Месть Грин-де-Вальда

      С момента открытия Дурмстранга прошёл месяц. Я время от времени навещал учеников и давал им уроки, как и обещал. В то же время я помогал Гуннару и по-прежнему владел маркой, проводил инспекции городов и сёл, заседал в палатах. Приходилось разрываться между делами школы и делами марки, да ещё и уделять внимание Хильде, уча её дальше, и всё это было нелегко. Иногда мне казалось, что я разрываюсь на части и решительно ничего толком не успеваю. При Гитлере было легче: я тогда занимался только магическими делами, здесь же в моих руках было почти всё: и чародейские проблемы, и простецкие. Пару раз пришла мысль бросить все дела и удалиться от мира, но я отбросил её и отругал себя. Я же Геллерт Грин-де-Вальд, неужели не справлюсь?! Или я хуже Дамблдора, который только вид умный делает и в кресле сидит? Мысль о враге, благодаря которому я тут, подстегнула меня, и я отбросил страхи и сомнения навсегда.       Однажды я получил письмо от императора. Замковый управляющий принёс мне конверт, пока я завтракал. Смутившись, он пролепетал: — Простите за беспокойство, господин маркграф… Но это срочно… От Его Величества… — Спасибо, — сухо поблагодарил я слугу, — дай сюда письмо. Можешь идти.       Я поспешно доел предложенное поваром блюдо, запил молоком, вскрыл конверт и погрузился в чтение: «Здравствуй, мой верноподданный друг Генрих! Слышал я, что дела в твоей марке идут весьма хорошо. Это замечательно. Поздравляю тебя, ты великолепно справляешься со своим долгом держателя границ. Недавно у меня побывал посол из далёкой и таинственной страны, которая называется Цинь. Он выглядел довольно забавно: одетым в бархатный халат, с саблей на поясе, в остроносых туфлях, в вязаной шапочке с помпоном и с раскосыми глазами, будто у кошки. Имени посла я так и не запомнил, он больше распространялся о своём господине, который, по его словам, управляет всем обитаемым миром и держит на плечах небо, а прочие царьки и даже их боги поклоняются ему. Впрочем, я отлично осознаю, что во все времена слуги о господах должны говорить только хорошее, и ничуть этому не удивился. Меня поразило другое. Посол привёз подарки, среди которых оказались листья какого-то чудного дерева, из которых гость из далёкой страны на моих глазах приготовил не менее чудный напиток, измельчив эти листья и опустив в кипящую воду. Он оказался удивительно вкусным и ароматным, ему не чета наши воды, вина и молоко. При всём этом нужно обсудить важные государственные дела, в частности, о том, как ты будешь обустраивать свои магические учреждения. Необходимо открыть совещание с герцогами, огласить привилегии и титулы, написать уставы и указ. Поэтому тебе следует как можно скорее приехать. Я в Майнце. Жду тебя, мой верноподданный друг. Император Священной Римской Империи Оттон».       Так. Это уже замечательно! Император призывает меня, чтобы вручить верховную власть в присутствии высших представителей феодальной иерархии. Но вместе с радостью я ощутил и смятение. Это же и большая ответственность, как-никак! Но я справлюсь, я Грин-де-Вальд, а не тщеславный позер с козлиной бородёнкой!       Жена в это время учила один из разделов теории магии, который я ей задал. Я сказал: — Меня вызвал император, я отъезжаю. — Пусть всё будет хорошо, мастер Геллерт, — ответила Хильда с надеждой во взгляде. — Конечно будет, — я кивнул. — Разрешите спросить, — пролепетала она словно нехотя. — Спрашивай, Хильден, — отозвался я, погружённый в свои мысли. — Это надолго? — опасливо прошептала она, памятуя о моём двухмесячном походе в Рим. — Скорее всего, нет, — успокоил я её, — самое большее — на три-четыре дня. Прислуга при тебе, учись прилежно. Я скоро вернусь.       Обняв девушку, я трансгрессировал в Майнц, прямо на главную площадь. Узнав меня, городские стражники подошли вплотную и вежливо спросили: — Господин маркграф, чего изволите? — Мне нужно в резиденцию императора, — приказал я, — проведите меня туда.       