Птархи. Часть вторая: Пути космоса

Местные разновидности панцирных членистоногих, отдаленно смахивающие на давно вымерших земных трилобитов, были вполне питательными даже в сыром виде и чем-то напоминали Тони по вкусу смесь устриц с куриным мясом в соленом остром соусе. Аоду, находясь на этой планете не один десяток лет, выучил ее вдоль и поперек. И на вопрос Антони, почему не попытался бежать на одном из кораблей, смущенно повесил голову, опуская побитым щенком изящные ушные веера. «Я не воин как брат, не так силен и не победим физической мощью. В детстве так совсем был слаб и беззащитен, мне повезло в том, что кровь моего отца Аори редка и меня не подвергли выбраковке. Хотя птиархи долго решали оставить меня моему брату в пару или выслать в долину Молодых, поставив позорное клеймо», — Аоду тяжело вздохнул. Человек чувствовал, как равномерно работают мощные легкие чернокрылого птарха, а немного позже дах уткнулся стыдливо в грудь Тони, ища поддержки. «Знаешь, Антони, хоть регенерация у дахов мощная, но отнюдь не все и не всегда залечивается... Особенно, если раны нанесены химическими ядовитыми реагентами уору. И меня всегда врачевание интересовало сильнее, чем возможность и умение убивать все и вся. Отцы считали, что я недальновидный и глупый, ведь это удел птиархов — женщин, а не мужчин, хотя, конечно, безумно любили нас обоих на равных. И только Адаху всегда в меня верил и защищал». Они вновь возлежали в своем дупле и переваривали сытый обед. Шиязу в эфир не выходил и вообще в их пространстве даже близко не появлялся. Тони нежно оглаживал лоснящиеся в ярких лучах черные перья, переливающиеся синевой, что под красными всполохами неба переходила в темно-лиловый. Перед обедом они выкупались в ближайшей заводи, и только после того, как Аоду его вновь всего вылизал, человеку разрешили вкусить местных членистоногих деликатесов. Некоторые из них, лишившись части ног и тел, бойко расползались от не доевших насытившихся хищников. И, как знающий, птарх поведал Тони, что конечности, как и оторванные сегменты брюшек, отрастут у местных созданий вновь, так что не сильно нужно за них переживать. Конечно, то, что перебирало членистыми лапками на манер земных жуков и тараканов, поначалу аппетита у человека не вызывало. Но дах, лихо распотрошив парочку, вывернув внутреннее содержимое наизнанку, так что конвульсивно дергающиеся конечности были не столь уже страшны, как поначалу, да и свежие побеги, что шли к мясу вприкуску, похожие на молодые спиральные листья папоротников, оказались медовыми на вкус, с небольшой горчинкой. «Так что, я наблюдал со стороны за их рынком в полном одиночестве, ни помочь несчастным, ни сбежать, захватив корабль, просто не мог. Я не разбираюсь настолько в технике, как мои отцы, даже если бы я оглушил их своей сканирующей волной, что бы я сделал бы с ними дальше? Кроме редких дахов тут еще содержали пару знакомых разумных рас. Но они были к нам всегда враждебны, я точно это знал по памяти рода. Так что, выпускать их и кооперироваться не было никакого толка. Птархов, если и привозили, то под усиленной охраной и долго не держали. Практически сразу находили покупателей. Последний, которого ты спас, солнцекрылый... — Аоду тяжело вздохнул. — Я его запомнил, он тут провел дольше других. Но спасать его было нельзя. Мальчишка оказался серьезно ранен, и без подпитки системы при извлечении того из куба я обрек бы его на длительные мучения и в конечном итоге истощение и смерть. Никакая супер регенерация дахов не помогла бы ему в конечном итоге при таких повреждениях. Время сыграло злую шутку, а потом, когда состояние более или менее стабилизировалось, за ним прилетел целый людской флот». Монолог Аоду Антони прерывать не стал, под него хорошо думалось и о своем, и об их общем. И чем дальше человек присматривался к брату Адаху, тем сильнее к нему привязывался. Аоду оказался каким-то больно домашним, уютным и мягким. Не без гонора конечно, но все же, как правильно тогда говорил Адаху — ведомым, а не ведущим. Он в конечном счете принял человека старшим, хоть поначалу и сильно упирался, но