Anon

Чонгук опускает взгляд вниз, на руки, закрывает глаза, сосредотачиваясь на песне. В груди уже болит, когда первые ноты начинают звучать. Песня начинается медленно, слышно только пианино, просто, но красиво, затем что-то едва различимое из струнных, скрипка или что-то вроде, постепенно нарастает, пока не достигает пика, и внезапно исчезает. Потом, поверх почти полностью отсутствующей музыки, он начинает читать рэп. Юнги напрягается в своём стуле, сильнее вжимается подбородком в ладонь. Чонгук поглядывает на него краем глаза, внимательно вслушиваясь в текст, Юнги, кажется, и не собирается поворачиваться, словно он прячется от собственной песни. Секунды проходят, строки, его голос следует за нарастающим темпом, как будто он пытается прокричать о чувствах. Чонгук осознаёт, что так же тяжело дышит. Осознаёт, что песня близится к концу, а руки начинают дрожать. Переход застаёт его врасплох. Чонгук наблюдает, как Юнги сводит ноги, нервничает. По коже Чонгука бегут мурашки. Что я могу сказать? Мы уже знаем Ответ не нужно искать От этого и страдаем Он поёт. Чонгук широко распахивает глаза, потому что, не уверен, хорошо ли у него со слухом. Юнги не читает рэп, в этот раз только чистый вокал, он поёт, и Чонгуку кажется, его сердце бьётся с той же громкостью, что и доносящаяся из колонок музыка. После следующего проигрыша песня заканчивается. Комната погружается в тишину, Чонгук сдерживается, как может, чтобы дышать не слишком громко. Юнги кусает нижнюю губу, бросает взгляд на Чонгука, который застыл и не может пошевелиться, кажется, даже больше, чем он. Прочищает горло, потому что слишком долго молчал. — Ну, — начинает он. Смущённый, Юнги поворачивается в стуле, почти полностью устраиваясь к нему лицом. Поднимает голову. Юнги встречает взгляд Чонгука. Глаза сияют, припухли. — Значит, тебе... — Мне понравилось! — восклицает Чонгук, снова перебивая, говоря и моргая так быстро, чтобы Юнги не заметил его эмоционального перевозбуждения. — Можешь сказать, если тебе что-то не понравилось. Чонгук сглатывает, мотает головой, вытирает потные ладони о брюки. — Нет, нет, это было отлично, — хрипло говорит он, — идеально даже. Она не может не тронуть. Юнги взволнованно улыбается. — Правда? — Да, господи, музыка потрясающая, и текст, в смысле, у меня, вон, даже мурашки пошли. Он говорит низко, медленно, пытаясь скрыть впечатления, которые выдадут его за человека, который в жизни не слышал ничего от Agust D. Пытаясь не выдать личного чувства к исполнителю. Чонгук приоткрывает рот и делает медленный вдох, восполняя запас кислорода в лёгких. Его всё ещё потряхивает. Он не может поверить, что Юнги показал ему что-то подобное, ему одному. — Ты должен выложить этот трек куда-нибудь, — продолжает он. Юнги пялится, не двигаясь, в глазах счастье. Он смотрит, как Чонгук краснеет, как он притворяется сдержанным. Юнги видит это, потому что Чонгук ужасно лажает, и это заставляет его чувствовать гордость. Как будто он не ощущал этого так долго. Теперь, видя его реакцию, Юнги снова чувствует, месяцы спустя, что его работа того стоит. — Рад это слышать, — улыбается он. Чонгук смеётся с облегчением, облизывает губы, усаживается на стуле поудобнее. Видеть Юнги, улыбающегося так счастливо, смущает его, и он не может не опустить глаза. — Может, когда-нибудь и выложу, — продолжает Юнги. Он заставляет себя отвести взгляд на монитор, но всё равно смотрит на Чонгука. Чонгук часто дышит, и не особо понятно из-за нервов это или песня понравилась ему настолько. Юнги приоткрывает рот, сужает глаза. Это очень красивое зрелище. Такой невинный. Чонгук кажется тем, кому не под силу скрыть эмоции, Юнги ценит это в нём. Он ценит его милое личико, его милые пальцы, что нервно играют с подолом рубашки. Такую молчаливую компанию, но в то же время настолько поддерживающую. — Значит, тебе нравится подобная музыка? Чонгук кивает, глаза огромные. — Да, мне нравится всякая музыка. Но эта больше всего, — отвечает он. — Эта? — Твоя музыка. Юнги откидывается назад на спинку стула, тихо вздыхает. — Вообще-то, моя музыка не вся такая, этот трек немного отличается. Чонгук кусает губу. Уж это он прекрасно знает. Он знает каждую его песню, до последней, все демо. Всю его карьеру. Чонгук следил за Agust D с самого начала, с того самого дня, когда услышал разговор Юнги и Чимина, подслушивая у двери комнаты. С того самого дня, когда Юнги признался, что начнёт заниматься музыкой в одиночку, скрываясь под другой личностью. Чонгука знобит. Мысль, что он подсел на его музыку так давно, кажется невероятной. — Я бы с удовольствием послушал ещё что-нибудь из твоего, — храбрится он. — Правда, я уже хочу переслушать. Желудок Юнги, по ощущениям, ухает вниз. Всё это время они не отводили друг от друга взгляды, и теперь тяжело говорить, не смотря в глаза напротив. Никто из них не спешит нарушить тишину после чонгуковой фразы. Юнги чувствует, как быстро бьётся его сердце. Он чувствует, что должен что-нибудь сделать, но знает, что, в то же время, не должен. Юнги кусает губы от наступившей неловкости. Улыбка сходит с лица Чонгука, рот приоткрыт, он дышит чаще обычного. Мурашки пробегаются по коже Юнги. Теперь, с Чонгуком здесь, прямо перед ним, смотрящим на него своими огромными, невинными глазами, заботливыми; теперь, Юнги задаётся вопросом, где же он, блять, был всё это время, что не замечал его. Теперь, с Чонгуком здесь, он понимает, что он — воплощение того человека, что анонимно поддерживал его с самого начала. Милый, безобидный. Лёгкие Юнги покалывают. Чонгук — Анон во плоти. — Чонгук, — неуверенно тянет он. Он знает, что не должен так делать, он не может раскрыться таким способом, но ничего не может с собой поделать. Он хочет. — Что, — отзывается Чонгук, он дрожит. Юнги чувствует холодок, пробегающий по коже, нервничает, сердце едва не выпрыгивает из груди. Он не может поверить в то, что творит. Он не может поверить, что собирается пожертвовать всеми годами молчания, только из-за милого личика Чонгука. Но, определённо, он сам лично выталкивает себя из укрытия. — Ты знаешь, кто такой Agust D? Сердце Чонгука останавливается.