***
Давным-давно, когда ещё не было ни королей, ни замков, ни рыцарей, в одном селе на опушке леса жил кузнец. Он был беден, считанных грошей от продажи изделий едва хватало на пропитание. Но у него была мечта — построить себе дом из нержавеющего железа. И он годами прилежно работал над её воплощением — в свободное от заказов время изготовлял прутья, бруски, плиты и прочие части, нужные для постройки такого дома. Но вот однажды приключилась беда — всё, что он наковал для строительства, ночью украли. Опечаленный кузнец, обнаружив утром пропажу, поклялся найти вора и бросить его в печь. Он опросил всех соседей и даже жителей окрестных деревень, но никто ничего не знал. Ещё больше загрустив и измучившись за день бесплодными поисками, он лёг спать. И ему приснился чудесный сон. Кузнец будто бы попал в волшебную страну, где все дома были точь-в-точь такими, как он хотел, а люди были сплошь мастерами кузнечного ремесла. Все вещи были сделаны как раз из того самого железа, которое и нужно было горемыке, даже стулья и детские игрушки. Гость попросил жителей той страны научить его всему, что они умеют, и они охотно согласились, видя у гостя искреннее желание и трудолюбие. Кузнец прожил там год, стал одним из лучших мастеров своего дела, и на прощание ему сделали подарок: разобрали один дом на части и подарили в разобранном виде новому мастеру, чтобы тот смог у себя на родине собрать его и жить там. Проснувшись, кузнец снова встретился с жителями своего села и из разговоров с ними понял, что прошла только одна ночь, во время которой он и «путешествовал». Вернувшись домой, он отринул печаль и принялся за привычную работу, потому что беда бедой, а добывать хлеб на каждый день всё-таки надо. И произошло чудо! Всё то, чему он учился во сне у мастеров волшебной страны, было ему ведомо и наяву! Кузнец благодаря новым навыкам и знаниям разбогател, купил себе руду нержавеющего железа и благодаря секретам своих учителей из сна справился с постройкой дома всего за месяц. А потом научил всему, что узнал из сна, других кузнецов, основал свою гильдию и жил долго и счастливо до глубокой старости, передав свои умения сыновьям и внукам.***
Минуту я лежал, молча обдумывая содержание, а ещё минуту тискал подсказчицу. От эйфории и для благодарности. Это ведь чудо что за наводка! Зря я сказки не ценил. Параллели со мной виделись невооружённым взглядом. И это при том, что я ничего о себе не рассказал, кроме как о настоящем имени! И прямой посыл отправиться за тридевять земель к чудесным мастерам подтвердил мои стремления. Отличие от книг состояло в том, что связь с реальностью вполне прослеживалась, тогда как все те тома, что мы прошерстили, говорили именно о легендах, то есть априори о чём-то недоказанном и не обязательно связанном с действительностью. — Хильден, ты очень мне помогла, — сказал я. — Я окончательно уверился в том, что за древней силой надо отправиться в волшебную страну. — А куда? — спросила девочка. — Я велю своим слугам рассказать всё, что они об этом знают, — сообщил я в ответ. — Так мы и поймём, что нужно делать. — А почему вы не отправите кого-нибудь из них, приказав принести это нечто вам в руки? — полюбопытствовала супруга. Вопрос был очень хорошим, и в любых других обстоятельствах я бы так и сделал. Но тут подобное бы не сработало. Во-первых, это моя личная миссия, и только собственные усилия могут принести результат. Во-вторых, я не знал, что это, и не мог защитить свою «цель» от попадания в чужие руки. А в-третьих, интуиция подсказывала, что раз эта сила есть и мои слуги о ней знают, то у них есть свои причины не брать её. Либо это опасно, либо далеко, либо слишком сложно для них, либо всё это сразу. К тому же я не исключал вероятности того, что чародеи договорились о нейтралитете в отношении этого «вундерваффе», чтобы не допустить бойни друг с другом за переходящий трофей. То, что это вполне возможно, я знал по опыту владения Бузинной палочкой и её истории. Так что не вполне ясно, в чём тут дело — то ли в слабости, то ли в трусости за свои шкуры, то ли во всех мыслимых причинах сразу. Что ж, утром выясню. Проснувшись и позавтракав, я немедленно отправился в чародейный зал и вновь призвал прислугу. Благо, они были одеты с иголочки, один из них даже смахнул с рукавов несуществующую пыль. Усмехнувшись, я покачал головой и сформулировал приказ: — Слуги мои, расскажите мне о волшебных землях и силах, которые на свете своими глазами увидеть можно. Чародеи всё ещё были под заклятием «Империус», которое я за все эти два месяца даже не думал снимать. Излишняя самодеятельность мне ни к чему. Поэтому ропота не возникло. Один из колдунов начал говорить: — Сказывают, будто есть такая земля на востоке — Гиперборея. Там множество селений, крепостей, городов. Люди там очень тонко чувствуют друг друга, природу и весь мир вообще. Там есть дивные звери — птицы сплошь из пламени, рыбы размерами с острова, трёхголовые драконы, коты, усыпляющие своим мяуканьем и многие другие, о коих и говорить трудно. Тамошние волшебники могут сделать два-три шага и перемахнуть через многие лиги, умеют добывать еду из платков, летать на коврах и конях, искать верную дорогу с помощью клубка ниток, а вода из родников может как убить, так и оживить, и это одним глотком. Царствам и княжествам там счёту нет, а их воины могут горы двигать и в одиночку с самыми страшными чудищами сражаются. Не эту ли землю вы ищете, мастер Генрих? Она протянулась от северного ледовитого моря аж до Понта Эвксинского. Неужели речь идёт о русских, точнее об их далёких предках? Под северным ледовитым морем наверняка имелись в виду полярные воды, а под Понтом — Чёрное море. Именно русская сила сломила, сокрушила меня. От эпичности описания из уст слуг меня пробрал лёгкий холод. Ох, неспроста я проиграл ту войну… Конечно, за долгие века было немало утеряно, но и оставшимся у них я получил такой ответный удар, что на всю жизнь запомнил. Хотя слуги для красного словца могли и приврать, чтобы напугать меня и заставить отказаться от задуманного предприятия. Что ж, послушаем ещё рассказов. Я спросил: — Что вы ещё знаете? Одна седоватая старуха, прокашлявшись, тоже стала рассказывать: — Есть ещё такая земля, как Израэль. Она самая древняя изо всех, говорят, там где-то в глуби недр есть таинственные плиты, на которых написаны самые древние в мире законы, якобы данные людям этой земли их богом, имя которого они даже лишний раз помянуть боятся. Там есть явления крылатых сияющих людей с мечами, сильны пророки. Там магический дар передаётся не абы как, а с кровью матери, что мужчине, что женщине, по матери и род считается. Магия рода и крови там развита, как больше нигде. К тому же самые сильные маги — жрецы их веры в того