после близости, как правильно им поднасрал Шиязу, все стало само собой на свои места. Поэтому, об Антони усиленно потирались в любую свободную минуту и громко урчали от удовольствия. «Ты пахнешь братом и отцом, так хорошо, так надежно», — объяснял свою резкую смену в отношении Антони Аоду, и человек не мог укорять чернокрылого птарха, который истосковался по столь желанному обществу родных и близких. Он и сам под боком сумеречнокрылого чувствовал себя так, словно с ними рядом находится надежный Адаху, только протяни руку и обернись. В принципе, из рассказа Аоду складывалось, что, когда на хозяев рынка напали другие пираты, они почему-то сдуру решили спереть именно черного птарха, на рынке тогда такая масть была редкость, и о ее особенностях, в том числе боевых, никто толком ничего не знал. Пираты выпустили из бокса Аоду усыпляющий жидкий газ, это был замечательный шанс, сумеречнокрылый долбанул их усиленной волной и скрылся в местных джунглях. Со слов Аоду, его искали несколько местных суток, но так как часть пиратов все же умудрилась удрать на кораблях, посчитали, что товар ушел с ворами. «Ты искал местные врата-вход в лабиринт уору? Или ты о таком не знаешь?» — прервал его Антони, рассматривая наиболее реальные возможности покинуть эту планету, параллельно пропуская антрацитовые перья, искрящиеся синевой, сквозь ласковые пальцы. «Конечно знаю, более того, я его нашел практически сразу». А вот это было однозначно ненормально, Тони даже немного отодвинулся от птарха, дабы посмотреть тому в задумчивый лик. «Так почему не ушел? Неужели торчать тут под боком у работорговцев великое благо?» Все-таки, наверное, люди и дахи никогда не поймут друг друга, как бы ни старались и какие усилия бы ни прилагали. «Я бы ушел сразу, если бы смог это сделать, — ответ был практически безэмоциональным и ровным. — Проход запечатан, причем, давно и явно не уору». «А вот с этого места пожалуйста поподробнее! — к ним в дупло заглянула наглая морда Шиязу, заинтересованно свесившись вниз. — И да, парни, я за вами не подглядывал. Незачем было, вы всю менталку забили страстным воем и криками на десятки миль вокруг, так что я только прибыл, как только у вас чуть поутихло». Тони, конечно, хотел высказать все, что накипело у него на душе, но ящер легким щелчком снял блокировку его скафандра, более того, подобный браслет перекинул и Аоду, видно разжился, стряся гаджет у своей официальной пары. Птарх, тут же надев, активировал его сам, давая тем самым понять, что знаком с данной системой умных скинов. «А что говорить, я сам лицезрел, как уору пытались вновь открыть заблокированный кем-то вход, бились не один местный год, а потом просто кинули это гиблое дело». «Ты видел лайнер, что оставил на месте их станции шлак и стекло?» «Да, это были сами боги...» «А дело, ребятки, тухлое, похоже мы зря отпустили наш позаимствованный корабль, — почесал свой гребень ушлый ящер. — Тут странные помехи везде, я не могу пробиться с планеты и подать шифровку своим. Вход в лабиринт я тоже нашел, вернее то, что от него осталось. И знаете, зверятки, я впервые вижу, чтобы кто-то настолько филигранно схлопывал червоточины выходов, при этом не стирая в порошок полностью всю планету. Не знаю, что на счет богинь и богов, но, как минимум, тут однозначно отметились одни из предтеч, и сомнению это, увы, не подлежит». Шиязу отловил еще не совсем уползший от огромного древовидного папоротника выживший обед нашей парочки, доел, не задумываясь и даже не обращая внимание на слабое сопротивление еды, угрожающие щелчки и попискивания в адрес проголодавшегося ящера. «А что, недурственно? Эй, Антони, не сблевани, новую порцию этих панцирных ловить некогда, надо идти к вратам и попытаться нарыть там хоть какую-нибудь информацию, и мне моих сенсоров в данном случае мало. Там есть рядом обугленные, но пережившие схлопывание врат деревья. Так что, дорогой ты мой птарх, без твоих знаний и умений мне вот точно в данном случае не обойтись». *** Столбы стояли, но были противоестественным образом искривлены, как будто их в один момент сделали мягкими словно пластилин, закрутили