Не срывая покровов

      Постепенно рыдания перестали сотрясать худое тело в его руках, Шерлок только по-детски всхлипывал и шмыгал носом, дыхание становилось ровнее, и его сердце уже не так колотило в бедро Джону. С плеч спадало сковывающее их напряжение, но руки продолжали обнимать Джона и двигаться по его спине. Джон стал медленно гладить бок Шерлока, проводя по рёбрам, спускаясь по бедру до поджатых колен, ещё и ещё, тепло, мягко, плавно, успокаивая.       Усыпляя бдительность.       То, что он задумал, было за гранью, но он твёрдо знал, что Шерлоку нужно это, и именно в этот момент, другого случая может просто не быть. Облегчив душу, он не имел права забыть о «транспорте», который исправно нёс свою службу, подчинённый великолепному мозгу детектива, и обделённый малейшими радостями плоти. Джон не давал оценок происходящему, даже в своей голове не называя вещи их именами, острыми и пряными именами, он думал только о том, что он должен это сделать. И — о боги! — он хочет это сделать.       Джон продолжал гладить Шерлока, перемещая прикосновения на грудь, живот, с каждым разом скользя всё ниже, забираясь под халат, стараясь двигать руку медленно, чтобы передать через футболку побольше живого тепла. Он замер внутренне и каждую секунду ждал протестующего возгласа, запрета, но где-то в глубине души чувствовал, что этого не последует, ощущая, как расслабляются мышцы пресса под его рукой, и скользя ладонью по мягкому тёплому животу Шерлока, задевая пальцами резинку пижамных штанов.       Сейчас! Джон замер на секунду. А что если от длительного воздержания эта функция вообще угасла? И у него не получится не то что добиться разрядки, а даже вызвать возбуждение Шерлока? И тогда обоим будет очень неловко…       Напрасно.       Все опасения были напрасны. Под полосатыми штанами рука Джона встретила твёрдую горячую плоть, прижатую к телу трикотажными боксерами.       — Ты и здесь напряжён, — прошептал Джон и счастливо усмехнулся Шерлоку в волосы, стараясь проникнуть рукой под трусы и освободить его возбуждённый член. Шерлок не противился, но и не помогал — его колени оставались сомкнутыми и согнутыми. Как будто он сомневался, нужно ли в этом участвовать. Но его тело, почувствовав, что кому-то есть до него больше дела, чем владельцу, не сомневалось.       «Боже, какой ты прекрасный! Какая нежная, бархатная кожа, какой ты горячий… и стройный…» — в глазах у Джона начал расплываться красный туман, он почувствовал, что теряет контроль над ситуацией и над собой. Чтобы не дать себе сорваться, он принялся считать от ста до одного, а затем искать, чем отвлечься, разъединив в сознании ощущения, передаваемые рукой, ласкавшей член Шерлока, и команды, транслируемые мозгом. Он сконцентрировался на глупой мысли «хорошо, что я левша», проводя большим пальцем по головке и спускаясь ладонью до основания члена, поглаживая и сжимая, в то же время сосредоточенно и чутко прислушиваясь, какую реакцию вызывают его действия. «Нужно довести задуманное до финала, за которым «победителей не судят». А не «хорошая попытка, Джон, но…». Это была последняя почти связная мысль. Всё вытеснило «Шерлок… Как можно было… И я… Ты позволяешь мне… Шерлок…». Джон закрыл глаза и откинул голову на спинку дивана…       Много времени не потребовалось. Шерлок не отстранялся, но и не предпринимал попытки толкнуться навстречу руке Джона, только дрожал и вцепился в его футболку на спине. Но всё накопившееся за месяцы (а может, годы) самоограничений напряжение, вся страсть молодого, обжигающе живого и крепкого тела выплеснулась через несколько мгновений, горячим семенем заливая руку Джона, впитываясь в одежду, растекаясь по животу. И откуда-то из центра другой вселенной на Джона обрушился, обволакивая и обездвиживая, заполняя знанием огромной и страстной тайны, низкий протяжный стон Шерлока…       «Мой дорогой… мальчик мой… вот так, хорошо… хорошо… теперь спи… усни… утром пойдёшь в душ…» — Джон ещё раз сжал и нехотя отпустил начинающий опадать влажный член Шерлока, вытер руку о свою футболку и снова обнял детектива, прижимая к себе с нежностью, как драгоценную хрупкую ношу. Он поднял подушку и вернул её к себе на колени, устроив удобно голову Шерлока, перебирая его волосы и целуя в висок, скулу, уголок закрытого глаза.       Шерлок спал.       Собственные ощущения, задвинутые было на второй план, охватили Джона с неожиданной силой. Его резко накрыло осознание того, что вся кожа горит и покалывает, в паху распирает тянущее напряжение, а джинсы стали невыносимо тесны… Он был до крайней степени возбуждён. Руки дрожали, думать было категорически трудно.       Только что он, Джон Ватсон, сделал… что? Спас страдающую душу и тело великого детектива от состояния мучительного стресса? Или вероломно удовлетворил свой похотливый интерес, преследовавший его с момента знакомства? Воспользовавшись минутной слабостью доверившегося ему человека и нарассказывав военно-кошмарных историй для должного эффекта?       Нет, он подумает об этом потом. И что делать со своим возбуждением, которое разрывает джинсы и пульсирует в паху и в висках, он тоже решит потом. А сейчас эта тяжесть уснувшего Шерлока в его руках, воспоминание о тяжести и твёрдости, заполнявшей его левую руку несколько минут назад, запах спермы, просачивающийся из-под одежды — всё это он должен запомнить навсегда и знать, что он был дико и несказанно счастлив на этом свете…