бога, которого запрещено поминать всуе, и они учат, что магия без веры невозможна, и наоборот. Вот какое ещё таинственное место есть, мастер Грин-де-Вальд. Неужто евреи?! Их я опознал как раз по религии и счёту рода по матери. Да уж, не менее удивительно, чем в России. В годы войны я усилённо разыскивал их, полагая, что им известна тайна Воскрешающего камня, потому что они умели творить големов и оживлять их, вкладывая души в искусственные тела, а также поднимать мёртвых солдат и вновь отправлять в бой. Но ни хитростями, ни пытками мне не удалось выведать у них ничего, похожего на рецепты оживления мёртвых и одушевления материалов. К тому же ещё до войны я совершил туда несколько экспедиций, но безрезультатно. В чём тайна големов и еврейской магии вообще состояла на самом деле, я узнал слишком поздно, а Дара Смерти у евреев вовсе не было. Следовательно, меня сейчас попытались направить по ложному пути, потому что в своё время я ничего сверхъестественного в еврейском колдовстве не увидел, хотя перелопатил его вдоль и поперёк. — Мастер Грин-де-Вальд, — вмешался рыжебородый полный колдун, — есть ещё остров в западном море. Он туманный, холмистый, и там множество рек, ручьёв и бродов. Тамошние ведьмаки и ведьмы отменно сражаются, призывая на головы врагов пламя, дождь, град и ветер, их воины в неистовстве выворачиваются наизнанку. Они управляют ростом деревьев, руслами рек, облаками и почвами, их жезлы похожи на кусты и ветви. А ещё будто бы каждое слово у них имеет вес, и если дать обещание, а потом нарушить его, то нарушителя ждут страшные кары. Не хотите ли узнать об этом поближе, мастер Грин-де-Вальд? Ух ты… Неужели та самая забытая сила — которую я ищу — магия стихий и природы? Вполне возможно, тем более что современная травология выглядела как осколок, почти не связанный ни с чем, кроме зельеварения, и то опосредованно. На фоне других областей магии, прочно соединённых с остальными, это выглядело весьма странно. Или мне опять врут? Конечно, я мог легилименцией проверить, искренни ли все эти россказни, но понимал, что это бесполезно. Слуги могут лгать и неосознанно, сами веря в свою ложь, происходящую от незнания правды. Осталось только одно — пойти и посмотреть самому, что это. Эта перспектива воодушевляла сильнее, чем необъятная Гиперборея и уже изученный, пусть и в будущем, Израэль. Равнины и глубины могут тянуться сколь угодно долго, а остров — он и есть остров, с чёткими границами в виде берегов. То, что речь идёт об Ирландии, я понял по описанию магии. У бриттов не было друидов (а именно так называются маги природы). Подумав ещё немного, я понял, что мой путь сначала лежит именно туда — это достаточно близко относительно Германии и вместе с тем не предполагает многолетних странствий. А не найду ничего — пойду в другую землю. Я стал расспрашивать дальше, но ничего толкового больше не узнал: мои слуги либо говорили о чём-то обрывочном или неясном, либо просто отмалчивались. Отпустив их, я вернулся к Хильде. Порывшись в своих книгах и заимствованных у прочих магов трактатах, я нашёл карту Евразии и Африки времён второго века. Разумеется, более-менее точно было изображено лишь Средиземноморье, потому что автором карты числился некто Птолемей, судя по имени, эллин. Прочие регионы были изображены весьма условно и поверхностно, хотя имели некоторые узнаваемые черты. Хильда спросила: — Что вам рассказали ваши слуги, мастер Генрих? — О трёх землях: Гиперборее, Израэле и таинственном острове, — ответил я. — Гиперборея близка, но велика, Израэль меньше, но дальше, а таинственный остров мал, но так же близок, как и Гиперборея. Вот я и думаю, куда пойти. Порыскав глазами по карте, я нашёл этот остров. Он находился слева и вверху от Альбиона (нынешней Британии) и назывался Гибернией (это нынешняя Ирландия). Показав Хильде местоположение всех трёх территорий, я выжидательно взглянул ей в глаза. Конечно, я бы принял решение и сам, но хотелось понять, как думает ученица. Подумав, девочка рассмотрела карту и показала пальцем на «Гибернию». Решение было, как мне казалось, правильным, но мне его было мало. Требовалось обоснование. — Почему ты решила, что это именно здесь? — поинтересовался я. Разумеется, соответствующую мыслительную работу я уже проделал сам, но в то же время хотел научить девочку думать и рассуждать. — Ну… — Хильда замялась, поймав мой строгий взгляд, — вы показали, что это остров, и он приблизительно так же далеко или близко, как и Гиперборея. На карте остров слева вверху, через две чёрточки, а Гиперборея начинается тоже через две чёрточки, но уже справа вверху. Лучше исследовать маленькую землю, и если на ней ничего не найдётся, то потом перейти на большую. А Израэль слишком далеко, я не знаю, как туда добраться быстро. Чисто с географической точки зрения объяснение никуда не годилось, но в определённой логике отказать ему было нельзя. К тому же нельзя забывать о том, что иного источника информации, кроме этой корявой карты, у нас нет. Поэтому ответ Хильды в имеющихся условиях можно считать правильным. Я похвалил её и одновременно предупредил: — Умница, ты заслужила ценную награду. Как я и обещал, возьму тебя с собой. Но я должен предупредить тебя. Мир не настолько прекрасен, как иногда может казаться. Люди бывают очень жестокими и коварными. — Я знаю, — тихо подтвердила жена, опустив взгляд. Разумеется, я ничуть не сомневался в этом, так как помнил, что девочка выросла в приюте и при Хунделе, который Зигфрид знает что вытворял с ней, но всё равно счёл нужным предупредить ещё раз, и довольно подробно: — Это хорошо, что знаешь, но я всё равно напомню, — мой голос стал сухим и строгим. — Люди могут притворяться добрыми, но таить в себе далеко не благие намерения. Они могут обмануть тебя, а затем подвергнуть мучениям ради своего удовольствия или чтобы показать силу. Нельзя доверять никому, кроме… — я внезапно замолчал, дав слушательнице возможность догадаться, что я хотел сказать. И она ей воспользовалась: — Кроме вас?.. — Да, — я позволил себе частично расслабиться. — Никому, кроме меня, потому что во всём мире лишь я один как твой муж и наставник искренне желаю тебе добра. — Я поняла, — юная жена кивнула. — А как мы попадём на этот остров? Вот этот вопрос и был сегодня самым главным. Я полез в те же трактаты и узнал следующее. Для дальних перемещений волшебники успешно использовали трансгрессию, но не простую, а с одной особенностью. Они брали из чьих-нибудь уст описание нужного места, представляли себе и совершали собственно переход. Также в этом трактате описывалась принудительная трансгрессия по наводящему ориентиру, по-видимому, вызывая слуг, я как раз ей и пользовался. Что ж, попробуем. Своим слугам в этом вопросе я не доверял, ещё