по оси в разные стороны странным серпантином, вытянули в разбег наподобие рогов экзотического зверя, даже внешне показывая неизбежность непригодности. Антони оставался на парящем над спекшимся песком скутере, пока эти двое словно принюхивались к пространству вокруг врат, сканируя его вдоль и поперек. Аоду бесконечно посылал скан-волны, приоткрыв рот и подняв широкий воротник, Шиязу не отставал от него, выпустив пучок третьего глаза. «Их не просто схлопнули, тут изменили саму основу материи, — Аоду отошел от испепеленных частично деревьев. — Самое интересное то, что наполовину покорёженные растения теперь вообще неизвестно что, но при этом та часть, что не пострадала, продолжает как ни в чем не бывало жить и расти». «Думаешь, дело совсем не выгорит?» — Шиязу и самому не нравилось то, что показывали его чувствительные сенсоры. «Ну, разве что посигналить тем, кто это сотворил, но вот как?» — дах дошел до пустоты между трансформированными столбами, но проходить сквозь них не стал, словно запрет какой почувствовал или еще что на своей перьевой шкуре. «Между ними ничего нет, поэтому лучше туда не соваться», — предупредил птарха въедливый ящер. «Что тебя так пугает, Шиязу?» — в их диалог вклинился Тони, торчать на скутере, на котором его сюда довез милостиво ящер, стало скучно. «Ничего. Именно это и пугает, я не знаю, как этот неизвестный кусок нечто действовал на зараху. Но живым существам туда лучше не соваться». «Согласен. Я видел, что на уору это никак по первости не влияло. Но потом некоторых срочно увезли на их припаркованный в отдалении корабль. Они... как бы это сказать, хм-м-м, словно ломались через какой-то промежуток времени». «Значит, надо как-то по-маячить тому, кто это все устроил», — заключил безрадостно человек, и, судя по тому, как ящер и дах на него убийственно посмотрели, как на последнего идиота, сие мероприятие их явно не вдохновляло. Дах попытался запустить целенаправленным пучком сканирующей волны между исковерканными столбами, хамелеон попробовал послать свои, даже сделали несколько раз совместную попытку, переплетая энергетику друг друга. Но все было как-то не так и не этак. «Может, они вообще никуда не доходят?» — переспросил старающихся Антони. «Да нет, волны ушли с этой планеты, но вот куда и главное дошли ли до получателя — это отдельный вопрос», — Аоду устало отошел от врат, и наши путешественники решили разбить свой ночлег невдалеке от них на небольшой возвышенности. Врата с нее просматривались идеально, да и тут растения не подверглись чужеродному воздействию, росли кустисто и развесисто. Костер запалили не боясь, по всему выходило, что после трагедии планета перестала вообще интересовать как уору, так и связанных с их теневым бизнесом других работорговцев. «Думаю, они перенесли торговую точку на иную планету. Теперь понятно, почему те, кто забрасывал нас сюда, сопротивлялись воздействию. И хотя информации у них в голове о уничтожении данной базы я и не нашел, но ее явно кто-то стер или поставил блок, чтобы они сюда самовольно не возвращались». «Но вас же забросили сюда, разве не так?» — не понял домыслы ящера дах. «Ну, мне пришлось сильно попотеть, чтобы внушить им столь трудоемкий и опрометчивый поступок. И потом, я наложил свою левую кратковременную программу. Как только она испарится через какое-то время, чужой блок, что поставили до меня, всплывет на свое законное место, — Шиязу вздохнул, а после продолжил: — Я не зря их не стал держать тут на орбите. Если бы моя программа и старая столкнулись бы при таком стрессовом воздействии — последствия налетели бы непредсказуемыми волнами». «Предлагаешь отдохнуть и с утра снова долбиться в неизвестные двери?» — скривился человек утопическим перспективам. «Предлагаю испробовать все способы, а пока, вы как хотите, а я спать», — ящер ушел на другую сторону костра и демонстративно отвернулся от застывшей парочки спиной. Антони тоже намеривался пристроиться подремать, но в планы Аоду это явно не входило. Его тут же пригребли поближе и, умело дезактивировав скафандр, накрыли обнаженное человеческое тело черным