Месть Грин-де-Вальда

      Я проснулся, судя по своим ощущениям, около десяти часов утра. Конечно, никаких часов в средневековье, кроме солнечных и водяных, в общем-то не знали, не было и привычного для современного человека деления времени на часы, минуты и секунды. Поэтому возможностью определять точное время не располагал и я сам. Приоткрыв один глаз, я увидел отсвет солнечного луча на стене, а повернув голову — убедился, что Хильда сопит во сне у меня на груди — подушка была только одна, а вторую я раздобыть пока не успел. И правильно — пусть отсыпается, изрядно ей вчера досталось. Встать с постели не получится — разбужу девочку. Я отчего-то понимал, что даже если осторожно приподниму Хильду и уложу на своё место, а только потом встану — это не поможет. Она почувствует, что я куда-то собираюсь, и проснётся. Поэтому я с помощью невербальных манящих чар взял первую попавшуюся книгу и погрузился в чтение. Этой книгой оказалась «История магии таинственных заморских земель». «Наши предки, кои прародителями всех германских племён являются и рода свои от вождей великих Алариха и Аттилы и даже из самой глубины веков исчисляют, называемые раннее гуннами, готами, вандалами и прочими, ходили по морям рука об руку с северными народами моря. В эти времена, от которых ныне остались лишь народные предания и сказания, они посетили таинственную землю по заходнюю сторону солнца. Эта земля была покрыта туманами и тучами, на ней обильно были навалены грубые камни, повсюду буйно росли сорные травы и кусты. Но на той земле наблюдались и обширные холмистые равнины, полноводные реки с сухопутными бродами, леса и взгорья. Люди, живущие на этой земле, довольно сурового нрава — живут бедно, но сильны плотью, отважны и даже упрямы. У них есть селения и города, воины и землепашцы, а свой род они ведут от неких своих богов и героев, впрочем, как было заведено и у нас до недавнего времени».       Чтение о жителях неведомого острова и их волшебстве и ритуалах оказалось весьма увлекательным. Но меня отвлекли от него. Кто-то постучал в дверь. Хильда проснулась. Встряхнув головой, она явно попыталась вспомнить что-нибудь из событий вчерашнего дня, но ей это, судя по озадаченному выражению лица, не удалось. Увидев, что я поспешно одеваюсь, она пробормотала с заметными запинками: — Мастер… Генрих… куда вы?.. — Я постараюсь вернуться побыстрее, — пообещал я, — а ты пока почитай что-нибудь, — с этими словами я указал на книги и вышел из комнаты. — Господин чародей, его величество требует вас к себе, — сказал встретившийся мне стражник, видимо, именно он и побеспокоил меня. — Хорошо, я иду, — отозвался я. Интересно, о чём пойдёт речь на этот раз? О работе? Король чем-то недоволен? Впрочем, гадать было бесполезно. Пройдя в трапезную, я вновь увидел короля. На этот раз он снова сидел за столом, но не принимал пищу, а что-то читал положив толстый фолиант перед собой. Я поприветствовал его: — Доброго вам здравия, ваше величество. Вызывали? — О, вы явились, Генрих, — король вздохнул. — Что ж, присядьте, давайте поговорим.       Как только я сел на место напротив него, монарх отодвинул книгу в сторону и начал говорить: — Вы вчера убили моих ближайших придворных чародеев… — Они оскорбили меня! — гневно воскликнул я, на миг позабыв о правилах приличия. — Я совершенно не спорю с этим, — король поднял руку. — Вы были в своём праве. Рыцари и землевладельцы тоже подобным образом разрешают свои противоречия, и я думаю, что и у чародеев подобное в порядке вещей, — на этом монаршья длань опустилась обратно на стол. — Дело здесь в другом. Так как их обязанности исполнять больше некому, я прошу об этом вас. Они варили зелья, лечили моих подданных, заколдовывали предметы. Я считаю, что вы справитесь со всем этим.       Что ж, логично. Я угробил цвет германского колдовского корпуса — значит, теперь встану на место убитых магов. Но этого мне было мало. Я решил пойти дальше: — Полагаю, ваше величество, вы не сомневаетесь в том, что я самый сильный волшебник в стране? — спросил я, глядя Оттону I прямо в глаза. — Да, я нисколько не сомневаюсь в вашем могуществе, — согласился венценосец. — Вчера вы его показали очень доходчиво и неоспоримо. Признаюсь, мне самому стало страшновато, когда вы стёрли Маркуса и Арчибальда с лица земли. Но куда вы клоните? — Я желаю стать верховным чародеем, — озвучил я своё главное притязание.       Король молчал довольно долго, на его лице отразилась напряжённая работа мысли. Я не торопил его, понимая, что подобные решения быстро не принимаются, и даже был морально готов к тому, что король отошлёт меня прочь, пока не утвердится в своих дальнейших действиях. Но всё оказалось намного проще. Вздохнув пару раз и прикрыв глаза, Оттон I проговорил: — Хорошо, мастер Генрих, я согласен. В течение трёх дней я издам указ об этом. Но взамен… — монарх на пару секунд запнулся, — я прошу вас, подчёркиваю, именно прошу, а не требую, о том, чтобы вы помогли моей династии и моей стране занять ведущее положение среди окрестных земель.       Что ж, справедливо. Назвался верховным — решай политические проблемы. Уж тут я чувствовал себя в своей стихии. Я согласился помочь. Король встал мне навстречу и, подойдя вплотную, поцеловал в губы. Я был полностью доволен полученной привилегией, а возлагаемая на меня ответственность не смущала и не стесняла. Кроме нас двоих в трапезной никого не было, договорённость между нами была неофициальной, но я не сомневался, что монарх исполнит своё обещание — он наверняка боится мне перечить после вчерашнего действа, в чём сам же и признался косвенно.       Оттон I поблагодарил меня, вернулся на своё место и вновь углубился в книгу, показывая мне, что аудиенция окончена, но его тут же отвлекли. В помещение ворвался начальник гарнизона, охваченный ужасом и дрожащий. За ним вбежали трое солдат. — Ваше величество! — вскричал он, упав на колени. — Мои разведчики доложили, что франки готовят нападение! Их отряды уже выдвинулись в путь, у них есть осадные машины! — Презренные ничтожества! — вскричал король, ударив по столу кулаком. — Говори же, сколько их, далеко ли они, и куда именно направляются! — К нашей крепости, ваше величество! — воскликнул начальник гарнизона. — Их около трёх тысяч, они приблизительно в двух днях пути! — Это война? — спросил я. — Похоже, что да, господин чародей, — начальник гарнизона испуганно закивал. — А сколько у нас воинов? — я продолжал любопытствовать. Король пока отмалчивался, видимо, ещё не понимал, что с этим делать. — Около тысячи в окрестностях этой земли, господин чародей, — сообщил начальник стражи, — но чтобы собрать их, потребуется время, которого нет. — Я помогу отбить крепость, — пообещал я. — Франки знатно просчитались, полагая, что здесь нет серьёзной защиты. — Вы уверены, Генрих? — воскликнул король. — Если вы и вправду отобьёте нападение, то я буду вам благодарен до конца жизни! — И всё же необходимо организовать оборону, — заметил начальник стражи, — господин чародей может быть колдуном хоть куда, но один в поле не воин.       