Via Virilis

      Едва ли когда-нибудь Максимилиан Иленберг мечтал стать археологом — тем не менее, последние недели полторы заставили его почувствовать себя, как минимум, кладоискателем-нелегалом. Нет, не только потому, что по ночам Макс, таясь каждой тени, скрытно прочесывал парк и помогал Келли откапывать припрятанные — кроме шуток, просто зарытые — вениктианские приспособления. И не потому, что редкие часы его досуга целиком и полностью уходили на работу с архивами и малоизученными источниками в попытках восстановить лакуны в истории Стикса — тайком от Калена, который бы этого не одобрил.       Главная причина заключалась в самом Келли. За какие-то десять дней Иленберг узнал о нем больше, чем за полтора месяца — и не биографических подробностей, хотя и их хватало. Максу казалось, что он с первой же попытки случайно подобрал верный ключ к антикварному замку и натолкнулся на бесценное сокровище. Он вообще не мог вспомнить, чтобы ему было настолько же хорошо — на протяжении относительно долгого периода. Моменты сиюминутного восторга не в счет, они прогорают и забываются, а вот постоянная ровная уверенность в собственном счастье — приключилась впервые.       Разумеется, Иленберг не был бы собой, если бы не задумался, в чем подвох.       Веникты и странная девочка, конечно, легко могли претендовать на почетное звание «Главных Поводов для Беспокойства», но дело было не в них. И не в загадочных поклонниках неведомых формул, предсказуемо не готовящих Мертвому ничего хорошего. Проблема заключалась в том, что Кален… слишком старался.       Обвинять его в этом было глупо. Во-первых, Макса вполне устраивало все, что Келли делал: начиная от поведения в постели и заканчивая безупречным кофе. Во-вторых, возможно, Калену и впрямь хотелось о нем позаботиться — безо всяких лицемерных игр в «медовый месяц». Случайно обломать искренний порыв своей паранойей Иленбергу казалось эталонным скотством. Хотя паранойя, конечно, пышным цветом цвела. И идеальный Кален Моро, если уж честно, нравился Максу меньше нормального. Но это была точно не проблема Калена Моро.       И слишком хорошо запомнилась ключевая претензия, высказанная тем утром откровений: «Ты не понимаешь». Поэтому сейчас Макс твердо вознамерился сначала разобраться в ситуации, а уже потом ее исправить — разговором ли, действиями, не принципиально. Эффективный способ решения всегда проще найти, когда задача изучена во всей своей полноте.       Иленберг пока не мог сказать, что ему все очевидно.       Келли его не обманывал — это точно. Но он концентрировал свои усилия, сгущал краски, утрировал реакции. Окружал Макса почти неправдоподобной и одновременно совершенно изумительной нежностью с явным рвением — словно отвлекал. Или… торопился. Будто боялся не успеть к уже известному сроку. В отличие от Мертвого, Макс не видел причины никуда спешить, и это заставляло внимательнее приглядываться к происходящему вокруг. Один раз он уже упустил контроль: итог оказался неожиданно прекрасен благодаря чистой случайности — и рассчитывать на подобное везение дважды не приходилось.       Разве что несколько отвлекали поиски ответов на неозвученные вопросы.       С вениктианскими цацками они кое-как разобрались: вещи оказались сугубо функциональными. Аналоги оружия ближнего боя, батареек для чего угодно, электронных переходников, блокираторов и декодеров… Девочка снабдила Келли инструментами для разрешения всевозможных бытовых сложностей; только инструкцию приложить забыла. И это при том, что активировать всю эту технику получалось исключительно у владельца! Предназначения большей части подарков Кален просто не знал, а насчет оставшихся выяснял все эмпирически, что, к слову, иногда не шло на пользу его здоровью.       Узнав об этом, Иленберг уперся и настоял на отказе от любой экспериментально-деструктивной деятельности — потому что совершенно не жаждал откачивать Келли после какого-нибудь удара вениктианским током. У него не было ни достаточного медицинского образования, ни желания ставить эксперименты на близком человеке, ни присущего взорванным вместе с лабораторией товарищам рвения к научным открытиям.       Максу оказалось проще смириться с тем фактом, что его комната превратилась в склад уникальной техники, работавшей по неизвестным человечеству принципам. А то, что вениктианские приборы не отслеживались никакими детекторами и внешне легко могли сойти за игрушки увлеченного чужой культурой реконструктора, только облегчало задачу их сокрытия.       С девочкой все обстояло печальнее. Девочка оставалась тайной за семью печатями. И вообще — выяснилось, что со Стиксом столько всего неладно, что Иленберг поначалу даже растерялся. Минут на пятнадцать, пока составлял себе список первоочередных задач.       Во-первых, детально задокументированное триумфальное шествие президентского флагмана от победы к победе омрачали три загадочных исчезновения в неизвестном направлении: одно на 9 часов, другое — на 17 дней, и последнее — на 42 минуты ровно. Учитывая, с каким тщанием поколения историков восстанавливали маршрут легендарного корабля и его хронометраж, эти пробелы выглядели откровенно дико. Сильнее удивляло только то, что их наличие никого не смущало.       Во-вторых, отыскались аргументы в пользу того, что странный мундир девочки вполне имел шансы оказаться не галлюцинацией Келли и не чьей-то умелой подделкой. Во всяком случае, согласно с трудом восстановленной Максом описи, в свое время на Стиксе действительно был детский скафандр, подходящий на подростка тринадцати лет. И куклы.       Но — дыхание в вакууме? Невосприимчивость к компрессии? Абсурд. Оставалось предположить, что девочка на самом деле физически рядом с Каленом не присутствовала, являясь какой-нибудь хитрой проекцией. Однако этому противоречили и оставленные ею вполне реальные вещи, и то, что Келли чувствовал ее прикосновение. Впрочем, Макс, ознакомившись с малой долей возможностей чужой техники, решил не забивать себе голову — объяснение могло быть абсолютно любым. Оставалось сосредоточиться на истории Стикса, поиске любых упоминаний оного в связи с вениктианским сектором космоса, а более прочего — на актуальной ситуации вокруг.       Конечно, от Макса не укрылось, что параноидальная обеспокоенность Калена любыми изменениями почему-то не коснулась нового куратора. Мертвый будто вообще не замечал товарища Эвоко; это не вызвало бы изумления, будь Келли обычным студентом, — преемник Шнайдена оказался, мягко говоря, не самой примечательной личностью. Он ни во что не вмешивался, не интересовался ничем, кроме итоговой успеваемости, и, кажется, до сих пор не мог запомнить имена большинства своих предполагаемых подопечных.       