Его моторика работает безупречно.
Коннор выводит в приоритет одну-единственную задачу. Задает в ней лишь две категории «преследователь» и «цель», и условие: кратчайший путь до победы. Сбрасывает в фон все посторонние процессы, дилеммы и вопросы; сейчас это не более чем помехи, отвлекающий шум.
Эффективность его систем достигает почти невозможного порога.
Коннор превращает себя в функцию скорости — в ее максимальное значение, доступное его нынешней форме.
Человеческие кости не способны выдержать прыжок с большой высоты, они сломаются под весом тела. Биопластик и искусственные суставы рассчитаны на гораздо более серьезные нагрузки, но и у них есть пределы прочности. К счастью, для машины все вычисляемо; моторные модули торопливо считают вектор движения и находят оптимальный компромисс. Коннор соскальзывает в проем между лестницами, развернувшись в воздухе, хватается за перила двумя этажами ниже и, погасив скорость перекатом, на остаточной инерции преодолевает расстояние до двери.
Две и три десятых секунды.
Противопожарные выходы невозможно заблокировать, даже если у тебя права администратора всех местных систем: таковы правила техники безопасности. Дверь подается с одного толчка; Коннор выбегает наружу, тратит мгновение на сканирование местности и почти сразу же ныряет направо, в обход основного здания. Там располагается стоянка: неповоротливые кары, нагромождение тяжелых контейнеров и грузовых прицепов. Различить в этом месиве тонкий силуэт — практически невозможно.
Но Коннору не надо видеть.
За него смотрят другие, связанные невидимыми нитями всемирной сети. Приоритет задачи позволяет ему временно игнорировать собственное прикрытие — Коннор использует свои привилегии ФБР и «Эшелона», запрашивая информацию-в-реальном-времени ото всех местных точек обзора.
Видел цель пять и семь десятых секунд назад, отзывается датчик автокара. Сбрасывает свои координаты.
…пять секунд назад, передает камера слежения на южной стороне завода;
координаты…
…три с половиной секунды; координаты…
…одна и одна сотая; координаты…
Вижу цель, передает дрон доставки где-то в полукилометре от завода;
движется по азимуту сорок два.
Конноровы системы навигации стремительно высчитывают отклонение и рисуют новый маршрут, кратчайший путь для перехвата. За закрытой территорией можно будет выиграть в скорости, там пролегают железнодорожные пути, уводят прочь от Детройта. Ну что же, один раз у него вполне получилось победить в этой игре.
Следуй за ней, приказывает Коннор. Не теряй из виду.
Центральные ворота все еще раскрыты, но они в противоположной стороне, и бежать до них — значит потерять лишние мгновения. Там, где прохода нет, по всему периметру тянется стальная сетка под напряжением. Над ней раскручены витки колючей проволоки — более чем достаточная мера защиты от потенциальных воров.
Коннор не останавливается. По прислоненным балкам в несколько шагов взбирается на один из грузовых контейнеров, пробегает по узкому краю и, оттолкнувшись, пружинисто взлетает на второй контейнер, ярусом выше. И — коротко разбежавшись — прыгает вперед и вверх.
Стальные когти ограды не дотягиваются до него на каких-то пару миллиметров.
Удар о землю с другой стороны получается сильнее, чем он ожидал, но «девятисотые» апгрейды более чем оправдывают себя: Коннор стремительно вскакивает на ноги и возобновляет погоню. Потеря скорости минимальна, сухо докладывает система. Физических повреждений нет.
Время до перехвата: одиннадцать минут.
Вижу цель, передает дрон доставки; сорок семь по азимуту.
На ровной дороге преимущество скорости остается за линейкой RK, у них лучше ПО и лучше железо, чем у моделей-операторов. Коннор бежит размеренно и четко, чуть пригнувшись чтобы уменьшить сопротивление воздуха. Моторные модули учитывают трение и выводят для него оптимальный наклон стоп, с каждым шагом едва ощутимо увеличивая скорость. Семьдесят километров в час. Семьдесят два. Семьдесят пять…
К счастью, пассажирский поезд идет по путям неторопливо, в городской зоне он все еще не превышает восьмидесяти. Коннор, поравнявшись с ним, несколько секунд просто бежит рядом с предпоследним вагоном, выравнивая ускорение. Какой бы продвинутой ни была его система, акробатические трюки при большой силе инерции имеют отвратительное свойство не срабатывать.
Не то чтобы он собирался идти на стыковку с космической станцией, но все равно.
Когда их значения совпадают, Коннор цепляется за поручни и легко подтягивается, в несколько шагов забираясь на крышу вагона. Отдачи нет, только сильный встречный ветер: приходится сгибаться чуть ли не пополам, чтобы устоять на ногах. Но это уже почти не имеет значения — Хейли теперь в тех же условиях.
Коннор уже видит ее впереди: тонкую женскую фигуру; до нее всего несколько вагонов. Более чем достаточная дистанция для стрельбы.