Я сначала было обиделся на такие слова, но поразмыслив, согласился с ними. Мало ли что. А вдруг франки тайно подкопают стены? В одиночку-то за действиями врага не уследишь, как ни старайся, и поэтому нужна оборона по всем правилам военной науки. Я поинтересовался: — А почему франки намерены ударить именно сюда? — Дело в том, уважаемый господин чародей, — начал объяснять начальник стражи, — что это самая сильная крепость в округе, она прикрывает Кобленц и Андернах, да и всю страну заодно, с юго-запада. На юге Альпы и леса, на западе топи, а наше направление как раз проходимое. Франки справедливо полагают, что с захватом самой сильной оборонительной позиции они приберут к рукам приграничные марки и заложат основу для дальнейшего вторжения. Их король спит и видит, как захватить все наши земли и объявить себя императором на наших с вами костях. — У меня больше прав стать императором! — гневно вскричал Оттон I. — Я потомок Генриха Птицелова, а также Аттилы и Алариха, вождей, покоривших сам Рим! А они кто такие? Безродные, грязные и глупые дикари, которые римлянам дороги строили и поля возделывали!       Конечно, король и знать не мог, какое величие ждёт Францию впоследствии, и бранить соседей не было никакой нужды, но в одном он был совершенно прав: свои интересы нужно отстаивать с оружием в руках. — Я всё понял. Сколько у нас людей прямо сейчас? — задал я второй вопрос. — Около пятидесяти в самой крепости, и если за день собрать воинов и ополчение, то наберётся не более двухсот, — сообщил начальник гарнизона. — Можно увеличить это число до пятисот, выведя на стены прислугу и крестьян, но толку от них мало, да и вооружения в таком количестве у нас нет. А тысяча человек наберётся из стражи и ополчения городов, но это дело двух-трёх дней, мы можем и не успеть, хотя я уже разослал вестовых. — Как видите, уважаемый чародей Генрих, наши силы весьма ограничены, и мы очень надеемся на вашу помощь, — произнёс король. — Для меня попадание в плен хуже смерти, потому что это позор, — прибавил он.       Конечно, для меня было ясно, что он имел в виду. В Средние века люди, для которых честь была не пустым звуком, ценили её больше жизни. И было естественно, что её запятнание пугало и деморализовывало. — Да, я согласен вам всем помочь, — ответил я. Мне очень хотелось ещё более упрочить своё положение, да и защита Родины, что в моё время, что тысячу лет назад — дело почётное. — Благодарю вас, — король улыбнулся и даже — невиданное дело! — слегка склонил голову передо мной. — От себя могу добавить следующее: заставьте врагов отступить от крепости назад, откуда они пришли, или же перебейте их всех до единого. Можете использовать любые известные вам средства, лишь бы грозящая нам всем опасность была устранена.       Вот это да! Мне практически дали карт-бланш! Ух, как я развернусь! Впрочем, эта мера в условиях тотального численного превосходства противника была вполне оправданной. — А с чем они идут к нам? — полюбопытствовал я снова. — С тем, что обыкновенно используется в походах, — отозвался начальник стражи, — обозы с оружием и пропитанием, осадные машины, запасные доспехи и лошади. — Расставьте своих солдат на стенах и внутри, как обыкновенно делается при защите крепости, — предложил я, — а я сам выйду к неприятелю на площадку над воротами.       Площадка, которую я имел в виду, располагалась на основании надвратной башни, где жили я сам и Хильда, прямо над самими воротами. Король спросил: — Вам нужно специально готовиться? — Нет, — ответил я. Действительно, я привык полагаться только на себя и свою палочку. Всякие волшебные инструменты мне были большей частью не нужны, да и не смог бы я их изготовить. Король сказал, что отпускает меня, и пообещал сообщить, когда враг будет близко.       Выйдя от монарха, я снова столкнулся с неожиданностью. В одном из коридоров замка мне встретился старый знакомый — архиепископ, который судил меня в Кобленце. Он был всё в тех же белых одеждах. Я испытал смешанные чувства — от недоумения до лёгкого раздражения. Но архиепископ приветливо улыбнулся: — Здравствуй, Генрих. Вижу, вы всё же устроились при его величестве. — Да, — холодным тоном отозвался я. — Что вы так сердитесь? — архиепископ удивился. — Я, признаюсь, очень рад вашим успехам. В глубине души я верил, что вы очень хороший человек, раз жители Кобленца вас уважали, потому что всякому известно, что глас народа — глас Божий. И эта вера оправдалась тем, что его величество приняли вас. Да благословит вас Бог! — с этими словами архиепископ перекрестился.       Он не держал на меня зла — это меняло дело. Я успокоился. То-то архиепископ на суде показался мне более благоразумным человеком, чем остальные клирики. Настроение поднялось, я приулыбнулся. — Сожалею, что до сих пор не смог познакомиться с вами как следует, Генрих, — продолжил архиепископ. — Меня зовут Евгений, я архиепископ Майнцский. — Очень приятно, отец Евгений, — отозвался я совершенно искренне. — Взаимно, Генрих, — Евгений улыбнулся. — Приглашаю тебя к себе в гости. Я занимаю небольшую комнатку в восточном флигеле замка.       Я принял предложение, и мы тут же направились туда. Комната архиепископа почти ничем не отличалась от моей, разве что на стене напротив кровати висело деревянное распятие, а книжный стеллаж был заставлен церковной литературой. Произнеся короткую молитву на латинском языке и вторично перекрестившись, Евгений усадил меня за стол и сел сам. — Давайте поговорим как следует, Генрих, — предложил он. — Предупреждаю сразу: я не склонен вас осуждать и просто хочу понять, чего вы добиваетесь и с какими целями.       Это было очень хорошо. Я уже понял, что с клириками очень трудно вести диалог, потому что они, как правило, не слушают никого, кроме самих себя. Поэтому открывшуюся возможность нужно было использовать с полной отдачей. — Я научился волшебству с детства и хочу с его помощью устроить свою жизнь и помочь простым людям, — сообщил я. Конечно, стопроцентной правдой это не было, но по крайней мере моё поведение в Кобленце подтверждало эти слова. — И это прекрасно, Генрих, — архиепископ улыбнулся. — Но всё же замечу, что многие вещи, творимые чародеями, не согласуются с христианской верой. Порой ваши коллеги, Генрих, показывают себя не с лучшей стороны. Они хулят Господа, Спасителя и Святой Дух, варят дурманные зелья, морочат людям головы, а то и проводят богопротивные обряды и вызывают нечистую силу. — Я стараюсь использовать свою силу только ради общего блага, отец Евгений, — возразил я. — Я верю вам, Генрих, — отозвался архиепископ, — и вы ещё ни разу не нарушили своего слова. Но я хочу попросить вас кое о чём важном: пусть так будет и впредь, и вы своим колдовством не причините вреда ни единой живой душе.       