***
— Ну, в общем, смотри, — Минори неохотно протянула ему заготовленный сюрприз. В пустой и просторной школьной библиотеке Ямада чувствовала умиротворение. Вплоть до момента, когда настал час вручать свой негожий подарок, в котором Минори с каждой секундой сомневалась всё больше и больше. Ну, не мастерица она — пока что, — на все руки, конфеты из шоколада отнюдь не первосортные, да и печенья, наверно, будут не такими вкусными, как выпечка девушек из других классов. Ну ничего. Вот придёт Ямада домой, посмотрит на всё под микроскопом и тогда и узнает секрет того самого идеального подарка! Но когда Тоору стал медленно развязывать красную ленточку на коробке, былой настрой как рукой сняло. В голове Минори промелькнула мысль, что ещё совсем не поздно сказать, что она всё напутала и принесла гири-чоко для дедушки, а не хон-мей* для Ойкавы. Ситуация для нее и так являлась не выигрышной, ну и почему Тоору, черт возьми, такой привлекательный? Вот бы спрятать его в мешок из-под картошки, чтобы у других интерес и желание дарить шоколад не вызывал, и всё было бы нормально! — Наверняка тебе не понравится, — ляпнула Ямада, мысленно дав себе пощёчину. Оглушающий стук собственного сердца, ушедшего в пятки, мешал ей рационально думать, и Минори была готова душу дьяволу продать, только бы его унять. Вот так всегда! Из-за каких-то странных бабочек в животе — так называемых «проявлений чувств», — она начинает нести откровенную чепуху! — Не делай поспешных выводов, Минори, — усмехнулся Ойкава, наконец покончив с лентой и на секунду отвлекаясь на налитые красным щеки девушки. — Поверь, мне не важно, что внутри. «Класс, он понял, что мой подарок — полная лажа, даже на него не взглянув!» — Мне важно то, что он от тебя, — Ямада вздрогнула. — И по всей видимости, был сделан… С любовью, да? — рука Тоору мягко коснулась её ладони. — Ты так нервничаешь, Минори. Окончательно залившись румянцем, Ямада нервно скользнула взглядом по книжным полкам. — Мне хотелось... чтобы тебе понравилось. А ещё хотелось... отвлечься. И не думать о Судзуки-сан и отце хотя бы один день. — Он ведь сегодня приезжает? — нахмурился Ойкава, сплетая их пальцы вместе. — Да, — девушка опустила глаза вниз. — Знаешь, иногда мне кажется... что за мной следят. У мачехи имеется слишком много информации обо мне и моей жизни, поэтому я думаю, что меня, как минимум, прослушивают. — Минори, это слишком серьёзное заявление. В чем смысл Судзуки-сан тебя подслушивать? — Самой бы узнать хотелось, — Ямада пожала плечами. — Единственное, что могу сейчас сказать — так продолжаться по-любому не может. Мачеха сидит в горле, как рыбья кость, и я просто-навсего хочу... — сглотнув, добавила уже чуть тише. — к дедушке на окраину префектуры. Та ещё глушь это ваша окраина префектуры. Хоть и являлась наполовину туристическим местом для тех, кто только-только пересёк границы Мияги. Растянув губы в мягкой улыбке, Минори вспомнила, как недавно звонила Ямаде-старшему. Он воодушевлённо ведал ей о чудесных лесах неподалёку, приятном запахе сосен, бодрящем щебетанием птиц и добрых соседях — милой одинокой старушке, с которой дедушка, между прочим, уже успел подружиться. А ещё звал в гости — пожить, как в старые добрые, на раскладушке. На всё такой же неудобной и старой раскладушке. Ойкава долго смотрел на Ямаду, обдумывая все сказанные ею слова. В её взгляде читалась неуверенность, пальцы подрагивали, а левая нога под столом то и дело постоянно билась по ножке стула. Она была в нетерпении. В нетерпении услышать вереницу причин, из-за которых должна была бороться, а после принять всю ту горечь и покорно проглотить, как таблетку. Но Тоору будто бы это предвидел. Желая сделать что-то совсем ненормальное, он выудил из коробки печенье, протянул одно Минори и уверенно предложил: — Так давай, — прежде чем произнести следующие слова вслух, Ойкава усмехнулся. — Давай сбежим. — О чем ты таком говоришь? — далеко не сразу до неё дошёл истинный смысл его слов. Разве Тоору сейчас был серьёзен? Это ведь всего-навсего обычная глупая шутка, с которой следовало бы посмеяться, а не воспринимать как предложение оставить всё и убежать. Пазл в её голове постепенно начал собираться, и вскоре Минори столкнулась с еще одним, действительно важным для неё вопросом: «А готова ли я сама пойти на такое?» — Я говорю