До деревни оставалось идти пешком два километра. Дорогу развезло, и Феликс несколько раз поскальзывался на грязи, рискуя испачкаться полностью. Но вот наконец показалась родная крыша. Окна в доме запотели, но свет горел — значит, бабушка дома. Он пошёл быстрее, дорога здесь была даже суше. Дождь постепенно затихал. Феликс остановился и огляделся по сторонам. Удивительно, после его последнего посещения бабушки почти ничего не изменилось. То же колесо для аистов, та же неокрашенная ограда бабушкиного палисадника, тот же старый дом. Только деревья стоят
не по-своему.
Но одно всё же настораживало. Полное безмолвие на улицах. Ни лая собак, ни человеческих криков. Тихо и пусто. Словно вымерли все.
Ф е л и к с. Честно, я вообще не вдупляю, что за тишина на деревне. Обычно как только не приедешь — начинается шум, подобный неплохому такому базару. То есть он и не начинается, он так и был. Значит, начинается он для меня… О’кей, рано же ведь, спят все ещё, один я тут шатаюсь. Вот и разгадка. Молодец, Фелек, хороший из тебя детектив!
Наконец Феликс вошёл в дом. На мгновение ему показалось, что комната (а этой комнатой была кухня) перед ним пуста, то есть необитаема — внушительный слой пыли на полу, стенах, мёртвой люстре, опрокинутые настенные шкафчики в самом центре комнаты, раненые оконные стёкла. Тюль валяется в самом дальнем углу бессловесной тряпкой. Пыль, поднятая внезапным ветром, взлетает в воздух, шелест нос и забивается под веки.
Он чихает и оказывается в обитаемом доме, без иллюзий. Под потолком замечательно рыже горит люстра. А вот и бабушка Валя в платке поверх шапки возится у плиты.
— Фелек, внучек! Неужели приехал проведать старушку?! —
Радостно воскликнула Вальпургия, и порывисто обняла внука, — а я уже думала, что больше тебя не увижу. Дай посмотреть-то на тебя!
— Ба, ну чё за мысли? Да ты и меня, типа, переживёшь. Кстати, а где Баська? — Баська это деревенская кошка, любимица Феликса и Вальпургии — небольшой, но дружной семьи.
— Да на чердаке сидит, где ж ей ещё быть. Ну ты присаживайся, скоро шарлотка твоя любимая поспеет, как знала, что приедешь.
Он послушно сел на стул возле обеденного стола у стены. Воспоминания из детства поглотили разум Феликса. Вот он учится кататься на велосипеде, даже фотография на стене висит. А вот он идёт в первый класс местной школы. Здесь у Баськи родились котята — он взглянул на зазор между стеной и плитой, словно как двенадцать лет назад, желая увидеть их — и всех пришлось утопить. Так велела бабушка. А бабушку нужно слушаться. Но сколь не была бы сильной её ругань, столь сильно было ощущение чего-то трепещущегося в руках, и осознание, что это что-то мёртвым камнем упадёт в воды реки, и что эти воды понесут котят далеко в море*, где сам Феликс никогда не бывал.
Он поёжился от воспоминаний. По запаху уловил, что шарлотка уже поспела.
— Кушай, мой хороший. — с улыбкой сказала бабушка.
Про тишину в деревне Феликс спросить не успел.
***
Торис неосознанно потянулся к телефону, не выпуская из рук статуэтку, подаренную Феликсом. Так же неосознанно набрал номер, записанный прямо на стене. Взглянул на подписанное имя. Гудки. Гудки. Гудки. Трубку сняли.
— Алло? Чем обязан? — голос старался быть максимально спокойным, но выходило из рук вон плохо.
— Гилберт? Феликс уехал, — Торис тяжело вздохнул, — а сердце моё не на месте за него.
— И чё мне теперь, изволить обосраться? — остатки вежливости упали с голоса снегом с крыши.
— Нет, но я уверен, что Вы могли бы помочь мне, учитывая, что Ваш номер был записан у него над кроватью.
— А какого хрена ты мне звонишь в, обратим внимание, девять часов грёбанного утра, в выходной день, и говоришь, что твой друг просто уехал?! А, стоямба, кажется, тебя я знаю. Луари… Лаури… Лауринайтис, так?
— Верно. Торис Лауринайтис.
— Вот так сразу бы, а. А то не представившись начать заливать чепуху как-то тухло.
— Вообще заливать чепуху тухло.
— Слушай, чел, а ты в чём-то прав.
«У Фелека что, все друзья так разговаривают?»
— Угу. И что делать?
— Быть Хатико. Ну серьёзно, чел, он всего лишь уехал. Не исчез даже! Чего кипиш сразу поднимать?
— Мне на сердце неспокойно.
— А мне в жопе! Валерианки выпей лучше, помогает.
— Сколько нужно ждать?
— Чего, валерианки?
— Да нет же, Фелека.
— А, ну этого… Короче, если не явится в понедельник на пары — ищем. Явится — не знаю, что с тобой сделаю. И сердце вылечу, и мозги на место поставлю.
— Договорились. До понедельника?
— Замётано.
Торис посмотрел на окно. Выходные обещают быть долгими.
***
Следующий день выдался тёплым. Солнце щедро раздавало уже не такие тёплые, как летом, лучи. Небо было бледно-голубое, почти белое. Деревья стремительно теряли листву. Баська сидела на подоконнике под распахнутым настежь окном. Вдруг она спрыгнула с подоконника и помчалась на улицу. Феликс не стал ей мешать, тем более ему было некогда — он хотел опробовать краски, оставленные в деревне год назад. Но его с улицы окликнули.
— Молодой человек, извините пожалуйста!
Феликс поднял голову. Спрашивала девушка. За всё его пребывание в деревне это был самый громкий звук с улицы.
— Да?
— Это ваша кошка?
Он выглянул из окна, опёршись об косяк. Да, в руках девушки была Баська. Выше рук, скрещённых на груди, он не смотрел.
— Да, вы тотально правы, это моя кошка.
— Ну тогда возьмите её! — с этими словами девушка подошла прямо к раскрытому окну. Феликс принял из её рук кошку и посмотрел на девушку. Светлые короткие волосы, зелёный ободок. Глаза, чьи форма и цвет были похожи на кошачьи, словно она была героиней повести о девушке-кошке.
— Ой, а вы что, рисуете? Знаете, мой брат тоже рисовать, ой, простите, писáть любит, — проговорила девушка, заглядывая в комнату.
— Да? Потрясно, — кажется, им есть о чём поговорить. Об искусстве и
вдохновении.
Эмма
Феликс
От неё не убежишь.
