why do I feel scared in the morning?

— Хлоя, блять, Прескотт! Какого хуя ты творишь? — С этими словами Макс распахнула дверь и вошла в сто девятую комнату женского общежития Блэквелла. До недавнего времени она надеялась, что ей больше не придётся сюда приходить, вдыхать смесь сигаретного дыма и приторных духов, смущаться от того, что одни только объективы в этом помещении стоят дороже, чем вся её техника и все её вещи, с ужасом читать названия дисков с фильмами на полках и отводить взгляд от, на её взгляд, чересчур жестоких картин. Она правда надеялась, что этого всего больше не будет, но после того, что случилось на последней вечеринке «Циклона»... Грэм никогда не посещала подобные мероприятия и это не было исключением, но в Блэквелле и у стен есть уши. И глаза. И дорогущие телефоны с навороченными камерами. И люди, которые не постесняются последовать наставлению мистера Джефферсона «всегда делай снимок». Даже когда «снимок» может разрушить человеческую жизнь. Как бы это ни было, сейчас Макс стоит посреди беспорядка, смотрит на лежащую на полу Хлою сверху вниз и понятия не имеет, зачем она вообще пришла. Она не знала, что ранило её больше всего в сложившейся ситуации, не знала, есть ли смысл говорить об этом с потенциально неадекватным человеком, не знала, есть ли у неё хоть какое-то право на претензии к Прескотт. Кто она ей? Подруга? Девушка? Любовница? Исходя из их прошлой встречи, с которой обе ушли с синяками и царапинами, никто из выше перечисленного. — Может ты мне скажешь? Я разочарована. Ты подняла на меня руку из-за того ушлёпка. — Хлоя затянулась и стряхнула пепел с сигареты в кружку с надписью «Лучшая в мире дочь», которая стояла рядом. Узнай даритель, как теперь используется этот милый подарок, должно быть, Прескотт младшей не поздоровилось бы. Рядом с ней лежала почти пустая пачка сигарет, две бутылки из-под виски и рассыпанные таблетки. Должно быть, эта гремучая смесь и есть причина, по которой Хлоя сейчас не похожа не только на себя, но и на человека в принципе. — А ты подняла руку на невиновного, за что и получила. И ещё раз получишь, если не проявишь хоть немного уважения ко мне и не встанешь. — Грэм проверила дверь, прислонилась к стене и скрестила руки на груди. — Давай, вини меня, ты-то у нас святая. Да в Блеквелле один хер всё святые, одна я тут статистику порчу. — Прескотт приподнялась на локтях и посмотрела своей гостье прямо в глаза. — Делай то, ради чего ты сюда пришла. Ударь, плюнь в лицо, назови шалавой или что ты там хотела. Я ведь злая и обижаю твоего малыша Уорри, меня ведь вся школа ненавидит, давай, верши справедливость, пизди зло во имя добра! — Хлоя, ты никакущая. — Что стоишь? Мне долго ждать, когда ты наконец закончишь и съебёшь отсюда на свою ангельскую тусовку? Я не держу тебя, но даже не думай потом ко мне возвращаться, когда Уоррен, Кейт и вся остальная праведная шайка узнают, что ты делала с дьяволом. — Хлоя ухмыльнулась и потушила сигарету о кружку. — Только помни, что дьявол — павший ангел. Такой же, как и ты. — Прекрати этот цирк. Ты изнасиловала девушку вчера и теперь думаешь, что имеешь хоть какое-то право на претензии? — Вчера? Мне казалось, это было давно и тебе понравилось. — Прескотт усмехнулась. Вернее, попыталась это сделать. Она была не в настроении для своих обычных подколов, но не хотела остаться без своей единственной брони. Хлоя всё понимала, груз ответственности намертво придавил её, и без того скованную по рукам и ногам. Она давно шла к своему концу, но сейчас она повела за собой других людей, давно идёт по краю пропасти и каждый раз спотыкается, просит помощи и едва не падает. С самого дна доносятся голоса, кричащие отпустить чью-то руку или случайно попавшийся корень, удерживающий её, край осыпается, приближая её к неизбежному, какие-то птицы высоко в небе уже поют за её упокой. Марк, Максин и Саманта — руки, удерживавшие её однажды. Рейчел и Кейт — корни и сучья, за которые она отчаянно хваталась, когда больше не на кого было рассчитывать. Макс, Саманта и Джефферсон — руки. Но откуда Хлое было знать, которые из них сначала спасут её, а затем столкнут? — Чего ты от меня ожидаешь? Я видела то видео. Все его видели. Ты разрушила ей жизнь, понимаешь? Толпа уёбков вылавливает её по коридорам, только потому что ты решила повеселиться. — Если ты видела то видео, то должна знать, что она была не против. Ты теперь вообще никого ко мне подпустишь? Ревнуешь, Макс.. — При чём здесь вообще ревность? Ты видела Кейт сегодня? Она страдает из-за тебя. — Странно, до неё никто не жаловался. — Как ты можешь говорить такое сейчас? Ты не способна на такое. — Но я говорю «такое». Может я способна, просто ты не знаешь. — Ты не такая! — А тебе почём знать? — Я знаю тебя настоящую. Я видела тебя настоящую, Хлоя. — Тебе показалось. Стоило прислушаться к тому, что говорят в коридорах и не связываться с Прескоттами. — Ты не такая, как другие Прескотты. — Именно. Я хуже их, потому что заставила тебя верить, что это не так. Перед глазами Макс всё поплыло. Неужели она правда позволила обвести себя вокруг пальца вот так просто? Неужели она была настолько слепа и наивна, что позволила ситуации превратиться в это? Злость затмила обиду и вместо всхлипываний по комнате раздался хлопок, а затем и грохот захлопнувшейся двери. Стараясь ни с кем не пересечься в коридоре, девушка юркнула в свою комнату и легла на кровать. Хотелось исчезнуть, забыв начало этого учебного года, не идти больше ни на одно занятие сегодня и вообще никогда, и, впервые за долгое время, отомстить. Конечно, Грэм не могла уподобиться столь ненавидимой сейчас Хлое и сделать что-либо настолько же ужасное, но вот просто вызвать ревность Прескотт, если в груди у неё не кусок камня, вполне. На ум пришёл Уоррен. Два и два успешно сошлись, не нужно быть математиком, чтобы понять, что получится. «Хей, Уоррен, вчера я забыла спросить кое-что. Я могу достать нам пару билетов в автокинотеатр, не хочешь немного пообезьянничать?»