о том, — под недоверчивым прищуром Ямады, Ойкава откусил кусочек печенья и спокойно продолжил. — чтобы уехать вместе и от всего отдохнуть. — Это безумие, — прошептал отрезвляющий голос Минори. — Если мы ничего не скажем родителям, нас может искать полиция! А ещё в этом году ты поступаешь в университет! Нужно все-все свои усилия приложить и хорошенько постараться, чтобы подготовиться и сдать экзамены, слышишь? — Минори вырвала руку из ослабившей хватки парня и стала активно жестикулировать конечностями. — Да и к тому же мне.... — признание вырывалось само по себе. — Мне тоже следовало... написать всё и... В следующем году попасть в самый лучший класс. — Минори-чан, ты такая дурашка, — Тоору потрепал ее по волосам, а Ямада неодобрительно свела брови к переносице. — Необязательно убегать на долго. Я посмотрю, что там у меня по личным сбережениям. Думаю, на то, чтобы пожить в каком-нибудь недорогом отеле на недельке две — хватить должно. И да, — Ойкава приблизился к её лицу и оставил поцелуй на лбу. — Я возьму с собой парочку учебников, только, пожалуйста, не морщи так лоб! А то в старушку превратишься! — Тоору! — Минори легонько пихнула его в бок. — Не смешно. — Твой удар значит «да»? — Он значит «Ты безумец», Тоору, — девушка усмехнулась в ладошку. — Но знаешь как говорят? — Кто не рискует, тот не пьёт шампанское? — одновременно произнесли Ойкава и Ямада, вытаращившись на друг друга и улыбнувшись. А потом, потянувшись корпусом чуть ближе, Тоору прильнул к её мягким губам.Выкручиваясь, адаптируясь, набираясь запасом терпения и карманных денег, они готовы рисковать и делать что-то из ряда вон выходящее, только чтобы жить.
— С Днём Святого Валентина, Минори, — парень посмотрел в искрящиеся зеленые глаза Ямады. — И спасибо за печенья.***
Крутясь у зеркала уже несколько минут, Минори оглядывала себя со всех сторон и не верила собственным глазам. На уложенных темных волосах красовалась заколка с изумрудными камешками, на лице — не без помощи Хашимото — был аккуратно нанесён лёгкий макияж, предавая ей более взрослый вид, а на самой девушке было надето дорогое кимоно из нежно-фиолетового шелка. Подол и рукава обрамляли серебряные полосы; само кимоно прекрасно контрастировало с оби*, что было темнее всего на пару тонов, и завязывалось в большой аккуратный бант. Она... правда могла выглядеть вот так? — Ямада-сан... — ахнула Эми, появившаяся сзади. — Вы сегодня выглядите как настоящая принцесса! На щеках выступил лёгкий румянец. Минори в благодарность за проделанную работу низко поклонилась. Внизу слышались копошения, с минуту на минуту должен был приехать отец, и Хашимото нервно мяла края своей формы, всем видом показывая, что на кухне её уже заждались. Собственно, как и Минори за столом. — Вы не могли бы оставить меня одну на десять минут? Я бы хотела собраться с мыслями, — ещё раз взглянув на себя в зеркало, Ямада обратила внимание на свои туфли, которые всё-таки следовало поменять на ботинки. Чтобы было в самый раз. В самый раз, чтобы спрыгнуть с окна и пуститься в бега. И как только Хашимото облегченно закивала головой, как только за ней закрылась массивная белая дверь, Минори сняла обувь, выключила свет и тут же упала на кровать, прикрывая глаза. Сердце кровью обливалось, когда Ямада со спокойным выражением лица всегда говорила, что всё хорошо. Так, казалось, было всегда — так было принято. А в старых пометках дневника — выдернутые и перечёркнутые страницы, заметки, кричащие о том, что ей нужно спасение. Нужен тот, кто поймет, тот, кто раз и навсегда заглушит гнетущее и щемящее одиночество. Ей бы машину времени что ли изобрести, вернуться в детство и попытаться поменять ход собственной истории, где мама была бы здорова, а отец бы не впустил семейство Судзуки-сан в их дом. Потому что с мачехой — ужасно. Душа в льдинку превращалась, а на образ матери пятнами падали чернильные краски. На ночь мама Минори чарующим и мягким голосом читала ей книжки, засиживалась долго-долго, непрерывно перебирая спутавшиеся темные прядки волос дочери пальцами. Об очередном приключении принцессы Ямада слушала не отрываясь. — Вот и сказочке конец. А кто слушал — молодец! — женщина аккуратно закрыла собрание коротеньких рассказов. — Пришло время маленьким принцессам ложиться спать. — Мамочка, так нечестно! — Минори надула