Повесь на шею мне ярлык

Народа перед академией собралось уже много, хотя я пришел одним из первых. Регистрация, если не считать огромной линии очереди, была вовсе не страшной. Ни каких тебе ни бумаг, ни лишних расспросов. Представился, огласил возраст и оставил контактный номер с емейлом и все, с тобой свяжутся если прошел. Тогда и начнется настоящий геморрой, а сейчас так, что-то вроде демо-версии. Ненавижу находиться в толпе. Голову кружит от шума. Народ охватывают всполохи то зависти, то злости, то паники и козлячьего страха перед экзаменом, от которого потеет затылок. И все их чувства грязным потоком стекают в мою бедную голову, как в сточную яму. Еще пару минут пребывания здесь и меня можно будет вперед ногами выносить. Натягиваю капюшон на голову и зажимаю уши. Ну ни фига не помогает, напротив, какофония из голосов эхом бьется прямо внутри черепка. Медленно пячусь к забору, расталкивая плечами народец. Кто-то особо умный отвесил мне в след подзатыльник. Я бы остановился, но в глазах темнеет, боюсь уже не смогу идти дальше. В грудь мне врезается кто-то низкий, прямо своим, блять, наверное очень умным и от того чугунным котелком. Теряю равновесие и позорно шлепаюсь на задницу. Сверху с визгом летит этот кто-то, подминая меня под себя и прессуя всем весом. – Прости пожалуйста! Я такая растяпа! Прости! – гиря с меня подскакивает и оказывается низенькой, лохматенькой и пухлой шатенкой. Ее круглые красные щеки и вздернутый нос напоминают мне моську хомячка. – Ничего, бывает, – я прощаю ее, конечно. Когда перед глазами все плавает и исходит черными пятнами, будет тебе дело до боли в заднице. – Не поможешь? – протягиваю ей руку, и меня тут же рывком вздергивают, ставя на ноги. – Прости, я так опаздываю! Ты знаешь, где нужно отметиться? – лепечет девушка, спешно отряхивая меня, хоть это и лишнее. Я пытаюсь взглянуть сквозь толпу, даже привстаю на носки, но без толку. Все тонет в крике, мысленном мусоре и пестроте одежды. Не удивительно, что она-то со своим ростком недополторашки совсем заплутала. – Без понятия. Я регистрировался у входа в академию, только где он теперь, вряд ли могу сказать, – я нагибаюсь, опираясь на ее плечи, и проговариваю это ей в ухо. Прокричать силенок бы не хватило, а иначе она бы меня не расслышала. – Спасибо большущие! И еще раз прости, за то, что толкнула! Спасибо! – тараторит девчонка, быстро кивая и отскакивая. Щеки её, кажется, стали еще алее и раздулись. – Спасибо, – пищит она и удирает, ныряя в толпу. Я, оставшись без какой-либо опоры, шатаюсь и бреду дальше к забору. Но добраться до него так и не смог, толпа приходит в движение и подхватывает меня, несет в общем направлении. Мне остается лишь успевать ноги передвигать, чтобы не затоптали случаем. Академия раззевает пасть и заглатывает приток свеженьких душ будущих героев и меня заодно. Внутри, за оградой, она оказалась просто гигантской. Толпа протаскивает меня мимо множества корпусов и павильонов, крытых красивыми стеклянными куполами, мимо стриженных лужаек с незабудками и мраморных фонтанов. Все настолько вычурно классическое и монументальное, что если проведу в этих садах Эдема часок другой, сам застыну Апполоном Бельведерским на его задворках. Остановливаемся около одного из павильонов, не крытого. Протяжно воет микрофон и раздается голос. Возбужденный, сладострастно выпивающий