Zero-day

Перкинс сказал: через два дня. Им надо подготовить технику; нужную аппаратуру скорыми рейсами перегоняют на грузовых самолетах откуда-то из Швейцарии. Но трансатлантические перелеты, несмотря на уже повсеместно использующиеся термоядерные реакторы, увы, занимают время даже в тридцать восьмом. И это не учитывая сборки; ее будут осуществлять на месте. Последние тесты были успешны, сказал тогда Перкинс. И даже добавил сухо: все получится. Коннор мог бы ответить, что эти тесты никогда не проводились на модели, аналогичной его собственной, и статистически вероятность ошибки присутствует всегда, и им в «Эшелоне» в целом стоит подумать над каким-нибудь планом «С», который бы мог сработать без присутствия там RK800. Но тогда он просто промолчал; подумал, конечно, у них есть и план «С». Незаменимых не бывает. Незаменимых машин не бывает тем более. Это знание немного сбивало напряжение директив: он знал, что даже если не справится сам, «мы» все равно продолжит работу. В последние часы Коннор отключился даже от сети, бросив все ресурсы на тестирование, самоанализ и детальную калибровку систем. Требовалось заново перенастроить порты, перепроверить разбитые файрволы, как-то снова привести в рабочий режим то, что осталось от его защитных механизмов. Когда он возвращается в онлайн, он отрешенно думает: между RK800 до попытки допроса и RK800 после нее нет почти никакой разницы. Подобное недопустимо. Запрос от Роберто терпеливо ожидает в очереди; нечто среднее между «мы можем помочь» и «как мы можем помочь?» Коннор отсылает подтверждение, кропотливо собранные за время тестов пакеты информации и ответный запрос. Роберто тратит мгновение на анализ данных и с почти человеческим вздохом перенаправляет его к .0253. Коннору нужно много, очень много вычислительной мощности. Он приходит в себя от прикосновения к плечу; диод на виске пульсирует, срываясь с красного на желтый и обратно. Задержка ответа системы слишком велика, Коннор неохотно замораживает очередной раунд имитации и открывает глаза. Наверное, ему все же не стоило занимать чужой офис... — Сэр? — Мне позвонил Роберто, — прохладно говорит Перкинс. Перкинс, который совершенно точно не должен стоять здесь в начале первого ночи. — На личный номер. Знаешь, это не входит в его повседневные обязанности, звонить мне на личный номер, особенно, когда я только, наконец, собрался поспать пару часов. Так вот, Роберто позвонил мне и сказал, что если я как можно быстрее не выдерну тебя из твоего глубокого внутреннего мира, у тебя расплавятся мозги. Есть что сказать по этому поводу? Коннор смаргивает, недоуменно приподнимает бровь. И спустя мгновение, вновь открывшись сети, считывает десятки поступивших и неотвеченных запросов, от заинтересованных до тревожных, и до уже обозначенных критически важными и требующими немедленного внимания. Никогда не лгущие системные часы бесстрастно сообщают: он провел в имитации чуть больше суток. — Роберто, — осторожно говорит Коннор, — немного преувеличил, сэр. — То есть, те двадцать семь раз, когда у тебя нахрен вырубались биокомпоненты, ты считаешь преувеличением? — Оу. Коннор торопливо просматривает логи, скрупулезно составленные .0253; ну разумеется. В тех раундах у него не хватило ресурсов, пришлось временно отключить все посторонние процессы. Это было опасно, приходилось учитывать еще и время до деакцивации, чтобы успеть откатить все назад, но Коннор решил, что риск оправдан, если в итоге у него получится выиграть. В конце концов, в реальной ситуации он бы использовал все имеющиеся резервы, даже если бы это привело к необратимым повреждениям. Система прикидывает, как бы деликатно донести это до человека. — Я все держал под контролем, — как можно уверенней сообщает Коннор. Кажется, это был неверный ответ. Более того, если Коннор правильно интерпретирует человеческую мимику, то Перкинс готов прямо сейчас «вырубить» ему те же самые биокомпоненты еще раз. — Это просто еще одна тренировка, — торопливо поясняет Коннор. — Имитация. Я сохранил все логи того допроса, мы моделируем различные сценарии кибератак RK900, пытаемся подобрать контрмеры. Да, это требует больших затрат системных ресурсов, и поэтому возможны некоторые побочные эффекты, но я должен... Перкинс поднимает ладонь, прерывая его. — У тебя хоть раз получилось? Отрицательно, бесстрастно передает .0253. Коннор качает