильно сразу говорить о своих проблемах, однако это правда меня тревожит, Джон.        На мой монолог Джон лишь расплылся в улыбке:        — Как её зовут?        — Её? — я одарил его непонимающим взглядом.        — После нашей первой встречи с Мэри у меня была подобная ситуация. Меня словно подменили: я начал чаще улыбаться, стал растерянным, сам не зная, от чего, не мог спать из-за лишних мыслей о ней. Конечно, ты сильно от меня отличаешься, но я уверен, что просто так такое не происходит. В особенности, когда дело касается тебя.        — Очень сомневаюсь, что я способен на что-то подобное, — выдавил из себя я. И ведь правда, ну быть того не может, чтобы я в кого-то влюбился…!        — Знаешь, не всё в этом мире поддаётся логике, Шерл, — усмехнулся он. — Порой людям присущи весьма нерациональные и, местами, глупые вещи. А ты, пусть и не хочешь этого признавать, тоже человек, Шерлок. Даже если и эмпат из тебя никудышный.        — То есть, ты действительно считаешь, что у меня появились чувства подобного характера к кому-то?        — Да, думаю, так и есть. В конце концов, это присуще всем. Пересмотри в голове на всё, что с тобой происходило за последние месяцы, как ты делаешь это с расследованиями. Приглянись к тем людям, с которыми больше всего разговаривал с интересом, быть может, найдёшь ответ на свои вопросы, так как уж тут я бессилен, — заключил он, пожимая плечами и сминая в руке опустевшую жестяную банку. — Возможно, я и не прав, Шерлок, но всем необходимо что-то чувствовать. Пусть это и непривычно для тебя.        — Сомневаюсь, конечно, однако спасибо, Джон, — неожиданно спокойно ответил я, встал из-за стола и без лишних слов направился к выходу.

***

       Я достал из кармана фетрового пальто ключи, вставил их в замочную скважину, провернул два раза влево и зашёл в помещение, от которого веяло холодом с самого порога.        Оставленная с утра на столе чашка остывшего чёрного кофе, разбросанные повсюду бумаги и книги, небрежно брошенная скрипка со смычком в кресле — привычный за столь долгое время глазам беспорядок. Тишина разъедалась мирным отстукиванием такта старыми настенными часами и шумом горящего яркими солнечными искрами летнего дня за окном. Я подошёл к окнам и задёрнул шторы, чтобы солнце не било мне в глаза и не мешало сконцентрироваться на мыслях. Конечно, это не особо помогло ситуации — нежно-кофейный оттенок ткани того не позволил, однако так зрению хотя бы было легче адаптироваться к освещению.        До одиннадцати вечера у меня ещё было полно времени, чтобы продумать план возможных событий во время нашей с Джимом встречи. Не знаю, прав Джон или нет, но мне и самому жутко хотелось разузнать причину моей эмоциональной нестабильности. И что-то мне почему-то подсказывает, что ею является отнюдь не возраст, нет, вовсе нет! Причиной этой является один невероятно умный человек из кофейни с мягким ирландским акцентом и именем, что с недавних пор так приятно и удивительно смакуется на языке — Джеймс.        Темнело летом в Лондоне быстро, приблизительно в семь сорок на город опускалась дымка темноты, толпы людей внезапно редели, а маленькие космические гиганты ярко вспыхивали холодным светом на тёмно-синем полотне ночного неба.        Когда я наконец вылез из своей квартиры, на улице уже загорались фонарные столбы, заливая тротуар теплым жёлтым светом, пустующие улицы столицы радовали взор, стрелки на циферблате «Башни Елизаветы» близились к двенадцати, а моя голова неистово болела — то ли от длительного отсутствия отдыха, то ли от мыслей. Нет, разумеется, я знал, куда мне идти и что говорить — свои реплики я продумал до любых возможных мелочей, — однако волнение отчего-то нарастало в душе всё сильнее с каждым шагом, который приближал меня к Джиму. Забавно, но раньше такого не было.        Бродить по городу я, несомненно, любил. Практически весь Лондон мне неплохо знаком — во многих расследованиях я принимаю личное участие, поэтому различные закоулки были мною изучены великолепно. Пусть со временем однообразие и наскучивает, покинуть этот город у меня желания никогда не было, собственно, как и саму Великобританию.        Быть может и вправду пора что-то менять.