гласные и сглатывающий букву р. – Лаз, лаз! Пловелка! Все меня слышат! Толпа затихает, мне становится полегче дышать. – Добло пожаловать на ежегодный экзамен академии ЮЭй, будущие гелои! Я знаю, как вам не телпиться испытать свои силы и полазить талантом публику, но сначала палу слов о плавилах, пусть вы и должны уже быть с ними знакомы! К мерзкой картавости невозможно притереться, поэтому каждое слово ножами режет слух. Так почему этот рыжий усач, с ирокезом на голове, стоящий сейчас на трибуне, в роли глашатого? Да еще без микрофона или рупора... Это его причуда, усиливать голос, и администрация академии на этом экономит, что ли? – В тлениловочной алене мы каждый год создаем лазличные экстлемальные условия, котолые вам неизвестны вплоть до дня экзамена! На этот лаз мы плиготовили вам тли типа влагов! Это механические лоботы, отличающиеся лазмелами и наносимым улоном! На большущей плазме высвечиваются три модельки противников, и возглас несется по толпе. – Маленькие лобо-псы, за уничтожение дается одно очко! Атакуют в ближнем бою, используя мощь челюстей и остлые когти! Побольше это тиглы! Отличаются от собак ловкостью и сколостью, способны плеследовать вас на долгих дистанциях, так что от них не плосто склыться! За каждого по два очка! И наконец слоны! Неповолотливые и блонилованные туши, способные к дальним отакам, выпускают струю голячего пала из хобота! Завалите такую махину глуппой, каждому по тли очка! Сплавитесь одни? Тогда десять очков! Толпа восторженно вопит и колотит в ладоши. Мне дурно. Нас всем скопом закинут на арену, кишашую машинами для убийств, а им весело! Блять, куда я попал! – И наша голдость! Во весь экран вылезла картинка еще одного металлического чудища. Огромного, как вражеская армада. – Длакон! Советую вам избегать их! Мало того, что вы можете постладать, так еще и очков за его убийство не получите, а пледыдущие баллы обнулятся! Этот класавец тут для остлоты пледставления! О тлавмах не пележивайте, веселитесь от души! ЮЭй бы не позволило пловодить такие испытания, не будь в числе наших медиков исцеляющей девочки. Она залатает любую вашу цалапинку, вы даже не почувствуете! Почему-то новость о чудо-медсестре меня не успокаивает. Ни разу, блять! Вся эта идея с превращением экзамена в кровавое остросюжетное шоу по ТВ – отвратительна. Мне претит мысль учавствовать в этом балагане! Да какого черта, будущих героев с порога учат убивать? Пусть даже металлических кукол! – Удачи вам всем! Толпа обрушивается на открывшиеся ворота, как вода сквозь пробоину в дамбе. Стремительно, с криками и обезумев. Я расталкиваю стискивающих меня со всех сторон, чтобы не упасть и продвинуться дальше. Наступаю на чью-то спину. Возможно, меня вырвет от омерзения прямо сейчас, но это лишь начало. Горячее адово пекло впереди. Декорации, которые служат этому безумию – заброшенные развалины города. Хоть здесь я могу чувствовать себя в своей тарелке. Сейчас нужно спрятаться, забиться в укромную щель и просидеть там, пока разъяренная толпа безумцев, с сильнейшими атакующими причудами отрывается, мочалит железные болванки псов, тигров, слонов и прочих зверюг. Я верю, что у тебя все получится! Мудак Всемогущий! Заставил сунуться меня в такое местечко, безоружным! Что мне твоя сила сейчас, если я даже не ощущаю ее тяжести в теле? Как мне ей пользоваться? Махать кулаками, кидаясь