Да уж, хорошо, что мой собеседник не знает о том, что случилось вчера, ещё неизвестно, как он бы к этому отнёсся. Но вот его просьбу я бы исполнить не успел: кто знает, что мне встретится впоследствии? Я признался: — Отец Евгений, я в затруднении. Король Оттон привлёк меня к обороне замка от франков. Вы ведь знаете, что на наши земли готовится вторжение? — Знаю, — Евгений печально вздохнул. — И я явился сюда, чтобы благословить гарнизон на успешную оборону. Что ж, защита родного края — дело благородное и богоугодное. И всё же постарайтесь не убивать и не калечить без нужды.       Мы некоторое время молча сидели, глядя друг другу в глаза. Каждый из нас понимал, что жизнь не так проста, как кажется на первый взгляд, и надо искать компромиссы и выходы из различных ситуаций. Первым нарушил молчание я, потому что мне пришла в голову идея: — Отец Евгений, я знаю, что делать. Давайте вместе выйдем на крепостные стены. Вы обратитесь к франкам и призовёте их отступить, грозя карами с небес. Если они вас не послушают, я вызову гром и молнии, буду поджигать осадные машины. Тогда они подумают, что это ваш Господь Бог наказывает их, испугаются и покинут нас и наши земли. — Поистине прекрасная мысль! — вскричал архиепископ и рассмеялся. — Несомненно, сам Господь подсказал её вам, Генрих! Значит, Он благословил вас!       Конечно, я был совершенно не согласен с трактовкой того, как мысль о таком фокусе пришла мне в голову, но это меня волновало в последнюю очередь. Я был рад тому, что архиепископ согласился со мной сотрудничать, а как он себе это объяснил — дело десятое. Достигнув договорённости, мы распрощались, и я вернулся к Хильде.       Девочка уже окончательно проснулась, даже позавтракала в солдатской столовой, о чём сообщила мне, как только я вошёл в комнату, Молодец, самостоятельная. Рассказав о том, что было на завтрак, она призналась: — Мне неприятно есть в столовой. Воины потные, громко кричат, рыгают и плюются, постоянный запах пива проникает в еду.       Ух ты, а девица-то чистоплотной оказалась. Наверняка это воспитывается с ранних лет. Вероятно, Хундель постарался, но не для блага девочки, конечно же, а для своего удовольствия. Кому приятно обнимать и щупать грязнулю? — Я слышала, что скоро на крепость нападут франки, — шепнула Хильда. — Солдаты ругали их всякими бранными словами. — Это правда, — я вздохнул. — Поэтому меня и вызвал король, чтобы рассказать об этом. — Вы ведь защитите меня и короля, мастер Геллерт? — спросила Хильда с проблеском надежды в глазах. — Вы ведь показали вчера, как хорошо умеете драться, — прибавила она.       Мне стало весело и смешно. Ох уж эти женщины, даже самые маленькие! Моя юная жена одновременно надавила на супружеский и подданнический долги, на гордость, сделала комплимент, и всё это всего лишь в считанных словах! Мне для того же эффекта потребовалась бы по меньшей мере двухминутная речь. Определённо, у женщин, даже самых маленьких, есть, чему поучиться. Хотя вполне возможно, что Хильда просто попыталась высказаться как можно короче. Чем бы это ни было, справилась она блестяще. — Конечно, дорогая, я помогу его величеству королю Оттону разбить франков, — заверил я супругу. — А вы меня научите драться так же, как умеете сами? — с придыханием спросила Хильда.       Конечно, я хорошо понимал её. После того безобразия, которое с ней учинил Хундель, и после вчерашнего зрелища девочка очень хотела научиться защищать себя. Но для этого было ещё рано — нужно прежде всего освоить азы колдовства, и только потом браться за всё остальное. Я предложил: — Давай сначала научимся защищаться. Наша башня над самыми воротами, и в неё наверняка будут стрелять из катапульт. Ты же не хочешь, чтобы мы были погребены под обломками в случае осады? Значит, нужно наложить на каменную кладку защитные чары. — Я согласна! — восторженно пропищала Хильда. — Возьми мою палочку, — начал я объяснение, — и направь на участок стены под окном, да, так. Произнеси заклинание укрепления и очерти палочкой круг в воздухе, прямо перед собой.       Держать палочку правильно девочка уже умела, спасибо Хунделю за это. Похотливый недоумок хоть что-то полезное сделал. Но всё остальное оказалось на мне. Хильда, пытаясь повторить заклинание, несколько раз сбивалась, и формула, продиктованная мной, не срабатывала. Через пять-шесть попыток у Хильды получилось — кладка слегка потемнела. — Главное, дорогуша, верь в то, что у тебя всё получится, — подытожил я. — Никакой неуверенности в себе не должно быть. Только осознание своей силы и своей правоты. — И так можно сотворить любое волшебство? — с искренним любопытством проговорила девочка. — Ну… почти… потом расскажу, — я отчего-то смутился. — А можно так заколдовать весь замок? — Хильда сделала весьма здравое предложение. — Боюсь, у нас сейчас не хватит на это времени, — я грустно вздохнул, — но потом, после битвы, мы вместе сделаем это.       Какая умная девочка! Такую учить — одно удовольствие. Под моим присмотром она покрыла защитными чарами всю кладку в нашей комнате изнутри. Всё остальное время до вечера мы посвятили чтению магической литературы и тренировке простых заклинаний.       Около семи часов, по моим ощущениям, в дверь кто-то забарабанил. Хильда испуганно прижалась ко мне и прошептала: — Неужели уже началось нападение?       Приняв самое суровое выражение лица, на которое только был способен, я открыл дверь. За ней стоял тяжело дышащий начальник стражи. Он пробормотал: — Его величество… зовут вас… к нам посол франков… волшебник…       Вот оно что! Я, скороговоркой бросив Хильде обещание вернуться поскорее, устремился в трапезную, куда меня повёл воин. Войдя в зал, я увидел высокого черноволосого человека с крючковатым носом, в синей мантии с серебрёной оторочкой, с буковой волшебной палочкой в руке. Несомненно, это и был вражеский посланник. Взгляд посла был спокойным, но в то же время надменным. Несомненно, он рассчитывал на лёгкое и безболезненное для своей стороны решение вопроса о судьбе крепости и её окрестных земель. Я замер, обдумывая положение. Ситуация в корне отличалась от вчерашней. Тогда я убедительно и достаточно жестоко расправился с четырьмя глупцами, оскорбившими меня самого и едва не обесчестившими девочку, но их злодейства были на уровне веймарской уличной шпаны, не более. Сейчас же я впервые увидел представителя настоящего врага, который хочет поработить Германию и моих соотечественников, откусывая от страны марку за маркой, феод за феодом. И единственно верное решение — дать ему жестокий отпор, задействовав все имеющиеся средства. Никаких послаблений и компромиссов!       