Nobody like you

— Круцио!       Смех, заставляющий внутренности сжиматься, пронесся по помещению. И боль. Эта чертова боль, которая обжигала не только кости, но и сознание, была нестерпимой. Гермиона могла думать только о том, что рано или поздно, это кончится. Она молила о том, чтобы это закончилось. О, и ещё раз.  — Круцио!       Зелёные искры полетели в сторону девушки, но это было лишь мгновением; мгновением перед тем, как тело вновь окутало болью. Жгучей. Нестерпимой. Немыслимой. — Поганая мерзкая грязнокровка! — пожирательница была в миллиметрах от лица девушки, но кричала так, словно боялась быть не услышанной. — Что ты делала в моём хранилище? Что ты взяла там? Отвечай!       И вновь. — Круцио!

***

      Гермиона проснулась в холодном поту и резко села в кровати. Сердце неумолимо билось, превышая все допустимые нормы, так что девушка начала тяжело дышать, пытаясь успокоиться.       Это был просто сон. Опять.       Беллатриса Лестрейндж появлялась в сновидениях точно по графику и ещё не пропустила ни одного приема. Каждый раз в голове прокручивалась одна и та же зловещая картина, что заставляла кровь в жилах нестись с большей скоростью. Гермиона навсегда запомнила ту боль, ту нескончаемую агонию, с которой её познакомила пожирательница. Казалось, что и мышцы в её теле всё ещё помнят эти ощущения и в каждом сне напоминают об одном из худших дней в её жизни. Хотелось просто стереть те адские минуты пыток и никогда больше не возвращаться к мыслям об этом. Удалить, стереть, как с жесткого диска, и не видеть этих кошмаров. Но стоило девушке посмотреть на своё запястье, и картинка в голове вырисовывалась сама, нарочито используя самые темные краски.       Когда голова начинала болеть от бушующих мыслей, Гермиона вспоминала, что всё давно закончилось. Не осталось никого, кто мог бы причинить ей вред, не осталось пожирателей и Волдеморта. Эту боль больше никто и никогда ей не причинит. И даже не осмелится угрожать. Ну, почти никто.       Мысли о Драко Малфое вызывали тупую боль в области сердца, от чего становилось ещё досаднее, ведь ей и вовсе должно быть наплевать. Они не разговаривали и практически не виделись вот уже пять дней. В первые два дня девушка намеренно сторонилась слизеринца и принципиально не смотрела в его сторону, но на третий день стена, так умело выстроенная в течение сорока восьми часов, рухнула, и Гермиона почти не нарочно отыскала белокурую макушку в Большом зале.       Малфой сидел за общим столом и с гадкой ухмылкой что-то рассказывал Блейзу и Пэнси, которая заливалась смехом от каждого сказанного слова. Брюнетка сидела непозволительно близко и ласково гладила юношу по плечу, но тому, казалось, было абсолютно наплевать на её действия. Драко пренебрегал вниманием девушки и вспоминал о её любвеобильности лишь когда это было ему удобно. Не будь Паркинсон истинной змеёй, гриффиндорке даже стало бы её жаль. Какого это, любить кого-то столь холодного и черствого? Слепо любить, отдавая всего себя, и не получать даже капельки того тепла, что ты даришь сам.       Какого это — любить Драко Малфоя?       Когда девушка поняла абсурдность заданного вопроса, то уже хотела отвернуться, но тут рука юноши поднялась, чтобы откинуть отросшую чёлку, и он на мгновение повернул голову. Их взгляды встретились, и, казалось, случится конец света. Ведь что-то должно случиться, верно? Это ведь должно вызвать у него хоть какие-то эмоции? Хотя бы привычное раздражение. Но ничего не произошло. Он лениво окинул её взглядом, заставляя одним своим выражением лица чувствовать девушку неуютно, и отвернулся. Гермиона задержала взгляд чуть дольше того, чем желала, и, сжав кулаки, отвернулась. Черт, попалась.       Больше шоколадные глаза не смотрели на слизеринский стол. По крайней мере, сегодня. А вот Драко смотрел, он имел право.       Она его бесила. До боли в сжатых кулаках и скрежета зубов. Поэтому её боязливые взгляды, неосторожно брошенные в Большом зале, приносили особое наслаждение. Чертову сатисфакцию над гриффиндорской заучкой. Признаться честно, порой он сам допускал эти неосторожности. Выискивал её среди студентов, идущих в коридоре, изучал взглядом на уроке по зельям и иногда натыкался на её макушку в Большом зале. Но, слава Салазару, ещё никогда так глупо не попадался, как это сделала она сегодня.       Его злила эта её отрешенность и полное безразличие, поэтому, когда он встретился с парой карих глаз, настроение его заметно улучшилось. Это было некой победой. Она слабее и она попалась. Почему-то осознание этого приносило особое удовольствие.       Черт возьми, Драко, ты серьезно? Забудь и игнорируй её, как и делал на протяжении этих пяти дней.       