Судьба?

      И снова Гарри идет по школьным коридорам. Прошла всего неделя после конца каникул, а он уже снова хочет домой. Казалось бы все было точно так же, как и до его отъезда, а вот в мелочах, вроде совсем несущественных, но в то же время важных для самого гриффиндорца, столько всего успело измениться. Многие студенты перестали смотреть на него, как на не понятно кого, видимо родители объяснили им то, что не смог директор. Даже Уизли заткнулся, хотя здесь скорее всего другая причина, ведь он все так же пытается отделаться от приставаний слизеринцев.       Директор подозрительно молчит и не зовет на ковер. Зато змейки стали вести себя очень странно. Несмотря на то, что ни одного студента, кроме него самого и Драко, не было, когда Том представил его как своего наследника, видимо, их родители или же младший Малфой все же не стали держать язык за зубами.       Слизеринцы пока не решались заговорить с ним об этом, но их взгляды были куда более чем понятны. Они смотрели на него с долей восхищения и некой заинтересованности. Гарри понимал, что рано или поздно их любопытство перевесит осторожность, и они непременно захотят поговорить с ним.       В школе Гарри все так же молчал, не раскрывая того, что уже имеет возможность нормально общаться. Северусу нравилось, что его голос слышит лишь он один, словно это то, что предназначено лишь для его ушей.       Но все же Гарри тосковал по спокойным, тихим вечерам у камина, когда ни он, ни Северус — не были заняты бесконечными домашними работами. Хотелось все так же сидеть вместе и говорить ни о чем. Хотелось оказаться там, где нет никого, кроме них. Гарри утопал в своей любви, что с каждым днем становилась все больше похожа на одержимость. Он дышал своим профессором, видел только его, думал с каждым днем все больше лишь о нем одном. И Поттер знал, что это взаимно. Видел, как зельевар с каждым днем все больше тянется к нему, как все чаще он смотрит на него на уроках и в большом зале во время приемов пищи. Как иногда проскакивает все больше неприкрытой нежности, направленной на него, в черных глазах.       А Северус сходил с ума, борясь со своими демонами. Эгоизм и взращиваемое не одну предыдущую жизнь чувство собственности бились о самоконтроль и каменные тиски на эмоциях. Было страшно расслабиться, поддаться порыву и начать влиять на Гарри. Иногда безумно хотелось увидеть в нем того прежнего любимого. Сильного, взрослого, влиятельного, мудрого; готового ради него на все, чего бы он не пожелал. Хотелось почувствовать свою власть над этим миром. Ведь одно его слово, всего лишь высказанное вслух желание, и Повелитель Смерти сделает для него все, что в его силах, и даже больше.       Снейп никогда не знал подобной власти над кем-то. И сейчас лишь здравый смысл и привычная ноша ответственности заставляли его сдерживать себя. Хоть видит Мордред, на сколько это было сложно. Ведь Гарри как будто специально заглядывал в глаза с немым вопросом: «Ну же, скажи мне, чего ты хочешь, сейчас?»       Северус сходил с ума, пытаясь держаться за этот мир. Хоть на самом деле давным-давно, еще до того, как Гарри стал его, он возненавидел его. Но все же…       А еще с каждым днем все чаще хотелось самому хоть как-то проявить заботу об этом зеленоглазом наваждении, хотелось доказать, что он тоже ради него пойдет на все. Вот только он не знал, как это сделать, не навредив при этом никому из окружающих. Поэтому он коршуном следил за всеми, кто подходил к его супругу. Оберегал его от любого неуместного внимания. Запретил крестнику и близко подходить к Гарри, лишь бы тот не наделал вновь каких-нибудь глупостей и его малыш не ответил на выпад.       А Драко мучался от невозможности снять этот чертов браслет, что каждую ночь заставлял его переживать все то, что испытывает ненавистный Поттер.       «Подумать только, они словно с ума посходили. Нет, я понимаю, соулмейты и все такое, но откуда эта неугомонная страсть? И ладно, пусть бы себе резвились как хотели. Но ведь они знают, что это доставляет мне неудобства. Хорошо, согласен, пока мы были дома, все было замечательно. Том и отец всегда рядом и меня в этом плане не ограничивали. Это было даже несколько пикантно вот так ощущать все то, что вытворяет с этим недоумком крестный. Кто бы мог подумать, что этот тихоня на такое способен? В тихом омуте? Вероятно это про него.       