***

       Я был на месте.        Рука моя внезапно вздрогнула и замерла над ручкой входной двери заведения, находясь в нескольких ничтожных миллиметрах от её поверхности. Может, я опоздал, и он давно уже ушел домой? Или сегодня смена была у Эшли, а я лишь зря выстраивал огромные схемы наших диалогов в голове? Слишком много вопросов, на которые у меня нет ни единого ответа.        Мотнув головою, в попытке откинуть прочь эти до абсурда глупые мысли, я вздохнул и дёрнул вперёд открытую дверь, шагая внутрь кофейни.        И вот он опять предстал передо мною, чуть взлохмаченный и дёрганый, в обыкновенных черных джинсах и рубашке, аккуратно и быстро протирающий маленький столик у окна. На барном стуле, рядом со столешницей, на которой стояла двухрожковая кофемашина, лежала его измятая джинсовка, связка ключей и недавно распечатанная пачка «Мальборо Медиум». Наконец-то он, отвлёкшись от своего занятия, скучающе глянул на меня, как на обычного посетителя, но в тот же миг просиял слабой улыбкой.        — Привет, Шерлок! — счастливо воскликнул Джим, направляясь ко мне, ещё сильнее взъерошивая смоляные локоны правой рукой.        — Привет, — ответил я, с интересом осматривая его.        — А ты что тут делаешь?        — За тобой зашёл, решил до дома довести, — с искренней улыбкой на лице пробормотал я, кивнув в сторону выхода. — Пойдём? Или ты ещё не закончил?        — Ох, нет-нет, мой рабочий день закончился ещё минут десять назад, пойдём, конечно же, если ты хочешь, — он тут же отчего-то смутился, взял со стула свою джинсовку, накинул её на себя и вышел вместе со мной на улицу. — И с чего это ты только решил за мной зайти, Холмс…?        — Не знаю. — выпалил я, наблюдая за тем, как он ловкими движениями закрывает дверь кофейни и оборачивается, смотря мне в глаза и хмурясь. — Соскучился?

