Отпусти меня (не слушай меня)

Чхве Минхо был очень терпеливым, просто ангельски добрым сотрудником в данном образовательном учреждении. По сравнению с остальными, конечно же. Поэтому студенты к нему тянулись и, — о, большая редкость, — не стеснялись задавать вопросы и честно признаваться, что тема непонятна и вообще невнятная, разжуйте поподробнее. Вот почему, когда во время перемены Кибом заглядывает в аудиторию, то видит знакомую уже всем картину: студенты-активисты облепили своего молодого преподавателя по физике, с щемящим трепетом и всеобъемлющем вниманием разглядывая его записи в тетради одного из старшекурсников. Даже умудряются с умным видом кивать, когда Минхо поднимает на них сосредоточенный взгляд. Кибом опирается плечом о стену около входной двери и наблюдает за ними: стремление познавать любые идеальные и материальные явления было заложено в каждом ученом. Как следствие, он неосознанно улыбается и одновременно куксится. Как вывод, очень-очень неблагоприятный вывод, Минхо оборачивается в неподходящий момент и замечает это. Отвратительно. — Присоединитесь? Судя по всему, я опять проведу весь перерыв с этими юными умами, — лукавит физик, поглядывая на притихших студентов. В сравнении с ним, Ким Кибома побаивались. Он был строгим преподавателем, преследуя дикое идеалистическое стремление вбить в молодое поколение максимум необходимой информации, не позволяя себе никаких фривольностей. Даже когда он повторно объяснял сложный материал, все осуществлялось в такой нагнетающей и жуткой атмосфере, что каждый начинал все понимать со второй попытки. Третьей ни у кого не было. Методика преподавания разная, а выхлоп, как любил говорить Онью, одинаков. Итак, теперь все студенты обращают внимание на Кибома, разомлевшие и одновременно загруженные после лекций Минхо. И у многих округляются в ужасе глаза, когда они полноценно осознают, кто стоит рядом с ними. Несравненное по своей красоте преображение. — Всегда воочию хотел увидеть, что же так разбаловало нам всех студентов кафедры, — вкрадчиво и спокойно отвечает химик, подходя к стихийно образовавшейся группе около одной из парт. — Но даю вам время до звонка, у меня тут следующая пара. — Мы точно не помешаем? — Слышу в вашем голосе надежду, но нет. Продолжайте, — Кибом присаживается на угол парты, но никто и не смеет что-либо говорить на этот счет. Только Минхо и несколько студентов бездумно зависают на острых коленках и… кедах? Серьезно, Ким Кибом, ты преподаватель, какого черта ты… Даже студенты возмущены! Это же возмущение? Физик вздрагивает и возвращает все свое внимание записям в тетради. Уходит время на то, чтобы уловить потерянную мысль и успокоить чуть подрагивающие пальцы, но дальше дела обстоят намного лучше. Он даже забывается во времени, как это обычно бывало в окружении студентов, но никогда в компании его насмешливого друга, который, к слову, вновь неосознанно закусывал указательный палец. О чем он размышляет в такие моменты? Минхо был приятно удивлен, что химик не перебивал (периодическое фырканье не в счет) и даже включился в процесс решения и объяснения задач. Так они и проводят остаток большой обеденной перемены, к концу которой некоторые студенты даже не гнушаются подойти чуть ближе к Кибому, создавая иллюзорное впечатление, будто они жмутся к нему как доверчивые котята. Тот это замечает и хитро прищуривается, но без сожалений прогоняет их из аудитории. — Господин Минхо, у меня последнее занятие, можете потом подойти сюда. Как раз поможете отнести приборы в лабораторию, — он зарывается в свои конспекты, одновременно подзывая к себе одного из студентов группы. — Но у меня сегодня уже нет занятий, — растерянно бубнит физик и тушуется под взглядом студентов, что