Говоря о прошедших днях, безусловно, стоит отметить три вещи. Во-первых, сенсацией всего волшебного сообщества (в пределах Хогвартса, естественно) стала новость о том, что Рон и Лаванда Браун разошлись. Как же так, спросите вы? Неужели мир не увидит рыжих с золотым отблеском в волосах детей? Не уж то добрая половина магической Британии не погуляет на свадьбе Рональда Уизли — героя войны? Как бы прискорбно это не звучало, но эта «прекрасная» история любви состояла лишь из горстки банальных ингредиентов для зелья Амортенции и заклинания длительного воздействия, которое чаще использовали для поддержания температуры, но Лаванда Браун нашла ему куда более интересное предназначение. Однако надо отдать должное нашей горе-героине: чтобы Рон не вёл себя до глупого влюбленным, гриффиндорка немного разводила зелье, чтобы эффект не был столь сильным.       Это был грандиозный скандал. Настоящая огненная искорка в пучине скучных школьных будней, которую вскоре разнесли по стенам Хогвартса с необычайной скоростью.       Когда Гарри обнаружил те самые бумаги, что служили причиной «помешательства» его друга, то юноша направился прямиком к сестре пострадавшего. Когда младшая Уизли вдохнула слабый аромат, исходящий от одной из бумажек, то без сомнений подтвердила догадки Поттера. Джинни и сама прекрасно знает, каков соблазн использовать данное зелье, ведь в одно время они с однокурсницами не отлипали от витрины Амортенции в магазине её братьев. Но, к счастью для одного избранного мальчика, младшая Уизли была достаточно умна, чтобы не использовать данное зелье на возлюбленном, а постараться очаровать его самой. Чего не скажешь о Лаванде.       Мисс Браун, воспылав гриффиндорской храбростью, настолько осмелела, что решилась добиться юношу слегка «запрещённым» методом. В её чудесную головку забралась эта идея, когда она читала один магловский роман, в котором девушка общалась с парнем посредством кратких записок: вскоре они полюбили друг друга и обрели истинное счастье. Чудная книга! Увы, Лаванда нашла в ней что-то большее, чем просто подростковую новеллу, которую стоило прочесть и больше никогда в жизни не открывать. Поскольку источником вдохновения для неё служило столь посредственное чтиво, она при первом же предъявлении «улик» раскрылась и поведала то, каким нехитрым способом очаровала Рональда Уизли. Зелье Амортенции, вылитое на записки, которые Браун передавала Рону каждые пару дней, и заклинание, поддерживающее длительный эффект. Вуаля! Секрет любви раскрыт.       Любви не существует.       Рон был зол, просто до безумия зол на девушку. А ещё ему было безумно стыдно перед Гермионой и это чувство превалировало над первым. Пристыженный парень попросил прощения у старосты девочек за все сказанные в порыве гнева слова. Конечно, она не могла не простить его. Посмотрев на некогда лучшего друга, сердце девушки смягчилось, и гриффиндорка приняла все его извинения. Рон неловко переминался с ноги на ногу и начинал привычно краснеть, но Гермиона уверила его, что не держит зла за сказанное, однако возвращаться к статусу возлюбленных они не спешили. Всё нынешнее общение сводилось больше к дружескому и не имело намеков на что-то большее. По крайней мере, со стороны девушки. Уже через два дня после примирения золотое трио сидело в «Трех метлах» и бурно обсуждало поступок мисс Браун. Опять. — Это ведь чертовски глупо, вам так не кажется? Неужели она думала, что проживёт с ним «долго и счастливо» за счет приворотного зелья? — выпивая стакан сливочного пива, проговорил Гарри. — Мне кажется, этот случай показал, что она особо не думала, — хихикнув, добавила Джинни. В воздухе витало легкое напряжение, ведь все ощущали некую неловкость от того, что обсуждали Лаванду вот так открыто, однако чувство стыда в значительной степени меркло перед чувством несправедливости и злости.       Гермиона усердно старалась не подавать вид, что ей надоело обсуждать присущую Браун глупость, когда на повестке дня были темы гораздо интереснее и существеннее. Чтобы не портить друзьям настроение своим угрюмым видом, она сказала, что ей нужно отлучиться в уборную, и вышла умыть лицо. Холодная вода немного взбодрила девушку, однако непонятное чувство меланхолии смыть было невозможно. Под глазами пролегли темные тени, а губы были слишком искусаны. Вид в зеркале девушку не радовал, однако накладывать тонну косметических чар Грейнджер не желала. Ещё раз взглянув на себя в зеркало и внимательно высмотрев все детали, она сбросила пару капель с ладони в зеркало и развернулась, чтобы выйти. Ступив за дверь уборной, девушка не успела пройти и метра, как вдруг её голова уткнулась в чью-то грудь. — Блять, Грейнджер, смотри, куда идешь, — ругательство сорвалось с языка слизеринца слишком быстро, и, ведомый лишь своими проблемами, он оттолкнул её так, словно она была никчемной блохой на его пути. Это почему-то вызвало целую бурю эмоций и, безусловно, очень обижало. Её вдруг на секунду постигла мысль, что она не хотела бы, чтобы он к ней так относился. Чтобы он так сильно её ненавидел. Но это был чертов Драко Малфой, по чьим сосудам сейчас бежала не кровь, а гребаный огневиски. И представлять себе мирные отношения с ним было сродни утопии. Несбыточной, неосуществимой мечте. — Отвали, Малфой, — как можно безразличнее постаралась произнести девушка, будто не её секунду назад до глубины души обидел его порыв.       