на амбразуру, в надежде, что я всех ушатаю? Одной левой, как ты, блять?! Бегу к какому-то магазинчику. Его кирпичные стены выглядят надежно, если там отсидеться, быть может... В ноздри бьет резкий запах пороха, лицо опаляют искры. Взрывная волна разносит вдребезги железного пса, бросившегося в мою сторону. Вовремя прикрываю голову: сверху сыплется град из обугленных осколков. – Жалкое ничтожество, ты что сюда приперся! – слышится резким, таким же взрывным тоном. Оборачиваюсь и вижу того самого, пацана с огоньком! Боже, как тесен мир! – Я вернул должок, теперь катись прочь отсюдого! – рявкает тот и уносится в гущу сечи, подсвечивая асфальт очередью вспышек. Там, впереди, и правда кромешный пиздец. Где-то с десяток окружили слона и пытаются грохнуть его. Среди них и пухлая девчонка, вырывает куски асфальта и поднимает их в воздух по мановению руки. Слон выпускает струю пара, раздаются крики и ничего не разглядеть более, кроме огромного клуба дыма и разноцветных то и дело мерцающих всполохов. Бля, спасибо, ты настоящий герой! Хочу скорее унести свою тушку подальше, но меня словно что-то останавливает. Невидимая, мать его, стенка, как и с утра. Гудит рев, и земля под ногами вздрагивает. Чудище. Крылатое, скрипучее и уродливое, с пылающим адом в пустых глазницах и обугленной, дымящейся мордой. Откуда оно взялось и почему пикирует грудью прямо с неба, прямо в это душное облако?! Замираю, жду. Чудовищная громадина падает слишком быстро. Подмахивает крыльями, ускоряется. Воздух приходит в движение, купол из пара развеивается. Ошарашенная толпа рассыпается, бросает недобитую слоновью тушу. Девчонка запинается о железный штырь. Насаживается на него бедром и орет. Никто и не думает ей помочь. Момент не застывает. Крик, грохот, свист. Крик, грохот, свист. Крик, грохот... Крик! Я кричу! Неужели никто не понимает, не чувствует, что скоро все прекратится? И крик, и свист и грохот? Неужели никто не предслышит это? Не у кого больше не звенит в ушах удар, хруст и тишина?! Почему, почему я один это слышу, почему только я?! Морда чудовища приближается. В огненных глазищах отражаются перевернутые дымящиеся развалины. – Детроитский удар! Волна горячего воздуха сносит, сплющивает и подкидывает. Я лечу. Так высоко, что девчонка теряется из вида. Жива ли она? Смог ли я? Не услышу ли я, когда разобьюсь о землю, удара, хруста и тишины? Левой ноги и правой руки больше нет. Они окровавленными, вздутыми тряпками шелестят по воздуху. И по хуй! Совсем не чувствую боли. Подвисаю на секунду. Пиздец! Ветер ебет лицо. Началась моя мягкая посадка. Понятия не имею сколько времени у меня на раздумья, но если не хочу превратиться в яичницу, стоит бы что-то сделать. Если ударить кулаком о землю, перед самым столкновением и подкинуть себя в воздух, метров на десять, можно, наверное, и выжить. Надо всего-то угадать момент и рассчитать силу. Всего-то! Ха! Да как два пальца! Земля наплывает. Еще рано. Глаза жжет и не могу моргнуть. Рано! Вытягиваю руку перед собой. Рано, Изуку! Земля совсем близко, еще чуть-чуть. Давай! Сжимаю кулак и застываю. Не смог? Не выгорело? Я сдох? Оглядываюсь. Девчонка, в саже и пепле, перегибается через бетонную плиту и вытягивает руки. С ее дрожащих пальцев капает кровь. Она улыбается и, не сдержавшись, блюет, роняя руки. Я плашмя падаю. Рядом бухаются железные осколки. Живая!