уже начинали готовиться к предстоящей паре. Взгляд наскакивает на глумливое выражение лица Бен Бэкхена, который стоит около преподавательского стола и ждет дальнейших указаний. Ага, значит третий курс, раз здесь этот маленький засранец. Стоп, сейчас не эту информацию необходимо обрабатывать в первостепенную очередь. Он поворачивается к другу и… вновь тушуется под давлением приподнятой брови, на которой явственно виднеется шрам. Точно, он же сам просил обсудить с ним учебную программу экспериментальной группы. — Да, конечно. Я подойду. Он выскакивает из аудитории и смотрит невидящим взором в противоположную стену. — Минхо, друг, с тобой все в порядке? — интересуется Онью, вовремя оказавшийся в правильном месте посреди коридора. Он выныривает из-под стопки студенческих докладов в руках, которые начинают подозрительно подрагивать. — У меня начинает отказывать мозг. Да, он в ужасе. И он не в порядке. — Теперь рассказывай, что тебя так… напрягло, — Онью ставит перед ним большой стакан с кофе и пододвигает поближе какую-то сладкую выпечку, Минхо с благодарностью кивает и вдыхает приятный запах. Он не любит ни сладкое, ни кофе, но сейчас, по-видимому, это лучше всего поможет взбодриться. Он про кофе, но никак не про сладкое, из его друзей к нему пристрастны только Онью, Тэмин и… Хочется упасть головой в стол, но они в студенческой столовой и другие, возможно, не отнесутся к нему с должным пониманием. Но он не может больше держать этого в себе! — Все началось очень давно, чтобы ты понимал. Мне приснился сон, и после этого… Черт, да я схожу с ума, но уверен, что проклят. — Сон? — Да, — Минхо нахмурился, вспоминая злополучное утро и детали того кошмара, стараясь максимально расплывчато сформулировать свою речь. — Скажем так, мне приснился один человек, лицо его было скрыто… Скорее всего, это была фата, но не уверен на все сто процентов. Сначала я отчего-то обрадовался, потом также сильно ужаснулся, оказалось, что эта персона вероломно прятала под вуалью холодное оружие, представляешь? Ну, а потом меня зверски закололи кинжалом, кажется, даже ритуальным. Перестань смеяться! Онью примирительно поднимает ладони вверх, старательно гася улыбку. — Ну ты и дурак! Они резко оборачиваются в сторону шума и наблюдают привычную уже всем картину: Ли Тэмин, соскочив со своего места, методично и размеренно раздает подзатыльники своему другу с кафедры экзодинамики. Тот даже не дергается, сжавшись в защитной позе. Удары, в прочем, имели номинальный характер и не приносили ощутимых физических повреждений. Заканчивается это все тем, что Тэмин заключает Ким Чонина в свои медвежьи объятья, вероятно в призрачной надежде того придушить. — Как дети малые, — ухмыляется физик, по-доброму потешаясь над молодыми преподавателями. — Каждый флиртует, как умеет, — пожимает плечами Онью, смешно поиграв бровями. Минхо давится кофе, нелицеприятно закашлявшись. Не может быть… — Но вернемся к твоей проблеме. — Моя проблема? — он до сих пор отходит от высказанной идеи о наличии романтических отношений у их младшенького. Тэмин их преподавательским составом воспринимался как общий ребенок, пусть и с характером высокоинтеллектуального психопата. Стоит приглядеться к этому Ким Чонину. — Не нравятся мне эти сны, вот что. Уже в обычной жизни в присутствии этого человека чувствую себя неуютно. Сердце заходится, а сегодня даже мозги отказывались работать в привычном режиме. Может, это как-то лечится? Нет? — Друг мой, любовь это самое прекрасное, что может случиться с человеком в его жизни! — Онью проникновенно выгибает свои брови (сегодня они прямо-таки живут активной жизнью) и хлопает его по предплечью в знак поддержки. Эффекта это не возымело, но рука заболела. — Именно этого