крылом. Мурчание даха усилилось, превращаясь в бесконечное тарахтение, такое знакомое и успокаивающее. «Тут, вообще-то, Шиязу под боком», — попробовал тормознуть Тони откровенные приставания птарха. «И что? Вы вообще разные виды, так в чем проблема?» — член даха во всю уже щупал бедро Антони, пробираясь в сторону промежности, нагло пощипывая кожу раздвоенной головкой. «Ну...» — начал было человек, как его настырно перебил тут же птарх: «Ты сам сказал — на равных и что хочешь отдаться мне. Или передумал?» В последнем вопросе чувствовалось напряжение и недопонимание. Аоду приблизил лик к Антони и тот, приоткрыв губы, дал даху проникнуть туда горячим языком, чуть посасывая в ответ и даря на ментальном фоне приятные волны ощущений крылатого. Птарх мыркнул на особо высокой октаве, языком выскользнув из рта человека, и заскользил вниз по телу, обласкивая все подряд. «Думаешь, крыло вот прикрывает вас от моих глаз?» — съехидничал Шиязу, он нагло расположился за костром теперь уже к ним лицом и, выпустив демонстративно оба члена, во всю надрачивал их, наслаждаясь той развратной картиной, что разворачивалась перед его глазами. «Ящер, не суй свой нос! — предупредил Аоду. — А то долбану по полной». «Хм-м-м, Адаху в этом плане менее заморачивается. Тем более для птархов, как я понимаю, публичный секс — норма». «Норма, не спорю. Вообще-то, хоть задрочись, мне все равно, но только молча», — выдали в ответ, скользя дальше языком и убирая закрывающие обзор крылья. Ящер оценил сей жест, хмыкнул из разряда «договорились», продолжая ублажать себя, параллельно сетуя, что из-за чертового измененного поля рядом с искореженными вратами он совершенно не чувствует свою половину. Антони перевернули на четвереньки и заставили выпятить задницу пошло назад. Сколько ни было перерыва, но его тело помнило, что такое секс с крылатыми сфинксами. Анус раскрылся, как только язык прошелся по ложбине между ягодиц, цепляя его. И как только доступ был получен, погрузился глубоко внутрь, увлажняя и распаляя, подтрахивая, заставляя желать большего. Антони по-блядски, охнув, прогнулся сильнее, массирование внутри него усилилось, язык даха проминал умело и уверенно, и когда человек уже ничего не соображал... его заменил более мощный гибкий член. Плавное проникновение... Аоду не вытерпел, в экстазе снова расправил крылья, он навалился сверху, распластывая человека основательно под собой. Задние лапы выпустили смертоносные когти, что впились намертво в грунт, хвост, мотыляясь из стороны в сторону, выпрямился, задрожав. «О, да-а-а-а-а! Как же давно я никого не трахал», — прохрипел в экстазе на всю ментальность дах, замирая в Антони и давая человеку привыкнуть к наполненности кишечника, а после плавно откатывая и неумолимо затем напирая, полностью натягивая предложенную ему задницу до упора. Антони, охнув, попытался подстроиться под Аоду, но тот ему не дал, ломая ритм, усиливая натиск, жадно облизывая вспотевшую шею человека и его раскрасневшиеся уши. Тони отжался от мягкой травы и невменяемым взором уставился в пламя огня. Оно поднялось слишком высоко, словно марево стены из жара. Вот за ней виднеется неотступно следящий за ним Шиязу, его руки скользят по двум древкам чуть изогнутых, близко посаженных членов, а раздвоенный язык очерчивает тонки губы ящера, словно тот хочет пить. Картина пошла рябью, распалась, словно оплыла воском свечи, и Антони вдруг увидел на месте Шиязу распластанного под черным дахом другого лунокрылого. Вначале ему показалось, что огонь, словно зеркальная линза, проецирует их с Аоду соитие, но на его месте почему-то оказался Адаху. В грудине заныло, завибрировало... прошлось по всему скелету двумя волнами, одна отдалась в районе челюстей. Заныли усиленно зубы, словно их всех Антони выбили одним махом, обнажая кровоточащие пустые десна. Вторая вдоль позвоночника докатилась до копчика, зазуделась так, что Тони перестал чувствовать мощный член даха, что во всю полировал его изнутри. И когда Антони, скрипя зубами от боли, выдавил про себя: «Что за... нах?» Ему сразу перепало от Шиязу: «Понятия не имею, но продолжайте, вы, сами