***

Открываю глаза и нахожу себя в медицинской палате. Лежу на кушетке, запрятанный в кокон резиновых белых шторок. За ними пыхтит сгорбленная фигурка. Слышится скрябанье ручки по бумаге. Пытаюсь откинуть шторку, но не замечаю катетера в правой вене. Вырываю его, ойкая от неприятного чувства выходящей иглы. – Ну, очухался, – вздыхает фигурка и отводит шторы. Эта очень старая бабуся, лет девяноста, не меньше, с маленькими очками на кончике носа и седой головой, сама еле дышит. Но катетер мне переставляет умело, я даже не чувствую. – Скоро докапает, поотдохни еще с пол часика. – А, хорошо, – откидываюсь на подушку и смотрю в идеально ровный потолок. Как я здесь оказался? А, точно, ЮЭй. Где девчонка? И вроде рука и нога целы, даже пальцы все шевелятся! – Могу спросить? – А отчего же нет, спрашивай, – не отрываясь от письма сказала старушка. – Я же сломал руку и ногу? – Ох уж эти умники! – бабуля вдруг бросила ручку. Складки на морщинистой шее задрожали, было видно, что вопрос ее сильно разгневал. – Проводят эти ежегодные бойни, наплевав на детей! Тьфу! Я, конечно, всех вылечу, но я тоже не волшебница же! На восстановление ноги и руки я затратила много твоей энергии. Отобрала примерно месяцев шесть жизни. Так что не говори мне спасибо за это. – Ладно, не буду. Шесть месяцев? Что, вполне разумная плата, учитывая все повреждения. Зря бабуля переживает. – А вы не знаете, что с девушкой, которая была рядом со мной? Низенькая такая, шатенка со способностями к изменениям гравитации? – Знаю. Ее зовут Урарака Очако и с ней все хорошо, не переживай. Справились без моей помощи, дав пару таблеток от тошноты и витаминов. Она, наверное, давно дома, пьет теплый чай. Хочешь тоже попьем? – Давайте, мне без сахара только, можно? – Не, милый, давай-ка с глюкозкой. Тебе сейчас полезнее будет, – улыбнулась бабуля и слезла со стула. Она оказалась очень крошечной, настолько, что полы ее халата спадали на пол и тащились за ней, как мантия. Я остался один в комнате наблюдать, как прозрачная жидкость по капельке вытекает из капельницы.

***

Вечер в городе уже прошел, когда я выбрался из кабинета. Я еще успеваю на метро. Протаскиваюсь в душном вагоне пару станций и вылажу наружу. Не возможно больше находится под землей, тошно и противно. Я, кажется, знаю куда иду. Убеждаю себя в этом, раз за разом, сворачивая не в тот переулок. Просто сегодня пойду необычной дорогой, прогуляюсь, пока на улице так свежо и безлюдно. Позволю себе немного подумать, проветрить голову, устать, чтобы возвращение в бункер было хоть сколько-нибудь желанным. Останавливаюсь посередине моста. Ночной ветер, налетевший с реки, треплет волосы. От осознания, что под тобой высота и бурлящая бездна, всегда ломит коленки, а слюна становится вязче. Потеют ладошки, и немного подводит живот. Подхожу к перилам и опираюсь на них всем весом. Чувства обостряются, а дыхание замирает. Черная, спокойная вода притягивает взгляд. Хочется кинуться в нее, занырнуть башкой и тоже найти покой на ее илистом дне. Проплыть с мерным течением и наутро оказаться в янтарном море. А там и до океана рукой подать! То есть проплыть, конечно. И можно не думать ни о чем больше или думать обо всем и сразу, глядя в небо. Ведь небо над морем должно быть другим! Не пыльным и туманным, от смога и кашля заводов. В этом небе я никогда не видел по-настоящему ярких звезд, и никогда не увижу себе дороги! Может быть в том, другом, звездном и прозрачном, я смогу отыскать свой путь? Отшатываюсь от перил. Я не о том думаю. Опасно мне думать о таком. Надо поспешить. Но куда поспешить? Куда я теперь могу опоздать? Куда мне надо торопиться и что теперь делать? – Ну и что мне теперь делать, а, Всемогущий! – кричу и срываюсь в бездну. Во второй раз ощущения свободного полета уже не вставляют. Ничего интересного в последних мгновениях жизни нет. Все тот же встречный ветер, силящийся меня задержать, и очередь из глухих ударов сердца, которое стремится выжить, покинуть тело глупого хозяина. Забавно, что первое мое убийство, в роли плохого парня, станет самоубийством. А я же поклялся защищать людей, а поступаю как мудак.