забросят меня не пойми куда, попробуй потом выберись… Свернув карту в свиток и превратив его в верёвку, я завязал своё сокровище на поясе, взял Хильду за руку и представил себе туманную отмель, вызвал в голове ассоциации с волшебной Ирландией, следуя рассказу рыжего слуги. И закрыл глаза. Чудовищный жар едва не сжёг меня, во всяком случае, мне так показалось. Затем я почувствовал, что Хильда истерично вцепилась в меня, хныча и стеная. Я не винил её за проявление слабости — в конце концов я был частично виноват в этом: мне не пришло в голову предупредить её о том, что перемещение на столь большое расстояние может оказаться неприятным. Затем я почувствовал под ногами землю. — А-а-ай! — пропищала юная ученица, пошатнувшись и еле удержавшись на ногах. Я это почувствовал и обнял её покрепче. Затем я почувствовал дождь и ветер. В Германии сегодня хорошая солнечная погода, значит, перемещение как таковое удалось. Я задышал и только потом открыл глаза. Мы стояли на берегу моря. Шумел косой дождь, о песок и камни хлестали неистовые волны, дул сырой ветер. Я опустил взгляд. Хильда рыдала, уткнувшись мне в грудь — от боли, наверное. Я тихим, но достаточно твёрдым голосом произнёс: — Всё хорошо. Мы перешли. Конечно, я всё ещё был жёстким и властным человеком, но с другой стороны, хорошо понимал, каково моей ученице. Я сам испытал эту чудовищную муку, когда мой бывший друг поразил меня в упор струёй Адского Пламени. Я сам почувствовал, насколько изменился за то относительно недолгое время, проведённое в средневековой Германии — стал более чувственным и тонким, но это нисколько не испортило меня, в некоторых отношениях я стал даже сильнее. Поддавшись их влиянию, я стал лучше понимать, как они «работают», как ими управлять в себе и окружающих, а следовательно — получил ещё больше власти. — Ма… ма… мастер… Гель… — застонала Хильда, прикрыв глаза. Я взял её на руки, впервые с момента нашего знакомства. Небо было закрыто тучами. Увидев их и ощутив солоноватый аромат моря, девочка спросила: — Где мы? У нас получилось? — её голос был слабым, но ровным. Плакать она перестала. Молодец! О деле думаешь! Меня самого занимал этот вопрос. Покачав юную «вторую половинку», я опустил её назад на песок. Она вновь вцепилась в меня, не желая отпускать, едва я сделал шаг навстречу воде. — Хильда, не мешай! — строго сказал я. — Я хочу понять, где мы! Испуганно отдёрнувшись назад, она кивнула и замерла, боясь даже лишний раз вздохнуть. Я, расколдовал карту, воздел палочку к небу и произнёс серию сложных заклятий, глядя на пергамент. Несколько коротких мгновений — и в лист ударила молния. Хильда вскрикнула от испуга, но я даже бровью не повёл. Этого я и добивался. Увидев, что карта не загорелась, Хильда облегчённо перевела дух. Я развернулся к ней и показал маленькую дырочку, появившуюся от разряда. Она образовалась там, где на карте был обозначен восточный берег Ирландии. Это была победа. — Да-а-а! — радостно закричала девчушка, утерев остатки слёз, затем рассмеялась. — Ну что, где эта волшебная сила? — спросила она, хихикая, — может быть, надо в море нырнуть? — пошутила она. — Не думаю, — возразил я. — Иначе бы её нельзя было бы получить, ведь никто из нас, волшебников, пока не умеет дышать под водой. Разумеется, насчёт себя я приврал. Сосредоточившись, я бы сумел продержаться в толще морской пучины около шести-восьми часов, у меня был подобный опыт, но эту крайне неприятную историю я предпочёл бы не вспоминать. Но тут дело было скорее в другом — проявление чрезмерной силы выдало бы меня, о чём я так же хорошо помнил, как и при осаде крепости. Дамблдор ведь тоже не дурак, он читает учебники истории и труды историков своего времени. Сведения о слишком сильном волшебнике по фамилии Грин-де-Вальд могут возбудить подозрения. А вот с обретением искомой силы можно будет и «похулиганить», но в зависимости от того, чем она окажется. Если таким вот волшебником окажется некий Генрих Грин-де-Вальд, да ещё после посещения волшебных мест, то беспокойства у ушлого выскочки не возникнет. А если предположить, что Альбус каким-то образом получил доступ к информации о моей родословной, где основателем рода значится как раз Генрих, то воплощение моей ошибки юности практически наверняка примет меня за моего же предка. Беспокоиться будет не о чем. — Тогда пойдём туда, — Хильда прервала мои размышления, показав рукой на холмы, видневшиеся вдали. Кивнув, я пошёл туда, ведя девочку за руку. Но нас опередили. Группа вооружённых людей в кольчугах и плащах показалась на вершине одного из них. Один из этих людей был бородат, сед, одет в сизый балахон и тряс посохом в виде узловатой ветви дуба. Что-то крича, местные жители трясли копьями и щитами. Но враждебности они не проявляли, скорее удивление и робость. Подойдя ближе, я поднял руки, Хильда на всякий случай тоже. — Ту’инур халиш урус дэ Мананнан! — кричал старик, видимо, как я догадался, друид. — Ку’урус бренн товайн Эрин! * И тут я понял, насколько глупо поступил, не подготовившись к путешествию и сразу рванувшись вперёд. Я не знал кельтского языка! Нужно было заставить одного из слуг, владеющего им, пойти со мной, но я поторопился. Теперь было некого винить в этой идиотской ситуации, кроме себя самого. Медленно опустив руки, я показал пальцем на себя и Хильду, а затем на море, небо и карту, проведя ногтем линию от Германии к Ирландии. Кельты стали удивлённо смотреть на меня, а друид подошёл ближе и указал посохом в небо, одарив меня вопрошающим взором. Я демонстративно отошёл на двадцать шагов назад и тут же трансгрессировал обратно. После этого я вновь повторил свои жесты с картой. Словно поняв, что я имел в виду, друид что-то сказал спутникам, они окружили меня и Хильду. Но враждебности на их лицах не было, скорее изумление и опасение. Поклонившись седому предводителю, они знаками показали, чтобы я сделал то же самое. Решив, что негоже проявлять неуважение к коренным жителям того места, куда я явился незваным, я сделал лёгкий поклон. Друид ударил себя посохом по груди и сказал: — Дэтайн. Я догадался, что он назвал своё имя, и представил в ответ себя и Хильду. Друид показал пальцем себе на область промежности, затем бросил вопросительный взгляд на Хильду. Поняв, что он имел в виду, я замотал головой. Дэтайн изобразил, будто что-то или кого-то обнимает и поглаживает на уровне талии, и вновь взглянул на Хильду. Кивнув, я прижал девочку к себе, опять же, чтобы яснее выразить свой ответ. Ухмыльнувшись, друид начал что-то вещать, показывая рукой и посохом на холмы вдали, на море, небо и опять на свою промежность, серытую под балахоном. В его речи прозвучало: «Эрин», «Лейнстер». Поняв, что мой новый знакомый рассказывал о своей родине, я показал на карте