***
Вчера Агури не дослушала Ясуши. Что-то в нем тревожило ее, что-то в взгляде, в его манере поведения. Поэтому она расплатилась и покинула кафе, больше не обращая на него никакого внимания. Но этим ее неприятности не закончились. Ей позвонила мама. — Надеюсь, ты наконец-то переступила через свою гордость и вернулась к нему, — мать Агури без приветствий начала допрос. Агури силой задушила в себе порыв швырнуть телефон куда подальше. Каждый день одно и то же. В расставании мама винила ее. И каждый божий день она звонила дочери и давала всякие советы. Она глубоко вздохнула и ответила: — Мама, мы с тобой все уже обсудили. Тошинори сам сделал такой выбор. Она обрадовалась, что в переулке, куда она свернулась, было пусто; только из одной задней двери вышел мальчишка, выбросил пакет в мусорный бак и вернулся назад. Потому что голос Аихимэ можно было услышать в десяти шагах, к тому же без помощи громкой связи: — О Господи, кто же будет слушать этих мужчин! Агури, не будь дурой, я тебя умоляю. Ты уже взрослая девушка, неужели ты не можешь придумать способы вернуть к себе мужчину? Агури поняла, что после этих слов начнется череда совсем уже невыносимых советов, поэтому она без зазрения совести наврала: — Мама, я спускаюсь в метро, тут слабая сеть, до свидания, — и сбросила вызов. Только она хотела вздохнуть с облегчением, как сзади ей на голову накинули что-то, похожее на черный, плотный мешок, заодно с этим сжимая ее рот и руки, не давая вырваться. Одновременно из ее рук выдернули телефон; судя по звуку, бросили куда-то в сторону. Не обращая внимания на то, как она бьется, чтобы освободиться, ее поволокли в сторону, при этом не издавая ни малейшего звука. В один момент ее просто взяли на руки и втолкнули, кажется, в салон машины. Послышался звук закрываемой двери и тихий гул двигателей. Агури сдернула с головы мешок, оглянулась. И застыла в изумлении. Перед ней, в просторном салоне машины, на противоположном сиденье восседал тот самый человек из кафе. — Да… да что вы себе позволяете?! — голос у нее вышел глухим, и она гневно закричала: — Это уже переходит все границы, вы… Вы… — Акио. Ясуши Акио, милая моя, — тот совершенно очаровательно улыбнулся, поправляя катану на коленях. — Надо было запомнить тогда, в кафе. Чтобы предотвратить всякие недопонимания, скажу, лично к тебе у меня нет никаких дел, это чисто бизнес. Теперь ты моя заложница, и, как говорят в таких случаях, сопротивляться бесполезно. Осознав, в какую ситуацию она попала, Агури покорно села на место, смотря по очереди то на приветливую улыбку, то на изящное и смертельно опасное оружие у него на коленях. В голове не осталось ни одной мысли.***
Дом, куда принесли Агури, был загородным, и, пока они добирались туда, стало совсем темно. Пока они ехали, Ясуши пару раз попытался поговорить с ней, но Агури упорно молчала. Войдя в дом, ее принесли в комнату на втором этаже и оставили одну, запирая дверь. Но спустя полчаса Ясуши вернулся с одним из своих людей, оповестил ее, что собирается снять на камеру свои требования, поэтому просил ее посидеть на стуле и позволить завязать руки. Если бы ей не было так страшно, Агури бы засмеялась от нелепости этого фарса. Но ей не оставалось ничего, кроме как подчиняться. Акио начал изображать из себя шута перед камерой, говорил что-то про охранную систему и так далее. Агури слушала его вполуха. Когда он потребовал, чтобы власти позволили ему освободить Все За Одного, она начала слушать Акио внимательнее. Ей стало интересно: неужели этот человек не понимает, что то, чего он требует, вовсе не выполнимо? И с ужасом осознала, что с таким раскладом дел ее можно смело похоронить. Агури почувствовала, как по спине, неприятно покалывая, прошелся холодок. Оставалось только надеяться, что ее обнаружат раньше, чем Ясуши поймет, что его требования никто и не думает выполнять. Но тут Акио произнес: «Всемогущий», и ей будто ударили под дых, выбивая воздух из легких. «Только не Тошинори, нет, только не ему!» До этого момента она подсознательно запретила себе думать о нем. Потому что осознавала — это будет тяжелым ударом для Тошинори. Она очень хорошо понимала его стремление быть полезным для других, быть героем, что всегда выручит из беды… А теперь… этот надменный мерзавец, моральный урод, пользуется тем, что Всемогущий потерял былые силы и открыто бросает ему вызов. А Ясуши продолжал издеваться, давил на самое больное. Злость напрочь вытеснила чувство страха, Агури на миг задумалась, что было бы отлично, если бы она сумела прибить этого гада на месте. Но этот порыв был отвергнут логикой: что она, обычная женщина смогла бы сделать против опытных злодеев? От обиды и гнева она прослезилась и наклонила голову еще ниже, позволяя волосам закрыть лицо. В конце концов эта пытка закончилась. Ей развязали руки и оставили наедине с самим собой. Она сидела несколько минут, осматривая комнату: почти пустую, с одним окном, с дверью в ванную. Из мебели только один стул и кровать. Почти ничего, чем бы можно было навредить себе или кому-то другому. Даже в ванной не было зеркала, вообще