того не подозревая, установили связь с другой вам родственной парой». «Я вижу перед собой Адаху и Аоду. Какая, к черту, пара?» — возмутился из последних сил человек, как боль немного притупилась и чувствительность организма волной вернулась на место. Он снова ощущал, как его размеренно трахают, умело и до безобразия желанно. Возбуждение вновь вырвалось на свободу и, ринувшись вверх, раскрылось, накрывая совокупляющие пары совместным оргазмом. И Аоду, рыкнув над Антони, его поправил: «Ты не прав, тот, кто берет сзади Адаху, никто иной как мой биологический отец Аору». Линза огня, словно зеркало марева, продолжала висеть перед ними. «Что ж, проход установлен. Не спрашивайте как и насколько долго, но это точно проход и он питается теми искореженными в нашем понимании вратами», — Шиязу, забив на секс, выпустил сенсоры третьего глаза и теперь сканировал то, что возникло перед ним. Было видно, как с той стороны тоже недоумевают. Адаху что-то пытался отщелкать, но без толку, кроме жестов ничего не возможно было передать. Но даже их хватило, чтобы договориться об одновременном вхождении в новые врата. Сзади проецирующих огнем знакомых лиц маячили испуганные подчиненные Шиязу, и, как пояснил последний, другой конец портала их связал с внутренним пространством личного корабля пиратов. «Я все понимаю, но натянули скафандры и пошли!» — ящер не дал им даже передохнуть после секса и, оседлав свой скутер, дождался, пока Антони не угнездит только что оттраханную задницу в аккурат за ним. Залазить на спину черного птарха он пока даже не думал. Не было удерживающей юбки, да и как к этому предложению отнесется Аоду, он, честно говоря, не знал. Когда все было готово, в огненное зеркало первым вошел Аоду, со стороны казалось, что два идентичных изображения чернокрылого даха слилось воедино. А дальше Шиязу нырнул в отражение своей половины, а Антони буквально растворился в двух Адаху и Хариме. Последние решили войти в новообретенный портал одновременно, рассчитывая на то, что никто не останется позади. Если Тони думал, что он тут же попадет в объятия своего несравненного лунокрылого даха, он ошибался. Перед нашими путешественниками был снова мерцающий, пульсирующий бесконечностью тоннель, в котором они зависли без какой-либо опоры ровно посередине. Шиязу вырубил тягу скутера, но тот все равно продолжало нести вперед, Аоду чуть распустил крылья для устойчивости, но не перебирал лапами, впрочем, даже это не смогло его остановить. Чья-то неутомимая сила и воля тащила их сама по себе. И если в прошлых лабиринтах пульсирующие стенки едва отталкивали от себя материю, что было не столь заметно и пугающе, то тут все походило на какой-то сверхскоростной полет через трубу по неизвестной траектории, так как их группу при продвижении вперед неспешно раскручивало по спирали. «Я не понял, где же они?» — Тони решил сформулировать свое недоумение, он практически не чувствовал ввинчивающейся траектории, прямая тяга вперед ее перекрывала по ощущениям. «Где-то там впереди... и надеюсь, мы их все же встретим, когда долетим до конца этого чертового прокола, — как мог, подбодрил его Шиязу, хотя то, что ящер нервничает, читалось и без сформулированных мыслей. — Тем более такое устройство прохода в пространстве я вижу и ощущаю впервые». И когда человек недоуменно переспросил у ящера «В чем их необыкновенность?», ему тут же ответил дах: «Приблизься немного к пульсирующим стенам грота, на сколько тебе позволят, и ты поймешь сам. Оно живое». Так Антони и сделал, чуть свешиваясь в сторону с гравискутера. Ощущения были не из приятных, словно поверхность стены состояла из бесконечного количества не то пластинок, не то слоев текучей конфигурации, что перекрывали друг друга, расходились странными орнаментами неустойчивых голограмм. Тот лабиринт, по которому он путешествовал с хамелеоном ранее, был совершенно иным. «Ага, это как сравнивать породу пещеры с материалом супербыстрого космического лайнера последнего слова техники. Я даже не могу предположить, не то чтобы познать, из чего состоит все это, похожее на голую матрицу световых волн, но