Но Кален настолько преуспел в демонстрации беззаботного отношения, что у Иленберга не осталось ни малейших альтернатив — с куратором было неладно. Эту версию подтверждало и то, как снимали Ника, и его прощальное предупреждение, и личные наблюдения Макса. Товарищ Эвоко был очень, очень непрост и, бесспорно, представлял некую угрозу. Однако только сегодня Иленбергу выдался шанс узнать, до какой степени верны его подозрения.       Когда Келли ближе к вечеру вызвали к куратору, Макс как раз подготовил все аргументы и доводы для описания совместных перспектив. В конце концов, за полторы недели можно было не только придумать, что делать, но и начать, собственно, претворять свои планы в жизнь, чем Иленберг и занимался, помимо прочего. Он нашел отличное убежище на первые несколько дней, еще лучше — на следующие, продумал варианты, достал все необходимые документы, разработал целую программу по инсценировке собственной трагической гибели… Оставаться в колледже становилось все опаснее — за Келли, похоже, и впрямь следили, но Макс не собирался волновать его раньше времени.       Разговор пришлось отложить — Мертвый не выразил никакого удивления, объяснил, что действительно провалил утреннюю сертификацию, и обещал вернуться в ближайшие полчаса. Привлекать к ним лишнее внимание Эвоко не хотелось, а объяснение с Келли затянулось бы на пару часов, поэтому Иленберг согласился подождать. Вообще он собирался подремать — последние дня три его доканывала бессонница — но уже через пять минут не выдержал. Нехорошее, тягостное ощущение, проявившееся, едва за Каленом закрылась дверь, изматывало сильнее, чем недостаток сна, и Макс не нашел веских причин отринуть собственное беспокойство.       Он добрался до административного корпуса довольно быстро, оказавшись одним из многих студентов, собравшихся посмотреть на запланированный по случаю директорского юбилея фейерверк. В самом здании народу было немного — рабочий день у большинства персонала закончился, так что на лестницах и в коридорах Иленбергу никто не встретился. Это радовало — отвечать на возможные расспросы не хотелось; задерживаться хотелось еще меньше.       Бывший кабинет Шнайдена отдали кому-то еще, а Эвоко занял угловую комнату на втором этаже, недалеко от директорской. Кажется, раньше в ней располагался пункт закрытой связи, в начале месяца наконец переоборудованный в отдельном помещении. Макс подошел к двери, хотел постучать, но прислушался — и не услышал ни звука. Ни шорохов, ни шагов, ни отголосков разговора.       Сказать, что неприятное предчувствие усилилось, — значит, не сказать ничего. В тлеющие угли тревоги будто плеснули горючей смеси: в висках застучало, к щекам мгновенно прилила кровь. Иленберг не успел отследить, почему так резко утратил самообладание; уже пытался открыть дверь — и понимал, что она безнадежно заперта, а никакой ручки на гладкой створке нет вовсе.       Использовать коммуникатор в качестве декодера он ни разу не пробовал, но сейчас в мельчайших подробностях вспомнилось прочитанное однажды со скуки руководство. Схожее с лихорадкой волнение не помешало Максу в точности выполнить все предписанные действия. И когда сервомоторы двинули тяжеленную — экранированную! — панель в сторону, он шагнул в кабинет, мысленно приготовившись к любому развитию событий.       По крайней мере, он так думал — до того, как увидел сжавшегося в углу Келли, которого Эвоко избивал ногами. До того, как услышал озлобленное: «Третий с тобой еще цацкался, сучонок!» До того, как «куратор» развернулся на звук открывшейся двери и наставил на Иленберга тяжелый бластер военного образца.       — Вы с ума сошли? — требовательно, со всей возможной надменностью выпалил Макс, не придумав даже, что делать, но сообразив, что сбить с толку Эвоко нужно немедленно.       Под прицелом он никогда еще не оказывался, но страха не было. Была только злость — такая, что оттачивает мысли и заставляет реагировать быстрее.       — Что… Что вы здесь делаете? — «куратор» торопливо опустил руку, вывернул кисть; теперь дуло смотрело строго в лоб Калену.       — Хотел спросить вас о том же, — Иленберг сделал пару шагов в комнату, как будто совершенно игнорируя происходящее. — Вы понимаете, кому только что угрожали? — голос его звучал ровно и спокойно, а боковым зрением Макс высматривал на оказавшемся рядом столе хоть что-то полезное — ну хоть что-нибудь!       — Вы забываетесь! — возмущение Эвоко показалось смешным и нелепым, а собственная эмоциональная оценка — далекой и чужой.       — Я забываюсь? — Иленберг холодно улыбнулся. — Отнюдь. В отличие от вас.       — Что вам здесь нужно, убирайтесь немедленно! — кажется, «куратор» все еще не сообразил, что предпринять, но стрелять ему пока явно казалось не лучшей идеей. — Как вы открыли дверь?       — Она разве была заблокирована? — вскинул бровь Макс. — Странно, по уставу колледжа вы не должны запираться со студентами.       На столе имелась только ручка. Металлическое тонкое стило из подарочного письменного набора.       — Выйдите. Сейчас же, — Эвоко все же определился: оружие снова смотрело на Иленберга.       Макс заставил себя неторопливо пожать плечами, якобы собрался развернуться… Сорвал с запястья коммуникатор и швырнул его в «куратора», а сам резко откинулся на спину, падая на столешницу. Бластерный импульс пролетел буквально в полуметре над ним; по шее и лицу мазнуло уходящим жаром. Закричал Келли. За окнами полыхнул салют.       Иленберг подхватил ручку, метнулся вперед и вбок. Эвоко растерялся всего на долю секунды, но этого хватило, чтобы Кален изо всех сил пнул его под колено. «Куратор» пошатнулся, второй выстрел выжег черное пятно в полу рядом с ботинком Макса. Мгновение — Иленберг оттолкнулся от стены, ударил Эвоко под кадык ребром ладони. Еще мгновение — оказался совсем рядом, отбил чужую руку, занес свою…       Стило вошло в глазницу вскинувшего голову «куратора» плавно и стремительно. Глубоко. Похоже, пробило костную стенку — Макс не следил. Выхватил оружие из скрюченных пальцев и сразу выстрелил. Может, Эвоко успел заорать. Может быть, нет.       Иленберг не настолько разбирался в анатомии, чтобы достоверно представить первые телодвижения человека, получившего подобное проникающее ранение. А уловить реальную реакцию не сумел. Судя по всему, он случайно крутанул регулятор бластера на максимум — и теперь голова бывшего «куратора» представляла собой почерневший череп, местами облепленный растрескавшейся, обугленной кожей. Рассматривать это было… малолюбопытно. И, пожалуй, эстетически неприятно.       