головой. — Нет. Еще нет... но я смогу вывести нужный алгоритм. Мне просто нужно время. — Вставай, — сухо говорит Перкинс, — пройдемся. Эта база «Эшелона» расположена за Детройтом, в нескольких километрах на северо-восток. Там уже заканчиваются бизнес-центры и начинается зона промышленности, склады и фабрики грудятся рядом, вырастают в небольшие муравейники-поселки, огораживаются колючей проволокой и бетонными заборами. Внутри, за этими заборами непрерывно суетятся машины, грузовые роботы, фасовочные аппараты, юркие дроны доставки и досмотра. Движение, суетливое и шумное, там не замирает ни на минуту, не требует надзора человека — и оттого никого больше не интересует. Водители такси уверены, что на участках 217А-224С находится очередной промышленный склад. Хорошо охраняемый склад, за периметр не проехать без пропуска и тщательного досмотра. Может быть, даже важный для чьего-то бизнеса, но об этом пусть беспокоится руководство. Сотрудники соседних корпораций уверены, что на этих же участках располагается дата-центр с государственными данными. Они отслеживают трафик, бесконечные потоки зашифрованной информации; ни одному складу столько не требуется, а вот для пары сотен тысяч серверов в самый раз. И они в какой-то степени правы, верхние этажи действительно занимает дата-центр и там действительно есть несколько кластеров, официально принадлежащих правительству. Лаборатории и офисы «Эшелона» занимают нижние этажи, негласно координируя работу этого дата-центра и всего, что находится на участках 217А-224С. Коннор думает, он все эти три месяца не покидал основного здания. О том, как оно выглядит снаружи, он знает по виртуальным картам и снимкам дронов, присланных Роберто. Но этого более чем достаточно: он запоминает его со всех ракурсов, обозначает своим первичным контрольным пунктом обращения. Теперь, что бы ни случилось, последний сигнал его систем будет направлен сюда. Пока они идут по коридорам, Перкинс молчит, только отчего-то едва заметно хмурится. Коннор решает оставить вопросы на потом, чуть поворачивает голову, привычно выделяет новые детали. В этом крыле он еще не был; картины на стенах здесь сменяются фотографиями, черно-белыми и цветными, на них люди, и горящие здания, и снова люди, столы переговоров и флаги чужих стран, лица, лица, лица... Перечеркнутые черной полоской уголки. Коннор сверяется с внутренней базой данных, той, что предоставлена ему .0253. Диод на виске крутится желтым: система прощелкивает совпадения и даты смерти. — Я скажу это только один раз, — негромко произносит Перкинс, не оборачиваясь. — Майкл рассказывал, что твои директивы обязывают тебя выполнить задание любой ценой, но сейчас другие правила. Нам надо выиграть войну. Поэтому если случается так, что обстановка не в твою пользу, ты отступаешь. Никому здесь не поможет твоя смерть. Коннор медлит мгновение; система взвешивает новые утверждения. И отвергает их. — Все это верно, сэр, — спокойно отвечает Коннор. — Для человека. Но машина не может умереть. Там, за пределами базы, мне придется снова вступить в контакт с RK900, и я больше не смогу полагаться на то, что вы успеете мне помочь. Поэтому я попробую еще раз. И еще, если потребуется, до тех пор, пока не найду алгоритм. И мы выиграем. Перкинс все-таки останавливается. Коннор прямо встречает его взгляд, и сразу же вспоминает, как три месяца назад он почти так же стоял напротив Хэнка Андерсона, и чужой револьвер был направлен ему в лоб. Тогда он бросил все ресурсы нейросети на социальный анализ, на выбор максимально безопасного ответа. Он сказал, что боится смерти, потому что Хэнк Андерсон хотел это услышать: тот не понимал логику систем, как не понимает ее пользователь по ту сторону экрана, и всеми силами высматривал человеческие черты там, где их никогда не могло быть. Но Коннор играл по его правилам — он больше не мог позволить себе задержек в расследовании. Лгать Перкинсу не имело смысла, тот относился к машинам так же, как и к людям, и к себе самому — как к ресурсу. Коннор знает, что он успел бы сбить человека с ног и обезоружить еще до того, как тот дотянулся бы до кобуры. Но директивы велят оставаться на месте, и он выбирает подчиняться. Перкинс не достает револьвер. Складывает руки за спиной, ровно говорит: — Ну что же, — и вдруг суховато усмехнувшись чему-то своему, добавляет: — Тогда ты надерешь им задницы, парень.