в то же время она осязаема и словно живая. Мои сенсоры так же подтверждают, что это живой организм, хотя мозг отказывается анализировать полученный вал чужеродной информации. Так что, не будем загадывать, что ждет нас впереди», — вклинился в их разговор ящер, убирая чувствительный лобовой сканирующий веер вглубь головы. Гадать все равно было тщетно, стенки продолжали свою пульсирующую странную навязанную им игру, и наши путешественники чувствовали, что их неумолимо тянет вперед, туда, где скрыта истина неизвестности. *** Стены тоннеля вибрировали все сильнее и сильнее, перед глазами путников зигзаги, точки, линии переливались в странные несущиеся вперед, словно опережая их, рисунки. И каждый чувствовал на своем уровне, что скорость полета постепенно по этой бесконечной трубе неукротимо возрастает. Не было ни одного ответвления на их разворачивающемся перед взором пути, словно данный прокол был создан здесь и сейчас и только для них. Когда мельтешение орнамента слилось в нечто аморфное тускло светящееся, все они словно почувствовали на глубинном уровне сознания толчок и практически сразу за ним другой. Антони воспринял это словно ему вломили по ушам, дах заскулил, прижимая плотно к шее воротник, ящер, матерясь, схватился за голову, из прорези третьего глаза обильно потекло. Но торможение уже началось и через какое-то время их осторожно на гребне волны вынесло в огромное, залитое ярким светом пространство, а после мощная сила мягко отошла назад. Свет матовостью обступал со всех сторон, омывая их измученные после туннеля органы чувств, дальнейшее продвижение остановилось, этим ненормальным полетом их явно привело к концу пути и прибило потоком к основанию огромной статуи. «Эй!» — кто-то прокричал сверху. И наши путники, запрокинув головы, узрели там наверху вверх тормашками, словно приклеенных к потолку огромного грота мухами, трех дахов и вторую половину ящера Шиязу. «Какого... ящера вы ползаете по потолку как гекконы?» — начал было зелено-желтый Шиязу. «Это вы ползаете, а мы вполне стоим нормально, во всяком случае, наш пол у нас внизу под лапами», — ответила с не меньшей претензией ему бирюзовая часть. «А если ты доползешь ко мне по стене?» — предложила зелено-желтая. «Сначала найди тут ту стену, прыгать же не выходит ни у меня, ни у них, впрочем, летать тоже», — ответили с горечью сожаления. Аоду показательно попытался взлететь вверх, а к нему с потолка ринулся ответно Адаху, но фокус не удался. Их тут же опрокинуло обратно, знатно приложив к своим незыблемым опорам, разметав конечности. «Мы как в слоеном пироге, у вас своя параллельная сторона, у нас другая...» — начал было зелено-золотой Шиязу, как вдруг пространство задрожало и то, что они посчитали незыблемой огромной статуей, стало оживать, просыпаясь от вековечного сна. Монолит пошел перед ними похожей рябью, как стены колодца, что принес сюда обе группы с разных сторон вселенной, обозначились руки, плечи, голова с неземным совершенным, показавшемся Антони отмороженным, но вполне человеческим ликом. Их всех окатило холодной прошивающей волной, кто бы ни был перед ними, но он явно очнулся, потягиваясь... Кожа огромного существа засветилась ровным белым излучением. Стало больно смотреть на это свечение, но вот на проявившемся лице открылись миндалевидные очи, и лучи, что скрывались под веками, прошили каждого из них. Всем одновременно показалось, что изучают именно его, и не просто считывают информацию, а буквально разбирают на атомы, чтобы потом сложить на место в должном новом порядке и милостиво отступить. «Приветствую, дети». Это услышал каждый на своем родном языке, воздействие огромного божества смягчилось и даже приятно обволокло. Антони почувствовал, что вот он конец пути — начало всех начал, и здесь его любят и всегда ждут. Больше не надо никуда спешить или что-то доказывать, словно он оказался в родном доме, окруженный любовью и лаской. «Великий, мы не хотели нарушать твой покой, — первым пришел в себя бирюзовый Шиязу. — Наша раса давно уже не слышала о вас, могучих алаигирах. И мы не хотели мешать вашему бытию...» «О