светлого чувства тебе так долго не хватало, а я все думал, почему ты стал таким рассеянным. Прости, что не заметил раньше, весь в работе был. Скорее всего, твое сердце было отдано какой-то студентке, но ничего, вы не первые и не последние. Многие все-таки смогли потом встречаться, можно, конечно, и сейчас, но аккуратно. Так что давай без конспирации, кто она? Минхо смотрит на него с еще большим отчаянием, эти слова абсолютно не успокоили царящий в его душе хаос. Он, в общем-то, догадывался, но предположение, что его бессердечно прокляли, было предпочтительней. Да, он даже игнорировал тот факт, что является прагматичным ученым; проще и логичней было поверить в присутствие в нашем мире паранормальных сил, чем в такой казус. Ну, его друг все-таки хён, может действительно что-нибудь дельное посоветует, да и в любом случае хоть поддержит на пути неминуемой погибели. — Не беспокойся, в скандал со студенткой я точно не попаду, — успокаивает его Минхо, и тут же выпаливает дальше, ибо Онью уже хочет раскрыть свой рот для новых наводящих вопросов. — Мне приснился Ким Кибом. Тишина. — Надеюсь, это не заразно. — Вот видишь! Не может быть все так просто. Так называемая лю… симпатия — дело второстепенной важности, я действительно уверен, что он меня проклял. Или кто-то из его родни. — Тебя не пугает, что ты влюбился в коллегу, но пугают его гипотетические способности к сглазу? — Ну, да, не могу же я от природы быть таким идиотом в его обществе. — Ой, сомневаюсь, еще как можешь, — ехидно передразнивает Онью, возвращая своему лицу безмятежное выражение. Они замолкают на большой промежуток времени, но Минхо физически ощущает, как тревога стекает с него как вода, возвращая внутренний покой. — Он интересный, — воодушевленно отзывается он. — Ну, что ж, — Онью тем временем вздыхает полной грудью и добродушно улыбается. — Полагаю, скоро ты приведешь его в нашу скромную компанию. Нам надо бы морально подготовиться и, возможно, сделать пару оберегов. — Спасибо, по всей видимости, нашей тихой и предсказуемой жизни придет сокрушительный конец, — его голос звучит как-то… застенчиво? — Ничего, он действительно этого стоит. Давно хотел с ним подружиться, но все боялся подойти. — Вот видишь, это все его аура, подозреваю… — Прекрати. — Ты убиваешь во мне всякую надежду на светлое будущее. — Это ты ее убил, когда засмотрелся на этого безумного химика, друг, — поддразнивает Онью, вставая из-за стола. Только что отзвучал звонок с пары, но желание идти куда-либо так и не возникло. — Возьми и прямо сейчас пригласи его куда-нибудь, как тебе идея? — Спасибо за предложение, но сначала я сравняю счет. — Счет? — О, не забивай себе этим голову, — туманно отзывается физик. Он не забыл ту маленькую шалость с котом Ухёном, просто еще не придумал, как вернуть равноценный должок. — До завтра! Он поднимается вверх по лестнице и силится распознать в себе хоть какие-то изменения. Все-таки ему открылась (скорее озвучилась) причина его нестабильного состояния, однако никаких изменений не отмечается. Он незаметно фыркает, ну, хоть другу рассказал, уже здорово. Будучи совсем не глупым от природы, к сожалению, правда давно была ему известна, однако припрятана в дальний ящик для отсроченной рефлексии, еще и закрытый на ключик. Еще большую печаль вызывал тот факт, что и Кибом был отнюдь не глупым, а понять его игру было практически невозможно, можно было только подыгрывать. — Пока вы добирались, должно быть, с другого конца города, я уже заставил нерадивых студентов вернуть все материалы на место, — информирует его Кибом, как только Минхо заходит в пустую аудиторию. В этот раз он решил забраться на высокий подоконник, его ноги беззаботно покачивались в воздухе, а сам он зябко кутался в