Но, Мордред, мы уже не на каникулах. Мы в школе! И чувствовать, как кто-то занимается сексом, сосет член, или сам насаживается на него задницей, когда ты не можешь сделать того же — это просто пытка какая-то! А им хоть бы что. Почему все всегда должно зависеть от Поттера?!»       И не сказать что он так уж сильно после того, что случилось, ненавидел гриффиндорца. Нет, это была не ненависть. Уже нет. Это было непонимание, негодование и возможно даже некоторое раздражение от того, что он не может быть с ним на равных. Но в этом было страшно признаться даже себе.       «Панси тоже как дура только и мечтает, как сможет с ним подружиться, да еще и мне завидует. Чему тут завидовать? Тому, что собственный муж печется об этом недоноске? Сын, конечно, блять, непонятно каким соплохвостом он оказался его сыном? И главное, всех это устраивает! А меня нет! Меня не устраивает! — Малфой в сердцах ударил кулаком по постели, на которой лежал, пытаясь читать, но мысли все равно возвращались к ненавистному гриффиндурку. — Он и так слишком много имеет.       Стал мужем крестного, оказался его соулмейтом, как такое вообще возможно? Как оказалось, живет с четырнадцати лет в свое удовольствие. Поттер Менор оказывается довольно приличное место, если бы он принадлежал мне, я бы, наверное, не постеснялся туда гостей позвать. Род Блэк себе урвал, хотя я всегда считал, что он по праву принадлежит мне! Кто знал, что его дебильный крестный не отсечен от рода, а всего лишь выжжен с гобелена? Мать всегда мне говорила, что придет время, и я смогу стать достойным лордом для ее рода. А вот поди ж ты, он и тут меня обошел, гад. Или это очередная ложь Нарциссы?       Так вроде мало ему этого было! Мало было всех бед, которые со мной случались по его милости, он еще и оказался сыном моего мужа! Сыном самого темного и сильного мага современности! Сыном того, за кем пошли все темные аристократы!       И ведь все прекрасно знают, что хоть мы с папой и стали первыми после него, а если с ним что случится, все, кто носит метку, пойдут не за мной, не за отцом, а за этим придурком, непонятно каким способом породнившимся с ним. Он станет его приемником, и я тоже должен буду преклонить колено перед ним, жалким полукровкой!       Мерли-ин, за что мне это? Почему вся моя жизнь должна зависеть от такого, как он? И ведь если бы не растерялся тогда, он мог бы быть верным мне. Мог бы поднять меня в глазах всех остальных. И уже я бы тогда на самом деле стал приемником Тома. А все эта его немота, иди ты, как могли не знать о том, что он нем как рыба? Почему отец не смог узнать об этом, когда собирал информацию о нем? Если бы я знал о его тайне раньше, я бы не поступил тогда так необдуманно.       Надо же насколько оказалась сильна кровь его грязнокровной мамочки, что он оказался подвержен такой магловской болезни, или как это там называется у них?!       О, Мордред, только не снова! Когда ж ты натрахаешься, ненормальный придурок?! И главное, браслет этот чертов никак не снять, пока год не пройдет.       МЕРЛИН, как я смогу вообще пережить этот год? Он даже не знает, насколько это мучительно. Чувствовать практически на физическом уровне все, что делает с ним крестный. Да, я, слава Моргане, не кончаю вместе с ними, не прикасаясь к себе, но я чувствую, как будто это все происходит со мной. Это как трахать себя пальцами и не кончить. Как будто еще чуть-чуть, еще совсем немного… но этого никогда не происходит.       Хочется забить на все и сбежать из школы домой, лишь бы, наконец, снять это возбуждение. Лишь бы, наконец, почувствовать настоящий горячий член, а не чувственный мираж. Лишь бы, наконец, ощутить горячий влажный рот вокруг своего пениса, а не мистический, или еще хуже, собственную руку. Да, гребаный флобчервь, я не хочу дрочить под ощущения от того, как трахается Поттер! А-а-ар-р!!!»       