Король сидел всё за тем же столом. Перед ним стояла тарелка с объедками и столовые приборы — видимо, монарх перед тем, как впустить посла, принимал пищу, и посуду не успели убрать. Увидев меня, он вздохнул, его руки задрожали. Я понимал его метания. С одной стороны, он был рад тому, что я немедленно пришёл на помощь, а с другой — не хотел показывать этого франку. Вокруг монарха столпились солдаты и советники, сверля чужеземца озлобленным взглядом. Архиепископ Евгений был тут же, но стоял поодаль, в углу, явно не желая привлекать излишнего внимания. — Ваше величество, я прибыл по вашему приказанию, — сообщил я, подойдя к королю и поклонившись ему. Мой поклон был чисто для показухи перед послом, чтобы он думал, будто я подчинённый Оттона I. Сам король понял меня совершенно правильно, потому что поклон был лёгким, я едва согнул спину. Венценосец легонько придавил мне ногу носком туфли и небрежным движением руки будто бы нечаянно уронил со стола нож. Он упал аккурат между мной и послом, между нами никто не стоял. Намёк был понятен: можно хамить, браниться, угрожать. Я сказал: — Чего изволите, милостивый сеньор? Что его величество желает приказать мне?             Естественно, это было продолжением игры на публику. Конечно, я не был наверняка уверен в том, что франкский посол понимает нас, но на войне необходимо предпринимать все меры предосторожности, чтобы враг не смог раскрыть наши истинные намерения и вовремя воспрепятствовать им. Оттон I, понявший меня и в этом, приказал нарочито суровым тоном: — Начни переговоры с этим человеком, — он указал на франка, — выведай, чего хотят эти люди, приведшие войска на нашу землю.       Франк начал скалить зубы, увидев, что король показывает на него пальцем, и смеяться. Видимо, он посчитал нас, германцев, глупыми варварами. Что ж! Я докажу, что это не так. Повернувшись к франку, я смерил его презрительным взглядом и проговорил достаточно медленно и отчётливо, чтобы он разобрал слова: — Я Генрих, верховный чародей Германии, пришёл сюда узнать, что тебе понадобилось от моего сеньора — короля Оттона, и веду переговоры от его имени.       Скосив глаза на короля, я увидел едва заметный кивок — он был удовлетворён тем, как я взял дело в свои руки. — Гекс… гросс… — залепетал посол*. Запнувшись, он сплюнул на землю и возмущённым тоном что-то затараторил. Его речь была похожа на современный французский весьма отдалённо, и я ничего не смог разобрать, кроме отдельных звуков. Король, нахмурившись, топнул ногой. Из его окружения, словно ужаленный, выбежал рыжеволосый усатый мужчина в трико и встал между нами. Прислушавшись к болтовне франка, он сказал мне: — Он говорит, что не понимает, кто ты такой, и не понимает нашего варварского наречия, о которое можно сломать язык. — Мне плевать на его проблемы, — ответил я переводчику, — передай ему, чтобы он сказал, зачем пришёл.       К счастью, у мужчины, судя по его поведению, уже был немалый опыт работы толмачом, и он понимал, что следует переводить, а что нет. Франк, выслушав рыжего мужчину, стал бормотать что-то под нос, и переводчик в какой-то момент побелел от страха. Король спросил: — Что случилось? — Ваше величество, он говорит наглые и оскорбительные вещи, — пролепетал переводчик едва слышно. — Переведи Генриху и мне всё в точности до последнего слова, это приказ, — произнёс монарх. — Тем будет лучше для тебя и хуже для них. — Он сказал, что мы грязные ублюдки, родившиеся от извалявшейся в грязи бешеной суки и хромого и слепого кобеля, тёмные и невежественные дикари, а франки пришли требовать назад свои земли, якобы законно отданные им Карлом Великим. Он говорит, что ваш отец Генрих Птицелов — блудник, транжира, клятвопреступник и предатель, а ваша мать — глупая продажная девка, вышедшая замуж не за мужчину, а за его регалии и меч. Он добавляет, что в качестве жеста милости франки согласны оставить за вами, ваше величество, номинальное владение Германией, за исключением приграничных земель, но при этом требуют ежегодную дань в размере двадцати тысяч марок с каждого землевладельца и с вас, ваше величество, сорок тысяч в год. А также они хотят, чтобы вы признали свой вассалитет перед королём франков как более сильным и мудрым.       Что ж, ничего нового и удивительного, франки считают себя сильнее и пришли диктовать свою волю, перемежая требования с оскорблениями. Губы короля сжались в тонкую нитку, руки задрожали ещё сильнее, он уже был готов отдать приказ схватить и убить посла на месте, и едва сдерживался. Я сказал: — Ваше величество, они наверняка условились между собой о том, что если посол не вернётся, то они начнут наступление. А так есть шанс запугать его и заставить их всех отступить. Надо использовать любую возможность облегчить своё положение, даже если она очень мала. — Хорошо, Генрих, я полностью вам доверяю, — едва слышно отозвался король и несколько раз глубоко вздохнул, утирая вспотевший лоб.       Повернувшись к франку, я ответил: — Я как верховный чародей Германии и представитель короля заявляю: вы не получите от нас ничего. Мы способны дать отпор, и сделаем это. Ваши требования возмутительны и ничем не обоснованы. А за то, что вы оскорбили короля и его род, ваша армия заплатит кровью. Наше сопротивление будет непоколебимым и беспощадным, мы не отдадим ни единого клочка наших исконных земель. Мы не сдадим крепость и прилежащие к ней земли, а будем готовиться к обороне. Король будет защищать своих подданных, и если вы будете грабить и жечь сёла, то заплатите за это вдвое, втрое, всемеро и вдесятеро.       Посол, выслушав переводчика, стал смеяться. Он принялся махать во все стороны палочкой и пускать из неё искры. Пара из них едва не попала переводчику на ноги, он едва успел отскочить. Проговорив что-то, он наставил палочку на меня. Переводчик испуганно пролепетал: — Мастер Генрих… он и вас оскорбляет… — Переведи, — резко оборвал его я, уже начиная злиться. — Он сказал, что вы недоучка, перепутавший волшебную палочку с мужской частью тела, не знающий ни одного заклинания, варящий зелья из блевотины и помоев, и передал, что учился в каком-то универсуме.       Я чувствовал, что наглец врёт. Школой, где он якобы учился, не мог быть Шармбатон — он был основан позже, где-то в двенадцатом веке. Что ж, он поплатится за свою наглость. Взмахами рук я велел всем расступиться, воздел палочку и произнёс: — Экспеллиармус!       Палочка франка вылетела у него из рук, несмотря на то, что он изо всех сил пытался её удержать и проговорил какое-то контрзаклятие. Лицо её хозяина исказилось от ужаса, а я сказал: — Ты просто трусливая шавка, которой только палку покажи, она и заскулит.