чем ты, дитя? И хотя я не твой прародитель и предтеча, ты такой же ребенок, что посетил меня своим почтением. Я весьма удивлен, что вы смогли пройти по тому пути, что пока вам не предназначен. Но стечение обстоятельств, даже то, что ты предстал передо мной в раздвоенной ипостаси, сыграло в пользу вас. Ты, дитя саламандр, стал хорошим резонатором и усилителем». Алаигир перевел свое внимание на замерших дахов: «Вы, мои крылатые дети, дали мощную энергию, что напитала все пространство, разбудив меня, а ты... бескрылое мое дитя, — теперь уже прошили Антони. — Связал оба потока воедино и открыл двойной портал». «Я? — неуверенно переспросил Тони. — Это невозможно, я не Бог и не обладаю такой силой». «Так и я тоже не Бог, сейчас я вообще выполняю простую роль привратника, что пропускает повзрослевшие расы дальше в более сложную по устройству вселенную. Но вы все не готовы к этому, так что для вас этот путь пока закрыт». «Это конец?» — неуверенно переспросил Адаху. «Нет, это только начало, мое крылатое дитя. Все вы повернитесь ко мне спинами и что вы увидите?» Пришедшие неуверенно развернулись и узрели в белесой матовости обступившего их тумана большой эллипсовидный светящийся выход, в который они могли бы зайти независимо друг от друга, каждый по своей тянущейся в него поверхности. «Но... — Антони болезненно обернулся на замершего и внимательно смотрящего на них алаигира. — Почему?» В этом вопросе переплелось все: и обида забытых детей, и непонимание отказа перекрытого сейчас пути, и устройство вселенной, и он сам, как часть ее, и даже зараху, дахи вместе с хамелеонами. «А ты, мое бескрылое дитя, легких путей не ищешь? Но я расскажу все, что ты сможешь воспринять на данный момент и осознать». Дахи снова развернулись к своему предтече, подняв воротники, и даже оба Шиязу выпустили сканирующие органы изо лбов, ожидая вникать. «У каждого народа наступает время, когда они становятся предтечами. Так было и с саламандрами, так стало и с нами, алаигирами. И когда наступает понимание, что развитие дальше в этой вселенной невозможно, мы покидаем ее, но перед этим даем искру следующих за нами дочерним цивилизациям — детей. Вкладывая частицу себя в каждую и заселяя их в разных сторонах вселенной. Пространство и преодоление его, и главный противник любого разумного существа — время. Это не только испытание, но и экзамен на самостоятельность и возможность шагнуть на новый уровень витка эволюции». Предтеча глаголил, разжёвывал доступными понятиями, поддерживал, одобрял, вселял надежду. Выходило так, что все родственные дети между собой испытывают на определённом этапе развития неосознанную тягу друг к другу и, объединяясь в союзы, идут дальше. «Так было с хамелеонами, ведь они не всегда имели столь сложную систему зачатия, и когда-то семеро включали в себя четырех и трех. Так получилось и с тобой, бескрылое дитя, — алаигир вновь потянулся, и из его плеч выросли несколько энергетических световых потоков, что, ударив столбами ослепительного света вверх, за несколько мгновений превратились в огромные сверкающие крылья. — Эх... долго я тут был без движения, как Боги проводили нас в другую вселенную, более никто не приходил». «Но если вы не Боги, то кто они такие есть?» — Шиязу, помянув святую семерку крепким словцом, прервал рассуждения предтечи. То-то ему вечно казалось, что дирижёр и принимающий явно из другого мира, всегда непонятные, словно чужие. Но когда произошло их слияние в единую расу никто уже из хамелеонов не помнил. Алаигир, прослушав внимательно поток путающегося сознания ящера, ответил: «Те, кто создал саму основу вселенной, ее устроители, что когда-то развернули ее в прошлом пространстве, засветили первые звезды, сплетая их в галактики, и заселили первыми разумными расами. Именно они дают то, что не могут создать предтечи — души. И именно им подвластны законы созданных ими миров, в каждом из которых свои боги». «Это что же получается, мы объединившись с дахами, станем как вы?» — нервно перебил его Антони. «Нельзя войти в поток времени дважды, не только вы были нашими детьми. Алаигиры, как нас запомнили