Солнечные мальчики

Когда я пересказывал мальчику наши совместные сны, он ненадолго оживлялся. Как он ни старался, но только мне удавалось присниться Максу, и я исподволь радовался этому, тщательно скрывая столь неуместные эмоции от своей молодой сущности. И еще в этих снах Макс никого не искал во мне. Я нужен был ему таким, каким был на самом деле – сдержанным и спокойным источником знаний, разумным человеком, способным анализировать факты, слушать и сопереживать, не проявляя эмоции вслух. Он рассказывал мне про свои книги, гуляя со мной по длинной песчаной косе, вдающейся далеко в море, я делился с ним прочитанными трактатами или читал по памяти стихи. Но ни разу Макс не поинтересовался у меня, как там поживает тот, другой. И я, малодушничая, тоже ни разу не заговорил о нем. Нет, я не говорил мальчишке, что Максу сейчас не до него. Не подсмеивался, что у Вершителей короткая память, и вряд ли Макс, да еще и во сне, способен вспомнить их совместные похождения, в которых мне не находилось места. Я рассказывал ему о том, как Макс пытается выполнить свое предназначение, насколько удачной оказалась его остроумная идея с книгами, и как тяжело ему жить в мире без магии. Все это было не то, но большего я не мог ему дать. Или не хотел. Но у Макса все получилось. Мы встретились в «Кофейной гуще», и я даже немного удивился, что не вижу мальчишку рядом с нами и что он все еще прячется где-то в моем сознании. Этот Мир был молод, и создатель его был всемогущ, кажется, щелкни он пальцами, и мог бы навсегда освободить нас друг от друга и проводить со своим приятелем столько времени, сколько им обоим захочется. Но этого не произошло. Макс перебрался в Ехо, и я порой ощущал, что ему действительно интересно мое общество – или, может быть, мальчишка многому научил меня за те две сотни лет, что мы делили мое тело и мой разум – и этого оказалось достаточно, чтобы Макс ни разу не попросил меня провести обмен Ульвиара. А потом кончились три дюжины лет, и я оказался свободен. Свободен так, как не был, кажется, никогда в жизни – ну разве что в далекой юности, с чиффой на поводке, читая без разбору книги из отцовской библиотеки. Свободен совершенно безусловно – мне не нужно было печься о делах Ордена, внутренней и внешней политике Угуланда, учебной программе для провинциальных резиденций, поправках к законам и состоянии Стержня Мира. Мне даже о Хельне не нужно было заботиться – мы развелись, когда я возглавил Орден Семилистника, и теперь оказалось, что никто не претендует на мое время и мое внимание. Это было... непривычно. И по-своему прекрасно. Макс заявился ко мне под утро, раскрасневшийся и пахнущий молодым вином и ветром с Хурона, с порога почему-то полез обниматься и бессвязно поздравлять. Я пригласил его в дом, который не успел еще толком обжить, и только собрался послать заказ в ближайший трактир, как Макс с заговорщицким видом вытащил из кармана лоохи две сигареты. Я вспомнил их почти сразу – кажется, именно этим курительным снадобьем Макс угощал меня в Кеттари. – Почему бы и нет? – сказал я вслух. – Почему бы и нет? – повторил я про себя, специально для мальчика, который, кажется, давно уже утратил всякую надежду поговорить с Максом без посредника в лице меня. В конце-концов, мог же я побаловать его немного, тем более, что спешить мне было некуда.