Драко откинулся на подушку и все же приспустил пижамные штаны. Быстрый взмах палочкой и заглушающее, точно так же, как и запирающее, обволакивают стены и дверь его комнаты.       Он чувствует, как призрачные: руки скользят по его телу, губы выцеловывают каждый позвонок, а не существующий язык ввинчивается в его анус. Мордред, этих слабых ощущений слишком мало для слизеринца. Ему нужно сильнее чувствовать, ему нужно это все по-настоящему, а не в виде миража от помутившегося сознания.       Еще один взмах палочкой и руки покрываются скользкой смазкой. Одна нетерпеливо скользит между ягодиц, пальцами проскальзывая внутрь, пытаясь заменить ощущения от невидимого языка, вылизывающего чужую задницу, а вторая сжимает ладонь вокруг члена.       Разочарованный стон срывается с губ белокурого парня, этого так мало для него. Он нестерпимо хочет туда, в Мракс Менор, где его несомненно наказали бы за подобное своеволие, ведь там есть те, кто любит играть с его телом.       Ощущения, ментальные и физические, смешиваются с воспоминаниями о том, как ласкали его тело и душу два самых значимых для него тирана. Один доводил до безумия своей нежностью и ласковыми прикосновениями, другой заставлял рвать простыни и наволочки, пытаясь удержать в себе крики, рвущиеся из горла. Болезненные укусы, шлепки и властная рука, прижимающая его голову к паху, не дающая отпрянуть от члена, что с каждым толчком входил в его глотку все глубже, заставляющая давить рвотные позывы и не обращать внимания на выступившие слезы.       Пальцы проскальзывают глубже (он изгибается под не самым удобным углом, чтоб они все же смогли добраться до заветной точки), воображаемая рука, ласкающая член, отпускает его, и он сам сжимает свои яички до боли, как это любит делать Лорд.       Драко чуть не плачет от того, что никто сейчас не хватает его за волосы и не кончает ему в рот и на лицо, как любит делать его папочка. Да, именно «папочка» — срывается с его губ каждый раз, когда он оказывается в постели со своими мужьями. Именно это слово он отчаянно шепчет, задыхаясь от удовольствия, или кричит от резкой боли, когда Люциус неумолимо просовывает свой член в его анус рядом с членом Тома.       — Проклятый Поттер! — выкрикивает он сейчас, яростно насаживаясь на собственную ладонь, не получая и сотой доли того удовольствия, что испытывает, когда его Лорд трахает его как продажную шлюху, больно шлепая и закрывая рот ладонью, зло шепча на ухо о том, что он мешает Люциусу получить удовольствие своими криками.       — Проклятый Поттер! — срывается он, и все сильнее и жестче надрачивает собственный член, когда чувствует, что гриффиндорец уже получил свой долгожданный оргазм, а он и сам уже не далек от этого.       Все яростнее становятся его движения, когда он понимает, что и этот оргазм не будет и на тысячную долю так ярок, как все те, что дарят ему его супруги.       Драко кончает, выплескиваясь в свою ладонь, и тихо скулит, в попытках заглушить рвущиеся из груди рыдания:       «Почему он может так издеваться на до мной, заставляя чувствовать то, как хорошо ему в постели рядом с мужем, тогда когда я так далеко от своих извергов?! Почему он может быть рядом с ним где угодно, а я не могу встретиться с ними до первого похода в Хогсмит, который будет еще только через три недели?!» — проносится в голове у измученного блондина перед тем, как он засыпает…       Гарри видел, как Драко наблюдает за ним, замечал, как тот смотрит на него, думая, что он не видит этого. С каждым днем эти взгляды все больше бесили его. Что еще ему нужно? Какого лешего он так пялится? Хочет поговорить, спросить о чем-то? Так почему бы не подойти и не сказать все как есть?       — Северус, — не выдержал Гарри, в очередной раз скрывшись от пристального взгляда в покоях зельевара, — ты не знаешь, почему Драко так наблюдает за мной? Да и остальные слизеринцы, не скрываясь особо, постоянно смотрят на меня?       — Думаю, они все хотят с тобой поговорить. То, что ты сын Тома, ведь больше не секрет для них? Вот они и стремятся, если не подружиться с тобой, то хотя бы показать, что больше не считают тебя недостойным.       — Достойным чего, их дружбы?! — крикнул Гарри. — Или достойным, чтоб приблизиться за мой счет к Тому? Так у них для этого Драко есть. Пусть к нему подкатывают.       — Через Драко не получить так много, к тому же, Малфой это Малфой, а ты это ты. Всем ведь интересно, как же так получилось, что тот, кого Лорд хотел убить, стал его сыном.       — Думаешь, мне нужно поговорить с ними? Попробовать завести себе друзей?       — Не знаю. Малыш, дружба со слизеринцами довольно непростая штука. — Северус усадил его к себе на колени и зарылся пальцами в волосы на затылке. — Если считаешь, что тебе нужны друзья, ты можешь найти их среди моих змеенышей. По крайней мере, они не посмеют навредить тебе, да и замышлять чего-то против тебя не станут, в отличии от остальных. К тому же они уже знают о тебе несколько больше, чем все.       — И конечно же вы с Томом были бы просто счастливы, если бы в число таких людей входил Драко. Не стоит, — гриффиндорец успокаивающее положил руки на грудь своему мужчине, — я знаю, что тебе хотелось бы этого. И я принимаю это, хоть и не понимаю. Вся проблема в том, что я не уверен, способен ли я вообще дружить.       — Но с Мираном ты ведь дружишь.       — Миран — не человек. У него совсем иное понятие дружбы. И я уверен, что он не предаст меня. Вассальная клятва это не то, что смогут обойти или осмелятся нарушить такие существа, как дементоры. Но Миран… он понимал, на что шел. Как понимает и то, что я не остановлюсь не перед чем и никого не пожалею.       — Ты говорил, что все клятвы с тебя слетают при очередной смерти, почему же их клятва все еще существует?       — Они давали ее не мне, как человеку, а моей душе, как Повелителю Смерти.       — Ну да, душа бессмертна, следовательно и клятва тоже, никуда не исчезает. Почему ты вообще задумался о друзьях? Мне казалось, тебе хорошо, так как есть. — Северус пытался заглянуть ему в глаза.       — Не знаю, — пожал плечами Поттер, — просто мне кажется, что отсутствием таковых, я рано или поздно начну привлекать к себе ненужное внимание. Раньше были Рон и Гермиона, лично зачислившие себя в ряд друзей, и они довольно неплохо справлялись со своей ролью. По крайней мере, никто не сомневался, что я дружу с ними, хоть они часто и упрекали меня в том, что я не особо откровенен с ними. А сейчас, ну сам знаешь, как я сейчас к ним отношусь, да и их отношение ни для кого не секрет. Люди могут начать задавать неудобные вопросы, если я так и останусь без «друзей». Это привлечет еще большее внимание ко мне, да и к тебе тоже.       — Слизеринцами не получится прикрыться. Нам придется приглашать их к себе, посещать их торжества. Ты не сможешь не пустить их к нам, это будет выглядеть как неуважение, а с друзьями так нельзя поступать.       — И что же мне делать? — Гарри уперся лбом в плечо супруга и тяжело вздохнул. — Ведь даже у тебя есть друзья, а ты, как все считают, самый тяжелый и черствый человек. Но в то же время ни для кого не секрет, что ты дружен с Малфоями. Наверное будет странно, если я не буду дружить с Драко. Но он такой идиот. Я просто не представляю, как можно с ним вообще нормально общаться. Он ходящая проблема.       — Может и так, но мне кажется, он просто бесится из-за того, что не сумел в свое время найти с тобой общий язык. В конце концов, у вас у обоих есть хотя бы три общие темы.       Гарри удивленно посмотрел на своего супруга. Какие общие темы? О чем они вообще могут говорить с этим Хорьком? О погоде?       — И не нужно так удивляться, — улыбнулся зельевар. — Вы оба любите полеты, вас обоих раздражает семья Уизли, и у вас у обоих супруги гораздо старше, чем вы. На самом деле вас связывает гораздо больше общего, чем ты считаешь. Поверь, Драко тоже не легко с твоим отцом. К тому же, он как никто другой знает, насколько невыносим я бываю.       — Ты вовсе не невыносим. И это странно, знаешь… то, что ты говоришь о себе так, словно я не знаю тебя? Мне хорошо с тобой. Ты поддерживаешь мое стремление к одиночеству.       Северус засмеялся и не мог остановиться довольно долго, пока не заметил недоверчивый и даже немного рассерженный взгляд своего мальчика.       — Я не над тобой смеюсь. Правда. Просто ты во всем, что касается меня, совершенно не видишь ничего плохого. Даже мое стремление спрятать тебя от всего мира, эгоистичное желание безраздельно владеть тобой во всех смыслах, ты видишь как поддержку. И с этим нужно что-то делать.       — Я не пойму… ты хочешь, чтоб я стал любить тебя меньше? Зачем ты хочешь, чтоб я акцентировал внимание на твоих недостатках? — Гарри растерянно смотрел за своего профессора, совершенно не понимая, чего он от него хочет.       — Нет, Гарри. Солнышко, ты совершенно не видишь ничего плохого в том, что я делаю с тобой. С твоей жизнью. Взять хотя бы нашу прошлую жизнь: мой каприз насчет того, как обращаются ко мне твои эльфы.       — Ну и что? Им несложно было начать обращаться к тебе так, как ты того заслуживал.       — Ладно. А когда я хотел править миром?       — Разве мне сложно было дать тебе то, что ты хочешь?       — Вот об этом я и говорю. Именно из-за того, как ты относишься к моим желаниям и капризам, я был таким эгоистом. Ты привык к любому моему капризу, исполнял все мои прихоти, а я только больше наглел. Совершенно не думая о том, что может случиться с этим миром.       — Да какая разница, что будет со всеми этими магами? Если тебя это порадует, то почему я не могу это сделать?       — Гарри, малыш, радость моя. Меня никто никогда так сильно не любил. Я не заслуживаю такого. — Северус нежно покрывал его лицо поцелуями, прижимая к себе все сильнее. — Я жестокий собственник. Мне очень тяжело сдерживать себя и свои желания. Ты не оставил мне рамок дозволенного. Я чувствую себя практически всесильным из-за того, что ты мой.       — Северус, я не понимаю. Тебе не нравится то, что я делаю? Не нравится, что я так сильно люблю тебя. Ты заслуживаешь намного больше, чем я могу дать тебе. Самое лучшее, что было в моих жизнях, это ты. Но ты меня запутал.       — Просто не нужно из-за меня портить жизнь остальным.       — Меня не волнуют остальные, они могут идти к Мордреду со своими проблемами! Мне не важно, что с ними будет. Я готов убить их всех, чтоб ты был счастлив со мной.       — Я и так счастлив. Мой любимый мальчик, я не уйду от тебя, если ты перестанешь выполнять любое мое желание, если перестанешь так сходить с ума, пытаясь угодить мне. Я уже не маленький, в этот раз моя очередь оберегать тебя, делать тебя самым счастливым, заботиться о тебе. Пожалуйста, позволь мне радовать тебя, беспокоиться о тебе и решать твои проблемы. Позволь быть рядом с тобой взрослым магом, а не капризным мальчишкой.       — Все, что угодно, Северус. Только будь счастливым рядом со мной. Не бросай меня.       Гарри впился губами в губы своего профессора, остро нуждаясь в нем. Он, словно голодный зверь, кусал их практически до крови, желая впитать каждую секунду этого блаженства.       Северус рыкнул и повалил его на диван, заставляя стонать и извиваться под жадными, алчными прикосновениями.       А в это время Драко Малфой, тяжело дыша, привалился к двери своей спальни, чувствуя, как волна ментального возбуждения проходит по его разуму, заставляя тело откликнуться, срывая с губ очередной стон.       «Сколько можно? Это уже совсем не весело. А если бы я не успел дойти до своей комнаты? Они вообще с ума сошли? Сейчас только обед закончился. Мне на занятия еще идти. У меня сейчас Трансфигурация. Что мне делать? Они ведь не успокоятся до следующего занятия точно. У крестного, как и у гриффов, сейчас окно. Бля-ать!»       Малфой, стараясь не думать о том, что сейчас вытворяет Снейп, и абстрагироваться от чужих чувственных ощущений, принялся собираться на занятие. Маккошка его сожрет, если он к ней не явится.       Кое-как побросав в сумку книги, перья и конспекты, он, как мог, постарался успокоить разыгравшееся возбуждение. Костеря несдержанность крестного, слизеринец поспешил на занятие.       