Двадцать восемь дней

Вот и наступила среда, черт бы ее побрал… Я проворочался без сна два часа, выбрался из кровати, пересек на ощупь комнату, споткнулся о кресло у окна. Свет у Лиама погашен. Везучий маленький дьяволенок, ставлю коллекцию карточек от «Чоко-пая»: дрыхнет без задних ног после утренней физкультуры. Сегодня я допустил медикаметозно-тактическую ошибку — выпил лекарство с опозданием. «Ксанакс» сыграл со мной злую шутку, вместо сладкого забытья мозг одолела бурная деятельность. Одним словом, уснул я лишь в четвертом часу… и дрема эта была поверхностная, зыбкая. Кажется, у изголовья пикнул мобильник. Снова. И еще раз. Опять! — Ебись оно конским копытом! — вкрикнул я, окончательно приходя в сознание. На всякий случай несколько раз взмахнул руками. — А! О-о-о… о нет… Нет, еще так рано… Господь всемогущий… и какая курва посмела писать среди ночи Ольджеку Дунаецу, парню с одним-единственным мирно спящим другом?! Оповещения о сообщениях с Фэйсбука бледно ухмылялись с экрана. Я растопырил слезящиеся глаза. 4:17 сокол тысячелетия или энтерпрайз 4:25 прости наверно ты не понял 4:25 это вопрос. Мне не решить.ты поможешь давай 4:27 выбери что-то одно 4:29 Это важно ольджек пупкович Важно? Это важно, серьезно?! Твою мать, Ионеску, сейчас половина пятого! Половина пятого гребаного утра, и меня наконец-то сморило! Единственное оправдание наглости и вопиющей бестактности — ты ждешь на космодроме, а если нет, косоглазый ублюдок… Я рыкнул так громко, что за стеной раздался настойчивый стук отцовского кулака. Ладно, ладно… спокойно, Ольгерд, возьми себя в руки… это ведь Ионеску Думитру! 4:32 скорее слоупок 4:33 если ты гуглишь я разочарован.ты не достоин моей дружбы О, великолепная возможность порвать раз и навсегда… точно, недостойный я подлец! Я затрясся, готовый вырубить мобильный и засунуть куда подальше (например, Думитру в ноздрю). Но вместо этого быстро написал: 4:34 «Энтерпрайз». Что за глупый вопрос. Сравнил жопу с пальцем. Подумав пару мгновений, добавил для верности «я сплю» и отключил устройство. Утром я перечитал сообщения, и неприятное предчувствие заворочалось в груди. Он ничего больше не присовокупил к своему вопросу, хотя ответ просмотрел. Я определенно был довольно резок… слишком резок с этим собеседником. «Вообще-то я сплю» звучит, как «Отъебись, любезный, и найди другое время для разговора». Что, если он обиделся? Я не намеревался дерзить, правда, ведь знал: с этого сумасшедшего станется, он как раз из тех придурков, что пишут посреди ночи и кидают камушки в окна спален. Это на него похоже, и теперь… Если он разозлился… А что, если я ответил неверно? Но правильный ответ был лишь один, яснее ясного! Войдя в автобус, я уже успел нещадно пропотеть и порядком перепугаться. А ведь нарочно езжу, а не хожу, чтоб сохранять энергию и не покрываться липкой испариной. И вот все меры предосторожности насмарку! «Паршивый видок, — заключил Лиам, едва поднял глаза от экрана PSP. — Ты спал?» «Скорее нет, чем да…» «Ионеску?» Я промолчал, чтоб скрыть удивление. «Да ладно, дружище, я тебя как облупленного знаю. Хочешь поговорить об…» «Нет, доктор МакКой», — просипел я. Но, помявшись с минуту, всё же спросил: — Что лучше, «Сокол» или… — Конечно, «Энтерпрайз», чувак, — хмыкнул Лиам. — Что, играл в шарады со своим шкафным призраком? Пришлось расколоться. Друг озадачился и пообещал приглядывать за мной и защитить — в случае чего. Смешно. Лиам хоть и в более внушительной весовой категории, чем Ионеску, но, кажется, силы неравны: слабоумие, отвага и ярость часто побеждают холодный и толстый расчет. Когда одноклассник отошел в уборную, я остался один на один со шкафчиком и своими страхами. Никаких писем… что ж, этого следовало ожидать. Я собрался покинуть опасное открытое пространство, но позади раздался высокий отрывистый голос: — Почему «Энтерпрайз»? — Ионеску обогнул меня и замер, облокотясь о шкаф. — У тебя тут другой плакат внутри прилеплен. Так почему «Энтерпрайз»? Я, наверно, язык проглотил. Но вдруг коридор огласил вопль «пригнись, чувак, уже иду!» Переговоры с эпилептиком были на грани срыва: Лиам мчался в нашу сторону, как разъяренный бизон. Я отскочил, Ионеску пнул ногой блевотно-зеленую дверь, та протяжно взвыла и шарахнула Лиама по физиономии. Он повалился, и Ионеску — чертов идиот! — захохотал. Я открывал и закрывал рот, точно оглушенная рыба. — Это, мать твою, самооборона! Понятно?! Твой приятель какой-то дикий, не находишь? — Что с ним?! — я присел на корточки, попытался привести Лиама в вертикальное положение… У бедолаги всегда были слабые сосуды, и от удара кровь пошла носом. Дерьмо… — Ты просто… — Он мертв, Джим, — фыркнул Ионеску. — Захочешь поболтать — проверь, нет ли поблизости этого рыцаря печального образа, — он развернулся, собираясь отчалить в закат. — Нет, знаешь, что? Стой сейчас же! — я подпрыгнул и расправил плечи. Слабоумие и отвага? Отлично, пусть так! — Ты порядком задрал, вот чего! Какого черта лысого я вообще с тобой языком треплю, а?! Изводил три года, проходу не давал, а теперь в друзья набиваешься? Я должен быть благодарен? Ты упиздрячил дверью Кауфмана, а он, вообще-то, мой друг! Настоящий друг, а не какое-то говно по переписке! Держись от нас подальше… подальше, ясно? Идиот больной! * Дыхание выровнялось. Лиам, кажется, снова покосился в мою сторону, но сразу же уставился в окно. Монотонный голос учителя расслабил, и захотелось всплакнуть. Почему «Энтерпрайз»? Да это же так очевидно, к бабушке не ходи! На огромном корабле несколько сотен служащих: инженеры, механики, ученые… и я, Ольгерд Дунаец. Никто и никогда не выучит мое имя, я затеряюсь и смогу просто-напросто выполнять свою работу. Может, однажды я столкнусь с капитаном — среди дохуиллиона переходов, отсеков и лестниц. Но вероятность до смешного мала. Этот корабль создан для таких, как я. После обеда в шкафу обнаружился маленький клочок бумаги. «Ты тупой если вообразил будто капитан не знает свой экипаж. Должна быть другая причина» Я заперся в туалете и разрыдался.