Германию. И тут произошло чудо! Друид стал оживлённо жестикулировать, а затем на ужасно кривом немецком произнёс: — Я рад видеть ты на земле Эрин и твой жена тоже. Ты, верно, очень сильный, потому что уметь перелетать через море. Добро пожаловать. Ух ты! Видимо, германцы бывали здесь и раньше, что очень хорошо. Впрочем, это неудивительно, иначе рыжий слуга не смог бы рассказать мне об этой земле. Я спросил: — Откуда вы знаете наш язык? — Здесь давно быть два человек из вашей земли гор и лесов. Их звать Рудольф и Ингмут, — сообщил Дэтайн. Вот оно что! Рудольф — это как раз тот рыжий маг, что рассказал мне об Ирландии, а Ингмут… Что ж, стало интереснее. Видимо, он был тут ещё до того, как предать родину и короля. Или после? Впрочем, предателей я ненавидел, и мне было всё равно. Хотя, с другой стороны, было любопытно узнать, куда он дел жезл верховного мага. — Что случилось с ними? — поинтересовался я. — Рудольф вернуться домой на вашу землю, Ингмут смерть! — прокричал друид, поджав губы. — Он погиб? — уточнил я. — Да! — яростно завопил Дэтайн. Воины стали ударять копьями о щиты. Видимо, Ингмут и здесь отличился чем-то злодейским и был покаран за это. — Ингмут осквернить кромлех! — продолжил друид. — Он вызывать молнии и огонь! Он сотворить жуткие чудовища и убить жертвенный козёл! Он разгневать саму Дану! Он умер там в муках! Видимо, беглый маг нарушил проведение какого-то обряда поклонения или магического ритуала. Но присутствие Рудольфа меня удивило. Неужели меня обманули? Был ли Ингмут в самом деле предателем? Или его «убрали»? Участвовал ли в этом Рудольф? И когда это было? Вопросы запутали меня, но разгадать их пока не было возможности. — Ты должен показать, что ты добр к нам и достаточно силён! — потребовал Дэтайн. — Сейчас я очертить круг. Встань туда. Я подчинился, когда Дэтайн очертил этот круг на песке с помощью посоха. В конце концов, я гость, и пожелания хозяев надо выполнять, а то выгонят, как минимум. Кельтские воины расступились. Друид ударил нижним концом посоха по песку, и в круге образовалась буря. Я стал защищаться, зажмурив глаза и создав воздушный поток. Песок стал улетать вверх, и Дэтайн прекратил испытание. Удовлетворённо кивнув, он показал посохом на скалу, видневшуюся вдали, среди волн, затем приказал: — Ты пройти по воде и по дну туда и назад. Я хочу знать, принять ли тебя Мананнан. Видимо, Мананнан был у них богом моря, как Посейдон у греков или Нептун у римлян. То, что волшебники древности верили в языческих богов, меня не удивило, так как это было историческим фактом, подтверждённым многократно. Я задал уточняющий вопрос: — Сначала идти по воде или под водой? — Как хочешь, — ответил друид. Трудности это мне не представляло. Я пошёл к воде. Хильда с замиранием сердца смотрела вслед. Вода оказалась, холодной, я задрог, но испытание нужно непременно пройти. Шаг. Ещё другой. Погружаюсь. Применяю чары подводного дыхания и ориентирования. Иду к скале, продираясь сквозь водоросли. Путь занял около пяти минут. Дотронувшись до камня, я вынырнул, взобрался на саму скалу и помахал Дэтайну и его спутникам рукой. Тот помахал в ответ посохом и сделал знак возвращаться. Но как только я ступил на поверхность водной глади, поднялась волна и подхватила меня. Левитационными чарами я переместился к гребню, чтобы выглядеть более впечатляюще. Дэтайн стал изумлённо что-то кричать, показывая на меня остальным. Видимо, театральный эффект удался. Когда волна вынесла меня на берег, он сказал с нескрываемым восхищением: — Ты оседлать конь Мананнана! Ты великий чародей! Но есть ещё одна проверка. Друид воткнул жезл в песок, упал ниц и стал что-то бормотать, целуя то сам жезл, то песок. Меня объяло зелёное пламя, но никак не обжигало. Голос откуда-то сверху, хорошо мне знакомый, провозгласил: «Генрих Мак Лёогвидд эриим фюинн Дану эирдед конности Эрин та’ан гоиблу Лейнстер. Каирн дэнни Лойгайре Мак Тубданнех таэн Га Булга. Ваар тиэ да Генрих». Дэтайн поднялся с земли, обнял меня и радостно сказал: — Дану благословить тебя! Ты желанный гость на земле Эрин! Друид предложил мне взять Хильду с собой и пройти с ним. Согласившись, я стал показывать руками во все стороны, топнул ногой и изобразил растерянность. Поняв меня верно, кельты направились к холмам, поманив меня за собой. Взяв спутницу жизни за руку, я последовал за ними. Поднявшись на холм, мы увидели деревушку. Двадцать-тридцать каменных домов, небольшие огородики, речка неподалёку, впадавшая прямо в море — почти как Вальдбан. Только из-за языкового барьера будет сложнее. Впрочем, я и не стремился задерживаться тут на месяцы, достаточно было узнать, в чём заключается искомая мной сила, и забрать её, вот и всё. Как вернуться назад, я уже знал. Друид провёл меня к своему жилищу — такому же домику, как и прочие, только на небольшом холмике. Он был окружён кольями с насаженными на них черепами животных. Хильда поморщилась, а я покачал головой. Пройдя внутрь, мы поняли, что кельтский жрец живёт один. Помещение было небольшим. Вместо стола была каменная плита, а вместо кровати — солома, больше ничего. То ли кельты и в самом деле были бедными, то ли они следовали единению с природой и из-за этого обходились минимумом рукотворных предметов, подвергая себя аскетизму. Я спросил разрешения взять себе соломы, Дэтайн улыбнулся и сам переложил половину своей в противоположную часть комнаты и сказал: — Аннэрах маули дэ ио хумару гейс. Ти’эльс леа кабтад. Мне лежать гейс — быть всегда любить гостей и говорить они это. Недурно. Видимо, как я понял, друид был обязан проявлять гостеприимство и сообщать об этом самим гостям. — А что такое гейс? — спросил я для уточнения. — Гейс есть долженство делать или не делать что-то. Нарушишь — потерпишь несчастья, — стал объяснять Дэтайн. — Гейс кладётся от боги через друиды при человеке лично. Человек может иметь много гейс, как Конайре Мор. ** Мне начинало здесь нравиться. Судя по контексту, гейс являлся неким наложенным свыше обязательством. Ушлый старик Дамблдор, получив «гейс», вряд ли бы смог отвертеться — кара от высшей силы не дремлет, и у неё нет выходных. Друид разместился на оставшейся соломе и взял свой жезл в обе руки. Шепча что-то, он стал гладить древесину. Жезл стал покрываться листочками и пустил корни. В какой-то момент он обратился в лозу и стал ползать, будто змея, по полу. Испуганно вскрикнув, Хильда молниеносно забралась ко мне на колени с ногами. Усмехнувшись, друид сказал: — Лоза искать силу. Она чувствовать её в тебе. Замри. И точно — она подползла к моим ногам, обвила их, но очень мягко и осторожно. Чувство было такое, будто это любящая женщина прикасается своими нежными пальцами. Дэтайн попросил: — Расскажи про жену, гость. Интересно. Пошептавшись с Хильдой, я принялся за повестование. Эпизод со знакомством я переврал, наплетя, что просто нашёл Хильду спящей у себя в кровати, а про обучение и женитьбу сказал правду. Но при этом я вспомнил один случай из нашей учебной практики.***