ничего, кроме куска мыла и рулона туалетной бумаги. Дверь заперта снаружи, окно с железной решеткой. Идеальная тюрьма. Освободиться отсюда казалось невозможным. Агури так устала, что уже не осталось сил думать о чем-то. Она сняла обувь, верхнюю одежду, откинула в сторону одеяло и свернулась калачиком на кровати. Хотя она была испугана, но глаза слипались. Спустя уже несколько минут она уснула беспокойным сном. Пробуждение приятным не оказалось. Разболелась голова, к горлу подступила тошнота. Может быть, у нее даже поднялась температура. Она осилила себя и приняла вертикальное положение. Постепенно тошнота сошла на нет. Пока она шла к ванной комнате, задумалась о времени. Хотя, чем бы ей могла помочь эта информация, Агури не знала. После того, как она помыла руки и лицо, ей немного полегчало. Худо-бедно погладила спутанные волосы, заплела косу. Не найдя больше занятий, села на кровать и стала ждать. Прошло больше часа, когда дверь комнаты открылась. Пришедшим оказался паренек лет шестнадцати-семнадцати, худой, с взлохмаченными черными волосами. Он держал в руках поднос, где, касаясь друг друга, дребезжала фарфоровая посуда. Подросток попытался улыбнуться, хотя выходило не очень. Он поставил поднос на стул и придвинул в сторону Агури. Она краем глаза посмотрела на разложенные там риса с натто, и вполне себе европейские тосты, сдобные булочки, джем, чашку кофе и отвернулась от него, всем видом показывая, что ей это неинтересно, ожидая ухода паренька. Но тот не уходил, стоял, то задергивая рукава своего свитера, то поправляя круглые очки на носу. Когда ожидание затянулось, он прочистил горло и стеснительным тоном сказал: — Прошу вас, съешьте что-нибудь… Если не будете, он разозлится. А когда он злой, плохо бывает всем. Агури не шевельнулась. Подросток шумно выдохнул. Дверь снова открылась, вошел Ясуши. — Хари-кун, ты почему докучаешь нашему дорогому гостью? От его голоса паренек сжался и попытался улизнуть. Акио, не обращая на него внимания, подошел к Агури: — Доброе утро, милая моя Агури, надеюсь, спалось хорошо. Я пришел сказать, что мы скоро выезжаем, будь готова. Она вскинула голову, смотря на него. Сегодня Ясуши был одет в черные джинсы и вязаный свитер с высоким горлом того же цвета. На плечи он накинул короткое, рыжевато-коричневого цвета пальто. Он все также безмятежно улыбался. Агури попыталась показать все свое презрение взглядом, глядя на него сверху вниз, несмотря на то, что сидела. — Я пока завтракаю, — она взяла кусок тоста и стала намазывать на него джем. — Когда закончу, тогда и поговорим. Акио восхищенно присвистнул: — Как прикажете. А ну вон, — он повернулся к Хари-кун, показывая рукой дверь. — Тебя тут только не хватало. Паренек шмыгнул за дверь, Ясуши вышел за ним. Агури поставила тост на место. Сердце бешено колотилось. — Господи, дай мне силы… — прошептала она. Спустя полчаса Ясуши снова пришел, взял ее пальто со словами: — Прошу, пожалуйста, одевайся, все ждут только тебя. Ей не оставалось ничего другого. Поэтому она молча надела верхнюю одежду и последовала за ним. Перед домом стояли два черных внедорожника и серебристая спортивная машина. Акио подошел к спорткару и открыл левую дверь, приказывая жестом Агури сесть в машину. Сам он уселся за руль, завел машину и тронулся с места. Оба внедорожника последовали за ним. Скоро один из них обогнал машину Ясуши и помчался вперед. Они ехали в тишине примерно минут двадцать. Дорога была пуста, не считая машину дорожного патруля. Увидев инспекторов дорожного движения, Ясуши подвинул к себе катану, которой Агури не замечала до этого момента. Один из инспекторов знаком остановил их. — Ваши права, пожалуйста, — он немного наклонился к окну. Акио непринужденно улыбнулся, доставая из внутреннего кармана документы. Инспектор проверил их, и, несмотря на внутренние молитвы Агури, не нашел, к чему придираться. — Все в порядке, извините за беспокойство, Ясуши-сан, — тот поклонился, заметил Агури и улыбнулся. — О, а вы случайно не госпожа Кота… Агури даже не заметила, как и когда Акио вынул катану из ножны. Доля секунды- и раненый в грудь полицейский удивленно посмотрел на них и рухнул наземь. Его коллега, что стоял неподалеку от них, едва понял, что происходит, и схватился за пистолет, но Ясуши уже вихрем вылетел из машины и одним взмахом меча разрезал ему горло. Брызнула алая кровь, испачкав одежду инспектора. Все это произошло невероятно быстро, буквально за секунду. Агури в шоке уставилась на два бездыханных тела у ног Акио, мозг ее отказывался понимать происходящее. Внезапно первый из раненых слабо застонал, и она, не давая себе отчета в действиях, потянула руку к нему, активируя причуду. — Тц, — она услышала голос Ясуши, — обувь запятнали. Он вытер обувь об одежду одного из инспекторов, заметил протянутую руку Агури и сказал: — Не трати сил впустую, он не жилец. — Если тебе незнакомо слово «милосердие», это не означает, что и другие думают так же! — она подняла на него взгляд, полный слез. — Милосердие? — Акио криво улыбнулся. — Меня продала собственная мать, о каком милосердии может идти речь?