Пожелание было исполнено. Сам государь сидел в мансарде на третьем этаже и пил вино, расположившись в кресле. Войдя, я поклонился, следуя формальным правилам приличия. Меня сопровождала прислуга, поэтому я так поступил — для видимости подчинения. — Здравствуй, мой верный подданный, — поприветствовал меня Оттон I, — садись во второе кресло, я желаю говорить с тобой.       О, беседа в неформальной обстановке, как интересно. С одной стороны, я был «в гостях» у императора, а с другой — его резиденция располагалась в моей марке, так что кто к кому на поклон пожаловал — вопрос отдельный. Что он хотел этим показать? Доверие? Готовность договариваться? Или, может быть, он прибыл с инспекцией? Я решил осторожно выяснить это, когда государь отослал слуг прочь: — Ваше величество, как вам Майнц? Нравится ли вам здесь? — О мой друг! — император рассмеялся, — зря ты ищещь подвоха! Я знаю, жизнь потрепала тебя. Но мы добрые друзья: ты спас мне жизнь на охоте и защитил мой замок от нападения. К тому же я своими глазами увидел жизнь горожан и понял, что во всех своих отчётах ты был правдив. Ты полностью оправдал высокое доверие и я, как тот хозяин, который дал слуге десять талантов, дам тебе ещё больше. Ты показал верность, тонкий ум и рачительность. Я даю тебе право распространить твой порядок на всю страну. Любой указ об устройстве государства, который ты напишешь по твоей части, я немедленно издам к исполнению, пусть и от своего имени, как того требует мой титул.       У меня едва не закружилась голова. Это же что можно сделать! И диктатуру установить, и демократию! Я не раз и не два думал надо всем этим, и у меня был готов список конкретных мер. Но прежде всего нужно было показать, что я якобы не хочу этого: — Ваше Величество, неужели вы отдаёте мне свою власть? Боюсь, что не готов пока к такому. — Генрих! — император усмехнулся. — Ты правишь волшебниками. Вот где твоя власть. Учреди волшебные собрания землевладельцев, волшебный суд, всё, что угодно. Ты заслужил это право.       Ах, вот оно что. Что ж, к этому я и стремился. Я ответил: — Тогда мне нужно обсудить все эти шаги с вами, вы ведь всё-таки правитель этой страны. А не знать, что в ней происходит — полная несуразица. — Совершенно согласен, Генрих, — монарх кивнул. — В таком случае просвети меня, как живут чародеи. Как устроено их общество?       Видимо, императору раньше об этом никто не говорил, впрочем, оно и понятно: он ведь простец. А в Средние века отношения между простецами и магами были в лучшем случае на уровне оказания услуг и продажи товаров, и ни одна сторона не интересовалась другой по-настоящему. Что ж, пора ломать этот стереотип с самого верха, раз представился такой случай. Я пустился в разъяснения: — Чародеи живут в основном сами по себе или небольшими сёлами. Городов и магистратов у них нет. Промышляют они частными услугами, кто что умеет делать. Учатся также друг у друга частным порядком, как это заведено у художников и ремесленников. Организации как таковой у них часто вовсе нет. — Зачем же им тогда верховный чародей? — удивился Оттон I. — Он ведёт перепись всех прочих волшебников, следит, чтобы они не нарушали законы государства, и представляет их в отношениях с простецами. Ещё бывает, что организовывается специальная палата, которая надзирает над чародеями, и верховный чародей возглавляет её.       По сути дела, я в крайне примитивном виде описал устройство общества во главе с Министерством Магии. Император, по-видимому, понял меня, потому что задал такой вопрос: — Значит, вы можете основать своё государство? — Чисто теоретически да, можем, — согласился я. — Но на самом деле это пока невозможно, нас слишком мало. Ещё греческие и римские мудрецы писали, что для государства нужно некое минимальное количество людей, чтобы было кому обеспечивать работу его учреждений и контролировать территорию. А образовывать просто «чтобы было» — глупо. Это всё равно что иметь ножны, но не иметь меча. — Это что же, Генрих, ты дал на моей коронации пустые обещания?! — воскликнул император. — Нет, не пустые, ваше величество, — возразил я. — Я провёл перепись