За три дня до осеннего листопада я учил Хильду варить отвар для залечивания ожогов. К тому времени она уже понимала, как получаются зелья, и какие ингредиенты для чего могут пригодиться, разбиралась в побочных эффектах. Девочка, прилежно собиравшая до этого времени нужные травы и коренья, несомненно заслуживала награду. Какую — я тогда ещё не придумал. В общем, мы вдвоём наполнили котёл проточной водой из ближайшей речки и устроились на берегу. Заклинание «Агуаменти» я применять не стал, потому что не был уверен, что искусственная вода подойдёт для работы. — Хильда, разожги огонь, — велел я. — Вспыхни! — произнесла Хильда, вглядываясь в дрова под котлом. Они начали тлеть. Это было очень хорошо. В беспалочковой магии девочка тоже делала успехи. Я твёрдо решил, что не буду приучать её к палочке, чтобы инструмент не стал для неё костылём. Конечно, я помнил, что обещал жене палочку, но поставил условие о том, чтобы она научилась колдовать без неё, и супруга успешно с ним справлялась. Подождав, пока вода не начнёт закипать, я достал из взятого с собой мешка и бросил в котёл первый ингредиент и стал объяснять: — Противоожоговое снадобье готовится достаточно просто. Я сейчас кинул в воду корень лирника. Подожди, пока он не растворится целиком, затем начни мешать. По солнцу или против — неважно. Главное, чтобы получившаяся смесь стала жёлтой. Хильда так и сделала, когда я вручил ей черпак. Когда варево пожелтело, она перестала помешивать. — Умница, — похвалил я её. — А теперь добавь туда ветви черёмухи, они в том же мешке. Пяти штук должно хватить. Можешь разломить. Ветви были добавлены, и я отдал следующий приказ: — Брось туда ягоды земляники, три горсти. Ягоды тоже исчезли в котле. Варево стало издавать приторный аромат. Отвернувшись, я чихнул. Всё было правильно, так и должно быть. Если от запаха хочется чихать, значит, отвар готов наполовину. Повернувшись назад, я обнаружил, что губы и щёки у девочки красные — она умяла всю оставшуюся землянику. — Будем считать, что это поощрение, — я усмехнулся. — Теперь самое главное. Возьми горящее полено с ещё не запалившегося конца и опусти горящий конец в котёл. Хильда вздрогнула, но подчинилась. Видя, что ей страшно, я наложил на неё противоожоговые чары. Хильда перевела дух и, зажмурившись, швырнула чурку в котёл. Раздалась вспышка. Лицо девочки покрылось сажей, моё тоже. Смесь в котле стала сизой. Всё получилось. Сняв котёл с огня, я похвалил юную спутницу жизни: — Из тебя может получиться отличная ведьма. А теперь скажи мне, запомнила ли ты, что нужно делать? — Да, мастер Геллерт, — подтвердила она. — Перескажи всё с самого начала, — потребовал я. — Вскипятить воду, положить корень лирника, помешать до жёлтого цвета, добавить ветки черёмухи и землянику, затем приложить что-нибудь горящее, — ответила Хильда. — Правильно, — я кивнул. — А теперь скажи, зачем нужен каждый ингредиент. — Лирник это основа, — стала перечислять Хильда, — черёмуха вяжет, ягоды для аромата. Ну, а огонь для придания силы против него. — Молодец, — я обрадовался. Да уж, так даже лучше, чем в Дурмстранге. Хрицтль фон Бюлёв до одури заставлял зубрить рецепты, вплоть до того, сколько секунд ждать до следующего действия, но редко объяснял, что из чего получается. Как-то раз, когда он проэкзаменовал меня и остался доволен результатом, я осмелился спросить его, почему он неохотно говорит, почему надо делать так, а не иначе. Помолчав пару минут, он уставился на меня пронзительным взглядом. У меня душа ушла в пятки. У Бюлёва был тяжёлый характер, он мог внезапно закричать, начать браниться и выгнать из класса. Но на этот раз обошлось. Прокашлявшись, учитель скрежещуще-каркающим тоном сказал: — Вы умный юноша, ученик Грин-де-Вальд, не совершаете глупостей на моих занятиях и, пожалуй, имеете право знать. Десять лет назад у меня был экзамен, как и сейчас. Студент шестнадцати лет родом, посчитав себя умнее меня, смешал рубиновый и нефритовый порошки в нестабильной пропорции, добавил две части селитры вместо пяти, вспомнил одно моё предположение о долях пороха и добавил его в трёх частях. Но он забыл, что работает со школьным котлом, а не экспериментальным повышенной прочности. Смесь взорвалась, несчастный идиот получил обезображенное лицо, ему оторвало четыре пальца рук, одежда едва не выгорела, осколки котла впились ему в кожу бёдер и ног, он покрылся ожогами и остался на всю жизнь калекой. Я сам не пострадал только оттого, что стоял за кафедрой. С тех пор я не позволяю отступать ни на шаг от рецептов. Конечно, бедолагу после этого в армию не забрили, повезло в каком-то смысле. Но и для фройляйн он интереса не представлял уже, увы. Вспомнив этот случай, я отвлёкся, задумавшись, пока разливал отвар черпаком по деревянным кружкам с крышками. Из-за этого я оставил часть зелья в котле, и это оказалось ошибкой. Велев Хильде умыться в речке, я пошёл в нашу комнату, чтобы расставить тары с зельем по полкам шкафа. Вернувшись, я увидел, что девица нарвала травы и засыпала ей котёл, добавив туда горсть земли и ещё лирника, а также пару сизых грибов, которые я обещал пожарить к ужину. Я гневно процедил: — Оставь это! Я же предупреждал раньше, что без меня ничего трогать нельзя! Смесь загустела и стала чёрной. Нет, зелье не испортилось, а стало другим. Хильда, испуганно вздрогнув, пролепетала: — Вы же говорили, что надо познавать природу магии… — Но не без моего же присмотра, Хильда! — проворчал я. Зелье я отнял и упаковал в оставшиеся кружки. Порывшись потом в книгах и рецептах, я понял, что натворила жёнушка, потянувшаяся к самодеятельности. Это оказалась водопрыская щёлочь, рецепт которой, как считалось до сегодняшнего дня, был утрачен. Она проникала с жидкостями и успешно разъедала твёрдую материю изнутри. Я вызвал Хильду на допрос и записал вновь вернувшееся знание. Мне уже было не до награды, которую я хотел придумать. Жареных грибов девочка тоже не получила и не ела грибов месяц после этого. Упрямой и своевольной оказалась моя дамочка. Потом были ещё случаи самодеятельности, но мне удалось перевоспитать проказницу.***
