(Не) титановые

      Эрен оттягивает его от Марко за оба плеча, но Жан вырывается, зло отталкивает его руки, и в итоге Эрен плюхается рядом с ним на землю. Отвешивает широкий подзатыльник, когда Жан пытается стянуть перчатки — он прав, труп есть труп. Чей бы он ни был.       — Жан, — быстро зовет он, заметив в конце проулка чью-то взрослую фигуру — сейчас вжарят по полной, что они тут рассиживаются. — Жан, надо работать.       Жан молчит, и Эрен быстро садится перед ним на корточки, хватает за щеки поверх платка, чтобы не коснуться кожи перчатками, заставляя смотреть себе в лицо, и говорит очень тихо и очень отчетливо:       — Жан, он мертв. Ты ему не поможешь, Жан, вставай.       И Жан встает.              — Ты знаешь, — негромко и отстраненно начинает Жан, и Эрен весь поворачивается к нему, одно сплошное внимание; это было бы приятно, если бы не… — Марко был мне ближе всех на свете. У меня никого дороже него не было.       Эрен вздрагивает едва заметно и как будто сереет, отчетливо спадая с лица и глядя на Жана распахнутыми вопросительными глазами собаки, не понимающей, за что ее ударил хозяин — хотя, может, это просто игра бликов. От света погребального костра падают пляшущие неверные тени.       Он тяжело сглатывает и прячет взгляд, отвечает глухо:       — Я понимаю.              Эрен приходит в спальню уже после отбоя, задержавшись на дежурстве по кухне, Жан слышит возню и хныкающие ругательства, когда он бесцеремонно расталкивает спящего Николаса. Тот ворчит что-то своим тонким прихныкивающим голоском, ковыряясь в вещмешке, пока Эрен стоит у него над душой, нависая и наверняка пялясь из темноты этим своим взглядом — он умеет добиваться своего, когда хочет. Жан рассеянно проводит рукой по пустой половине койки. Почему-то вспоминается, что сегодня, вообще-то, очередь Николаса дежурить по кухне.       Он все еще лежит без сна и только поэтому не орет, когда к спине прижимается чужое тело, жаркое, как печка — слышал шаги. Эрен осторожно гладит его по руке, вжавшись щекой между лопаток.       — Я не сплю, — наконец-то признается Жан неслышным шепотом, и Эрен поднимается на локтях и молча вкладывает что-то в его ладонь. Маленький кисет. Внутри оказывается что-то жесткое и продолговатое, белеющее в лунном свете — косточка. — Спасибо, — глухо говорит Жан, сжимая ладонь в кулак. Горло сдавливает. — Чего ко мне лег?       — Тебе щас только одному спать. — Эрен неловко трет шею, смотрит искоса: — Уйти?       Жан молча качает головой и укладывается спиной к нему.              Он совершенно уверен, что плачет абсолютно бесшумно, но чувствует жгучую благодарность, когда Эрен со вздохом заставляет его развернуться и спрятать мокрое лицо у него на плече.