***

      Я вспомнил, как Германия завоёвывала Францию в тысяча девятьсот сороковом году. Наши войска обошли линию Мажино, где были сосредоточены французские полки, и ударили через Бельгию, выйдя на оперативный простор между самой линией и Парижем, перерезав французские коммуникации. Мои люди замаскировали войсковые части, и удар был неожиданным что для простецов, что для магов. Я тогда сам приехал во Францию, прямо в Париж, к которому подступал Вермахт; в сильные бинокли уже можно было увидеть Сену и Эйфелеву башню. На меня, вышедшего из представительского автомобиля напротив здания парламента, люди смотрели со страхом и почтением. Швейцары, встретив меня заискивающими взглядами, услужливо распахнули передо мной двери. Войдя внутрь, я, следуя заклинанию «Направление», дошёл до кабинета французского министра магии Фердинанда де ла Треблон-Лефетра и бесшумно открыл дверь. Сам министр, сидя за кориандровым столом в алебастровом кресле с синей бархатной обивкой, читал газеты и писал депеши. Палочка лежала там же, на столешнице, по правую руку. Кабинет был обставлен роскошно: натёртый паркет блестел, стены были белыми, на них блестели золотые плинтусные вставки, расписные узоры. У стен стояли мраморные статуи обнажённых нимф, декоративные предметы морского промысла на подставках, покрытые серебром: глобус, секстант, циркули, подзорные трубы и даже якорь. Потолок, украшенный античной лепниной, сиял драгоценными камнями и бронзовой люстрой, стилизованной под многосвечные цепные люстры королевского дворца. Прямо за спиной Треблон-Лефетра висел портрет Наполеона Бонапарта. Сам министр магии Франции был лыс, носил очки, пыхтел трубкой во рту, листая очередную газету. Его узкие глаза щурились, морщины и складки на коже были отчётливо видны. Министр был облачён в красную мантию тона крови. Густые седые бакенбарды и мясистый нос довершали портрет этого немолодого мужчины. Сжав покрепче Бузинную палочку, я, медленно и неслышно ступая с пятки на носок, вошёл в кабинет, внимательно рассмотрел главу французской магической администрации и что есть силы хлопнул дверью, пнув её каблуком сапога.       Француз, до этого момента похожий на беспечно развалившегося в кресле кота, вздрогнул, отбросил газету и схватился за палочку. Трубка была тут же потушена и положена в стоящую тут же на столе пепельницу. Но подняв голову от стола, министр замер от страха. Я подошёл ближе. — Не может быть… — пролепетал он. — Грин-де-Вальд… Неужели это вы… — Да, это я, — подтвердил я и помахал у него перед носом Бузинной палочкой. — Я явился к вам, чтобы лично сообщить оглушительную новость. Франция на грани разгрома, точнее сказать, уже пала. Ваши войска отрезаны от Парижа и до сих пор стоят на линии Мажино. Вермахт окружил Париж. Английский экспедиционный корпус сброшен в море, словно его и не было вовсе. Почти вся Европа за мной и Гитлером, Чемберлен вам уже ничем не поможет, а остальные уже сдались. — Чего вы хотите? — просипел Фердинанд. — Того же, что и от ваших коллег, — продолжил я, чувствуя себя хозяином положения. — Выбирайте: либо вы сейчас сражаетесь со мной в поединке и зарабатываете право на почётную капитуляцию на моих условиях, либо ваша страна будет стёрта с лица земли. — Французы — добрый и милый, незлобивый народ… — заголосил Треблон-Лефетр, — будет ужасно, если они погибнут… Смеющиеся романтичные мужчины, пышные сладкоголосые женщины, храбрые и смелые юноши, нежные и обворожительные девушки… Неужели в вас нет ничего человеческого, Грин-де-Вальд?! Пожалейте их! — с предельным отчаянием воскликнул министр магии. — Потому я и предлагаю вам выбор, что имею понятие о человечности, — отозвался я совершенно невозмутимо. — Жизнь вашего народа сейчас всецело в ваших руках. Принимайте решение. Либо вы сражаетесь со мной и в случае поражения признаёте верховенство Германии, либо все умрут. Третьего не дано.       На самом деле намерения вырезать всех французов под корень у меня не было, такой шаг является очень глупым со многих точек зрения и совершенно не вписывающимся в мою идеологию «общего блага». Но сидящему сейчас передо мной человеку этого знать не следовало, я хотел его как можно сильнее запугать, чего за счёт внезапности и проведённой накануне демонстрации военной силы успешно добился. — Хорошо, — прошептал Фердинанд де ла Треблон-Лефетр, — когда и куда явиться на церемониальный поединок? — Зачем тянуть время просто так? — я усмехнулся. — Вам для этого достаточно встать из-за стола, а я отойду к двери. Палочки у нас обоих при себе, места хватит.       Энергично закивав, министр магии вышел из-за стола и принял боевую стойку. Я, как и хотел, отошёл к двери и демонстративно поклонился. Сделав то же самое, Треблон-Лефетр снял очки и положил их на стол. Щуриться он тут же перестал, видимо, они ему были нужны только для чтения. Я сказал с заметной насмешкой в тоне: — По правилам дуэли за тем, на чьей территории она проводится, право первого выпада. Прошу вас, месье Треблон-Лефетр! Ваш выход!       Разумеется, я заранее знал, что у него нет ни малейшего шанса на победу, но я нарочно показывал честность: в случае поражения оппонент не сможет его оспорить, а когда я окончательно покорю Европу, эти «жесты милосердия» заставят говорить обо мне как о суровом, но справедливом правителе. — Импедимента! — выкрикнул француз, сделав нужный пасс. Видимо, его нервы несколько крепче, чем я ожидал: заклинание удалось. Поставив щит, я уклонился. Фердинанд стал бомбардировать меня серией заклятий, но мой щит не спадал. Я начал медленно наступать вперёд, отражая выпады. Лучи заклятий отскакивали и крушили обстановку кабинета. Конечно, я не был чужд красоты и с долей сожаления смотрел на то, как красивые статуи и приборы раскалывались вдребезги, но в целом эта показная роскошь, собранная в одном месте, больше раздражала, чем радовала меня. Спустя пару минут Треблон-Лефетр выдохся, в кабинете не осталось ни одного целого предмета, за исключением люстры, да и с той упали две-три лампы, встретив свой конец на полу. Осколки мрамора усеяли паркет, стол и кресло превратились в щепки и алебастровую крошку вперемешку с клоками обивки. Портрет Наполеона всё ещё висел на стене, каким-то чудом уцелев. Наконец я нанёс один единственный удар — и палочка министра магии Франции раскололась прямо у него в руках. — Пощадите! — взмолился Фердинанд де ла Лефетр, рухнув на колени, — сдаюсь! — Вы сделали свой выбор, и я уважаю его, — проговорил я, — встаньте, не позорьтесь.       Подчинившись, мой проигравший оппонент, в расстроенных чувствах оглядел случившийся разгром и, беспомощно разводя руками, пробормотал: — Мой кабинет… — Увы, месье министр, вы сами его разрушили свей беспечностью, — я притворно вздохнул. — А теперь потрудитесь объяснить гражданам, почему так произошло и что ждёт их в самом ближайшем будущем. До свидания.       С этими словами я вскинул палочку и с помощью ударного заклинания обрушил портрет Наполеона, рама раскололась, а холст порвался. Не слушая возмущённых возгласов поверженного противника, я вышел из разрушенного кабинета, вторично хлопнув дверью. Но ещё одного хлопка она не выдержала и слетела с петель, открыв образовавшийся беспорядок взорам всей магической части парламента.