населения магической Германии. У нас приблизительно пятнадцать тысяч мужчин и девять тысяч женщин. Для того, чтобы создать три главных учреждения — суд, армию и городские гильдии — этого достаточно. А большего в наше время и не надо. — Ах, вот оно как, — Оттон I с облегчением вздохнул. — Что ж, вижу, что ты знаешь, о чём говоришь. Это радует меня. Давай тогда поговорим о них подробнее. Например, как будет устроен суд? — Он будет состоять из семи человек, — начал я. — Они будут рассматривать дела по жалобам чародеев друг на друга, вызывать их на допросы и заседания и выносить приговоры в пользу той или иной стороны, в зависимости от того, кто прав по закону и показаниям свидетелей. В общем, это не будет слишком сильно отличаться от того суда, в котором принимаете участие вы сами. — А какому закону они будут следовать? — полюбопытствовал монарх. — Тому, который я напишу. Я дам вам его прочесть, — пообещал я. — Там же, где есть сила вашего закона, судьи будут следовать ему. — Мне это нравится, — правитель кивнул, — а как будет устроена армия? — Предельно просто, — отозвался я. — Каждый, кто старше четырнадцати лет, будет приносить присягу мне. Тот, кто окончит основанную мной магическую школу, может стать командиром сотни. Ну, а верховный командующий — я сам. Две сотни будут постоянно нести службу на границах и во вражеских странах в качестве шпионов. А в случае войны призываются и остальные, не менее трёх тысяч. А прочие занимаются тыловой работой — лечат раненых, варят зелья, ремонтируют сломанные в бою волшебные палочки и изготовляют новые, обучают новых солдат. В целом волшебная армия организована почти так же, как и обычная. — Ну, а что с гильдиями и магистратами? — полюбопытствовал порфироносный собеседник. — Как и у прочих людей, — сообщил я. Магистраты уже есть в моей марке, надзирают за порядком и судят нарушителей оного, а также связывают обычных обывателей с другими учреждениями. Ну, а гильдии просто объединяют мастеров. Гильдия зельеваров, гильдия врачевателей, гильдия астрономов, и так далее.  — А у тебя всё довольно хорошо продумано, — похвалил меня монарх. — Откуда у тебя такие познания о государственном устройстве? — Я читал труды древних мыслителей и тренировался в познании изложенных ими истин, управляя вверенной мне маркой, ваше величество, — сообщил я. Это было правдой — в моей библиотеке помимо всего прочего, имелись и античные труды по теории государственного устройства. В то же время об опыте управления нацистской Германией я решил по очевидным причинам не упоминать. — Как я вижу, твоё маленькое государство чувствует себя вполне неплохо, — император отпил вина, — а ведь я тут уже шестой день. Поздравляю.       Что ж, видимо, он решил негласно проверить меня. Хороший ход — не уведомлять об этом подчинённого заранее, чтобы не давать ему возможности исказить действительное положение дел. Тем не менее, такая внезапная проверка оказалась мне только на пользу, я смог доказать, что достоин большего доверия, и оно мне оказано. Теперь я верховный чародей не просто формально, а уже в перспективе наделён реальной властью. — Кстати, Генрих, впечатлил ли тебя мой рассказ про посла из страны Цинь и его напиток? — спросил император.       Видимо, имелся в виду описанный в письме визит китайца. К сожалению, я не знал, в каком состоянии китайские царства, и не мог ничего сказать по этому поводу. Я ответил: — Разумеется, я прочёл ваше изложение с искренним интересом. Я с удовольствием читаю и слушаю о дальних странах, ведь в таких повествованиях много удивительного и интересного, потому что жизнь там непохожа на нашу. А нельзя ли мне попробовать тот напиток?       