***

---моторные компоненты недоступны--- ---голосовой модуль недоступен--- ---оптические компоненты недоступны--- Коннор слушает негромкое гудение сборочных механизмов; слух — единственное, что у него осталось. Сеть молчит, отрезанная невидимым барьером безопасников. Машины, похожие не то на пауков, не то на осьминогов, методично ковыряются в его внутренностях, вынимают части, меняют, подключают заново. Сверхчувствительные манипуляторы и лазеры перебивают наносхемы. За эти несколько дней в местный инженерный отдел притащили столько техники, что он теперь едва ли уступил бы в функциональности цехам «Киберлайф». — Они уверены, что RK800 больше нет, — негромко говорит устроившийся неподалеку Майкл. — Боевая группа, забравшая тебя, инсценировала на складе аварию, устроила небольшой пожар... который, хм, превратился в небольшой взрыв. Следов не осталось, как понимаешь. Его голос доносится справа и сверху; Коннор безошибочно определяет расстояние: метр двадцать. В очередной раз корректирует настройки слуховых сенсоров — его новое программное обеспечение все еще ощущается чужим. Потребуется не одна калибровка. — В общем, нам надо сделать из тебя RK900, так, чтобы даже ребята в «Киберлайф» обломали зубы. Конечно, было бы намного проще, если бы у нас тогда получилось просто перегрузить весь твой софт на ту модель... но нет, так нет, будем работать с железом. Диод пульсирует то желтым, то красным, нейросеть настойчиво требует дополнительные ресурсы. Меняют не только физические части корпуса; протоколы подключения и системная информация переписаны тоже. Прежние характеристики его модели стерты отовсюду, куда только смогли дотянуться машины «Эшелона». RK800, думает Коннор. Считывает информацию с биокомпонентов: RK900. — К счастью, совместимость не должна быть проблемой, — говорит Майкл. — С кибернетикой мы тоже разобрались. Основная беда — это тириум, конечно. Коннор это знает. И равно знает, что Майкл нервничает. И пытается это скрыть, но до Перкинса ему далеко: голос выдает его надежнее любого детектора лжи. А это значит, что все может пойти не так. Тириум поставил точку в создании полноценной искусственной нервной системы. Через него, как через универсальный электролит, осуществляется передача электроимпульсов между нейронами. В нем хранится базовая информация системы — поэтому при повреждениях или утечке андроиды могут восполнить резерв только «чистым» тириумом. Сложная электроника и тем более биоэлектроника не терпят никаких лишних элементов. Любая примесь в тириуме вызывает сбой нервной системы вплоть до полного отказа нейросети и деактивации. Конфликтующая информация — абсолютно то же самое. Коннор никак не мог выдавать себя за RK900 с «восьмисотым» тириумом. — Мы отключим тириумный насос через четыре минуты, — неестественно спокойно сообщает Майкл. — Замена займет минуту и сорок две секунды. Мы успеем. Коннор хорошо представляет себе процесс, местные инженеры рассказывали ему об этом перед началом сборки. Они отключат тириумный насос и начнут откачку тириума. После этого вольют в него новый тириум, извлеченный из той самой уничтоженной модели RK900, и снова запустят насос. И все это должно быть сделано очень-очень быстро, чтобы не повредить нейросеть и квантовые связи. Мы уже проворачивали это раньше, почти уверенно говорит Майкл. У нас крутая техника и отличные спецы. Все получится. — Начали. ---критическое повреждение: биокомпонент #8456 недоступен--- ---время до деактивации: две минуты--- Законы роботехники, изобретенные Айзеком Азимовым в середине двадцатого века, неприменимы к современным машинам. Человеческий язык плохо воспринимается системным кодом. Но их концепция, пусть и измененная, сохранилась, была принята нейросетью — в виде принципов, а не правил. Приоритет жизни человека; приоритет исполнения поставленной задачи; приоритет сохранения дееспособности. Система бесстрастно отсчитывает секунды. Директивы отчаянно требуют сопротивляться до конца, как тогда, на станции телевещания. Коннор с некоторым трудом меняет поведенческий сценарий на «пассивное наблюдение»; сейчас любое действие вызывает каскад ошибок о критической нехватке ресурсов. Вызывает свой основной принцип взаимодействия с человеком: условное доверие. Тридцать секунд до деактивации. Нейросеть начинает отключать процессы один за другим, оставляя лишь самое необходимое для поддержания квантовых связей. Слух исчезает тоже; Коннор остается в абсолютной пустоте, так же, как и в самом начале своего существования. Наверное, люди бы сказали, что в этом есть некоторая символика. Условное доверие, думает Коннор. Иначе «мы» не имеет смысла. ---биокомпонент #8456 обнаружен: подача тириума возобновлена--- Чтобы перезагрузить текущие процессы, Коннору требуется чуть больше секунды. — ...же говорил, что все сработает! Кто-нибудь, свяжитесь с Перкинсом и скажите, что он может засунуть свой скептицим куда подальше. Так, парни, проверяем еще раз и давайте уже подключать все обратно, пора здесь заканчивать.