***

— Колфилд, ты где шляешься? С того конца послышался чересчур знакомый голос, Уоррен нахмурился. Кейт замерла на полуслове и смущённо отвернулась. Марш надеялась, что он сбросит вызов или проигнорирует звонок, но Колфилд явно не понимал серьёзности их разговора. В комнате было темно и не убрано, не пахло свечами и цветами, как это было раньше. Скрипка лежала на диване, будто мёртвый кит, вокруг неё небольшой кучкой скопились смятые в комок рисунки, так похожие на толпу людей, пришедших поглазеть на мёртвого гиганта. Девушка вздохнула, достала из стола листок бумаги и простой карандаш и окинула взглядом хаос, сложившийся в её комнате. Художник в ней никогда не умирал и даже сейчас она думала, как много потеряют люди, так и не узнав, какие миры умерли вместе с печально прославившейся — Прости, а это с какого языка переводится как «привет, извини, я был мудаком»? — Тебя нет в твоей комнате. Не прошло и минуты, а на листе уже начал вырисовываться утончённый гриф и струны, горизонт и небольшие детали. Подобно тонущему человеку, хватающему из последних сил воздух, умирающий всегда старается выжать из остатка своей жизни всё, что не успел. Кто-то пишет книгу, кто-то переводит деньги в благотворительные фонды, кто-то составляет предсмертную записку. Кейт рисовала. — Сейчас же выметайся оттуда, Нейтан. Я... у меня нет времени. Давай потом поговорим. — У тебя пять лет времени не было. — Я думал, мы закончили с этим. — Где ты? — Я занят. — Там есть ещё кто-то? — Не твоё дело. Ты думаешь, я не слышу, как ты там копаешься? Это ты сейчас ящик выдвинул? Хватит шариться в моей комнате! На песке стали вырисовываться изящный корпус и выброшенный рядом смычок. Линии следовали одна за другой, причудливо изгибались, иногда смазывались, сливаясь в абсурдный, но драматичный сюжет. — Значит есть. Это моё дело, Уоррен. Чего ты так нервничаешь? Боишься, что я найду что-то, что не должен видеть? — Ты открыл комод?! У тебя совесть есть вообще? Кейт не повернулась, когда за её спиной хлопнула дверь и прозвучало скомканное «Прости, я должен идти». Она не двинулась с места, когда рисунок был закончен и нужно было готовиться к классу литературы. Она не знала, сколько времени прошло ещё до того, когда она нашла в себе силы переодеться и пойти на уроки. Она надеялась, что ей не придётся запоминать этот день. Она надеялась, что вся школа сделает это за неё. Боже, благослови Кейт Марш и всех тех, кого она простила.