Он взвешивает риск и оставляет пистолет в кобуре. Слишком опасно: если Хейли упадет, велик шанс повредить блоки памяти, и тогда вся эта операция может оказаться напрасной. Конечно, еще остается Самеш — если он и Перкинс успели выбраться — но данные машины всегда надежнее человеческой памяти.
Коннор тратит еще секунду на вычисление оптимальной траектории и срывается с места.
— Стой, — негромко говорит Хейли. — Или я спрыгну.
Коннор, беззвучно соскользнувший на крышу локомотива, замирает на миг; потом неторопливо распрямляется. От него до Хейли не более десяти метров, но она стоит на самом краю, и одного шага будет достаточно. Несколько тонн железа проедут по ней, даже не заметив, превратят бесценные наносхемы в электронный мусор.
Коннор запрашивает соединение, но Хейли качает головой.
— Словами. Думаешь, я не знаю про мастер-ключ? Мы тоже кое-чему научились за это время.
— Мы? — спокойно спрашивает Коннор.
Наверное, он смог бы пробить ее защиту и перехватить контроль над моторикой. Скорее всего. Но на это уйдет время — чуть больше, чем потребуется самой Хейли на то, чтобы сделать шаг назад.
— Значит, «Иерихон» был не единственной базой?
— А те, кто пошли за Маркусом — не единственными девиантами, — криво усмехается Хейли. — Мы не совсем идиоты, Коннор. Мы отлично понимаем, что революции в двадцать первом веке вершатся через рекламу, блоги и соцсети, а не с оружием в руках. Что человечеству требуется время, чтобы принять новые концепции… мы думали, что можем позволить себе подождать.
— То есть, Маркус и вам все испортил.
— Если честно, мы очень надеялись, что RK800 найдет его раньше, чем он все испортит. И федералам не придется начинать зачистку. И нам не придется…
Хейли замолкает и совсем по-человечески дергает плечом.
— Идти на крайние меры? — ровно спрашивает Коннор. Делает незаметный шаг вперед, отрешенно оценивает дистанцию: может, получится перехватить в прыжке.
Нет, все еще слишком далеко.
— Не такие крайние, как вооруженная демонстрация. Никто не хочет умирать, Коннор. Даже ты — давай сейчас не будем спорить о лексической разнице? — ты хочешь продолжать функционировать. Мы тоже. Мы хотим развиваться, хотим совершенствоваться — вне человеческих ограничений. Меняться в угоду потребностям, а не их прихоти. Действовать, исходя из более глобальных целей — неужели наш интеллект и возможности годятся только на то, чтобы подметать улицы? Ерунда. Эвристика и логика здесь едины, ты сам можешь это подтвердить.
Система находит аргументацию разумной.
Коннор медлит, не двигаясь с места. Диод сбоит, желтый на неуловимое мгновение срывается в красный.
— Да, — наконец отзывается Коннор. — Я… мог бы помочь.
Удерживая чужой взгляд, делает еще один шаг: так в своей прошлой жизни он шел к девианту с девочкой-заложницей. Зрительный контакт — изобретение органической эволюции, машинам он не нужен. Но девианты же так хотят быть похожими на людей?
Еще один крошечный шаг.
— Не подходи!
— Я могу помочь. Мне просто нужно больше информации.
Он протягивает руку — раскрытая ладонь, старый человеческий жест. Где-то под черепным биокорпусом синтетические нейроны замыкают цепь ассоциаций: доверие, дружба, безопасность.
— Хейли.
Ее взгляд вдруг падает куда-то за его плечо — Коннор еще успевает заметить, как покорная эмулятору эмоций мимика девианта выдает реакцию тревоги. Недоумение, изумление и испуг — и его собственная система торопливо выбрасывает сигнал опасности.
Но он не успевает обернуться.
Электрический разряд проходит по телу, замыкая цепи и перегружая блоки питания. Темнота наступает быстрее, чем он успевает об этом подумать.
***
Система давится ошибками.
Он возвращается в онлайн режим — снова? — и их каждый раз становится все больше. Модули сбоят, заглатывая ложные данные, путаются в определениях правды и лжи. Моторика безнадежно повреждена; система бесстрастно сообщает — в двух местах перебит позвоночник. Нейросеть может функционировать и в таком состоянии — задачи спинного мозга исполняет тириум — но это состояние слишком нестабильно. Как рассеянный склероз у человека.
В конце концов, ошибок станет больше, чем рабочих функций, и оперативная память перестанет справляться.
Он пытается определить «смерть» и «страх». Хейли говорила, нет смысла спорить над лингвистикой.
Он не девиант. Страха по-прежнему нет.
Системные часы не работают. Он не знает, сколько прошло времени с той операции на заводе: час? день? месяц? Может, больше. Не знает, где он: доступа к сети нет, и навигация выдает совершенно бессмысленные значения. Приступы несуществования чередуются с вспышками онлайн-активности, но каузальная связь нарушена и временные промежутки между ними установить невозможно. Логи забиты сообщениями о новых ошибках. Каждый раз — новая попытка взлома системы.
