Двадцать восемь дней

Казалось бы, неужели мало моркови? Сегодняшний день сограждане посвящают домашнему супу. Откуда знаю? Отрывной бабулин календарь. На рождественских каникулах вышла крупная ссора с отцом: он сгоряча крикнул, что я могу навести порядок на чердаке, если не знаю, куда девать руки. Причина разногласий проста… нет, не подростковая мастурбация. Я покрасил волосы в нелепый (по мнению главы семьи) цвет, и он решил, что это — хитроумная издевка. Итак, я рванул на чердак и зарылся в бабушкино и дедово старье. Пропахшие нафталином юбки, полуистлевшие газеты, давно вышедшие из строя электроприборы, предвыборные плакаты из прошлого века… тут и обнаружился календарь. Почему мои домашние не могли жить в мире?! Почему лишь бабуля вела себя по-человечески? У матери и отца будто был и остается лишь один интерес на двоих: выносить мозги друг другу и мне. Если бы семью можно было выбирать… но мой выбор теперь — лишь могильная плита на национальном кладбище Арлингтона. Люди уходят. И первыми — самые важные. Она была старушка не промах и даже умерла по своим правилам. Нет-нет, воевала не она. Местечко в Арлингтоне получил ее старший сын — дядя, которого я отродясь не видал, но которому обязан своим существованием. Будь он жив-здоров, стала бы бабушка думать о втором ребенке? Едва ли. Жаль только, что папаня был для нее бесконечной головной болью. Зато пожилая леди переключила всё внимание на меня. Мое полное имя — Ольгерд. С таким малость стремно жить в окрестностях Вашингтона. Легко догадаться: в последние годы оно чаще используется для всяческих словесных унижений. Бабуля звала меня Ольджиком, но я давно не слышал такого обращения. В школе я — Алек. Хотя мало кто заинтересован в том, чтоб завязать со мной разговор. Тут множество учеников самых разных национальностей из семей разнообразных конфессий. И я не единственный поляк. Но именно моя башка собирает отменное количество шишек… Я откопал пожелтевший календарик и решил жить по ее расписанию, благо даты совпали. Чем я — не она? Лиам даже не рассмеялся, лишь головой сочувственно покивал. Дай бог каждому такого чудесного друга. Я хохотнул: хэй, чувак, готов спорить, ты — небесный посланник от бабули. Мне в утешение. Он фыркнул и покрутил пальцем у виска. «Я не по бабушкам, знаешь ли. И фасолевый супец не люблю». Что правда, то правда. Замок щелкнул, привычно заскрипела дверца… «Ответь или я расскажу всем что ты носишь шейный платок своей бабки» Я чуть не задохнулся от возмущения. Что? Что?! Откуда этот сукин сын узнал? Я был уверен: только парень-неудачник способен на такую низость. Да, мне нравится этот сраный платок. Да, бойскауты уже не в моде, и тут не «Королевство полной луны», но чтоб так… Нож в спину! Удар ниже пояса! Меня подло нокаутировали. Я выудил из кармана карандаш и, трясясь от негодования и стыда, нацарапал на конверте: «Чего ты добиваешься, паршивец?!» Что делать дальше, я не знал. И со всей возможной злостью запихал конверт в самые глубины шкафа. Ну держись, вот выведу тебя на чистую воду! Шпион из преисподней…