Дэтайну рассказ понравился. Он сообщил: — Любознательная девица. Такие идти настоящее мудрость. И ты придёшь. Впервые с начала путешествия по этому времени моё сердце учащённо забилось. Несмотря на глупейшие ошибки в языке, друид донёс до меня важную весть. Сила, которую я ищу, именно тут, и она совсем близко. Засуетившись, Дэтайн достал глиняную плошку. Поставив её на пол, он разжёг огонь своей лозой, отлепившейся от меня, и насыпал туда зерно с водой. Я понял, что он варит кашу. Первая порция досталась Хильде, затем процесс варки повторился для меня и хозяина. Ужин для бедной кельтской деревушки был вполне неплохим. А затем мы легли спать. Отворачиваясь к стене, Дэтайн дал загадочный совет: — Если природа жизни воззовёт, не стесняйся. Но она, видимо, решила не напоминать о себе, и я, не поняв, что хозяин дома имел в виду, быстро заснул, Хильда тоже. Ночью я проснулся оттого, что Хильда уткнулась мне в грудь, рыдая. Я спросил: — Что случилось? Что-то болит? — Мне приснился кошмар, мастер Геллерт, — простонала девочка, всхлипывая. С её разрешения я проник в её разум и увидел, что там творилось.***
Ночь. Тёмная комната. Кровати. Спящие дети. Но сама Хильда не спит. Она залезла под кровать и ест хлеб из жестяного таза, накрывшись одеялом. Вчера за обедом другие сироты отняли у неё суп и варёную оленину и поколотили её. Она кричала, умоляла взрослых о помощи, но никто не отозвался, потому что считалось, что маленький человек должен учиться защищать себя сам. Она решила отомстить. После ужина Хильда пролезла на кухню и украла этот самый таз с хлебом. Она была до сих пор голодна, потому что ужина её лишили те же дети. И сейчас она наслаждалась пищей, которой ей не хватало почти целый день, ведь завтрак состоял только из трёх кусочков мяса и кружки воды. Но счастье длилось недолго. Чьи-то цепкие пальцы отдёрнули одеяло. Хильда вскрикнула. Другие дети проснулись, и протерев глаза, злобными взглядами уставились на нарушительницу тишины. — Негодница! — прозвучал строгий женский голос. — Ты обокрала нас! Обернувшись, Хильда увидела сухопарую рыжеволосую женщину в жёлтом сарафане в клеточку. Это была няня Фрида. — Ты очень громко топаешь и разбудила нас всех. Тебя придётся наказать, — назидательно произнесла она. С этими словами няня схватила Хильду за волосы и вытащила наружу. Толкнув девочку, Фрида уронила её на кровать. А в следующий миг на спину провинившейся обрушился удар розги, затем ещё несколько. Хильда заплакала. — Ра-аз, два-а, три-и, — начал считать кто-то из других детей тоненьким голоском. — Молчать! — отрезала Фрида. — Сама справлюсь. По кроватям, живо, а то и вам достанется! — пригрозила она. Отсчитав двадцать ударов, Фрида убрала розгу. Затем она села на край кровати и сказала: — Воровать нехорошо, особенно если это хлеб. Это редкая пища, поэтому она очень ценна. — Я… почти целый день ничего не ела, — прохрипела Хильда. — Попроси, — тон Фриды оставался сухим и строгим. — Не дают, — Хильда всхлипнула. — Значит, плохо просишь, — отрезала Фрида. — Знаю я тебя. Вчера толкнула Шмайля с пригорка, позавчера надерзила фрау Фюнге. Веди себя прилично, и тогда к тебе будут относиться лучше. Неужели непонятно? — Шмайль дразнился, а фрау Фюнге сказала, что моя мама подзаборная крыса! — обиженно вскричала Хильда. Фрида внезапно раздулась, её язык удлинился. Она стала при всех детях перечислять проступки Хильды, вгоняя её в ещё больший стыд, и пригрозила отдать в самый строгий женский монастырь. Её голос превратился в шипение, из её глаз стал исходить слепящий свет. Пахнуло жаром, Хильде показалось, что её обступают черти с вилами и тащат в кипящий котёл в наказание за грехи. Она завопила от ужаса: — Генрих! Спаси! Но черти лишь усмехались, и когда уже подтащили девочку к самому котлу, то произошла яркая алая вспышка, и сон кончился.***
Да уж, тяжело было малышке. Злые дети, суровые няни, близких нет… Неспроста она вела себя при мне преимущественно покладисто, боясь потерять моё расположение. Узнав обо всём этом, я обнял Хильду покрепче, она вцепилась в меня обеими руками. Видимо, услышав слова утешения, которых ей отчаянно не хватало, она успокоилась, слёзы перестали течь из глаз. Шмыгнув носом пару раз, она засопела мирным сном.***
Утром, позавтракав той же кашей, мы вышли наружу. Селяне оказались охотниками, земледельцами и рыбаками. Каждый с рассвета занялся своим делом. Дэтайн предолжил: — Могу сводить каирн Бадб-Мустех. Там твоя сила. Дану вчера приказать отвести тебя туда. Я немедленно согласился. Хильда как верная жена последовала за мной. И мы пошли. Деревенские жители проводили нас глазами. Кто-то кинул нам вслед камень. Я было в душе рассердился, но Дэтайн объяснил: — Это пожелание твёрдый дорога. Пожелание оказалось к месту. За холмами оказался лес, а там всюду была непролазная грязь. Мы месили тропу около трёх часов, по моим ощущениям. Внезапно нам преградил путь кабан. Дэтайн стал свистеть, его жезл-лоза превратился в цветок, и животное отступило в сторону. — Это не Коннахт, где волки и лоси дохнуть с голодухи, — объяснил он. К чему это было сказано, я не понял, просто принял к сведению услышанное. Скоро, мы, как я понял, дошли. Каирн представлял из себя поляну и каменный дом с гробницей внутри. Вокруг него были каменные столбы наподобие тех, что я видел на фотографиях Стоунхенджа. Дэтайн рассказал: — Здесь лежать Лойгайре Сивое Копьё, величайший король Лейнстера. Если ты и впрямь силён, возьми в руки Га Булга. Косноязычие Дэтайна куда-то исчезло. Я огляделся, подойдя к гробнице. Хильда осталась позади. Послышалось шевеление ветвей. Что? Я стою в середине поляны и слышу деревья поодаль? Это невероятно… Но разгадка нашлась быстро. С разных сторон подходили другие друиды, в таком же виде, как и Дэтайн, с такими же посохами. Они стали петь и читать какие-то заклятия. Дэтайн сказал: — Предречено, что придёт сильный чужеземец и возьмёт Га Булга из рук лесного короля, раньше принадлежавшее Кухулину. *** На лицах прочих друидов отразился ужас. Я не знал, что имелось в виду, но на меня напало чувство, будто кто-то сильный и яростный смотрит на меня, прожигая глазами. Я сам казался перед ним песчинкой. Мои жилы отяжелели. Едва отодвинув крышку гробницы, я увидел скелет, держащий обеими руками удивительное копьё. Оно было тонким, стальным, трезубчатым, а вместо самих зубцов имелись тонкие спирали с шипами, как у роз. Я содрогнулся. Это же какие жуткие раны способно наносить это копьё! Но делать нечего. Я наклонился и вынул его из рук мёртвого короля. Мир завертелся. Я едва смог выйти из гробницы, сжимая свою добычу. Мускулы стали словно камень. Я опустился на траву перед каирном и потерял сознание.***