Монарх позвал слугу и приказал принести посудный набор: фарфоровые блюдца, чашки и чайник, а к ним собственно листья. Исполнив требуемое, тот удалился. Я с помощью волшебства налил воду в чайник, измельчил листья пальцами, насыпал туда же и посредством магии же вскипятил воду. Император, следя за процессом заваривания, рассказал: — Как мне говорил посол, в их стране этот напиток называется «чай», и его питие — целый ритуал. Это не то, что наше вино или пиво. Чай пьют в особых случаях, с соблюдением ряда правил и уж точно не бегом, не в добавку к обычной пище. То, как проводится чаепитие, показывает отношения между людьми, цель их встречи, словом, это ещё и средство ведения переговоров и налаживания отношений. Мой писец подробно всё записал, но я и половины этих пространных объяснений не запомнил. Впрочем, мы не жители страны Цинь, и нам довольно того, что чай у нас есть, а мы хорошо знаем друг друга. А посол тогда на прощание сказал, что чайная дорога для нас довольно длинная и извилистая.       Да уж, неспроста восточные правители и аристократы считают нас, европейцев, варварами. Впрочем, в них мог говорить и обыкновенный снобизм, смешанный с неприятием нового и неизвестного. Конечно, я в восточных странах во время «прошлой» жизни так и не побывал, но всё равно наслышался о том, что их культуры максимально консервативны. А вот и подтверждение этому, пусть и косвенное. Китаец рассказал про чай, догадался, что его не поняли, и обиделся. Но с другой стороны, он сам ошибся — ему следовало начать представление своей культуры с чего-нибудь попроще. Но кто же добровольно признает свои ошибки?       Напившись чаю, мы спустились вниз. Государь предложил: — Давай предстанем перед собранием герцогов и объявим им нашу волю. Для учреждения нового государства коронации мало. Нужно привлечь к нему и самых обширных землевладельцев, а значит, созвать их на совет.       Я прекрасно помнил, что в Средневековье монарх не обладал абсолютной властью, он значился среди крупнейших феодалов лишь «первым среди равных», то есть, они ему не подчинялись. Не раз и не два бывали случаи, когда действия короля не нравились ближайшим по статусу аристократам, и они сообща свергали его, а затем выбирали из своей среды нового. В связи с этими обстоятельствами я спросил: — Ваше величество, а вы уверены, что остальные крупные землевладельцы примут ваше решение как должное? Не станут ли они сопротивляться? — Вполне разумное предупреждение, — Оттон I кивнул. — Вы правы. Моё собрание — это прежде всего совещание. И прочие его участники действительно могут мне воспротивиться. Я слышал, Генрих, что вы обладаете редким даром убеждения. Мне нужна ваша помощь. Примите участие в собрании и уговорите других герцогов принять меня и мою власть. Взамен я распространю ваше устройство управления на всю Германию. Исполнение вашего желания без исполнения моего, как вы сами должны понимать, невозможно.       Недурно. Император предлагает мне в принципе нормальную равноценную сделку. С меня — переговоры с феодалами, с него — централизация страны по моему образцу. И аргумент вполне разумный. Смущало только одно, и я сразу задал уточняющий вопрос: — А если уговоры не подействуют? — Тогда, мой друг, я разрешаю вам применить силу, — отозвался правитель.       О, вот это уже явно видны диктаторские замашки. Оно и неудивительно — из феодала, пусть и крупнейшего — в императоры! Впрочем, не мне упрекать в этом Оттона I — я сам-то в XX веке кем был? Садовником? То-то же. К тому же как раз-таки для Средневековья силовые методы решения проблем были абсолютно нормальными. Логично: монарх получил сильного союзника в лице меня и захотел с моей помощью ещё больше возвыситься. Без меня бы он, наверное, и на Рим не осмелился пойти. Впрочем, тогда он достиг цели именно благодаря мне: я проник в папский дворец и запугал понтифика, заставив его принять нужные для короля решения. Таким образом Оттон I удачно женился и принял императорский венец, и всё это обошлось без кровопролития. В этом свете пожелание императора выглядело уместно, следуя из предыдущего. — Да, мой государь, — согласился я, — но всё же надеюсь, что до такого не дойдёт. — И я надеюсь, Генрих, — признался монарх, — но политика — дело нешуточное и опасное, и нужно уметь предвидеть все возможные последствия.       Возразить было нечего. Я согласился на участие в собрании.       