***

       Я был в восторге — он держал меня за руку! И вроде ничего необычного, не впервые же: Джим просто взял мою ладонь в свою, и мы медленно шли по пустой и темной набережной, и я даже не имел понятия, куда конкретно. Однако именно это меня и сбивает с толку: что я теперь должен с этим делать? Он не смотрел на меня, лишь отвёл взгляд в сторону и молча шёл рядом, погрузившись в свои мысли.        У Джима были какие-то невероятные брови, непостоянный характер и звенящая в висках и сердце пустота, в этом мы с ним, несомненно, были похожи. Сам он за всё наше общение ни разу не начинал говорить о своей семье и друзьях — только если спрашивал я.        Внезапно вспомнились времена моего детства. Хотя, почему же? Вернее было бы сказать юношества — 14-17 лет. Почему именно это время? Возможно потому, что Джим был далеко не первым человеком, к которому я стал испытывать столь противоречивые чувства. Разумеется, сейчас уже и не вспомнить, как именно я принял сей факт в те годы и был ли так же обеспокоен этим, как в этот раз. Стёрлись из памяти её внешность, характер. Остались только имя и фамилия, словно графа закрытого профиля в социальной сети, да и те самые ощущения, которые я чувствовал к этому человеку: желание быть рядом, защищать, а ещё тот самый огонек непонятного счастья, который загорался во мне в те моменты, когда та девушка находилась вместе со мной.        Прошло всё ещё тогда весьма просто: я признался, однако вместо первых светлых подростковых отношений в ответ получил отказ — не был ей интересен. Это было увлечением на пару дней, платоническая увлеченность, не более, так что я не почувствовал совершенно ничего: ни обиды, ни разочарования. C Джимом не так, вовсе нет. На моей памяти не было ещё того человека, которому я бы уделял столько своего внимания.        Я глянул на него ещё раз: нахмуренные брови, чуть взъерошенные смоляные волосы и сощуренные карие глаза, под которыми лежали бледные тени от постоянного недосыпа. Совершенно обыкновенный человек, без каких-либо удивительных талантов и магических навыков, однако способный разговаривать со мной на любые темы: начиная с непринуждённых разговоров о погоде и заканчивая темой астрофизики и раскрытия дел Скотланд-Ярда. Ужасно многогранная личность, что, в принципе, удивительно, учитывая его профессию.        А ещё он был уставшим, ровно так же, как и я. Не помню даже, когда настолько сильно увлекался другим человеком, если такое вообще было… Джим поворачивается ко мне, и наши взгляды, наконец-то, встречаются.        — У меня с лицом что-то не так, раз ты так на меня смотришь? — непонимающим тоном говорит он, глядя мне в глаза.        — Что ты, нет, вовсе нет, — улыбаюсь я. — Так, задумался.        — О чём же? — он крепче сжал мою руку.        — Ни о чём таком, поверь мне, Джим, — я не знал, что можно было ответь ему в данный момент. Всё казалось таким глупым и наивным, что мне оставалось лишь наигранно улыбаться и, всё так же ни черта не понимая, идти по улицам Лондона.        — Я делаю что-то не так, да? — в его голосе я заприметил тревогу.        — Нет, Джим, вовсе нет, — по правде говоря, делал всё не так скорее я, нежели он, но я лишь обречённо покачал головой, стараясь выбросить прочь столь несуразные мысли.        — Тогда в чём заключается причина твоего беспокойства? Что случилось-то?        — Нет-нет, всё и вправду хорошо, поверь. Думаю, я просто устал от последних дел, ничего такого, — выдал я.        Джеймс хмыкнул:        — Пусть так, — и зашагал дальше.        Мне никогда не были интересны пустые диалоги и люди. В каждом своём собеседнике я старался найти искру, которая смогла бы меня заинтересовать, вот только практически никогда это не увенчалось успехом, и на протяжении многих лет мне приходилось общаться с глупыми, абсолютно неинтересными людьми, чьи интересы были жутко ограничены и не выходили за рамки среднестатистического лондонца — ничего интересного и выдающегося. Вот только с Джеймсом мне было по-настоящему не скучно, пусть при первой встрече он и не производит на себя впечатление высокообразованного человека. Удивительный он, всё-таки.        — Слушай, Шерлок, — тихо пробормотал Джеймс, бесцеремонно дёргая меня за рукав пальто и вырывая из мыслей.        — Да, что такое?        Я перевёл свой взгляд на него: в глазах его плескались неуверенность и смятение, ранее ему не присущие.        — Знаешь, кажется, я люблю тебя, — улыбнулся он, однако тут же, завидев мою реакцию, улыбка исчезла с его лица, сменяясь обеспокоенностью. — Эй, ты в порядке? Выглядишь бледным.        Меня как кипятком ошпарило; сердце забилось чаще, кончики пальцев задрожали. Я тяжело вздохнул и прикусил нижнюю губу, не зная, что и сказать ему в ответ, теряясь в собственных эмоциях.        — Джеймс… Джеймс, прости, — я отдёрнулся и со страхом взглянул на него, сглотнув, — прости, мне нужно идти.        Я отпустил его ладонь, развернулся и быстрым шагом двинулся в сторону своего дома. Мне не хотелось оборачиваться, замечать на себе его непонимающий взгляд, объясняться перед ним и придумывать оправдания, ведь о каких оправданиях идет речь, если я попросту сбежал от него? Глупо, Шерлок, как же всё это глупо.        Я вернулся домой. Запер дверь, прижался к ней спиною и медленно скатился вниз, пустым взглядом смотря в пол.        Кажется, больше я не знаю, кто я такой.