Остров. Море. Пышный блондин с русой, но беспорядочно клочащейся бородой сидит на веранде своего дома и мнёт бумагу. — Никак не идёт, — он вздохнул. — Ну же! — вскричал он. Послышались шаги. Мужчина отодвинулся, оглядел перья и чернильницы, развёл руками в стороны и с видимым сожалением произнёс, повернув голову назад: — Слабо. «Наши реки, наши озёра»… Разве такое будут петь у кайзера? — Нет, — послышался суховатый голос, — но думаю, вы на правильном пути. — Почту за честь такое слышать, — отозвался блондин. — Постарайтесь, друг мой Фаллерслебен, — посоветовал голос. — У вас всё получится. Но несмотря на подсказку собеседника, Фаллерслебену не удалось выдавить ни строчки в течение целых пяти минут. — Середина есть, конец есть, а начало не вяжется, — признался тот. — Мой отец мне рассказывал, что наш предок был на далёком острове, как и мы, — продолжал помощник, — и там он узнал, что для него превыше всего. Германия, его и наша родная страна. — Нашёл! — вскричал русый мужчина и записал: «Германия, Германия превыше всего, превыше всего на свете, если она для защиты всегда на деле держится вместе». — О-от Мааса и до Мемеля и-и от Эча до Бельта Германия, Германия превыше всего-о! Превыше всего-о-о на све-е-ете! — пропел советчик. — Прекрасно, Готфрид! — стал благодарить приятеля Фаллерслебен. — Вы спасли меня от творческого застоя! — Тогда запишусь в соавторы, — заявил Готфрид. — Пожалуй да, — согласился сочинитель, — пусть мы и очень разные, но Германия у нас одна. И под именем «Август Генрих Гоффман фон Фаллерслебен» соавтор записал своё: «Готфрид Вильгельм Людвиг Фердинанд Грин-де-Вальд».***
Очнувшись, я долго пытался понять, что произошло. Затем в меня откуда ни возьмись, брызнули водой. Встав с травы, я обнаружил, что друиды окружили меня. Копьё всё ещё находилось у меня в руках. Хильда рванулась было ко мне, но Дэтайн схватил её за волосы и дёрнул назад. Она заплакала, но двое друидов стали что-то дружелюбно шептать. Девочка, конечно, не понимала их, но начала успокаиваться. Дэтайн лёг на землю, взял какую-то ветку, вложил в пальцы ног и кинул, как следует размахнувшись. Затем он показал рукой на мои ноги и копьё, а потом на дерево напротив входа в гробницу. Это что же, мне надо его вот так бросить?! Поняв, что это часть ритуала по овладению оружием, я лёг на землю и повторил движения Дэтайна. Прижав ногу, согнутую в колене, к животу, я сжал рукоять копья пальцами и, превозмогая его тяжесть и холод металла, с самым большим, насколько мог, усилием, выбросил ступню вперёд. Копьё взлетело и, словно в замедленной сьёмке, по гиперболической траектории устремилось вдаль. Оно врезалось в ствол дерева и разворотило его. Друиды радостно закричали. Они начали танцевать и петь. Хильду отпустили, она бросилась мне на шею. — Вы живы, мастер Генрих! — закричала девочка. — А какой бросок! Я поднялся с земли и вытащил копьё из ствола. Несмотря на то, что оно впилось туда всеми трезубцами, я смог высвободить его без малейших видимых усилий. Копьё теперь оказалось лёгким, будто пёрышко. Дэтайн подошёл ко мне и звонко произнёс: — Га Булга признал тебя, раз ты смог его метнуть и попасть в цель, а затем вытащить. В противном случае он бы разорвал тебя. А сейчас выслушай меня. На тебе отныне лежит гейс. Храни свою землю вовеки, и тогда она с твоей подмогой станет самой великой. А это копьё — залог. Мы пошли обратно. Я сосредоточенно думал. Копьё явно не простое. Что-то в нём было… Я знал ещё об одном копье…***
Я стоял во главе длинного дубового стола в одном из совещательных залов. На стенах висели карты разных частей Евразии. Мои подчинённые, все как один в генеральских униформах и красных накидках, собрались вокруг того же стола, один из них вещал: — Подумайте сами, какие перед нами откроются возможности, если мы его достанем! Все войска мира склонятся перед нами! Если мы хотим начать большую войну с Россией, то оно нам жизненно необходимо! — Эта деревянная палка такая мощная только оттого, что какой-то древний солдатишко проткнул им распятого чудака, когда тот уже умер? — возразил другой. — Не верю! Зачем только ради этого засылать экспедицию в Вену или вовсе в Палестину? — В Вену ещё туда-сюда, в конце концов, мы и так почти там, — вставил третий, — но Средиземноморье? — Этот простак Гитлер им буквально грезит ночами, — добавил четвёртый. — Его можно понять, но мы! Мы-то разбираемся в таких вещах, и ничего не было найдено в нём аж за два столетия! И что нам теперь, наизнанку вывернуться? — А почему нам? — возразил первый, — можем тех же простаков отправить за ним, заодно нас другие маги не заподозрят. Я совершенно не злился на подчинённых из-за этих споров, и даже наоборот, радовался, когда они, пикируясь друг с другом, выдавали вполне неплохие идеи. Так и проходили почти все наши совещания. Конечно, я тоже активно участвовал и контролировал процесс. И как раз пришла очередная пора вмешаться. — Хорошее предложение, — одобрил я инициативу, — только учтите, что не только мы хотим его найти. — А вдруг оно и правда бесполезное? — предположил третий, — представьте себе, господин Грин-де-Вальд: этот ваш Дамблдор ценой неимоверных усилий получает его, и оказывается, что в нём ничего особенного нет! Вот это для него будет разочарование! — он расхохотался от злорадства. — Конечно, всегда надо пользоваться возможностью ввести потенциального противника в заблуждение, — согласился я. — Но не нужно сбрасывать со счетов и вероятность того, что некая сила в нём имеется. — Знаете, — не унимался второй, — прошли сотни лет. Если бы в нём и было что-то, то это давно бы узнали, и эта вещь была бы прибрана к рукам. Но этого до сих пор не случилось. — Копьё было утеряно, да и верят в него только рясотрясы, — возразил пятый помощник, до сих молчавший. — Гитлер тоже поверил, — вставил первый. — Простаки все такие, надеются на чудо, — добавил второй. К счастью, копьё Лонгина было как раз в Вене, и мы его быстро нашли во дворце Хофбург, переоборудованном в музей. Вместе с Гитлером я вошёл в нужный зал. Аккуратно сняв стекло, я сказал простецкому коллеге: — Первым прикоснусь к нему я, чтобы понять, нет ли в нём чего-нибудь опасного, а потом дам тебе. Адольф не возражал, понимая, что я думаю прежде всего о безопасности. Я протянул руки, прикрыл глаза, и медленно взял реликвию. Ничего не произошло. Вообще ничего. Я ничего не почувствовал, хотя должен был. — Что там, господин Грин-де-Вальд? — нетерпеливо спросил мой спутник. — Чисто, опасности нет, бери, — предложил я, обернувшись. Трясущимися руками он взял Копьё у меня. Замерев, он стал разглядывать его со всех сторон. Конечно, оно за долгие века сохранилось не полностью, остались лишь наконечник и часть древка, но Адольф верил, что и этого будет достаточно. Он закричал: — Могущественная сила у меня в руках! Я чувствую, как она течёт сквозь меня! Конечно, это было самовнушение в чистом виде, но я не стал разубеждать своего коллегу. В конце концов, вера — очень полезная вещь, когда надо управлять, особенно без насилия. Гитлер забрал Копьё, и что было с ним потом, я не интересовался, потому что считал его игрушкой для простачка. Нравятся ему такие игрушки с мистической историей — и пусть. А мы — люди серьёзные.***