губы. — Сказки всегда быстро заканчиваются, я хочу ещё! Малышка повиляла ножками и, обняв маму за шею, уже шёпотом попросила прочитать её любимую сказку — выдуманный мамой рассказ о девочке, однажды покорившую время. А также о чистых побуждениях сделать мир лучше, ненароком сталкиваясь на своём пути с вереницей трудностей и проблем. Нежный и чистый голос матери убаюкивал. Минори потянулась сладко, опустила веки и медленно погружалась в сон, предаваясь миру грёз и фантазий. Но вот — картинка, чётко вырисовавшаяся в голове, застыла без действий. В комнате повисла секундная тишина; девочка с трудом открыла глаза и посмотрела на искаженное от боли лицо матери. «Это пройдёт» — уверяла Минори женщина. Раздевшейся клокочущий кашель, вырвавшийся из груди матери, заставил девочку подорваться с места и прильнуть к затылку женщины. Но что-то было не так. Что-то было неправильно. Ведь Минори пару раз кулачками по спине уже ударила, а кашель становился только сильнее, причиняя матери неимоверную боль. Состояние её только ухудшалось. А потом глаза девочки округлились, и она от ужаса закричала — мама неожиданно согнулась и закашляла самой что ни есть настоящей кровью. «С мамой обязательно всё будет хорошо, ты только… только не смей сдаваться, Нори» …хорошо? Воспоминание воспроизвелось в голове слишком чётко, от чего веки Ямады задрожали. Девушка открыла глаза и вздохнула. При тусклом освещении фонарей с улицы в её комнате было трудно разглядеть что-либо, но тень руки, отразившуюся на стене — запросто. Она непроизвольно поднялась к потолку и будто бы кончиками пальцев снова ощутила мамины объятия. — Я люблю тебя, мама, — ладонь уверенно сжалась в кулак. Сегодняшний день только начинался. На всё про всё у Ямады оставалось не больше десяти минут. Достав из шкафа первые попавшиеся вещи — два свитера, футболку, ночнушку, нижнее белье и пару штанов, — она быстро сложила всё в рюкзак. Ойкава сказал, что позаботится о перекусах и прочих немаловажных вещах, и ровно через двадцать минут будет ждать её на автобусной остановке. Поэтому Минори и носилась по комнате, пытаясь понять, что ей еще нужно было с собой прихватить. Даже по ходу дела случайно сбила рукой не работающие часы, стоящие на прикроватной тумбочке. Схватившись за голову, Ямада прекрасно понимала, что времени на переодевание попросту не оставалось, что уж говорить про то, чтобы обращать внимание на поломанные часы. Кое-как зашнуровав черные ботинки, надев куртку и обмотав шею шарфом, Минори нараспашку открыла окно. Хоть внизу и были кусты, гарантирующие ей смягчить падение, шанс что-нибудь себе вывихнуть все равно оставался катастрофически большим. — Плевать, — твердо произнесла Ямада сама себе. В противоположной стороне дома уже раздался долгожданный звонок в дверь, больше не давая времени на раздумья. — Была, черт возьми, — сделав глубокий вздох, Минори свесила ноги и покрепче схватилась за бретельки рюкзака. — Не была!Прошу не беспокоиться за меня и знать, что я в полном порядке. Моей волей было взять передышку и отдохнуть на природе, чтобы лучше подготовиться к экзаменам. А ещё навестить дедушку. С приездом, папа, и с праздником. Надеюсь, ты отпразднуешь четырнадцатое февраля с той женщиной, которую по-настоящему любишь. Твоя дочь, Минори Ямада.
И, зажмурив глаза, она прыгнула. Оставляя в комнате шоколад для отца и разбитые часы с чипом внутри.***
— Вы слышали? — Что это за грохот был на заднем дворе? Минори протяжно застонала, ощущая невыносимую боль в сгибе кисти руки. Не перелом, но вывих — однозначно. И угораздило Ямаде случайно выставить руку и на неё же и упасть! Поднимаясь на ноги, девушка отряхнулась. Все это: порванное дорогое кимоно, смазанный макияж, вывих руки и уже никакие не уложенные волосы, торчащие во все стороны гнездом, уже давным-давно говорили о том, что отступать было слишком поздно. Выбегая на улицу, Минори — хоть и через слезы и жгучую боль, — не могла сдержать улыбки. — Тоору! — прокричала она, замечая силуэт парня вдалеке и поднимая руку, сжатую в кулак, кверху. Из-за плохо зрения Ойкава никак не мог уделить должное внимание её внешнему виду. Она двигалась к нему расплывчатым пятном, и когда Тоору понял, что прищуриваться бесполезно, он повторил её движения — поднял кулак вверх и громко-громко выкрикнул: — Навстречу приключениям!