Само собрание состоялось через месяц в Аахене. Парадный зал королевского дворца был украшен флагами и гербами германских герцогств. Я явился сюда с самого утра, император только успел позавтракать. Увидев меня, он сразу повеселел: — Как хорошо, Генрих! Как верный слуга и честный человек ты явился первым на мой зов, как это и положено добропорядочному землевладельцу, следующему пожеланию господина. Что ж, давай вместе дождёмся остальных, и можно будет начинать. — А сколько времени принято ждать? — уточнил я. — Обычно до полудня, — разъяснил Оттон I. — Прибывший позже него считается опоздавшим, а это уже неуважение к моей персоне. А если кто-либо вовсе не явился до вечера дня, следующего за назначенным, то он подвергается осуждению как уклонившийся от исполнения долга слуги.       К счастью, желающих подвергнуться обесчещению сегодня не было. Прочие участники собрания явились приблизительно до часа пополудни. Я опасался, что нагрянет толпа феодалов, но этого, к счастью, не произошло. Герцогов оказалось всего семеро, и никто больше не пришёл. Судя по спокойствию монарха, он больше никого не ждал. Когда последний, седьмой, герцог вошёл и закрыл за собой дверь, император объявил: — Дорогие соратники! Нынче я призвал вас всех, чтобы совместно с вами решить, как наша страна будет управляться, когда я волею Божией стал императором. Я сделал это из долга перед вами, дабы вы не чувствовали себя ущемлёнными в правах. Давайте же воссядем за стол переговоров и заключим коллективный договор о том, как будет держаться и управляться Германия. Пусть каждый из нас заявит свои притязания, и вместе мы разрешим их, и таким путём будут установлены согласие и мир.       Разумеется, я понимал, что вежливые речи были очередным ритуалом, на самом же деле император вовсе не собирался делиться властью, о чём и предупредил меня заблаговременно. Хотя стол как раз был, и все мы по очереди заняли места за ним, расположившись кругом. Но прежде, чем начать переговоры, Оттон I счёл нужным представить меня собранию: — Это мой верный слуга и преданный помощник, Генрих Славный, Верховный Чародей и маркграф Кобленцский, Андернахский и Майнцский Грин-де-Вальд. Его владения лежат вдоль границы с Нормандской маркой, от Майнца вплоть до южных предгорий Альп. Он является законным преемником прежнего маркграфа, Людвига, который погиб в бою с венграми полтора года назад, потому что защитил замок Людвига от франков, когда я там находился. В награду за отражение нападения врагов Генрих и получил как замок, так и титул маркграфа лично от меня. Прошу считать его за равного вам в силу его заслуг.       Шестеро герцогов поприветствовали меня, но седьмой, Бранденбургский, проявил недовольство: — Маркграф-сребролюбец, маркграф, не умеющий читать и писать, маркграф-развратник — я всякого насмотрелся! А тут и ещё и маркграф-колдун?! Не превратит ли он нас в баранов?! — Ты хотел бы, чтобы наши земли на юго-западе достались франкам?! — возмутился его сосед, герцог Швабский. — Они давно точат зубы на наши земли! А Грин-де-Вальд отбил у них охоту помышлять об этом, и, я смею надеяться, навсегда! Так что титул маркграфа он получил честно!       Пристыженный герцог вздохнул и опустил взгляд. Император сказал: — Что ж, я рад, что большинством голосов мы приняли маркграфа Грин-де-Вальда в свой круг. А теперь я предлагаю вам всем следующее. Так как я теперь венчан Папой Римским в императоры, то считаю, что моё положение стало выше. И я желаю, чтобы вы отныне подчинялись мне как носителю божественной власти.       Что тут началось! Герцоги потеряли спокойный вид. Они стали браниться, кричать, топать ногами. К счастью, оружия при них не было, иначе бы началась кровавая сеча. Трое поддержали Оттона I, но четверо оставшихся оказались решительно против: — А ты нас об этом спросил?! — Как же — Папа тебя венчал! Да ты, Оттон, наверняка нож ему к горлу приставил! — А что Папа?! Он молодой, у него каждую ночь новая девка! Знаем! Такому ли принимать важные решения, да ещё якобы от имени Бога?! — Ты без нового маркграфа-чародея и пальцем бы двинуть не посмел!       