…Но это копьё, которое я держал сейчас в руке, было определённо чем-то большим, чем историческим предметом. Я чувствовал его силу. Она переливалась во мне. Закрыв глаза, я почувствовал нежный девичий шёпот, свист птиц и шелест листьев. Всё это словно куда-то звало меня. Я поднял дар кельтов над головой, по-прежнему шагая вперёд. Друиды пригнулись. Сам не зная отчего, я запустил Га Булга в небо. Поднялся ветер, деревья стали гнуться. Полёт копья замедлился, и ветер перешёл в бурю и снег. Но странное дело — холод чувствовал только я. Дэтайн как ни в чём не бывало пошёл дальше, прочие тоже, лишь Хильда остановилась, ожидая меня. Приложив немалые усилия, я совладал со стихией, и копьё упало, воткнувшись в землю. Подойдя к нему, я попытался его выдернуть. Началось землетрясение, поднялась пыль — но опять же, только для меня. Поборовшись около пяти минут, я вытащил Га Булга из дорожной грязи, сам изрядно запачкавшись. Приведя себя в порядок, я было успокоился, но радоваться было рано. Копьё загорелось в моих руках, породив волны жара и кольцо пламени. На этот раз я почувствовал, что сопротивляться нельзя. Впитав огонь в себя, я добился того, что поглотил его, Га Булга перестал «гореть». — Ты подтвердить ещё раз, что овладеть Га Булга, — сообщил Дэтайн с нескрываемой гордостью. — Ты велик как Кухулин, — это имя он произнёс с благоговением. Кто это такой, я не знал, но упомянутый персонаж явно был кем-то из героев прошлого, раз о нём лишний раз и без уважения не упоминали. Но в то же время меня одолевало приятное чувство достижения цели. Я обрёл ту древнюю силу, которую искал. Копьё Га Булга, Копьё Кухулина, Копьё Кельтики. В деревушке нас с Хильдой долго славили песнями и плясками и накормили жареным мясом до отвала. Ближе к вечеру мы пошли на берег — подышать морским воздухом. Сев на валун, мы стали смотреть на море. Хильда спросила: — Можно я подержу ваше копьё, мастер Геллерт? Буквально пару мгновений. Я заколебался, не зная, как на это отреагирует артефакт, не посчитает ли небрежностью? Но добрый и детски-доверчивый взгляд взял верх. Я протянул Га Булга девочке. — Оно дрожит у меня в руках, мастер, — сообщила супруга, получив реликвию. — Что это значит? — Не знаю, — признался я. — А ты можешь его поднять? Хильда попыталась, но оно потяжелело и выпало у неё из рук, к счастью, я успел его подхватить и пошутил, усмехнувшись: — Война — не женское дело. — Спасибо, мастер Геллерт, за вашу доброту, — тихо сказала Хильда и обняла меня. — Я всего лишь дал тебе подержать копьё, — недоуменно возразил я, не видя в этом ничего особенного. — В балладах рыцари и волшебники убивали за обладание такими вещами, — ответила девочка, — а вы наводили справки, с риском для жизни перенеслись сюда, долго шли и всё же не побоялись и не побрезговали дать желанную вещь в чужие руки. — Чужие ли, Хильда? — задал я риторический вопрос. — Если нет, то вы умеете любить, — прошептала она. Вот я осёл! Вот эта сила! Не копьё! Любовь! И она всегда была со мною! Почти всегда…***
Ещё в Вальдбане я пережил такую историю. Освальд, местный алкоголик, в очередной раз дорвался до пива. Староста Эйрик прибежал ко мне и стал умолять протрезвить непутёвого селянина. Вздохнув, я отправился к дому Освальда и его жены Хёльги. Та горько плакала, тряся мужа за грудки, в очередной раз сидящего на земле у порога. Рядом лежала бутыль из-под пива, уже пустая. — Опять, за что мне это! И стираю, и пищу приготовляю, и мету в доме, а ты пьёшь! — причитала женщина. Я подумал, не дура ли она, тут же есть свободные мужчины. В конце концов, можно отхлестать его веником или кочергой. Конечно, я сам перепробовал немало средств, но они надолго не помогали. Магия, даже самая сильная, против душевного помрачения в виде тяги к спиртному оказалась бессильной. «Империус» бы тоже не помог. Я рано или поздно уеду отсюда, и заклятие спадёт. — Освальд, очнись, это я тебя прошу, Хёльга твоя! Мы играли в детстве, а потом ты водил меня к озеру! — продолжила несчастная. Пытается достучаться до лучших воспоминаний юности, неплохо. У меня самого идеи уже кончились, поэтому осталось только наблюдать. — Ты… ругаешь меня, — пробормотал пьяный Освальд. — Оттого и ругаю, что ты пьёшь, дурак! — вскрикнула Хельга и дала мужу пощёчину. — Я люблю тебя и хочу, чтобы ты выздоровел! Поднявшись от него, она ушла в дом и вернулась с ведром воды. Окатив ей Освальда, она обняла его и прошептала: — Пойдём в дом, замёрзнешь. Ну погорячилась я. Ложись в постель, — эти слова были произнесены, когда женщина убедилась, что Освальд стал смотреть вперёд и по сторонам более осмысленно. — Я согрею тебя, — добавила она, — только обещай мне… — Не пить? — перебил её Освальд, вставая с земли. — Да, не пить, — подтвердила жена. — Я люблю тебя, — повторила она. В руке Освальда находилась ещё одна бутыль с пивом. Изучив её взглядом, он перевёл глаза на жену. Затем снова на пиво. И снова на жену. Затем занёс руку и приготовился бросить уже ненавистную отраву. — Дай мне, — попросил я, мне пришла в голову ещё одна идея. Освальд подчинился. Отхлебнув, я демонстративно поморщился. — Гадость же, как ты это пьёшь? — притворно удивился я. — Неужели нравится? — Да, пойло, — признался Освальд, помолчав, — но жизнь иногда такая дрянь… — Не говори глупостей, — оборвал я его. — У тебя замечательная жена. Пойди с ней, погуляй у озера. Хёльга засмеялась и потащила мужа в дом. Мы с Эйриком поскорее ушли. Пиво из бутыли я допил до половины и выбросил. Осколки и жижу я удалил с земли заклинанием «Эванеско». А Освальд таки бросил пить. Любовь жены спасла, иногда она сильнее любой магии, даже самой искусной.***
Да, любовь, как я понял тогда, является высшей силой. Про неё много раз говорил этот глупец Дамблдор, но он совершенно не понимал, что это такое. А я, Грин-де-Вальд, понял. Ещё тогда, когда Хёльга вылечила силой этой самой любви мужа от алкоголизма, хотя я за два месяца не справился. А потом понял, что и сам любить умею. Когда сжёг Хунделя. Конечно, это было убийство, но я хотел защитить беспомощную девочку. А теперь сижу в обнимку с этой девочкой на берегу моря и думаю, какой же я дурак, что не понял раньше самого главного. А может быть, для просветления надо было покинуть Германию, всю эту суету, и побыть наедине с собой? Наверное, да. Встав с валуна, я сказал жене: — Идём домой, только попрощаемся с кельтами. Обещаю, больно не будет. Я просто знаю это. Жители кельтской деревушки, узнав, что мы уходим, через Дэтайна пожелали доброго пути и заверили нас, что всегда ждут в гости. Вернувшись на берег моря, мы с Хильдой обнялись и трансгрессировали назад в Германию, в мой замок. И больно при перемещении назад и в самом деле не было.