***

Оказываюсь внутри знакомого потока, но на этот раз еле выбираюсь. Корень постоянно обрывается в моих руках, а берег, сколько ни карабкайся, становится только круче. На островке без изменений. На дереве, на одной из ветвей потолще, сидит знакомая женщина. Болтает ногой, ловкими пальцами заплетает косу, что-то мурлыкая приятным голосом. – Здравствуйте, – неуклюже приветствую я, ощущая неловкость и стыд за свой проступок. – И что ты тут делаешь, Мидория Изуку? – она бросает незаконченное плетение и спрыгивает с ветки. Встает передо мной и будто вырастает вверх. Черные глаза смотрят с укором, становится даже тяжко дышать. – Ну, тону, надо думать? – Глупый мальчишка, так я и дам тебе утопиться, как псу! – кричит она свысока. – Видишь, я одна осталась, все отвернулись от тебя! – Отвернулись? – Да, именно! И чем больше ты будешь совершать необдуманных глупостей, тем сложнее будет сойти на этот берег. Видишь то дерево? – она указала на сухое корявое и голое дерево. В прошлый раз оно казалось не настолько мертвым, скорее спящим, еще не пробудившимся. – Эта яблоня должна зацвести. Если погубишь ее, уже не сможешь выбраться на берег. И тогда ты точно утонешь. Понял меня, мальчишка? Пространство стало стягиваться и закручиваться по спирали, сжимаясь и уплывая все дальше от глаз. – Постойте, а что же мне сделать, чтобы спасти дерево? – кричу я напоследок, чувствуя, как от страха холодеют кончики пальцев. – Питать его, – доходит эхом, через маленький просвет, и он тоже стягивается. Теперь я один во тьме. Распахиваю глаза и вскакиваю с песка, долго отплевываясь тухлой и черной речной водой. Я без понятия, что вытянуло меня на берег, может и сам выплыл, но от удара или шока, да мало ли от чего, не заметил. Весь промок и потерял один кроссовок. Как только вдыхаю и не давлюсь водой, которая, кажется, еще долго будет выходить из всех дыр, потому что в голове плещется ее, наверное, с пол литра, несусь прочь, теперь уж точно к бункеру. Ночь сразу схватывает, стискивает грудь в ледяных объятьях. Челюсти ходят ходуном и ноги трясутся. Одежда тяжелеет, липнет к телу, вытягивает душу вместе с остатками тепла.

***

Крадусь по темным коридорам, как слепой, лапая стенки. Вздрагиваю от каждого писка и шороха. Такая глухая тишина, как на зло. Можно даже не стараясь, расслышать как мышь кашлянет. А мне меньше всего сейчас хочется быть обнаруженным. Но я чувствую, меня уже раскрыли. В этих стенах невозможно затаиться. В такие моменты они оживают, отращивают глаза и уши, даже челюсти с острыми клыками. Ощущаю их металлическое дыхание затылком. Слышу их голодное утробное урчание. Они меня нашли. И теперь сожрут. Я проваливаюсь под пол и оказываюсь в комнате, пропахшей лекарствами и смертью. Наполненной отчаянными стонами скрипок. – Учитель, я... Не дают сказать, лишают воздуха. Не хочу! Не хочу отдавать свои чувства! Не хочу делиться ими! Воспоминания, ощущения, мысли – они только мои и ничьи больше! Меня отбрасывает, и я бьюсь спиной о стену, отскакивая пружиной от железа. Щупальца замирают в воздухе, шипя гадюками. У меня получилось? Они не смогли проскользнуть мне в сердце? – Что это? – звучит плохая пародия голоса. – Видимо, свойство моей новой силы, – соображаю. – Вы знали, что ее, оказывается, нельзя забрать насильно? – Тогда отдай ее добровольно. – Нет, Учитель. Я, знаете ли, поклялся, – встаю, потирая поясницу. Судя по тянущей боли, там завтра выскочит огромная шишка. Конечно, если я переживу эту ночку. – Так это твое решение? И что ты намерен делать дальше? Поступишь в академию и станешь героем? – Может и так, если захочу! Бесит! Когда мне уже прекратят диктовать что делать! Старик, я давно не ребенок! – Ты нашел место получше? Если так, я не буду тебя удерживать. Я думал, что ты благодарен мне. Я виноват, избаловал тебя, и ты вырос эгоистичной своло́той. Прости меня, Изуку. – Да не хочу я никуда идти! Мне некуда идти! Мне абсолютно некуда идти в этом огромном мире! Чувства закручиваются воронкой. Падаю на колени и прячу лицо в ладонях. Голоса, лица, цветные картинки, все-все поглощает и перемалывает в себе воронка, превращая в серую кашу. Голову распирает изнутри. Меня тошнит от безумной, чудовищной карусели. От бешеного гона. Нет, это не карусель! Торнадо. И оно срывает мою крышу. – Я знаю. Ты навсегда останешься здесь, Изуку...