Я предвидел подобное и понимал, что у противящихся герцогов доводы были небезосновательными. Но в то же время я уже дал обещание императору, и пришла пора его исполнять. К тому же я отлично понимал, чем опасен раскол, и его нужно было срочно пресечь в пользу меня и монарха. Так что я сам взял слово, делая это и по своей инициативе, и по воле императора: — Выслушайте меня, уважаемые герцоги! — начал я.       Гвалт прекратился. Прочие собравшиеся уставились на меня. Герцог Саксонский сказал: — Он новый член собрания и имеет право быть услышанным, тем более что он не подал своего голоса за императора или против него.       Я начал говорить: — Несомненно, в том, что Оттон, будучи ещё королём, принудил Папу Иоанна Двенадцатого к венчанию на императорство, есть некоторая доля истины. Но это произошло единственно оттого, что тот был слаб духом и подвержен соблазнам, как вы сами говорили. Поэтому наш монарх, видя упавший авторитет Престола, взял предназначающуюся ему ношу по праву более сильного. — То есть, ты считаешь, что он поступил правильно?! — воскликнул герцог Бранденбургский. — Да, и взгляните на это с другой стороны, — продолжил я. — Если у нас будет император, то нам не будет никакой нужды во всём слушать Пап, которые, как показывает недавний пример, могут на деле быть вовсе не благочестивыми. К тому же нынешний Папа слаб и изнежен, он не сможет воспрепятствовать притязаниям императора, которые тот заявит, когда захочет. — И каковы твои притязания к Папе, Оттон? — спросил у императора герцог Вестфальский. — Я желаю владеть и духовными, и мирскими делами в Германии, чтобы никто не указывал мне, как и кого рукополагать в епископы, кого принимать в лоно церкви и отлучать от неё. Я желаю править самостоятельно, без указов Папы, который не родился и не жил тут. Я сам между тем, как вам всем известно, сын Генриха Птицелова, сблизившего разрозненные земли, и желаю продолжить его дело и построить единую и сильную страну, — заявил Оттон I. — Вот! — подтвердил я, — кто же не желает быть хозяином в своём доме? На мой взгляд, полностью законное стремление. Ведь именно этого хочет император? — задал я уточняющий вопрос. Естественно, он был риторическим, но в то же время формально необходимым. — Да, — подтвердил монарх. — А что мы получим взамен, отказавшись от равенства с тобою? — спросили герцоги Вестфальский и Швабский. — Моё покровительство в военных делах и спорах с меньшими землевладельцами, законность и порядок, защиту от вмешательств Церкви в ваши дела, а также выгоды в торговле с иноземными странами и городами, — перечислил свои обещания император. — Звучит неплохо, — согласился герцог Швабский.       Повторное голосование решило всё в пользу монарха, пять голосов против трёх. Мы уже было собрались расходиться, но тут, распахнув двери, в зал без предупреждения вбежал низкий человек средних лет в белой тоге, препоясанный ремнём. Он был бос, седые волосы не расчёсаны, синие глаза затравленно бегали в разные стороны. Вбежавший замахал руками и повалился на пол, вскрикнув. Хрипя, он застонал и забился в припадке. Герцоги бросились его трясти и приводить в чувство. Кто-то сходил за ведром воды, и припадочного окатили холодным отрезвляющим душем. Отдышавшись, он проговорил с придыханием: — Живый вне времён и сильнейший… сильнейший во имя истины… знающий честь… придёт трижды, чтобы… чтобы восславить край лесов, гор и равнин… он построит правление… правление тысячи солнц… и покров его будет дышать над ним… Железный нрав и старший жезл… старший жезл у него… и прочие склонятся… склонятся перед посланником древней мощи… он сокрушит нечестивых и забывчивых… но при том будет иметь человеческое сердце… на высоте своей откроет покорившимся… откроет покорившимся новую дорогу…       Прохрипев слова про новую дорогу, человек в белом затих и потерял сознание. Его куда-то унесли. Я спросил, покачивая головой и медленно оглядывая собравшихся: — Что это было? — Это мой прорицатель Михель, — ответил Оттон