бежевый кардиган. «Все-таки он миленький, когда делает вид, что ему все равно», — думает Минхо, изображая раскаивающуюся улыбку. — Мы здесь одни, — вслух напоминает он, впрочем, ему даже нравилась привычка Кибома посредством использования официальной речи выказывать свое недовольство. Тот в ответ закатил глаза и слишком резко спрыгнул с подоконника. Кажется, это было действительно поспешным решением. — Подвернул? — Нет. — Ну, подвернул же, по лицу видно, — Минхо попытался сохранять отстраненное выражение лица, но это было очень сложно, когда химик пыхтел и шипел, стараясь делать это незаметно, облокачиваясь на стену и пытаясь потихоньку разработать лодыжку. Он был похож на разозленную то ли кошку, то ли воробья, но подойти к нему сейчас ради помощи, было сродни подставить незащищенное горло к пасти дикого хищника. — Иди сюда, — ну, Минхо рисковый парень, и не такое проворачивали. — Ой, точнее я подойду. — Даже не смей делать того, чтобы ты там не задумал, сейчас само все пройдет, — Кибом еще сильнее прижался к стене, уязвлено поглядывая на него снизу вверх. Этот эпизод точно бы вошел в топ-3 лучших моментов, когда хотелось обнять (и не только) Ким Кибома, а не всыпать пару ударов плетью, если бы тот не испытывал сейчас боли. Минхо не нравилось, когда людям было больно или неуютно, он всегда старался следить за благополучием окружающих его людей, никогда не получая удовольствия от страданий других. Поэтому недолго думая и игнорируя слабое сопротивление, он поднял Кибома на руки на манер девицы в беде, чуть пошатнувшись с непривычки, направился к выходу. Тот еще сильнее начал сопротивляться, когда понял, что их увидит огромное количество людей, но потом, пискнув от боли, — хоть он и будет это отрицать, — успокоился. — Ненавижу тебя, ты этим явно наслаждаешься, я вполне способен дойти до медкабинета. — Что-что? — Говорю, что ситуация до ужаса неловкая, не находите? — громче, чем этого требует ситуация, говорит химик, заехав ему по ребрам здоровой ногой. Случайно. — Да нет, с каждым может случиться, не переживайте, это все моя вина, вы так долго ждали, — в тон ему отвечает Минхо, и слышит как некоторые студенты начинают посмеиваться. Да, его жизнь точно идет под откос, раньше он бы старался избегать таких ситуаций как огня. Чтобы стать темой для обсуждений, да ни за что! А сейчас он чувствует лишь азарт и легкое веселье, когда Кибом склоняется и тихим голосом говорит ему около уха: — Тогда почему ты так мерзко ухмыляешься? — Моя гипотеза не подтвердилась, — доверительно отвечает физик, когда они оказываются в безлюдном коридоре. Он раздумывает насколько рискованно говорить следующее, но сегодняшний день так и настраивает его на прегрешение: — К моему большому сожалению, я полагал, что такие качества личности как стервозность и циничность, то есть в общей сложности то, из чего вы состоите, имеют вполне ощутимый физический вес. Знаете, я бы даже допустил уточнение, что отрицательные качества личности тянули бы человека к земле, будь эти качества представлены материально. Не понимаю людей времен инквизиции, вы знали, что если девушка весила больше пятидесяти килограмм, то по их представлениям, не могла взобраться на метлу и не считалась ведьмой? Кстати, примерно столько же весите и вы. Можно даже сказать, что я на собственном эмпирическом опыте убедился, что ваша душа подозрительно легка. Кибом удивленно на него взирает, а потом польщено щурится. Кто-то решился сыграть на его поле словесных пикировок, проявив недюжинный талант. Он вынес два главных суждения из этого словесного беспорядка: Минхо считает его подонком и думает, что у него нет души. — А вы прозорливы, господин Чхве Минхо. Кажется, они вышли на качественно новый уровень.