Макгоногалл отчего-то была в прекрасном настроении и даже практически не трогала слизеринцев, что позволило Драко, примостившему свой беспокойный зад за последней партой, спокойно… ну как спокойно, не без угрызений совести и ненависти к себе, отдаться ощущениям. С каждым новым еле ощутимым, но существенным прикосновением его захватывает все сильнее пробуждающееся желание. Хотелось еще, больше, сильнее, ощутимее. Хотелось не просто ощущать, а чувствовать, как по языку скользит нежная головка, но обладатель ее не стремится, как мужья парня протолкнуть глубже, он словно играл, то надавливая на язык, то скользя по губам, размазывая слюну и смазку. Драко провел по губам и едва не застонал от разочарования, никакой слюны и тем более никакого вкуса во рту.       А ненавистный браслет тем не менее посылал все новые и новые ощущения. Вот в его рот вместо члена входит язык, исследуя его так, словно старается слизать собственный вкус. Вот невидимые пальцы запутываются в волосах и нежно тянут голову назад. Вот между ягодицам ложится горячий, твёрдый пенис и скользит, едва надавливая на колечко мышц, но даже не намекает на то, чего так жаждет слизеринец. Драко прикусывает губу, стоит голосу Маккошки прорваться сквозь пелену ощущений. Хочется уйти отсюда, запереться в своей комнате и снова, потеряв контроль, подрочить.       А еще сильнее хочется наплевать на все запреты и, наконец, почувствовать в себе член Темного Лорда, хочется, чтоб он перекрыл все эти изматывающие ощущения, что посылает браслет, и, наконец, вытрахал из него всю эту дурь. Хочется, чтоб он снова наказал его за несдержанность и глупость. Хочется вновь ощутить у себя на ягодицах жесткую тяжесть его ладони. Хочется, чтоб он вновь грубо схватил за горло, снова и снова шлепая по раскрасневшейся коже, а потом… потом пришел бы Люциус и сцеловывал слезинки с его глаз, когда пережатый кольцом член будет находиться во рту их супруга. Пока его покрасневшая от сильнейшего притока крови головка будет подвергаться испытанию умелых, но порой таких жестоких губ. Пока властная ладонь будет перекатывать его яички, а пальцы станут врываться в его анус, растягивая, пока в него с легкостью не будет проскальзывать четыре пальца. И лишь после того, как Люциус плавно скользнет в него, а Лорд жестко вторгнется в потерявшееся в ощущениях тело, его освободят от давления кольца.       Хочется туда, где Тёмный Лорд будет специально разбавлять эйфорию от наслаждения болью, потому что знает, как это нравится Драко. Потому что так же, как и Люциус, хочет оттянуть неминуемый оргазм. Хочется туда, где папочка разрешит кричать и стонать, не сдерживаясь, и где он сможет, наконец, получить то, чего так хочет.       Драко тихо всхлипнул. Вставший член давно требовал к себе внимания. Казалось, что внутри его ануса толстый член выплескивает свое семя. Он сжал свой точно так же пульсирующий пенис вместе со слоями одежды и вымучено простонал. Каждый раз, когда он не прикасался к себе в моменты соития Поттера с крестным, он оставался жутко неудовлетворенным, от этого потом муторно болели яйца.       — Мистер Малфой, вам плохо? — влез в затуманенное сознание голос Макгоногалл, на что Драко покраснел и смог лишь кивнуть. — Мистер Забини, проводите мистера Малфоя к мадам Помфри.       Драко поднялся, пытаясь незаметно поправить мантию, чтоб причина его «плохого» самочувствия осталась незамеченной и, насколько мог, неспешно направился к выходу. Стараясь не думать о том, что произойдет с ним, если кто-нибудь узнает об этом.       Отговорившись от Забини тем, что вполне справится сам, он направился в свою комнату. Плевать, что по расписанию у него еще один урок. Он больше не вынесет этой пытки. Уже и так прошло около трех месяцев после каникул, а он всего четыре раза за все это время был близок со своими партнерами. Добравшись до пергамента и пера, Драко принялся писать письмо отцу. Он больше не сможет этого скрывать, они должны что-то придумать, иначе этот проклятый браслет сведет его с ума окончательно.       Драко не представлял, сколько еще он сможет вытерпеть все это. Но возбуждение, не покидающее его ни днем, ни ночью, становилось болезненным. Ему нужны его мужья, и чем быстрее, тем лучше. Иначе он сбежит из этой долбанной школы.       «А что, у Поттера же получилось в том году?»