Двадцать восемь дней

Отлично, лучше не придумаешь: если маленький пушистый говнюк видит свою тень — значит, весне не бывать. Испуганный сурок прячется обратно в норку. Если же не видит, выходит без страха — грядут потепление и весна. Какой сумасшедший придумал это нелепое гадание на сурках? Готов поспорить, кто-то, совсем не похожий на моего отца. Второго февраля папаша всегда вспоминает фильм с Мюрреем и повторяет: в жизни не видел большего бреда! Кинематографическая отрыжка, сто четыре минуты, лишенные смысла! Действительно: нет тени — нет солнца. И о какой весне речь? Пожалуй, будь я на месте зверька, то обделался бы при любом раскладе… Толпы двуногих существ со странными приборами в лапах окружили тебя — сонного, исхудавшего за зиму — и чего-то ждут! А если по чесноку, тень — единственный мой друг. Не считая Лиама. Сколько ни хнычь, сколько ни потей — одному лишь Лиаму есть до этого дело. Он такой же сурок, только чуть поживее меня… Лиам всегда говорит: расслабься, ты же умеешь давать лучшие в мире советы! Ты умный и находчивый, чувак. А то, что оба мы — лузеры в глазах сверстников, так это только пока! Вот окончим школу… Стоп. Начинается самое интересное. Раньше я велся на это, теперь — нет. Каждый хоть раз в жизни наверняка думал: вот найду новую работу, женюсь, сменю галстук или слетаю в Северную Каролину и тогда… тогда… точно всё изменится. Было же дело? Тот лжец, кто скажет «нет». А лгать — дурно (бабулины наставления). Итак… Херня. Это не работает, я проверял. В средней школе воображал, будто в старшей стану баловнем судьбы. И ничего не изменилось. Лиам талдычит, что это временное явление. Лиам уверяет, в колледжах чудаки вроде нас популярны. Если это правда, смахивает на какое-то глупое жизнеутверждающее кинцо. Мы — парочка старомодных придурков, просиживающих штаны у монитора с древними приставками в руках. Мы — Джей и Молчаливый Боб этого мира, причем я больше похож на второго персонажа, хоть пропорциями смахиваю на первого. Мы — Радж и Говард… ох, нет, пожалуй, это слишком жестоко. Девушки не смотрят на таких шлимазлов. Потому что они… Я прервал мысленный монолог, упершись в табличку с цифрой «42». Да, номер шкафчика — единственный достойный выбор, что я сделал в этой жизни. Ключ привычно заартачился в проклятом замке, но совсем скоро дверца скрипнула, на пол посыпались бумажки, а им вдогонку вылетела бутылка из-под содовой. И… нет-нет! Реакция была молниеносной — я ущипнул себя за ногу. Благо руки длинные и болтаются вдоль тела, как побеги апорокактуса плетевидного. Брюки прилипли к ляжкам — кажется, я снова нещадно потел. «Билл Мюррей у телефона, чем могу помочь?» «Умоляю, подскажите, как прервать череду бесконечных дней-копий?! Папа считает, тот фильм с вашим участием — полное говно, и я так и не узнал, чем он закончился!» В шкафчике снова лежало гребаное письмецо. Гадкий раздражающий квадратик! Этот больной извращенец ограбил почту? Чего он добивается? «Не трясись Ты жалок Просто ответь мне».