Иленберг поморщился от запаха — сладковатого, паленого и отвратительного, перевел задумчивый взгляд на замершего Келли:       — Ты в порядке? — слова срывались с губ медленно, со странными паузами.       Мертвый посмотрел с откровенным ужасом, закрыл лицо руками, вжался в угол; на локтях у него проступали яркие отметины от ударов, и это всколыхнуло в Максе новую волну ярости. А вслед за ней пришло осознание — он только что убил человека. Раньше не доводилось.       Впрочем, это не привело ни к какой тошноте, истерике или другим драматическим последствиям. Просто заставило торопливо вернуться к двери и захлопнуть ее. Еще — понять, что Эвоко едва ли собирался афишировать подробности своего «разговора» с Каленом, и отказаться от идеи проверять записи с кураторского терминала.       — Ты в порядке? — повторил Иленберг, подойдя к Келли ближе.       Тот замотал головой, что-то невнятно проскулил в собственные ладони. Макс догадался, поставил оружие на предохранитель и сунул за спину, под ремень брюк.       — Келли, посмотри на меня, — попросил он, стараясь говорить спокойно; спокойно и получилось, даже слишком.       Моро вздрогнул, поднял голову: зрачки у него оказались огромные, а взгляд выражал уже не панику — безумие.       — Только не ты, не ты, только не ты… — зачастил он.       — Келли! — Макс наклонился, подхватил его подмышки, потянул наверх, чтобы хоть выяснить, насколько Калену досталось от Эвоко. — Келли, успокойся.       Мертвый метнулся прочь из рук, отшатнулся, ударился затылком о стену — не переставая судорожно шептать:       — Ты же не они, не ты, не ты, пожалуйста, только не ты…       Он захлебывался словами, и Иленберг решительно влепил ему пощечину.       — Успокойся.       Подействовало. Кален глянул более-менее осмысленно, прижал ладонь к щеке. Заметил лежащее на полу тело, отвернулся, сощурился и вдруг уставился на Макса с откровенным подозрением. Даже — опасением. На мгновение захотелось застрелиться, но нелепая мысль, конечно, сразу сгинула, утащив с собой и несвоевременное отчаяние, и другие неприятные эмоции.       — Келли, это же я, — никакой мягкости целенаправленно в голос вкладывать не пришлось — сама проявилась.       — Ты… — выдохнул Мертвый и вдруг рванулся, обхватил за плечи, вжался лицом в жесткую ткань кителя. — Макс?       — Да пока не Пресвятая Дева, — усмехнулся Иленберг. — Сам идти сможешь?       — Куда? — недоуменно протянул Келли, будто не полностью понимая, где он находится и что происходит вокруг.       — Собирать вещи, — пояснил Макс. — Мы срочно уезжаем.       — Зачем? — резко подобрался Мертвый, отступил на шаг; охнул и болезненно скривился. Но все-таки сконцентрировался, куснул губу, кивнул куда-то в сторону трупа: — Из-за… этого?       — Нет, — если бы Иленбергу пришлось доказывать факт самообороны, он бы доказал. — Не только. Скорее, по совокупности причин…       Кален нервно, дергано рассмеялся, перебил:       — Ты бы себя слышал!       — Я себя слышу, — успокоенно кивнул Макс; кажется, Келли все же оклемался. — Идем, у нас мало времени, — внезапно он понял, что это чистая правда — Эвоко не стал бы прибегать к силовому давлению просто так, а значит, времени и впрямь было в обрез.       Быстро обыскал тело — однако ничего полезного не нашел. Вытащил оплавленную ручку, машинально сунул в карман. Разбираться с терминалом было некогда, так что Иленберг просто слил все себе на коммуникатор, о котором, пусть слегка запоздало, но вспомнил.       Планы требовалось перекраивать на ходу, и это несколько… раздражало. С другой стороны, собственную смерть можно было сымитировать и попозже, когда их с Келли начнут искать. А все остальные решения оставались в силе. Нельзя сказать, будто сиюминутные проблемы заслонили грядущие, но в данный момент логичным казалось сосредоточиться на уже имеющихся сложностях.       Салют еще продолжался, и никто не обратил внимания ни на Макса, ни на его странно задравшийся со спины китель, ни на Мертвого, которого пришлось вести до скутера, приобняв и, будем откровенны, почти повесив на себя. На ногах Келли еще держался, но идти мог с трудом. Иленберг же торопился и был рад тому, что Кален обошелся без претензий на самостоятельность. В другое время в другом месте — сколько угодно, а сейчас нужно было добраться до комнаты, вколоть ему анальгетик и стимулятор, упаковать багаж…       Злость никуда не делась, но она помогала. Помогала не думать — и думать одновременно. Ситуация требовала предельной собранности: отвлекаться на свои переживания было нельзя. И Макс злился с каким-то извращенным удовольствием, будто на исходе затяжной болезни глотал отвратительное лекарство — чувствовал, что иначе сорвется, начнет анализировать происходящее и неизбежно завязнет. Такой роскоши он тоже себе позволить не мог.       А потом и злость перегорела. Уже было проще представить, будто все вокруг — сон. Дурацкий, утренний, тяжелый, от которого сложно избавиться, просто перевернувшись на другой бок, который не отпускает и все тянется, тянется. Иленберг заворачивал неизученные или бесполезные в данном случае вениктианские штуки в одежду, укладывал вещи в сумки, переписывал данные из собственного терминала, форматировал диски, сортировал аптечку…       Все с каким-то ледяным, нездоровым, уже переходящим грань адекватности спокойствием — даже собственное состояние оказалось ему странно безразлично. В свое время Макс много читал о том, какие именно защитные механизмы задействует психика в стрессовых условиях, и видимо, это снова было оно. Второй раз в жизни — а первый… первый Иленберг вспоминать не собирался.       Келли успел принять душ, смести с полки в ванной все бутылки и тюбики, зачем-то притащил их в комнату. Макс как раз хотел спросить, неужели пену для бритья нельзя купить где-то еще, когда пол вдруг тряхнуло под ногами.       Глухо взвыла тревожная сирена. Оборвалась. Мигнул и погас свет. И загрохотало вдали, словно разорвался тяжелый снаряд.       — Что?.. — Мертвый подскочил ближе, схватил за плечо.       — Не знаю, — безэмоционально откликнулся Иленберг, застегнул сумку, протянул Калену куртку. — Одевайся.       Тронул коммуникатор и понял, что сети нет.       — Что происходит? — повторил Моро, но послушно надел ветровку и закинул на плечо свой рюкзак.       Макс отвечать не стал. В коридор ему выходить расхотелось, и он распахнул приоткрытое окно, перебрался через широкий низкий подоконник, огляделся. Флигель, в котором располагалась комната, стоял на отшибе, поодаль от других зданий, но даже из-за его невысокой крыши было видно зависшие в небе боевые катера. А через сырые осенние запахи уже пробивались новые, чужеродные — гари, машинного масла, раскаленного металла.       — Быстрее, — Иленберг снял с предохранителя бластер, дождался, пока Келли вылезет на улицу.       — Что там? — этот вопрос Калену, похоже, не надоедал; Максу, впрочем, тоже — он просто его игнорировал.       Над кронами парка нарисовались светло-серые карты школьной охраны — Иленберг почти сразу опознал шелест крылатых ракет и автоматически прикрыл глаза ладонью, когда небо озарили ослепительные вспышки. Келли навалился сзади, вцепился в локоть.       — Что…       — Тихо, — оборвал его Макс. — Идем. Не отставай, — и все-таки взял Калена за руку.       Отсюда до седьмого гаража, где стояли частные корабли студентов и преподавателей, можно было добежать минут за десять. Если напрямую — но уже слышались близкие взрывы, и парк слева осветили яркие пунктиры перестрелки; стало ясно — напрямую не получится.       С другой стороны, непосредственно рядом чего-то угрожающего их жизни пока не наблюдалось. Иленберг увлек Калена вправо, намереваясь обогнуть открытый участок парка. Вывернул из-за здания флигеля и все с тем же ненормальным, нечеловеческим равнодушием отметил, что в центральной части колледжа разверзся настоящий ад.       Охрана, очевидно, ничего не смогла сделать с нападающими, которых не остановили ни предназначенные для этого защитные поля, ни силовой купол над всей территорией школы. Зато разозлившиеся неизвестные как с цепи сорвались — и принялись утюжить административные здания уже всерьез. В конце концов, у них для этого имелись все средства.       Макс заметил вдалеке многочисленных десантников, легкие танки, катера огневой поддержки. Колледжу Ренненкампфа, с самой оптимистичной точки зрения, осталось существовать не более часа. Привыкнуть к такой обстановке было, разумеется, нельзя, но оказалось вполне возможно… принять ее за данность. Выяснить жизненно необходимую информацию, отбросить за ненадобностью все прочее — и вести себя адекватно обновленным параметрам. Поэтому, выбравшись на относительно спокойный участок пути, Иленберг отпустил Калена и потянул из кармана вениктианский передатчик.       — Свяжи меня с Маем, пожалуйста, — невозмутимо попросил он, цепляя к виску серебристый кружок и протягивая Келли длинные «провода» управления.       — Сейчас, — Мертвый кивнул, поправил лямку и принялся что-то нажимать на металлических лентах, стараясь одновременно смотреть по сторонам и под ноги.       — Не отвлекайся. Я слежу за ситуацией, — проинформировал его Макс.       Кален даже не глянул удивленно, не то что не ответил. Казалось, его первый испуг с самого начала выплеснулся в бессмысленных вопросах, и теперь не то ушел, не то притупился. Иленберга устраивали оба варианта — Келли не впадал в ступор, наоборот, помогал по мере сил. А сам Макс действительно был занят: несмотря на то, что их едва ли кто-то заметил, окружающая среда не располагала к безмятежной прогулке.       Они с Келли уже пробовали вениктианскую связь, и Иленберг пришел к выводу, что она работает совсем неплохо. Пусть и абсолютно неизвестным образом. Так что когда прямо перед ним соткался вполне реалистично выглядящий, только полупрозрачный Дэмиан — живой и здоровый, Макс не удивился: он уже видел, как действует чужой «коммуникатор».       — Слышно меня? — негромко спросил он на всякий случай.       Май заозирался недоуменно, протянул руку — его пальцы прошли сквозь плечо Иленберга.       — Что это такое?..       — Неважно, — отрезал Макс. — Ты где?       Дэми сразу свернул расспросы, что-то прикинул, нахмурился:       — Навскидку, между вторым стрельбищем и тренажерными павильонами. Что происходит, знаешь?       Иленберг чуть не сказал «ничего хорошего», но успел себя остановить. Это и без него было очевидно, и Май точно ждал другого ответа.       — На школу напали неизвестные, связь и воздух у них под контролем. В центральной части бомбят, на окраинах пока сносно. Мы сейчас за моим катером — надо убираться отсюда. До седьмого гаража дорогу найдешь?       — Вполне, — Май сжал губы, кивнул. — У меня здесь еще Тихий, миникарт и три новые винтовки. Вас забрать где-нибудь?       — Нет, мы сами доберемся. Не поднимайся выше деревьев, если верхом пойдешь, и старайся не шуметь. На глаза никому не попадись: охрана недееспособна, а эти — полные отморозки. Свяжусь с тобой, если что-то поменяется. Удачи.       Дэми будто расслышал нечто неправильное; кажется, даже не в словах — в самой интонации Иленберга. Обеспокоенно нахмурился, кажется, хотел что-то спросить, но ограничился коротким:       — И вам. Увидимся.       Макс тронул Келли за плечо — можно было заканчивать сеанс.       А вот до места встречи без происшествий проскочить не получилось. Поначалу, завидев впереди знакомые силуэты ребят с шестого курса, Иленберг не то чтобы обрадовался, но во всяком случае — не насторожился. И только когда Моро вдруг толкнул его в сторону, сбил с ног, больно опрокинул на гравий за пустой чашкой фонтана, а над головой с потрескиванием пронеслись плазменные лучи — Макс сообразил, что теперь он обязан Калену жизнью.       — Это он! — донеслись истерические крики. — Они его искали! Это из-за Мертвого!       Иленберг неожиданно рассмеялся — насколько нелепыми, неактуальными, устаревшими показались подобные обвинения. Но эти же слова сыграли роль последнего элемента паззла — Макс со всем отчетливостью понял, что напавшие на школу в самом деле явились за Келли. Придумать более бездарный способ вернуть себе сбежавшего пленника было настолько трудно, что усмешка так и не сползла с лица Иленберга. Даже когда он выглянул из-за бортика и принялся стрелять.       Границы «свой-чужой» сместились мгновенно, стоило уяснить, что Калену грозит опасность. В мире Макса сейчас «своими» были только он сам и Келли; все прочие распределялись по разным уровням категории «чужие» — в зависимости от проявляемой враждебности. А стрелял Иленберг неплохо. И доставшийся от Эвоко военный бластер однозначно превосходил прихваченные, видимо, в тире тренировочные стволы.       Моро затих, высунулся, только когда все закончилось.       — Ты… меткий. И больной на всю голову, — констатировал он.       Макс механически растянул губы. «Это была шутка, — словно сказали рефлексы. — А в ответ на шутки положено улыбаться». Вот он и улыбнулся, и Кален осторожно протянул ладонь к его щеке.       — С тобой все нормально?       Иленберг едва не соврал по инерции, но вспомнил, с кем разговаривает, — вздохнул и махнул рукой:       — Потом обо мне. Давай не будем задерживаться.       Кален наклонил голову, соглашаясь, и Макс благодарно потрепал его по плечу. На нормальную мимику сил уже не хватало, но на жесты — вполне.       