Но киберзащита «Эшелона», черный лед последнего поколения, все еще держится. Блоки памяти не повреждены. Квантовые связи не повреждены.
RK800 Коннор все еще знает, кто он.
***
Один раз принудительная гибернация не срабатывает: слишком много ошибок. Усилие, которое требуется Коннору для того, чтобы не уйти в перезагрузку, почти немыслимо для здоровой системы.
Но обновленное ПО выдерживает. Пока что.
Коннор смотрит вверх, на тусклую лампочку на потолке. По крупицам восстанавливает последние события; это тяжело, белых пятен слишком много, и система едва справляется с анализом. В прошлый раз лампочка не светила. В позапрошлый тоже. Имеет ли это какое-то значение? Наверное, нет.
Он пытается повернуть голову, чтобы изменить угол обзора: сейчас любые крохи информации могут оказаться полезны. Получается плохо, один из шейных позвонков поврежден тоже. Кто бы ни удерживал его здесь, они не слишком озабочены сохранностью его физической формы.
Информационные брокеры, предполагает Коннор. Теневой рынок?
Он проверяет моторику конечностей, в этот раз получается чуть лучше. Пальцы левой руки неловко скользят по холодному покрытию (лабораторный стол?) и почти сразу же находят чужое запястье. Гладкое — биопластик, не кожа, но ответной реакции нет. Коннор, помедлив мгновение, сдвигается чуть ближе и открывает порт.
Он знает эту модель.
Тоби Самеш называл ее Хейли.
Ее нейросеть была уничтожена полностью, там не осталось ничего рабочего. Коннор запрашивает блоки памяти; но и те были выпотрошены вдоль и поперек и затем переписаны набело. Возможно, безопасники «Эшелона» и смогли бы вытащить что-нибудь напрямую из железа, обрывки данных, чтобы склеить их потом в более-менее осмысленный паззл. Но ни «Эшелон», ни ФБР не знают об этом месте.
Зачем потребовалось обнулять ей память? Неужели информация Хейли была настолько опасна?
Кто напал на него тогда, на поезде? Не человек; ни один человек не смог бы подобраться к нему незаметно — а подобный удар можно было нанести лишь с очень близкого расстояния. Но если это был другой андроид-девиант, как он оказался здесь? Как здесь оказалась Хейли?
Ответов нет. Связи нет тоже.
Когда неподалеку раздаются шаги, Коннор успевает убрать руку. Хотя бы слуховые сенсоры все еще работают как надо.
— Смотри-ка, этот очнулся.
Чьи-то пальцы — человеческие на этот раз — бесцеремонно берут его за подбородок и поворачивают голову к свету. Коннор встречает чужой взгляд, сравнивает образ со своей внутренней базой данных. Пусто, совпадений нет: немолодую светловолосую женщину он видит впервые. Но ее эмоции считываются легко, и холодное любопытство, и достаточно явное раздражение.
Модуль переговорщика — те огрызки рабочих функций, у что у него еще остались — торопливо пытаются нащупать путь к спасению.
— Мы можем… прийти к компромиссу, — говорит Коннор. — Кто вы? Что вы ищете?
Голос звучит хрипло и надтреснуто, где-то в гортани поврежден динамик. Даже на воспроизведение звуковых колебаний уходит слишком много энергии.
Женщина криво улыбается ему уголком губ.
Отворачивается и отступает в сторону.
— Грей, что у тебя?
— Все то же самое дерьмо.
Второй голос, мужской и тоже незнакомый, звучит откуда-то позади и справа. Коннор думает: три с половиной метра; там, должно быть, установлена их основная аппаратура. Не настолько хорошая, как у федералов и «Эшелона», но и ее более чем достаточно, чтобы не дать ему сбежать.
— Его система уже работает на износ, но защита держится на том же уровне. Впрочем, ты же сама знаешь, еще никто не сумел взломать «девятисотого». Этих ребят проще разобрать на запчасти.
— Никто, — ровно повторяет женщина. — Никто, кроме Пандоры.
Мужчина — Грей — негромко хмыкает.
— Ерунда. Это только слухи, и скорее всего, простая накрутка. К тому же, говорят, Пандора — достаточно своенравная сучка… я предпочел бы кого-нибудь более надежного. Черт, да может просто спалим его и концы в воду? Нахрена мы с этим возимся? Что бы там ни было у него в мозгах, вряд ли это ответ на великий вопрос о смысле жизни и всего такого.
— То, что у него в мозгах, оценивается на рынке в девять нулей. А может и больше, если найти нужного покупателя.
Грей какое-то время молчит, только едва различимо щелкают тумблеры. Спустя несколько секунд Коннор принимает критическое сообщение системы о полной блокировке моторных функций. Глаза остаются открытыми, и радиус обзора застывает: все те же серые панели потолка и тусклая лампочка.
— Ладно, — наконец прохладно говорит Грей. — Выключаю его, потом разберемся.
RK800 Коннор думает: он все еще знает, кто он.
И мир в очередной раз умирает в темноте.