Драко от чего-то знал, что она скажет именно это. Что-то такое ленивое и не капли не обидное, ведь она постоянно носится с чувствами окружающих; даже с его херовыми чувствами. Вытащить из неё действительно ядовитые слова удавалось редко, однако, стоило признать, что это всегда того стоило. Гермиона была для Малфоя неким ящиком Пандоры, открывать который не стоило, но очень хотелось. Он буквально получал неимоверное удовлетворение, когда доводил её до точки кипения. Почему бы не взбесить её сейчас? Ведь за последние пару дней они не обмолвились и словом, а тут было сказано целое «Отвали, Малфой». Черт, она даже не пыталась как-то защищаться от его яда в голосе, лишь нехотя отвечала на брошенные колкости. Это бесило, поэтому это стоило исправить. — Отвали, Малфой, — Драко явно переигрывая, произнёс это высоким голосом. — Ты даже глаза на меня боишься поднять, осмелишься мне указывать?       Она остановилась, хотя уже была очень близка к выходу в зал, где сидели её друзья, которые помогли бы ей выбраться из этой дерьмовой ситуации или хотя бы придали бы небольшой уверенности, ведь она была бы не одна. Но она, чёрт возьми, остановилась и, развернувшись, уверенно произнесла: — Ты правда думаешь, что заставляешь людей бояться себя? — она молила Мерлина, чтобы её голос звучал как можно насмешливее и непринужденнее. — Я не думаю, — он сделал шаг на встречу, в одно мгновение уничтожая пространство между ними. — Я в этом уверен, — его голос звучал уверенно и ровно, словно он действительно верил в сказанное. Гермиона могла только позавидовать такому умению. — Очень жаль тебя расстраивать, — она фальшиво улыбнулась и развернулась, чтобы уйти, пока есть такая прекрасная возможность. Но через секунду почувствовала холодную хватку на своём локте. Чёрт.       Он силой развернул её к себе, но Гермиона поклялась, что больше не повторит той ошибки. Она больше не поддастся его провокациям. Поэтому прежде, чем он сказал ей что-то очередное едкое и мерзкое, она произнесла сама: — Убери свои чертовы руки, — отдергивая локоть, произнесла девушка, а позже на эмоциях добавила. — Если тебе так противна моя компания, то будь добр, прекрати хватать меня за руку каждый раз!       Малфой, признаться честно, такого не ожидал, и незамедлительно выпустил её руку. Она, крутанувшись на каблуках, развернулась и быстрым шагом покинула коридор. Одна из её прядей случайно задела его лицо, и Драко вспомнил, как она ушла, точно так же задев его, в день, когда его назначали старостой. От чего-то мысли об этом больше не вызывали привычной злости, но и приятными не были. Просто очередное временное обязательство с небольшим вагоном трудностей. Ведь временное, не так ли?       Он чертовски запутался! Почему-то должность старосты мальчиков не казалась ему сейчас такой обременительной. Тяжким бременем была его напарница, но даже ссоры с ней были в некой степени забавными. Драко понимал, что если останется на этой должности даже после возвращения Миранды, то стопроцентно может назвать себя мазохистом.       Конечно, не стоило забывать и про то, что у них с Грейнджер к общей гостиной добавилась и общая тайна. Это раздражало больше самой Гермионы. С момента его назначения старостой, отношение к ней стало абсолютно неправильным и непонятным. Она раздражала в нём каждую клеточку тела, но вместе с раздражением приходило что-то ещё. В голове всегда крутилась либо гриффиндорка, либо проблемы связанные с ней. Теплица, страницы в учебнике, теперь уже и эта детская игра в забастовку. Раньше они просто кидались не лицеприятными фразами и расходились в разные стороны ринга, теперь же что-то изменилось. Было чувство, словно теперь они невольно должны играть в одной команде. Как говорится, держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Чёрт возьми, настолько близко, что Драко каждую ночь слышит её вскрики и метания по кровати. Любой порядочный слизеринец уже давно наложил бы Силенцио, но почему-то Малфой не делал этого. Он и сам страдал от кошмаров и быть может это было чувство единства? Приятно знать, что ты не один страдаешь. Так или иначе это было чем-то неизведанным и тайным для Драко. Наверное, поэтому он не мог признаться даже самому себе, что это был интерес.