Двадцать восемь дней

Суббота началась с домашних дел. Господин Ярек Дунаец неукоснительно следовал наставлениям своей покойной матери: быть чистоплотным, сперва выносить мусор, а уж затем протирать пол, менять постельное белье дважды в месяц… но всё это при помощи одних лишь моих стараний. «Бабушка говорила так, — завел он с утра пораньше знакомую пластинку: — «Что скорлупка смолоду впитает, тем в старости попахивает», потому, Ольгерд, делай получше да поскорее… и будешь свободен! Ловко?» — «Пап, но в старости, если этой присказке верить, мне придется впахивать еще больше…» — «Не перечь отцу!» Да ебаный ты ж в рот. Ишь, как выкрутился. Я успел загнать под коврик у двери почти весь сор, когда был пойман с поличным. «Мыши танцуют, если кота не чуют», — разразился притворно гневной тирадой папа. «Сам подмети, ты, блин, только распоряжаешься!» — «Молокосос!» Если честно, я был уже порядком на взводе. Всё из-за того ебучего стиха: так и не удалось обсудить его с Лиамом. Даже просто компьютер включить руки не дошли… — У кметов хоть «Польская правда» была, — бубнил я, впрыгивая в разношенные старые ботинки. Ни дать ни взять две скрипучие посудины, чтоб мне в них до смерти ходить. — Отчаливаю! Буду у Лиама! — Сегодня заглянет Роберт, — отец пинком отправил в открытый чулан пару фантиков. Кажется, к его носку пристал крохотный съежившийся огрызок от яблока. Сказать или нет? Роберт — пятидесятилетний моложавый петух со странной привычкой всегда требовать в прихожей тапочки. Возможно, это фетиш такой. Хуй знает. А отец-то должен быть гостеприимным чистоплюем… Ну, он пытается… — Смени носки, — посоветовал я. — Неблагодарный свиненок. Беги, шут с тобой. Впрочем, его святейшее позволение было и не нужно: я уже скользил по дорожке к пешеходному переходу. В окне второго этажа дома напротив заколыхалась занавеска. Лиам успел распахнуть дверь прежде, чем я нажал на кнопку звонка. «Ну, рассказывай! Он писал еще? А на «фэйсбуке»? Как, тоже нет? Досадно… забудь! Наплюй на него!» Пожалуй, я с радостью сделал бы на Ионеску смачное равнодушное «тьфу», но не мог, никак не мог перестать ворочать в уме текст клятого стиха. Мы порезались в одну игрушку, в другую… время шло, но мыслительный зуд становился лишь сильнее. — Да задрал, — вдруг крякнул Лиам, — сил нет на твою физиономию смотреть. Черкни ему хоть строчку! Вроде «привет, разноглазый заяц, как дела» или, если уж совсем порвать решил, — «пошел к дьяволу с извинениями, не пиши мне больше»! Мой нос уже совсем не болит. Я о том ударе и думать забыл. Что с того, что он тогда загоготал во все горло, а? Ведь было и впрямь смешно… Ольгерд? — Да-да, — я будто очнулся и для полного отрезвления даже головой потряс. — Сам не понимаю, какого хера делаю. Отличный был раунд… — Отличный, только ты проиграл, — друг отложил джойстик и добавил примирительно: — Давай, чувак. Попробуй. Пускай всего пара слов выйдет. А я пока сгоняю на кухню. Я потер подбородок с печальной редкой щетиной. Ладно, блесну: надо сочинить короткое, но внушительное, бесстрастное, полное немого укора и осуждения сообщение. Чтоб Ионеску раскаялся еще сильней, а лучше — отстал… отстал… Я жмакнул иконку браузера. Четверть минуты (искать сайт, ввести логин и пароль на чужом компьютере, открыть переписку…), а уверенности — как не бывало. «Лиам очень великодушный. Он уже не обижается.» Выдох. Один миг. Целая минута. Три вязких минуты… и тут всплыло ответное сообщение. «это конечно храошо, но что насет тебя?» Насчет меня, Ольгерда Дунаеца?! Что насчет меня? Маршал Ли подкрался, заглянул через плечо и зацокал языком. Втроем нам не поладить, какая уж тут дружба. Так мне придется вечно быть меж двух огней, и, как водится, кто-то один всегда будет крайним. Нельзя же и рыбку съесть, и на хуй сесть. «Ли, тебе же неохота быть крайним? — спросил я, особо не рассчитывая на честный ответ. — Представь, что Ионеску ко мне прилепится… что тогда?» — «Не льсти себе, — хмыкнул он, — может, мы неплохо споемся. И пошлем тебя куда подальше… да ладно, ладно, не кипятись! Дай, напишу.» Не успел я загородить клавиатуру локтями, как Лиам быстренько настучал: «Всё путем, не зол!» — Не зол?! Не зол? Ты долбанулся? Я в ярости! — Ну так то было пару дней назад! — он фыркнул и расхохотался: — Гляди, гляди, ответ! «Прекрасно.» Видал? Ебанеску остался доволен. — Твоей писаниной, — огрызнулся я. — Слышал присказку? Если друг твой — венгр, то и враг не нужен! — Он, кажется, румын, но довольно сучный, так что, в общем-то, ты прав, — Лиам смешно скосил глаза, и я махнул рукой. Будь что будет. Ионеску молчал. Мы сыгранули еще разок. За окном быстро темнело, а дома ждали алгебраические задачки и параграф по истории — хватит, чтоб занять долгий вечер. Я всё томился чем-то, а чем — не понимал. И впервые, возможно, подумывал о понедельнике не с раздражением, а с каким-то интересом… что ж, узнаю послезавтра, к чему это…