I, глубоко вздохнув. — Он часто приходит без спроса и говорит что-нибудь, а иногда чудит. Сбывается примерно три пророчества из десяти. Но такое я сам вижу впервые. Видимо, он изрёк что-то совсем удивительное, да ещё такими неясными словами… Неужели это про Христа? Нет, он уже приходил, и намечается второй приход, а про третий ничего в Писаниях нет. Значит, это не про Иисуса. А правление тысячи солнц и новая дорога — что это значит? Нет, ничего не понятно, — признался властитель, подумав. — Впрочем, они всегда такие. — Может быть, это бред сумасшедшего, в вашего прорицателя вселились бесы? — предположил герцог Саксонский.  — А может быть, это и не пророчество вовсе, а ваш Михель надумал над нами пошутить? — сказал герцог Бранденбургский. — Пусть его высекут как следует, чтобы сидеть не мог тридцать дней. — Нет, сечь его точно никто не будет, — монарх посуровел. — Он иногда и полезное говорит. Впрочем, яснее не стало. Что ж, собрание окончено, — подытожил он, — можете возвращаться к своим уделам. В ближайшие дни я разошлю указы.       Поклонившись государю, феодалы покинули зал. Я же остался. Император спросил: — А у вас, мой друг, есть какие-нибудь мысли об этом поступке Михеля? — Нет, — признался я, — сам ничего не понял, как и остальные. — Была такая история, — поведал венценосец, — что один древний мудрец сказал персидскому царю, что если тот начнёт войну с давними врагами, то разрушит царство. Правитель обрадовался и стал снаряжаться в поход, увеличил подати и пошлины. Но кампания не удалась, и в результате крупное поражение настигло его самого. В ответном нападении сама Персия была разграблена. — Выходит, древний царь подумал, что разрушит вражескую страну, а разрушил свою? — уточнил я. — Да, — согласился Оттон I. — Как видишь, пророчества могут быть истолкованы по-разному, и часто первое толкование неверное. — У меня его сейчас вообще нет, — признался я.  — И хорошо, что нет, — монарх кивнул. — Тем лучше, подумай над ним как следует.       Дома я принялся за обычные дела. Но пророчество всё не шло из головы. Я запомнил его в точности до последнего слова и всё время думал над ним. Мою задумчивость заметила Хильда. Она сказала: — Мастер Геллерт, помните, друид Дэтайн наложил на вас гейс? «Храни свою землю вовеки, и тогда она станет великой»? — Да, помню, — согласился я, — вот только непонятно, что значит «вовеки». Я же не бессмертный, вечно жить не могу. — В легендах говорится о чудесных вещах, которые передаются от отца к сыну, — напомнила супруга. — А может быть, друид имел в виду, что ваше дело — на много лет потом, она и для вас, и для ваших сыновей и внуков?       Некоторое время я молчал, не смея и шевельнуться, а лишь смотрел жене в глаза. Затем осторожно обнял её. — А в пророчестве есть слова «он придёт, чтобы восславить край лесов, гор и равнин и построит правление тысячи солнц», — напомнила девушка второй раз. — Может быть, гейс и пророчество связаны? И оба — про вас?       Действительно! Про покров в этом свете понять нетрудно — это могут быть поколения Грин-де-Вальдов от меня нынешнего до меня современного. «Придёт трижды» — точно я. Сейчас и дважды в современности. А про тысячу солнц… — Хильден, какой сейчас год? — полюбопытствовал я. — Девятьсот сорок седьмой от Рождества Христова, мастер Геллерт, — отозвалась девушка, справившись по имевшимся среди книг святцам.       Так вот почему Гитлер проиграл, обещая «Тысячелетний Рейх»! Он уже прошёл, Адольф застал не его начало, а его конец! С сего года до тысяча девятьсот сорок пятого прошла (пройдёт) как раз примерно тысяча лет! И ведь правда — Священная Римская Империя перешла в несколько отдельных германских королевств, а от них в Германскую Империю кайзеров, Веймарскую республику и империю Гитлера (и мою заодно). Всё сложилось.       Я готов был скакать до потолка от счастья, но сдержался. Вместо этого я лишь обнял супругу-расшифровщицу покрепче и прошептал ей в ухо: — Отныне ты можешь называть меня на «ты», как будто равного себе. Конечно же, только наедине. Ты мне самый близкий человек, Хильден.       