Зарисовки по Divinity: Original Sin 2

Открывшаяся ложь богов почти не задевает Ифана. Предательство Люциана словно убило в нём способность ужасаться чужой подлости. Если Люциан оказался предателем, почему боги, наделившие его своей силой, должны быть иными? Где-то на задворках сознания Ифана грызёт мысль о том, могла ли это быть их вина? Могла ли развращённость богов изменить Люциана, отравить его? Мог ли он просто не иметь выбора? Впрочем, без разницы. Даже если так, Люциан разрешил себя отравить. – И почему я не удивлён? – с усмешкой тянет Сандор, но в его взгляде нет веселья. В его взгляде уже знакомые искры будущего гнева. Если бы речь шла не о богах, Ифан бы уже мысленно прикидывал, кого придётся хоронить. Но речь о богах, и какими бы они ни были, их нельзя убить. Какие бы ни были, они – последний щит перед Пустотой. Кому-то придётся принять их силу, холодную, яркую, влекущую, ядовитую. Наверное, Сандору. Ифан сжимает руки в кулаки и смотрит, как Сандор осторожно гладит руны на гробе Этеры и бормочет себе под нос: – И всё же, самое потрясающая находка за последние лет сто. Больше! Ни в коем случае не Сандору. Ифан отворачивается. Смутные мысли , которым ещё далеко до того, чтобы обрести форму и звук, бродят у него в голове. Богов нельзя убить. Кто-то должен принять их силу и стать Божественным. Нельзя ли?.. Должен ли?..