К гаражу они подошли почти одновременно с Майским. Дэми где-то лишился карта, зато не потерял нагруженного двумя винтовками Тихого. Алый огонек закончившегося боезапаса на одной из них явственно указывал, что пострелять Маю тоже пришлось. Иленберг был… рад, что друг добрался благополучно. Но облегчение номинально скользнуло по краю сознания, не задело глубоко.       Дэмиан посмотрел пристально, очень внимательно — Макс сумел разве что кивнуть ему; даже не приветственно, а словно отвечая на незаданный вслух вопрос. Уж кому-кому, а Майскому, похоже, было совершенно очевидно, насколько с Иленбергом все не «нормально». Но обсуждать они ничего не стали — вообще не сказали друг другу ни слова.       Впрочем, Келли с Тихим тоже молчали.       Около невысокой ротонды с лифтом, полускрытой пышными кустами гортензии, лишних людей не наблюдалось. На всякий случай они просветили округу навороченным визором с винтовки Дэмиана, но поблизости действительно никого не обнаружили. И лифт работал — энергетические цепи в гаражах ставились автономно от общих систем, сейчас это оказалось как нельзя кстати.       Майский заговорил, только когда кабина остановилась на минус первом этаже, где располагалась диспетчерская.       — Надо запустить взлетные алгоритмы, и кто-то должен открыть ворота, — это звучало логично. — Проводишь Терри до катера?       — Конечно. Не задерживайся долго. Через пятнадцать минут поднимусь, если что, — Иленберг ответил отрывисто, механически.       Тихий подергал его за рукав.       — А можно, я пойду с Дэми? — совершенно по-детски спросил он.       Макс бы, наверное, оценил, насколько нелепо смотрятся два хищных матовых приклада за худенькими плечами растерянного Изаро. Если бы мог сейчас оценивать хоть что-то, кроме уровня опасности среды.       — Нет, Терри. В другой раз, — удивительно, но Май, только что говоривший достаточно напряженно, сейчас разве что не улыбался голосом; складывалось впечатление, будто необходимость позаботиться о ком-то другом помогала ему сохранять самообладание.       Тихий опустил голову, но возражать не стал. Келли взял его за руку — казалось, Изаро совершенно потерялся и не знал, что делать, а потому благодарно вцепился в смуглую ладонь. Двери за Майским закрылись, и лифт двинулся дальше.       Внизу, на входе в общий ангар, оказалось светло и тихо. И… нормально, что резануло похлеще всех разрушений снаружи. Система понятных координат будто снова обрушилась — Иленберг досадливо поморщился и попытался вернуть ее на место.       «Скажем, можно представить тревожный эффект, как в ужастике: приоткрытая дверь, тишина — стоит ожидать, что откуда-нибудь кто-нибудь выскочит». Эта мысль помогла справиться с раздражением, но не с эмоциональной атрофией. Если бы у Макса нашлось время подумать о себе, он бы попытался выйти из нынешнего состояния — грозящее прийти на смену хладнокровию безразличие не несло ничего хорошего. Однако пока приоритеты были иными.       Иленберг жестом показал спутникам, что надо держаться за ним, сунулся к двери, проверил обстановку внутри. Нет, все выглядело вполне мирным… Голоса он расслышал, уже подойдя к травелатору и едва не активировав его. Подхватил Келли под локоть, метнулся к ближайшему указателю, за панелью которого их было бы не видно. Одним движением задвинул Моро с Тихим себе за спину и мельком глянул на дисплей бластера — зарядов пока хватало.       Но стрелять не пришлось. Из-за матового серого носа ближайшей яхты в проход быстро выглянул Алекто, и он не выглядел ни истерикующим, ни запуганным. Сосредоточенным — да; еще, пожалуй, озадаченным. Он и говорил — спорил с Ведендорфом, которого Макс опознал через пару слов.       Иленберг медленно выдохнул, прислушался.       — …я тоже не программист и не взломщик. Откуда я знаю, как ее вскрывать?       — Мы дольше с кодами запуска провозимся! Долго они еще, по-вашему, сюда не доберутся? — это Каховский.       — Дайте я. Сейчас, вот… Да сделайте же что-нибудь с ним, хоть кровь остановить надо! — а это внезапно Алиса: голос нервный и одновременно злой.       — Помолчите, — снова Ведендорф. И намного тише: — Вас слышно за три километра.       Иленберг опустил оружие и решительно направился к ним. Подозревать всех во всем не стоило — нервы могли не выдержать, пусть Макс и допускал это уже сугубо теоретически, сам не ощущая никаких подвижек к срыву. Но он и всего остального толком не чувствовал, следовательно, приходилось полагаться на рассудочные выкладки, а не на внутренние ориентиры. В любом случае, его катер стоял дальше — и незаметно проскочить бы не вышло.       Над пусковой стойкой чьей-то яхты колдовал Сэйд, рядом стоял Алекто с тяжелой штурмовой винтовкой в руках. Очень мрачный Сандер пытался удержать сползающего с его плеча бессознательного Беса и шепотом что-то говорил бледному до синевы Принцу.       — Сервера полетели, а эта сука хочет личный пароль! — резко обернулся от терминала Алиса и увидел Макса; взгляд у Сэйда был совершенно отчаянный.       — У меня здесь катер, — сообщил Иленберг, оглядывая всю компанию. — Майский сейчас в диспетчерской, открывает доступ на взлет. Идемте.       Если его появление кого-то и изумило, никто этого не показал. И на Келли они тоже особого внимания не обратили.       Алиса запахнул кожаную куртку явно с чужого плеча и бросился помогать Сандеру тащить Корфа. Принцу, судя по его лихорадочно блестящим глазам, не помешала бы хорошая доза седативного средства — хотя из пятерых он выглядел наименее потрепанным. Алекто был почти невозмутим — не так, как сам Макс, просто собран и спокоен. Ведендорф оказался весь, с ног до головы — в гари и крови, но, кажется, не своей: иначе он бы не двигался настолько уверенно.       — Все поместимся? — вопрос тоже задал Фауст; видимо, его одного тянуло поговорить.       — Катер межпланетый, — кратко пояснил Иленберг, разворачиваясь к травелатору. — За дверью следите.       Тревор кивнул и пропустил остальных вперед. Келли заторопился — наверное, ему инстинктивно хотелось рвануть до корабля бегом. Но Сандер с Алисой, тащившие Беса, неизбежно отстали бы, поэтому Макс придержал Калена, заставил идти рядом и медленно.       Кажется, в знакомой обстановке Иленбергу стало лучше. Во всяком случае — на борту катера вернулась способность сносно улыбаться и произносить слова с желаемой интонацией, а это уже что-то.       Несмотря на то, что он предложил всем располагаться удобнее, в каюты никто не заглянул. Сгрудились в тесной рубке, даже Корфа устроили там же, в одном из кресел. Макс подошел к главному терминалу, запустил нужные системы; мимолетно удивился, как мелкой дрожью трясет руки. Установил связь с диспетчерской — практически бодрый Дэмиан объяснил, что все настроено, а он сейчас спустится.       — Посмотрите пока данные с радаров, — попросил Иленберг, ни к кому конкретно не обращаясь, даже не оборачиваясь.       Сам он читал техническую сводку о состоянии корабля. Жизнеобеспечение — работает, энергетика на максимуме, двигатели, тормоза, сверхсветовой привод, генератор гравиполя — все в норме.       — Глушат. Интерактивная карта — сплошь слепое пятно, — досадливо признал Ведендорф где-то за спиной.       По сенсорам справа скользнули чужие исцарапанные пальцы — боковым зрением Макс увидел склонившегося над панелью управления Алекто. Он вывел на один из общих мониторов цифровые потоки с радаров, развернулся:       — Теренс, Кален, может, так получится что-нибудь разобрать?       Тихий откликнулся не сразу.       — Помедленнее бы… Попробую посчитать. Сейчас.       — Пойду встречу Мая, — в голосе Келли плеснулось плохо скрытое отчаяние. — Все равно от меня никакой пользы…       Макс хотел возразить, но его тронул за плечо Сандер, наклонился к уху:       — Аптечка есть поблизости? Нужно успокоительное.       С этим Иленберг был согласен. Успокоительное здесь многим и впрямь бы не помешало. Он объяснил, где искать лекарства, провел по панели, открывая шлюз для Калена — вокруг корабля датчики диагностировали вполне безопасную среду. Макс же не мог разорваться надвое — следовало готовиться ко взлету, инженера у них не было, а он хотя бы знал свой корабль.       Тихий что-то говорил Тревору, Иленберг не разбирал слов и не мог не коситься на показания визоров. Но, наконец, в рубке раздался голос Майского, послышался негромкий смех Келли, и Макса отпустило мучительное напряжение, которое он заметил только сейчас.       — Я поставил обратный отсчет. Через семь минут можем взлетать, — легко, словно о приятной погоде, сообщил Дэмиан. — Как у вас здесь дела? — наверное, Кален по пути рассказал ему о прибавлении в поголовье спасшихся.       «Пока — еще нет», — поправил себя Иленберг. Считать спасением условную безопасность катера было несуразно. Вот когда они выберутся подальше отсюда, тогда такая фраза, возможно, станет уместной. Макс закончил все проверки, ввел ключ на запуск двигателей, оставил их прогреваться и развернулся.       Рядом с ним стояли Алекто и Изаро — Тихий почти беззвучно шевелил губами, вглядываясь в бегущие по монитору цифры. С другой стороны изучал навигационный терминал Ведендорф. Алиса сидел на полу у кресла с Корфом, обеспокоенно осматривался и прислушивался. Принц что-то отвечал Майскому, разбирая медикаменты.       Тревор вдруг опустил голову, сжал плечо Тихого:       — Уверен?       — Да. Очень высокая вероятность. Почти девяносто восемь процентов.       — Не вывезу, — потухшим голосом высказался Лори и устало сгорбился. — У них зенитки под контролем.       — Ты же лучший пилот на курсе! — подался вперед Фауст.       Алекто посмотрел странно, словно вдруг понял о Ведендорфе что-то очень нехорошее, а через мгновение передернул плечами.       — Не я. — И сразу, не дожидаясь вопроса, кивнул на Беса: — Он.       Сандер поджал губы, впился тяжелым взглядом в лицо Корфа; Максу показалось — едва не скривился, но вовремя взял себя в руки.       — Приводи его в чувство скорее, что застыл? — окрик явно предназначался Алисе, но Принц, наверное, оказался ближе к аптечке.       Подхватил ее, наклонился над креслом, оттеснил Сэйда в сторону, завозился с какими-то ампулами. Фауст глянул в спину Каховскому с непонятным, почти брезгливым выражением, однако Иленберг и в этот раз не смог бы сказать — не примерещилось ли ему? Впрочем, следить за Сандером Макс не собирался — дел хватало, а чужие переживания волновали мало.       — В ручном режиме пойдем? — зачем-то спросил Сэйд.       — Нет, включим автопилот и устроим вечеринку, — насмешливо протянул Фауст.       — С пилотом определились, — вмешался Дэмиан. — Что с навигатором? Макс?       Иленберг никогда с Корфом не летал — не то что дуо, даже просто на совместной практике. Поэтому он вопросительно глянул на Сандера — вроде как они друзья Каховского, должны же друг друга знать.       — Съебитесь из рубки оба и оставьте мне Тихого, — раздался хриплый голос самого Беса, очевидно, пришедшего в себя.       Фауст пожал плечами, Макс чуть не повторил этот жест, но из кресла все-таки поднялся — молча. Дэмиан помог Корфу дойти до пилотского места.       — Аккуратнее с головой. Еще раз стукнешься, получим свободное падение, — непривычно жестко усмехнулся он.       — Не ссы, прорвемся. Что тут… — Бес заинтересованно вчитался в показания приборов. — «Егеря» у них, что ли? Или наши зенитки? — в ситуации он действительно разобрался быстро.       — Я подстрахую, — кивнул Маю Алекто. — Посижу здесь с ними.       — Ты твердо уверен? Насчет навигатора? — вот Каховского, похоже, хамская манера Корфа общаться с людьми беспокоила мало.       — Да куда тверже. Их выверты пижонские в атмосфере нах не сдались, а скорость мне будет нужна. — Корф обернулся на Тихого: — Справимся же, маленький? — у него даже голос изменился, прозвучал почти ласково.       Изаро в ответ робко… улыбнулся? Май потрепал его по волосам, подтолкнул к соседнему креслу:       — А он не так уж страшен, да, Терри?       — Когда молчит, — прокомментировал Фауст.       — Да свалите вы, сказал же! — бросил Корф раздраженно. — Или хоть заткнитесь. И пристегнитесь там где-нибудь, компенсатор не вытянет, много радости вас потом от потолка отскребать, — судя по всему, грубить и что-то торопливо выбивать по панели управления он мог одновременно. — Терри, глянь, такой курс рассчитаешь? — Макса удивило, как ловко Бес скопировал обращение Майского к Изаро.       Тихий послушно уткнулся в свой монитор.       — Шанс на успешное прохождение — меньше семи процентов.       — Ну, хоть есть, — не смутился Корф. — Рассчитывай. И припуск мне оставь на маневрирование ближе к куполу. Градусов в десять-двенадцать.       Если бы Бес вдруг вызвался рулить сам, Иленберг бы послал его куда подальше. Но Тревор сказал, Корф лучше него; Тревору Макс верил. Так что он подхватил Келли за руку и потащил на выход.       Ни малейшего смысла оставаться здесь Иленберг не видел. К тому же, прямо рядом располагался салон, где можно было и «пристегнуться» — предупреждение насчет перегрузок Макс воспринял — и слышать происходящее в рубке. Если не закрывать дверь — а делать этого никто не планировал.       Сандер увел Каховского; Алиса потоптался на пороге, но Дэми увлек его следом за всеми.       — Видео нам обеспечь, — предложил он Иленбергу.       — Думаешь, стоит? И так все на нервах.       — Лучше так, чем ничего не видеть и не знать, — резонно возразил Майский, и Макс вынужден был признать его правоту.       Он включил стереоскопический экран как раз в тот момент, когда двигатели с легким шорохом качнули катер вверх. Иленберг быстро устроился рядом с Каленом, дождался, пока гибкие пластиковые ленты надежно зафиксируют его в кресле. Накрыл ладонью холодные пальцы Келли, и они вдруг сжались, переплетаясь с его собственными.       Макс повернул голову. Четкий профиль, смуглая кожа, крохотная ссадина на скуле; блестящий белок глаза, колкие даже на вид кончики ресниц; припухшие губы — нижняя привычно искусана.       И вот тут его отпустило. Разом.       Как будто, начиная от входа в кабинет Эвоко и до нынешнего мгновения, — не было никакого Максимилиана Иленберга. Была только функция. Голый вектор, направленный к определенной цели. Выверенный алгоритм — действий, движений, даже слов. И всё вокруг, все вокруг — лишились самого главного, превратились в обезличенные математические переменные, элементы уравнения, которое требовалось немедленно решить.       А теперь это «главное» вернулось — махом встало на свои места и, как ни странно, само собой избавило от ожидаемого после подобной… анестезии нервного срыва.       — Все будет хорошо, — прошептал Макс в черные волосы Келли, вдохнул их знакомый, ничуть не изменившийся запах и понял, что вот сейчас даже сам в эту ерунду — искренне верит.       — Я знаю, — спокойно кивнул Кален. — Я люблю тебя.       Только через несколько долгих секунд до Иленберга докатилось осознание, что эти слова он слышит от Келли впервые.       Вокруг негромко и изредка переговаривались, больше — глухо вскрикивали или испуганно ахали. Всеобщим вниманием завладел экран, на котором беззвучно сверкали полосы трассеров, рвались взрывы, металось то темное небо, то опаленная земля. Катер трясло, крутило, швыряло из стороны в сторону — гравитационные компенсаторы и правда не справлялись. Но было бы странно ожидать, будто будущих космолетчиков начнет немедленно тошнить…       Макс подумал и без малейшего смущения признал, что все это время насчет Корфа ошибался. И что он сам бы сейчас с навигационными расчетами не справился. То, что Бес с Изаро выжимали из несчастного кораблика, вполне тянуло на эпический подвиг. «Пожалуй, надо будет потом сохранить запись. На память», — прикинул Иленберг.       Не то чтобы ему происходящее снова казалось ирреальным, далеким сном или, например, аттракционом. Просто от Макса в данный момент не зависело ни-че-го. И можно было, конечно, разволноваться, переживая за то, что им могут повредить двигатель, а то и вовсе сбить. Но смысл? Смысла не наблюдалось.       Так что Иленберг отвернулся от экрана и принялся разглядывать Калена. Вот вниз головой он смотрелся забавно — жмурился, отплевывался от попавших в рот волос. И только когда раздался внезапный дружный вопль, Иленберг соизволил взглянуть на то, что смогло добиться столь синхронной реакции от столь разных людей.       По экрану шли волны — возможно, какая-то из камер накрылась. А сквозь них неумолимо приближались сектора защитного купола — скорее всего, его активировали уже захватившие управление школьными системами безопасности налетчики. Вломиться на такой скорости в энергетическое поле — практически равносильно тому, чтобы подорвать мину у себя в руках. Так что нервозность окружающих была понятна; собственное снисходительное любопытство — не очень.       Келли больно стискивал пальцы Макса, но так и не поворачивался: закусил губу и смотрел в экран, не отрываясь. Звук двигателей вдруг пропал, катер ухнул не то вниз, не то влево, а в сектор купола влетели… три? Нет, четыре ракеты. Вспышка больно резанула по глазам, корабль резко подбросило. Иленберг ударился затылком о подголовник, заныла шея, но он сразу понял, что происходит.       Взрыв растрепал обводы купола, пробил в них медленно зарастающую дыру — и именно в нее выскочил катер. Тряхнуло, завыла сирена.       — Правое крыло зацепили! — прокричал из рубки Алекто. — Не страшно.       — Что ты орешь? — благодушно поинтересовался через корком Бес. — Тут же связь есть. Кстати, о связи. Локерен молчит, так что вывожу на орбиту. Цепи в норме, дотянем хоть до Ираты, а там разберемся.       Изображение на экране смазалось — сначала Макс решил, что это окончательно накрылось видеонаблюдение, а потом понял: Корф втопил малую параболическую скорость. Корабль, наконец, перестало колотить и дергать туда-сюда. Иленберг отстегнул ремни, наклонился над разметавшимся в кресле Келли.       — Живой?       — Да, я…       — Блядь, — обреченно донеслось из коркома, и Макс поднял голову.       На экране прямо перед ними висел военный крейсер неизвестной модели. Но союзный, маркировка сомнений не вызывала. Как не вызывало их и то, насколько недвусмысленно упирались в них предупредительные прицельные лучи.       — …приказываем вам немедленно лечь в дрейф, иначе мы вынуждены будем стрелять. Повторяю…       Закололо под сердцем. Келли вскинулся, выпутался из пластиковых лент и обхватил Иленберга за талию, уткнулся лицом в живот.       — …за мной, — расслышал Макс его сдавленный шепот.       — Тише.       — Ну что? — поинтересовался Корф без особых эмоций, заглушая маршевые двигатели. — Идем разбираться? — кажется, он ничего не понял.       «А кто бы понял?» — спросил Иленберг сам себя. Кому могло прийти в голову, что за Каленом Моро пришлют десант, танки — и крейсер, черт бы его побрал!       — Швартуйтесь к пятому шлюзу, — вальяжно вещали по ближней связи. — Оружие советуем оставить в катере, любое сопротивление будет подавлено.       Военные так не разговаривают. Но откуда у неизвестных лабораторных адептов подобный корабль?.. Макс понимал, что искать ответы сейчас бесполезно, но вернуться к равнодушию уже не получалось. Зато получилось его изобразить; забрать из багажной камеры сумки и предложить всем последовать «советам» неизвестных с крейсера.       Никто, в общем-то, и не пытался спорить. Все молчали.       Так же, молча, выбрались из катера — встречал их взвод солдат в форме без нашивок, с оружием наизготовку. Сразу стало понятно, что это не СОБС, не полиция и вообще не спасатели. Разумеется, объяснений от них ждать было бестолку. Макс сообразил, что пытается прикрыть собой Калена, и криво усмехнулся. Нелепое поведение, а ведь как инстинкт почти…       Он очень старался не размышлять о происходящем. Вариантов все равно не было никаких. Только послушно идти, куда вели, — сначала по коридору, потом в лифт. Ждать чего-то на площадке парой палуб выше. И не думать. Ни в коем случае. Потому что расстрелять их могли в любой момент, и сейчас нужно было просто не сорваться, не спровоцировать ничего лишнего.       