и называли рептилоиды, посеяли куда больше цивилизаций. Все они различны между собой, но несут частично нашу ДНК, и перекрываются по ней друг с другом. Куда пойдут вместе дахи и люди известно только богам, мы же, прародители, не можем предугадать последствия и ход вашей эволюции. Мы в состоянии лишь только сказать, что он будет совершенно иным, нежели наш», — алаигир отвечал вкрадчиво, словно капризному ребенку, стараясь успокоить и ободрить. «Откуда вы об этом знаете?» — но вот эффект почему-то у Тони оказался обратным. «Мы не первые предшественники, и у нас были свои предтечи, а у тех свои...» «Хорошо, допустим, мы уже прошли ступень объединения, люди и дахи только начали этот этап. Меня же волнует другой вопрос — зараху, какого хрена вы не можете отозвать своих чертовых андроидов и упокоить их одним махом?» Алаигир, поведя крыльями, сложил их за широкой спиной, превращая в плотный струящийся плащ. Было видно, что он, несмотря ни на что, очень доволен данной встречей: «Потому что они перестали быть нашими машинами». «Как это?» — перебил их Адаху. «Мы создали зарахов на определённом витке своей цивилизации с одной лишь целью обслуживать лабиринт переноса. Первоначальная конструкция была слишком допотопной, громоздкой и нуждающейся в постоянном контроле. После, когда мы шагнули вперед и создали более совершенные системы перемещения, нужда в зарахах отпала. Но... К этому времени те, развившись, получили души от Богов и перешли в ранг из простых автоматов-прислужников в наших детей. Таких же, как дахи или люди, в них тоже есть наша ДНК и они частично состояли из живой материи. Мы не имели права их уничтожать, да и Боги, придя к нам, настоятельно попросили перейти в другую параллельную вселенную, оставив зарахов в покое. Эта стала для нас мала, мы выросли из нее, и покинув вас — наших детей, отдав на попечение Богов». «Но Боги, они ни к святой семерке не делают ничего! — вспылил снова ящер. — Совершенно не понимаю, что думали предтечи». «Они и не должны, это не в их компетенции, с зарахами или как они себя назвали по-иному уору придется разбираться именно вам. Боги вмешиваются только тогда, когда те будут переходить за грань и подвергать опасности саму материю вселенной, но не более того. Они больше наблюдатели и направители, что каждой зародившейся цивилизации дают главное — свободу выбора и воли». Алаигир замолчал, дахи замерли, даже мотылять хвостами перестали, оба Шиязу, переглядываясь, задумались. Текущие вопросы иссякли и их ждала дорога назад. Ящеры ритуально поклонились, выказывая почтение предтече, и, вцепившись в скутеры, повели их к сияющему провалу. Это смотрелось странно, словно опрокинутые зеркала, за ними, отдав дань уважения и поблагодарив, потянулись дахи. Их время вышло, дальше все равно не пропустят — так как элементарно не доросли. И только Антони стоял и не мог сдвинуться, что-то его не до конца удовлетворяло, но мысли путались, и он не мог им предать необходимую форму. «Когда?» — наконец-то человек смог хоть что-то выдавить из себя, и алаигир прекрасно его понял, весь сумбур плавящихся бесконечным водоворотом мыслей, сомнения, надежды, и жажды познания. «Когда вам станет нестерпимо скучно в этой вселенной. Именно тогда мы снова увидимся и я вас встречу в тот момент как равных». Это были последние слова, завеса пала, туманом поглощая огромное пространство, залитое матовым светом, закрывая собой гиганта ушедшей цивилизации. Тони видел только ту тропу, что вела его за своими спутниками, и когда они вновь все оказались в коридоре, их снова лихо закрутило в медленном штопоре, зеркально друг другу, а через пару уже знакомых пространственных ударов вынесло всей гурьбой и не где-нибудь, а прямиком в долину Молодых. Там, где она огромными ступенями, что так любили для приземления шаттлы пиратов, уходила в пышущие влагой экзотические джунгли. Космическим ветром пахнуло из раскрытого портала и, спугнув невдалеке стаю пестрых мамумриков, осело, оставляя на красном песке спящих от усталости, вырубившихся от столь энергозатратного, не рассчитанного на организмы путников перемещения.