***

— Ты просто трусливая шавка, которой только палку покажи, она и заскулит, — проговорил я, вспомнив тот день. — Убирайся отсюда, пока цел, и передай своим, чтобы уносили отсюда ноги!       Франк боком попятился к выходу из зала, со страхом глядя на кончик моей палочки, которую я не отводил от него, и выбежал отсюда. Король озабоченно покачал головой и задумчиво проговорил: — Что ж Генрих, на вас теперь вся надежда. Вы смогли напугать одного франка, но сумеете ли вы обратить в бегство франкское войско, если и там есть волшебники? — Доверьтесь мне, ваше величество, — радостно откликнулся я, — а уж там сами увидите, на что я способен! — Ловлю на слове! — вскричал Оттон I, вскочив с места. Подняв с пола нож, он метнул его в дверь, которой ушёл франкский посол.       Меня спросили, не хочу ли я командовать обороной крепости, но я отказался, пояснив, что всё внимание сосредоточу на вражеских колдунах по той причине, что они намного опаснее прочих солдат неприятеля. К тому же мне хотелось посмотреть, как командиры организовывают защиту укреплений, и дать остальным проявить себя.       Все забегали по замку, готовя бочки со смолой, чаны с кипятком, мешки с песком, словом, начали готовиться к осаде. Я вернулся к Хильде и выполнил своё обещание — мы вместе приблизительно за четыре часа обнесли защитными чарами стены и башни. Заодно я изучил крепость целиком, со всеми её ходами, в том числе и тайными, которые незамедлительно замуровал во избежание проникновения противника в тыл. Мы вернулись в свою комнату глубокой ночью, девочка тут же легла в кровать и уснула, даже не раздевшись. А вот мне самому спать не пришлось, я сел за книги в поисках других способов магической защиты и заклинаний массового воздействия, а также чисто боевых. Я делал это не столько с целью самообразования, сколько с целью понять, что вражеские волшебники могут применить против нас, и как с этим бороться.       Утром, едва с рассветом, Хильду разбудил звон набата, а меня этот звон отвлёк от трактата римского полководца Марка Ульпия Нервы Траяна о фортификациях. Всё, кажется началось сражение… Я не ошибся. Бросив взгляд в окно, я увидел стройные порядки солдат, приближавшихся к крепости. Хильда, подбежав ко мне, тоже увидела их. Потрясённо взирая на них, она пробормотала тонким голоском: — Я никогда ещё не видела столько людей… да ещё и врагов…       Обхватив меня руками, она умоляюще спросила, будучи сильно напуганной: — Вы умеете воевать, мастер… Геллерт?       Запинка, с которой супруга произнесла моё настоящее имя, показала мне, насколько сильно девочка боится за меня. Я, будучи польщённым такой заботой, ответил: — Не волнуйся, я справлюсь. — Знаете, я хочу вам кое в чём признаться, прежде чем вы пойдёте в бой, — добавила она.       О, как интересно. Что же это может быть? В книгах, которые я читал, и в фильмах, которые я видел, такие признания были самыми откровенными и искренними. И какой сюрприз приготовила мне моя жёнушка? — Знаете, я люблю рисовать, — заговорила она, — и я сделала маленькую миниатюру прошлой ночью, потому что плохо спала.       С этими словами Хильда вытащила из кармана платья деревянную дощечку, на которой с помощью масляной краски была изображена она сама. Я улыбнулся, крепко прижал девочку к сердцу, и взял подарок. — Я обещаю, тебе, что вернусь живым, чего бы это мне ни стоило, — произнёс я, — ради общего блага.       Зачем я сейчас выдал свою любимую фразу, я и сам не понял. Видимо, эта идея и впрямь въелась в меня настолько глубоко, что является частью меня самого, и я стал поминать «общее благо» к месту и не к месту. Но что поделать, слово не воробей, вылетит — не поймаешь.       Поцеловав меня и пока не задумавшись о смысле услышанного, Хильда едва оторвалась от моей мантии. Я велел на прощание: — Береги себя. Учи защитные заклинания и не вздумай выбегать наружу. Если увидишь, что наша башня начинает рушиться, сразу же беги без оглядки в подвалы. Это приказ. — Поняла, — отозвалась девочка, кивнув.       Выйдя прочь из комнаты, я закрыл за собой дверь, не запирая её, и положил миниатюру в нагрудный карман мантии. Затем я прошёл на стены и увидел франков совсем близко — в десятках футов. У них имелась не только живая сила, но и осадные машины: баллисты, катапульты, тараны, требушеты. Вспомнив договорённость с архиепископом Евгением, я стал искать его. Он оказался там, где и было условлено — на площадке над воротами. Подойдя к нему, я сказал: — Я готов, отец архиепископ.       В этот момент затрубил боевой рог, и из вражеского строя вышел один рыцарь в расшитой золотом кольчуге. Он подошёл вплотную к воротам и стал что-то кричать. Евгений перевёл: — Он говорит, чтобы мы сдали крепость и окрестные города, потому что у нас якобы нет ни малейшего шанса выдержать осаду. — Нет! — свирепо выкрикнул я, воздев к пасмурному темнеющему небу палочку. Архиепископ заговорил на франкском наречии, обращаясь к врагам. Я понимал, что он хотел до них донести, потому что воспользовался легилименцией. — Призываю вас отступить от крепости, нечестивцы! — начал Евгений. — Эта земля благословенна самим Господом, и он карает неправедных отступников, покусившихся на жизни честных христиан! Немедленно уйдите отсюда, иначе вы познаете силу гнева небесного! Если вы не повернёте назад, то на вас обрушатся громы и молнии, огонь и лёд!       Боевые порядки врагов смешались, но тут же послышались рассерженные крики, верно, это были вражеские командиры, приказывавшие начать наступление. Обозная прислуга, оставшаяся позади собственно солдат, стала собирать осадные орудия из заготовок, заранее припасённых в нужных количествах. Вот первая штурмовая лестница прислонилась к стенам, и я, нарочно выждав до этого момента, начал колдовать. На небе сгустились тучи, полил дождь. Если у наших бойцов в распоряжении имелись караульные помещения, то врагам было спрятаться негде, кроме палаток на дальнем конце поля боя. Но неприятель не обратил особого внимания на непогоду и продолжил наступать. Поняв, что предупреждение не сработало, я ударил по-настоящему: нацелив палочку на тыловой отряд, собирающий катапульту, я выстрелил взрывающим заклятием. Боевую машину разнесло в щепки, бойцов расшвыряло в разные стороны. Затем я пошёл вдоль стен по периметру, высматривая другие машины и намереваясь точно так же их уничтожить. На это ушло около получаса, и лишь пара требушетов смогла произвести залп, к счастью, камни из них разбились о наш с Хильдой магический щит. Но вражеские солдаты, лезущие по штурмовым лестницам, были более серьёзной проблемой. Они едва не прорвали оборону в нескольких местах, благо, я успел помочь товарищам отбить самые опасные атаки. Парой заклятий я усилил дождь почти до непроницаемого ливня и стал стрелять уже непосредственно по отрядам противника. И тут враги начали отступать и разбегаться с паническими криками. Но это была ещё не победа. Я стал замечать одиноких людей в плащах, не сближавшихся друг с другом, прочие солдаты перед ними тоже расступались. Я тут же догадался, что это вражеские волшебники. Я вернулся на площадку надвратной башни, и тут же сильный удар сотряс её. Я упал, защитники замка, бывшие здесь же, тоже потеряли равновесие. — Таран! — крикнул один из них. — Они забросали ров обломками машин и трупами и хотят сломать ворота!       