***

– Эй, просыпайся! Вставай, говорю! Я опять не сдох. Меня дрючит за плечо Шигараки. Его острые пальцы я узнаю, даже будучи в обмороке. Открываю глаза, комната плывет по кругу. Опорожняю желудок, прямо себе на покрывало. – Ну ты и животное! – Заткнись... Заткнись, Шигараки, – прокашливаю и шатаюсь. Мудак. Хватает за волосы и тянет, чтобы я не клюнул мордой в блевотину. – Смотри! Смотри, какую тебе забавную открытку прислали! Меня тычут в монитор компа и включают видео. – Здравствуй, Мидория! Этот бас. Всемогущий?! Не знаю как, но приподнимаю веки. Картинка мутная, поэтому я слушаю, слушаю, сквозь тошноту и страх. – Уверен, ты был очень огорчен результатами экзамена. Я возлагал на тебя большие надежды, конечно, под таким давлением, ты перенервничал и испугался. Ты совсем не знал куда попадешь... Я не виню тебя! Это утешение? Чтобы я носа не вешал что ли? – Но ты и не догадываешься, как удивил меня. Удивил всех нас, учителей. Да, да, я тоже учитель академии, прости, что не сказал раньше. Ты, наверняка, не знал, что всех роботов можно было дистанционно обезвредить в случае угрозы. Никто из вас не знал об этом. Тем не менее, именно поэтому, ты стал тем единственным, кто самозабвенно кинулся на помощь. Ты наплевал на очки и прохождение экзамена. Ты показал себя настоящим героем. Снова. Что?! Кошусь на Шигараки. Он лыбится и давится смехом. Глаза его сощурены и блестят. Безумный взгляд психопата. – Послушай, Мидория. К нам приходила Урарака Очако, девушка, которую ты спас. На экран выводится видео с камеры, и я слышу взволнованный голос Урараки: – Тот парень, с веснушками, простите, я не знаю его имени! Он, он спас меня! Пожалуйста, можно поделиться с ним своими баллами! Он ведь лишился их из-за меня, я не смогу простить себя, если он не поступит из-за моей неуклюжести. Пожалуйста, позвольте, это все, что я могу для него сделать! Глупая, глупая девчонка! Не надо, не плачь. Из-за таких, как я, не плачут. – Тебе не нужно делиться с ним баллами. Он и так всех обогнал! – Что?! Произносим в унисон с Ураракой, и я прикусываю свой язык. Томура заходится в кашле. – Вот так вот, Мидория! Не буду томить. У тебя сто очков, и ты на первом месте в списках поступивших. На втором, кстати, Кацуки Бакуго, он вроде твой знакомый? Он подорвал собаку, которая на тебя бросилась. Но это еще не конец, впереди тебя ждут письменные экзамены! Надеюсь, ты хорошо учишься? Всемогущий улыбается, а я хочу кричать, от чувства, что внутри все взрывается и лопается. И отнюдь не праздничными фейерверками и хлопушками с конфети. – Увидимся в академии, мальчик мой. Шигараки складывает комп и швыряет его об стену. Несчастная пластмасса разделяется на двое. Он хватает меня за шею и привстает, придавливая меня к стенке. Срывает измаранную накидку, она комком летит вглубь комнаты. – Ши...Ши-га... – царапаю его плечи, но он лишь продолжает смеяться и душить, не поднимая взгляд. – Давай поиграем, мальчик мой? Сегодня чур ты герой, а я злодей, хорошо? Плюю. Хархотина попадает на проплешину пробора его сальных волос. Он затыкается и вскидывает голову. Перед собой вижу не лицо, а оскал психопата. — Я непременно убью всех героев, Изуку!