Через неделю к императору нагрянули послы сопредельных стран. Франки, викинги, славянские князья, представители Папского Престола и даже бритты. Все они изъявляли Германии уважение и признание. Я также присутствовал на этих приёмах. Император щедро принимал гостей, устраивая пиры и увеселения: рыцарские турниры, цирковые представления. Посланники отзывались о гостеприимстве Оттона I неизменно хорошо, но я в глубине души чувствовал какой-то подвох. Но что именно меня тревожило, я понять не мог, а значит — не мог поделиться опасениями с кем-то ещё.       Однажды вечером моя Хильден, раздевшись ко сну, прижалась ко мне особенно тесно, обхватив обеими руками. Обняв её в ответ, я спросил: — Тебе холодно? Могу сотворить второе одеяло.       Как раз перед этим порыв ветра ворвался в комнату, дело шло к зиме. Но супруга отозвалась: — Нет, не холодно, просто я хочу почувствовать себя в объятиях мужа, которого люблю, то есть в ваших… твоих, Геллерт… — прошептала она после небольшой паузы. — Конечно, — я обнял жену в ответ. — А хочешь ещё ближе? — сорвалось внезапно с языка. — Да, — прошептала Хильда.       Прошло полгода. Супруга несколько пополнела, но не потеряла очарования для меня. Одна из моих колдуний, будучи лекаркой, стала неотлучно проводить всё время с ней. Иногда Хильда жаловалась на головокружение и быстрее уставала за день. Я догадался, в чём дело. — У вас, мастер Грин-де-Вальд, будет мальчик, — сообщила мне целительница в один прекрасный майский день.       Я немедленно нашёл жену и расцеловал её. — Дорогая, давай назовём сына Альбертом, — предложил я счастливой супруге, не менее радостной, чем я.       Подумать только! Ещё два года назад я был ужасным и жестоким, а теперь женат и продолжу род! Этот факт поражал воображение.       В то же самое время я занимался и государственными делами. Самые одарённые ученики Дурмстранга показывали ошеломительные успехи, и я решил пристроить их к работе в качестве стажёров. Пришла пора вводить все те институты, о которых я говорил императору. Начал я с законопроекта по устройству судебной системы, взяв за основу римское публичное право, императору он понравился. Верховный магический суд было решено учредить в Франкфурте. Я назначил себя председателем и поставил себе в подчинённые шестерых магов поскромнее, но сведущих в праве. Дела разбирались всем составом из тех, которые не могли разрешить единоличные судьи в каждом городе, которых я тоже назначил сам. Что касается магистратских палат и армии, то я решил сначала дождаться полного выпуска остальных учащихся моей школы, потому что брать людей «с улицы» было рискованно. Впрочем, с палатами вышло даже проще, чем я ожидал: мне предложили помощь магические гильдии городов, и я согласился. Они своими силами организовали палаты в обмен на постоянную протекцию с моей стороны. Таким образом, за шесть с небольшим месяцев запланированные мной изменения были большей частью введены. Жизнь в стране, постепенно налаживалась, пусть и не так быстро, как хотелось бы. Но я понимал, что в государственном строительстве легко и просто ничего не бывает.       Но в июне все мои планы кардинально рухнули. Я получил чёрный конверт. В нём был лист пергамента с короткой запиской: «Маркграф Грин-де-Вальд, срочно в Майнц. Император». Встревоженный, я трансгрессировал туда, прямо в резиденцию монарха. Там собрались он сам и герцоги. — Что случилось? — отрывисто и резко отчеканил я. — Мой друг, — император вздохнул, — я очень ценю вас и все ваши заслуги. Ваши старания по устройству страны достойны всех и всяческих похвал. Но выстроенная вами конструкция подвергается весьма жестокому испытанию. — Что произошло? — я взглянул в глаза каждому из присутствующих. — Бунт? Голод? Чума?       Герцоги стали переминаться с ноги на ногу, император опустил взгляд. Наконец он вздохнул снова, прикрыл глаза и, поджав губы, произнёс всего одно слово, прозвучавшее будто обвинительный приговор, отдавшееся тягостным эхом по всему залу: — Война.