Подползя к краю стены, я действительно увидел таран, да не простой, а в виде связки из четырёх стволов деревьев, тщательно обструганных и подогнанных друг к другу. Видимо, вражеские волшебники скрыли его от посторонних глаз до момента удара. Что ж, это уже интереснее. К тому же они начали вести ответный огонь, пробивая бреши в обороне и разбивая зубцы стен. Уже неплохо, откровенно говоря. Но я непременно отобью крепость, пусть я даже один волшебник против нескольких!       Вот ещё шестеро волшебников выстроились в ряд и стройной шеренгой пошли на ворота, намереваясь пробить их своими заклятиями. Ох, зря они это сделали… Высунувшись из-за чудом уцелевшего зубца, я выстрелил в них осколками льда, острыми, будто наконечники копий. Двое упали, истекая кровью, остальные шли дальше. Но направленный взрыв покончил с ними. — Мастер Генрих, они прорвались с юга! — закричал над моим ухом один из солдат. Я пулей кинулся в ту сторону и увидел, что враги пробили дыру в стене и проникли во внутренний двор. Разозлившись, я сотворил огненный шар. Враги смогли лишь увидеть гигантскую вспышку и ослепнуть, на этом их жизни оборвались. К счастью, травы на том месте не было, и ничего лишнего не загорелось. Саму брешь, к счастью, узкую, я тут же заделал.       Поняв, что я просто так не сдамся, франки пошли на отчаянные меры. Они начали бомбардировать крепость взрывающими заклятиями. Но куда им до меня! Их взрывы не могли повредить защищённую мной и Хильдой кладку, создавая лишь шум и опасность для солдат обеих сторон. Поняв, что они решили идти до конца, чтобы поработить Германию, я сам подумал, что пришла пора применить одно из самых сильных средств. Припомнив всё из своего арсенала, я догадался что вернее всего убьёт их или обратит в бегство. То, что они никогда ещё не встречали. Газ. Ещё во время Первой Мировой войны я, сидя в окопах Соммы и Вердена, научился выпускать из палочки хлор, иприт и прочую гадость. Тогда английские и французские «коллеги» с той стороны баррикад сумели мне помешать, несмотря на то, что у меня имелась Бузинная палочка. Сейчас же это сделать некому. Где-то в глубине себя я осознавал, что сражаюсь нечестно, но мысль о том, что к не такой уж и большой крепости пришла целая армия, перечеркнула предыдущую. Высунувшись из-за стенных зубцов, я отправил облако газа прямо туда, где стоял один из колдунов, тот согнулся в три погибели, затем повалился на землю, забился в конвульсиях и через некоторое время замер навсегда. Солдаты стали в ужасе разбегаться, но тех кто попал под удар вместе с чародеем, ждала та же участь. Вторично пройдясь по стенам, я убил остальных колдунов. Противник был окончательно деморализован. Потеряв магов и осадные машины, он, по всей видимости, решил, что осада не удалась. Протрубили рога, франки стали отступать. Я тут же прекратил атаки, а защитники, которых осталась примерно половина, продолжали осыпать отходящего и начавшего бежать неприятеля стрелами и камнями. Стало ясно как уходящий день, что захват приграничной крепости провалился, а всё благодаря мне — Геллерту Грин-де-Вальду. Уже наступила ночь. Я с помощью солдат разыскал начальника гарнизона, довольно серьёзно раненого: была изрублена нога, половина пальцев рук оказалась сломанными. Оказав ему помощь, я спросил: — Как у вас всё прошло? — Сволочи франки по этим чёртовым лестницам полезли, — простонал боец. — Я потерял две трети бойцов. Кабы не вы, Генрих, гнить бы нам всем в земле. Вы всех нас спасли. Чем вы их били?       Ободряюще улыбнувшись и промолчав, я вернулся в свою башню, к счастью, не тронутую осадой, потому что накануне мы постарались на славу. Хильда была здесь, увидев меня, она вылезла из кровати и бросилась мне на шею. Успокоив её, я сообщил: — Нужно позаботиться о раненых. Лечить умеешь?       Кивнув, девочка взяла котёл, покидала туда трав, и мы отправились в лазарет, временно устроенный в амбаре, откуда вынесли всю провизию. Не покладая рук, мы вдвоём спасали тех, кого можно было спасти, всю ночь. А под утро, вернувшись к себе, мы повалились на кровать в обнимку и тут же уснули.       Утром меня вызвал к себе король. В той же трапезной, где и всегда, я встретился с ним. Монарх, хмуро оглядев столпившихся вокруг него солдат и советников, произнёс: — Вы и вполовину не были так полезны, как мой добрый друг Генрих. Многие из вас прятались по подвалам. Что же это за подданные, которые не защищают короля и место, где он находится? Это очень нехорошо…       Похоже, среди приближённых Оттона I оказались дезертиры. Что ж, в какой-то мере я их понимал: мне самому было малость страшновато, но я благополучно преодолел свой страх. Увидев меня, король встал из-за стола и провозгласил: — Вот человек, благодаря которому мы все живы! Его благодарите! — Как я и предполагал, ваше величество, франки оказались трусами, — ответил я. — Лихо вы их разогнали! — отозвался Оттон I. — Что ж, вы заслужили весьма высокую награду. Пусть отныне этот замок принадлежит вам, Генрих, и станет вашим домом.       Я едва не скакал до потолка от радости. Эта крепость теперь моя, подумать только! Ух, как я тут всё обустрою! Вот оно — родовое гнездо Грин-де-Вальдов! Поблагодарив монарха, я спросил, что будет дальше. — Это ещё не всё, Генрих, — продолжил король, — отныне ты маркграф. Твоя задача в том, чтобы защищать границы моей страны на этом направлении так же действенно, как ты это делал вчера ночью. Твоя марка состоит из этого замка, городов Кобленц и Андернах и прилегающих к ним земель.       Советники и приближённые Оттона I, собравшиеся здесь же, поклонились мне. Король приказал одному из них подать меч, замахнулся им и мягко опустил плашмя мне на голову. — Отныне Генрих Грин-де-Вальд является охранителем моих границ, притом что он уже верховный чародей! — провозгласил король.       