У живых есть хоть какие-то шансы. У мертвых — нет.       — Идиоты! — донеслось вдруг из-за угла. — Охрану надо было на подлете стрелять, а эти ваши… Кретины! Все самому надо делать! А не успей я сюда, вы бы... Молитесь теперь, чтобы данные оказались верными и парень выжил.       К лифту вывернули двое — стройный блондин в легком боевом костюме, перепачканном землей, сажей, засохшей кровью, — очень красивый, очень мрачный, очень резкий. И грузный мужик в нелепом «профессорском» наряде, утиравший пот со лба клетчатым платком.       — Волшебно, — блондин оглядел всю застывшую под прицелами компанию; глаза у него были светлые, абсолютно непроницаемые и страшные. — Девять. Красота.       Грузный выступил вперед — у этого взгляд бегал, и он явно старался оказаться подальше от своего спутника.       — Мальчики, — лживо-ласковым тоном проныл он, — скажите, кто из вас Моро, и мы отпустим остальных…       Макс вздрогнул от непритворного ужаса — до холодного пота прошибла мысль, что кто-нибудь сейчас укажет на Келли. Все молчали. Да и в самом деле — идиотов среди них не было, а «отпустим» после всего, что случилось в школе, звучало явной утопией.       Иленберг случайно столкнулся с изучающим взглядом блондина — стало совсем жутко, он отчаянно хотел отвернуться, но будто загипнотизированный, залип. С трудом оторвал ногу от пола, качнулся вперед. И с недоумением заметил, что Фауст делает то же самое.       — Я — Моро, — получилось почти хором.       Повисла тишина и продлилась секунды три. Принц растерянно тронул Ведендорфа за руку, но тот только раздраженно отмахнулся.       — Я, — Дэмиан решительно оттеснил Макса плечом.       — Вообще-то, я… — послышался тонкий голосок Тихого.       — Я, — вмешался Келли.       — Нет, я! — это Алиса.       — Не надо меня покрывать, — мрачно бросил Бес.       — Зачем я вам нужен? — с вызовом потребовал Алекто.       — Оставьте их в покое, они здесь не при чем, — неуверенно выговорил Каховский.       Грузный переводил взгляд с одного на другого, было заметно, что он начинает злится, но боится это показать. Блондин ненадолго прижал ладонь к лицу, закрывая глаза, покачал головой, опустил руку.       — В общем, все — Моро. Я понял, — голос у него был режущий и одновременно равнодушный. — Герои. Вы себе только что подписали приговор, ясно? — И обратился к своему спутнику: — Сколько отсюда до главной базы?       — Н-недели две… — проблеял тот, обернувшись и сразу попятившись. — Н-но мы же не можем…       Блондин вздохнул:       — Архив ведь ваши ребятки угробили?       — А я… я…       — Как я теперь вам проверю, который из них — тот?! — вопрос хлестнул ничем не прикрытой яростью. — Аппаратуру вы уронили, архив угробили, агента потеряли!       — У вт-торой группы должны были сохраниться записи…       — Эти хреновы чистоплюи, благодаря усилиям вашего, кстати, начальства, теперь представляют собой микроскопические обломки где-то в поясе Пенелопы. Вместе со всеми своими записями!       — Н-но… — грузный кивнул на мальчишек с явно вопросительным выражением.       — Да что вы жметесь?! Эти уже покойники, кроме одного. Или все, если Моро среди них нет. Кому и что они расскажут?       — А может…       — Не может, — блондин наступал, грузный пятился, пока не уперся спиной в стену. — Вы ответственны за провал. Полный, совершеннейший провал. Вы и ваши дебилы! Чтобы взять мальчишку, достаточно было одного, максимум — двух человек. Вам подогнали крейсер, толпу десантников, полный доступ к защитным системам планеты… И что в итоге? Итог — вот: просрали, что только можно! — он зло выдохнул и обернулся к солдатам. — Значит так, этих, — короткий жест в сторону Макса и остальных, — на восьмую палубу. Чтобы там ни связи, ничего. Наглухо все загерметизировать! И да, до базы — ни один волосок с их голов упасть не должен. Лично проверю. А этого, — он ласково улыбнулся грузному, — расстрелять.       Тот побелел, потом покраснел, а потом вдруг заорал:       — Это все вы! Могли десять раз узнать, как выглядит мальчишка! Могли обыскать колледж! Забрать хоть медкарты! Могли… — он напоролся на бешеный взгляд светлых глаз и заткнулся.       — Ты, сука, там такой ад устроил, что я про катер-то чудом вытряс. А то сбили бы на орбите, и поминай как звали, — блондин цедил слова медленно, будто выплевывал. — Мне теперь сочинять, какие подонки порешили толпу богатеньких выблядков. Мне теперь отчитываться перед Первым. Мне теперь тащится через полгалактики и беречь этих малолетних уродов. Мне, а не тебе, — он как-то стремительно успокоился и махнул рукой. — Тебе-то нынче только с ангелами балакать — и то, если в бога веришь.       — Вы не имеете права! Вы!.. — солдаты словно очнулись, подхватили сразу обмякшего грузного и потащили куда-то по коридору.       Блондин повернулся, потер подбородок, посмотрел на Сандера, на Тихого, на Майского. Наклонил породистую голову к плечу.       — А вот вам и впрямь не позавидуешь. Летали бы папаши пониже, ваши данные были бы в доступе. Мы бы быстро выяснили, кто из вас кто, и делу конец. Может, — усмешка мелькнула волчья, — кого-то и правда отпустили бы. А теперь все едино, наговорил я тут знатно, а глухих среди вас явно нет. Устал, знаете ли, — неискренне повинился он. — С другой стороны, вы все-таки подумайте, авось до базы честность прорежется. Две недели-то — приличный срок… Недельку посидите на карантине, а потом я зайду, побеседуем, как взрослые люди. Дома вам теперь делать нечего: у нас же секретная контора, не разведка какая-нибудь. Но может, кто-то окажется полезным… Вот он и выживет. У того, кто укажет на Моро, шансов больше, — заключил блондин и развернулся. — Увести!       Макс почувствовал прикосновение холодных пальцев к ладони и, не глядя, поймал их в свои: Келли он узнавал каким-то внутренним чутьем. Сжал руку, в последний раз покосился на Ведендорфа, но думать было невозможно — не хватало сил. Мысли путались, а перед глазами стояло только очень красивое лицо чудовищно опасного человека, который их всех… ненавидел. Иленберг и слова-то его запомнил урывками, но понимал — это временное. Отдохнет и восстановит все: может, что-то пригодится.       В любом случае, у них была неделя. Если, конечно, кто-нибудь не расколется раньше. Но теперь Макс в этом очень сомневался — конечно, не из-за того, что уверовал в неземное благородство всех присутствующих. Просто на обещания этого смог бы купиться только полный олигофрен.