Двадцать восемь дней

Автобус нынче утром встретил песней. Я едва ли знал имена разряженных учеников-китайцев — Синь Хуйвынь? Мао Мяо? Плюнь Разотри? Я, конечно, ни разу не националист, но согласитесь: достаточно помнить лишь собственных одноклассников. Вон они: две чернявенькие девочки-китаянки. Инь и Ян… черт. Я мысленно сплюнул, плюхаясь на сиденье рядом с Лиамом (тот уже вооружился палочками и поглощал какое-то угощение, точно манну небесную). «Судя по лицу, ты пытаешься вспомнить, как звать тех двух кошек-милашек», — хохотнул друг. «Хорош глумиться, лучше помоги старому склеротику!» В ответ его оскал только стал шире. «В душе не ебу, товарищ Цзэдун. Я их кличу Ясная Луна и Черная Кобра. Поэтично, опасно, волнующе, интригующе…» «Чертов идиот, интересно, какое погоняло они дали тебе!» Лиам ответил что-то навроде «но-но» — торчащий изо рта вонтон мешал выражаться яснее. Я втайне позавидовал, но успокоился, когда кто-то всучил мне несколько хлопушек. Нелепо, хоть и весело: в нашем захолустье даже праздники отдельных народов смешались и приняли новые причудливые очертания. Размываются грани традиций, теряются значения ритуалов… Мы расползлись по городу и рассеялись по однотипным таунхаусам без лиц, словно потерянные строители Вавилона. Бабуля ненавидела это. До самой смерти хотела вернуться домой. Я и сам не чувствую себя американцем. Мало кто из окружающих (белых гетеросексуальных юношей) может ответить на простой вопрос: каково это, быть гражданином Соединенных Штатов? Мы все — обрывки чего-то большего, дети иных государств. Но наша идентичность раздавлена либо вытеснена каким-то пахучим дешевым суррогатом. Заменителем дома. — Чувак, выше нос. Воу, твоя физиономия хуже переваренного баоцзы. — Баоцзы не варят, балбес. Их готовят на пару! — я отвлекся от мрачных мыслей. Вырвал из тетради листок и написал несколько строчек — кривых и прыгучих из-за дорожной тряски. «Я подозревал, что это ты. Если по чесноку, пугаешь. Я предпочел бы никогда с тобой не встречаться: мир так шаток. Один непредсказуемый ученик старшей школы страшнее десятка землетрясений. Может, ты заманиваешь меня в ловушку с чудовищным позорным финалом? Как в «Кэрри». А?» В кафетерии наши взгляды случайно пересеклись: так, точно ничего не происходит. После обеда пришел ответ. «Если ты кэрри я уже должен бежать очертя голову к канадской границе, не так ли? Я слышал твоя матушка так и сделала в отличии от матери героини книги. Ловкий ход! Ведь кэрри — девочка убийца. Я куда здоровее чем был года два назад. думаю обойдется без драмы.ты любишь читать, да? мне бывает тяжеловато… Мистер пупок-наизнанку говорит мои конспекты слишком хороши для такого лоха. Подозревает чтото. Голову даю на отсечение». Я усмехнулся.