Ого! Вот это карьерный взлёт! Месяц-другой назад я и мечтать об этом не мог, а тут… вот! И своя земля, и замок, и титул, и должность. Хотя, по справедливости сказать, ко всему этому прилагались не только права, но и обязанности — защищать короля и его владения, следить за благосостоянием населения на вверенной мне территории, собираемостью налогов и заниматься прочими делами, что положены феодалу. К тому же стоило учесть, что я всё это заработал своим трудом, так что ситуация была относительно честной. Поблагодарив монарха, я высказал пожелание: — Ваше величество, я бы хотел не далее как сегодня или завтра вновь повидать Кобленц. В конце концов, я довольно долго жил там, и мне любопытно узнать, как там сейчас идут дела. — Конечно, Генрих, отправляйтесь, — согласился король, — это ваше право, и вы можете им воспользоваться, когда захотите. Что до меня, — прибавил он, — то я отъезжаю в Франкфурт. На вас ваша марка. Желаю вам всего наилучшего. Через месяц я жду от вас отчёт о том, что вы делаете для укрепления границ.       Попрощавшись с его величеством, я вернулся к Хильде и сообщил ей радостную новость: — Король даровал мне эту землю, а этот замок теперь тоже наш.       Воспитанная в реалиях своего времени, моя молодая супруга с радостным вскриком обхватила меня и спросила: — Что вы теперь будете делать, мастер Геллерт? — Я хочу посетить Кобленц. Хочешь съездить со мной? — предложил я.       Хильда согласилась. Но увидев, что я тут же превратил книги в верёвки, она грустно вздохнула и поникла. Заметив это, я объяснил: — Почти все книги краденые, поэтому их нужно вернуть законному владельцу. Если он разрешит, то я сниму с них копии, и у нас вновь будет большая библиотека, как и прежде.       Хильда успокоилась. Не откладывая дело в долгий ящик, мы взяли подводу в замковой конюшне и отправились в Кобленц. По дороге Хильда любовалась природой. Я взял это обстоятельство себе на заметку. Надо будет почаще показывать что-нибудь интересное.       В Кобленце мы сразу поехали к лавке Гуннара. Книготорговец, завидев нас ещё издалека, вышел нам навстречу и приветственно замахал рукой. Воспользовавшись придорожной коновязью, мы с Хильдой вошли внутрь. Гуннар, широко улыбаясь, спросил: — Ну что, Генрих, как идут дела? Король доволен тобой? — Более чем! — ответил я и рассказал обо всех прошедших событиях. Когда мой рассказ кончился, Гуннар поклонился мне и проговорил: — Генрих, теперь ты большой человек в этих местах. Как же мне теперь к тебе обращаться? — Оставь это, — возразил я. — Лично для тебя я хочу оставаться просто Генрихом. К тому же я решил отблагодарить тебя за то, что ты помог мне.       С этими словами я расколдовал книги, придав им настоящий вид. Восхищённый лавочник воскликнул: — Невероятно! И это всё ты забрал у негодяя Освальда? — Да, — подтвердил я. — Благодарю, Генрих, ты оказал мне и городу неоценимую помощь! — Гуннар стал горячо трясти мою руку. — У меня одна просьба, — заявил я в ответ. — Конечно, для моего друга Генриха — всё, что угодно! — книготорговец энергично закивал. — Я хочу снять с этих книг копии для себя и Хильды, — озвучил я своё пожелание. — Конечно, Генрих, вообще не вопрос! — охотно согласился Гуннар.       В течение пятнадцати минут я скопировал все находки и превратил копии снова в верёвки. Хильда просияла, по её виду я догадался, что она планирует, за какую книгу возьмётся в первую очередь.       Поболтав с Гуннаром ещё около получаса, по моим ощущениям, я покинул его лавку. Но на выходе из неё нас с Хильдой окружили горожане. Я схватился за палочку, думая, что они готовятся напасть, но тут один из них вышел вперёд и произнёс: — Мастер Генрих, мы очень рады вас видеть вновь в нашем городе. Милости просим вас на главную площадь, люди хотят вас увидеть.       Слухи разносятся довольно быстро, и стало понятно, что меня хотят отблагодарить за то, что я отбил нападение франков. Вместе с Хильдой я прошёл на торговую площадь, до которой отсюда были считанные шаги, и увидел толпу. Казалось, сюда собрался весь город. Люди старались высмотреть меня, кричали что-то, бросали вверх шапки. Перед одним из домов уже был сооружён деревянный помост, и меня попросили на него взойти. Когда я сделал это, то народ зарокотал. Радостные крики едва не оглушили меня. Я поднял руку, и шум тут же стих. Ко мне подошёл лысый мужчина в расшитом золотом дублете и шепнул на ухо: — Господин, город уже знает о вашем назначении, королевский нарочный доставил бургомистру приказ о нём. Люди ждут вашей речи.       О! Речи — моё любимое занятие, я обожал блистать острым умом перед толпами и увлекать их за собой. И я знал, что и как говорить. Я объявил: — Я приветствую вас, жители славного города Кобленца и верные подданные его величества!       В ответ раздались восторженные крики: — Слава мастеру Генриху, маркграфу Грин-де-Вальду! — Генриху Славному долгих лет жизни! — Да благословит Бог того, кто спас нас от полчищ франков!       Да! Я не ошибся! Именно за военную победу я оказался удостоен этих почестей. Я тут же решил, о чём скажу горожанам и немедленно принялся за воплощение своего замысла: — Я, Генрих Грин-де-Вальд, маркграф юго-западных земель, вступаю на свой пост за тем, чтобы подарить вверенному мне краю спокойствие и процветание. Помните ли вы, как я помогал городу, когда жил тут? — Да! Помним! — ответила мне толпа. — Так же я буду помогать вам и впредь, а также соседнему городу Андернаху, всему краю и всей Германии. При мне не будет несправедливых поборов, грабежей и убийств на дорогах и в городах, взаимных обид церкви и волшебников. Я примирю всех. А знаете ли вы, как я отбил нападение на крепость? — Знаем! — закричала толпа ещё громче. Вверх опять полетели шапки. — Так вот, обещаю вам, что ни один чужак с оружием в руках не вступит на нашу землю, — продолжил я. — Я буду денно и нощно охранять её от посягательств, как то мне велят приказ короля, долг рачительного хозяина и чувство любви к родине. А вас я прошу — живите в мире друг с другом, не обижайте вдов и сирот, подавайте милостыню нищему и калеке. Ведь нас окружают враги, подобные франкам, и чтобы не мы их боялись, а они нас, мы должны быть дружны и едины, это необходимо нам как воздух. Давайте же заключим союз между мной, маркграфом Грин-де-Вальдом, и вами, жителями города Кобленца и прочих земель под моей рукой. Всё ради общего блага.       Восторженные крики, поднявшиеся сразу после того, как я замолчал, не оставили ни малейших сомнений в том, что моё предложение принято. Меня стали поздравлять, чествовать. Весь день я и Хильда провели в городе, на этой же площади. Народ вытащил из домов обеденные столы и затеял праздничный пир в честь победы над франками и моего назначения. Блюда были самыми простецкими, но необычайно вкусными. Даже сам бургомистр и богачи сели за одни столы с простыми людьми, потому что я этого пожелал. Вот теперь я чувствовал, что занял подобающее моим возможностям положение — стал верховным чародеем, обрёл родовое гнездо, авторитет в стране. Теперь пора всерьёз задуматься о том, как выполнить задание, порученное мне изначально.